Солнечный луч. Фаворитка

Выпрямившись, я подняла взгляд на короля, но отчего-то всякие традиционные слова показались мне будто неживыми, лишенными души, а мне хотелось сказать много больше и не так. Не здесь и не при всех этих людях, не имевших отношения к тому, что я чувствую.

– Отчего же вы молчите, ваше сиятельство? – спросил король мягко. – Или же не находите слов?

– Слов было сказано достаточно до меня и будет сказано после меня. Что же мне еще добавить?

– Наверное, то, что говорит вам ваше сердце?

– Почему вы спрашиваете меня о его словах? – спросила я удивленно, и в зале, кажется, перестали даже дышать. Придворные жадно вслушивались в наш разговор.

– Кого же мне спрашивать? – удивился в ответ государь.

– Сердце, к вам оно ближе, чем ко мне, Ваше Величество. Вы держите его в руках, так отчего же не слышите того, что оно говорит вам?

– Вы ошиблись, Шанриз, мои руки пусты, – произнес король. – Вашего сердца в них нет. Разве же можно доверять рукам? Я спрятал ваше сердце туда, где его невозможно потерять. Оно здесь, – он приложил ладонь к груди. – Поэтому я не слышу его голос сквозь плоть, но его жар всегда со мной.

– Что же мне еще вам пожелать? – спросила я с улыбкой. – Разве что помолиться за вас моему Покровителю.

– Это лучшее, что вы можете сделать. Вы любимица Хэлла, и ваши молитвы он неизменно слышит. Так пожелайте же мне удачи, Шанриз.

– Удача с вами, Ваше Величество.

Ив вновь приложил ладонь к груди, я повторила его жест, склонила голову и отступила назад, уступив место магистру. Речь мага была похожа на отеческое напутствие. Монарх принял его пожелания благосклонно. Отступив от изножья трона, Элькос протянул ко мне руку, я вложила в его ладонь свои пальцы, и маг, решивший быть оригинальным до конца, пропустил меня под рукой в очередном танцевальном па, а в окончании его сам уместил мою ладонь на сгибе своего локтя, и мы направились на свои места.

– Актеришка, – фыркнул ему Дренг и направился поздравлять короля.

– Попробуйте переплюнуть, мой завистливый друг, – хмыкнул ему в спину маг.

– Зачем вы его подначиваете? – с укоризной спросила я. – Он ведь так и на голову встанет. Дренг не может не принять вызов, тем более от вас.

– Посмотрим, – широко улыбнулся Элькос, и мы устремили взоры на графа.

Его сиятельство пока не сделал ничего этакого, что могло бы выделить его. Он приблизился к изножью трона, склонился перед государем. Мы с магистром продолжали ждать. Дренг распрямился, расправил плечи, после прижал правую руку к сердцу, левую простер к королю и заговорил:

Весна – рождение надежд.

Сияет юною красою,

В покрове призрачных одежд

Она пленяет взор собою.

Ее дыханье – это жизнь.

И звонкий смех душе отрада.

С ней веселиться не стыдись

За зимнюю тоску в награду.

Как предки наши говорили:

Кто в эту пору появился,

Их боги щедро одарили,

И путь их солнцем озарился.

Дитя весны наш господин

Любим богами и народом.

Ты – наш отец и властелин —

Во славу царствуй год за годом.

Что пожелать еще могу?

Удача вам обещана графиней.

Я ж верность в сердце сберегу,

Как было прежде и поныне.

Ив, изломив бровь, негромко поаплодировал поэту. Придворные, включая нас с магом, поддержали Его Величество.

– Вот шельмец, – фыркнул магистр, постукивая кончиками пальцев по раскрытой ладони. – Извернулся.

– Быть может, заранее сочинил? – задумчиво спросила я.

– Этот мерзавец способен на ходу сплетать слова в рифмы, – усмехнулся Элькос. – Даже вас припомнил.

Дренг тем временем грациозно поклонился и направился на свое место.

– Вы поглядите, Шанни, как сияет сей поэт, – глядя на торжествующий оскал графа, сказал мне магистр. – Сэкономлю-ка я на магическом свете, граф в одиночку способен осветить весь дворец.

– Эк вас корежит, господин маг, – невозмутимо произнес его сиятельство, встав рядом со мной. – И как вы нас рассудите? – спросил он, чуть склонившись ко мне.

– Прекрасное поздравление, – ответила я. – Вы талантливы, ваше сиятельство, это неоспоримо. Но так как талантом вы сверкали в стремлении превзойти господина Элькоса, то я его назову оригиналом и победителем. Но стихотворение превосходно. Это должно вас утешить. И не стоит прожигать во мне дыру взглядом. Вы желали моего суждения, вот оно. Примите и будьте благодарны.

Дренг, глаза которого в возмущении округлялись всё больше, пока я говорила, всплеснул руками и вопросил:

– Зачем я вас слушаю? Вы ведь заодно с колдуном, и какое же суждение вы могли вынести, ваше предвзятое сиятельство? – продолжал королевский любимец. – Государя спрашивать нет смысла, он сразу выберет вас. Нет-нет, нам нужно совершенно беспристрастное мнение. – Дренг огляделся. Элькос хмыкнул, я осталась невозмутима. – Нет, здесь мы не найдем нужного. Одни будут рады наговорить мне гадостей, другие станут заигрывать с вами, а потому мы отложим наш спор до начала бала. Уж там непременно сыщется тот, кто выскажется по совести.

Я едва заметно усмехнулась, Элькос вздохнул, на том спор и прекратился. Между тем поздравления продолжались. Уже прошли все приближенные, и потянулись придворные. Никто не пытался больше быть оригинальным. Придерживались правил, и этого было достаточно. Да и государь бы не одобрил, если бы торжество превратили в состязание. На подобное могли осмелиться немногие, и они уже это сделали. А более никто не стал рисковать вызвать монарший гнев.

И из всех разве что отличилась супруга секретаря министра финансов – баронесса Дарскейп. Ее милость, дама молодая и привлекательная, но далеко не умная, начала свое выступление с затянувшегося реверанса и демонстрации глубины своего декольте. Она даже умудрилась поводить плечами, привлекая внимание государя к весьма выдающейся части своего тела. После рассыпалась в уверении своей преданности и готовности служить Его Величеству, как бы он ни приказал это сделать.

– Боги, – услышала я шепот за спиной. – Ну и дура.

Я была полностью согласна, но взгляд на короля подняла. Нет, я не сомневалась в нем и понимала, что столь грубая и незамысловатая попытка соблазнить вызовет лишь насмешку, но поглядеть всё равно было любопытно. Мой венценосный любовник потер переносицу и, прохладно улыбнувшись, ответил:

– Похвальное желание, ваша милость. Благодарю.

Баронесса просияла. Ее супруг, а он всё это время, разумеется, был рядом, поджал губы и, взяв жену под локоть, потянул ее в обратную сторону.

– Любопытно, кто сделал ставку на декольте баронессы Дарскейп? – шепотом спросил Дренг.

– Думаю, ее муж, – шепнул в ответ магистр. – Он не разгневан ее выходкой, но раздосадован. Никто из тех, кто желал бы быть приближен к монарху, не станет связываться с глупышкой вроде ее милости. А вот ее муж, уверенный в достоинствах жены, но, не обладая навыками интригана и гибким умом, вполне мог сделать на супругу ставку. Насколько помню, Дарскейп находился в затруднительном положении.

– Он сильно задолжал, – шепнул королевский виночерпий барон Скальд. – Потратился на любовницу, теперь, похоже, решил поправить дела с помощью жены.

– Каков негодяй, – я неприязненно передернула плечами.

– Они друг друга стоят, – усмехнулся Дренг. – Дама довольно вольных взглядов. Он тратится на певичек, она – любительница молодых писарей, которые вхожи в дом ее супруга. Вместе свои сундуки опустошают.

– Боги, откуда вы всё это знаете? – поразилась я.

– Так это вы, дорогая наша графиня, в иных сферах летаете, – улыбнулся королевский камердинер Морсом. – А мы слушаем, о чем на земле нашей грешной шепчутся.

– Ужасно, – фыркнула я.

Звук заигравших труб прервал нас. Взгляды всех, кто находился в тронной зале, обратились к двери. В нее входили герцоги Ришемские. Нибо нес на руках сына, испуганного громкой музыкой. Малыш надрывался во всю мощь своих маленьких, но уже могучих легких. Кружевные пеленки его скрывали от взоров, но я была уверена, что ребенок прелестен.

Мой взгляд задержался на герцоге. Я не видела его ни разу после их свадьбы с Селией. Его светлость нисколько не изменился, разве что отрастил волосы по старинной моде. Они были стянуты лентой в маленький хвостик, и, признаться, ему такая прическа шла. Статный, подтянутый, во фраке, он смотрелся прекрасно.

Герцог не улыбался. Мне даже показалось, что он несколько рассеян. Зато супруга его светилась, будто летнее солнышко. Ее лицо было озарено торжествующей улыбкой, будто в тронную залу входил победитель, а не изгнанница. Впрочем, она так, должно быть, и считала, раз подарила Камерату наследника.

– Что-то Ришем не выглядит счастливым, – негромко произнес Морсом.

– Еще бы, – хмыкнул Дренг. – Он сейчас ступил на тонкий лед. Один неверный шаг, и его светлость сверзится в полынью. Думаю, он был бы счастливей, если бы его сына рассматривали как подданного, но не возможного короля.

– Тихо, – шикнул на болтунов Элькос. – Сейчас вас услышат.

В это мгновение супруги дошли до изножья, и музыка стихла. Остался только возмущенный крик младенца, и магистр поспешил, чтобы помочь его успокоить и закончить церемонию без помех. Вскоре Элькос вернулся, потирая руки. Я устремила на него вопросительный взгляд, который маг понял и шепнул:

– Там полноценный Ришем. От Стренхеттов только темный пушок на голове. Милый мальчик.

Нибо склонился, приветствуя государя, Селия присела в реверансе, и король поднялся с трона. Оставив свой посох, он неспешно спустился вниз и принял на руки племянника. А когда вновь поднялся наверх, развернулся к подданным, но заговорил не сразу. Он короткое мгновение рассматривал младенца, и на лице его не мелькнуло ни единой эмоции. После, как мне показалось, коротко вздохнул и заговорил:

– Наделяю тебя, мой племянник, рожденный в герцогстве Ришемском от отца твоего Нибо Ришема и названного Арвином, именем рода моего. Отныне и до срока повелеваю признать тебя, Арвин Стренхетт, наследником моим по праву и закону королевства Камерат. – Герцог опустился на одно колено, принимая слова своего господина. Селия присела в глубоком реверансе.

Монарх спустился с тронного возвышения и направился мимо склоненных голов знати прочь из залы с младенцем на руках. Придворные и гости последовали за ним. Путь государя лежал к широкому балкону, который выходил на дворцовую площадь, сейчас до отказа заполненную народом. Магистр, опередив всех, поспешил присоединиться к королю. Впрочем, Элькос остался стоять за спиной Ивера, невидимый камератцам.

И когда король с ребенком на руках появился на балконе, люди на площади склонились перед своим монархом.

– Жители Камерата! – заговорил монарх, и голос его, усиленный магом, понесся над площадью: – Услышьте волю мою, ибо говорит с вами ваш единовластный повелитель! Имя моего наследника – Арвин Стренхетт! Быть ему наследным принцем, покуда не рожден сын плоть от плоти моей. И если боги призовут меня прежде отведенного мне времени, повелеваю быть регентом и править от имени дитя до его зрелости того, чье имя указано в моем завещании и будет оглашено после моей кончины. Отец же принца – его светлость Нибо Ришем, будет править в своем герцогстве, дабы не оставлять часть земли камератской без головы и законного владетеля. Такова моя воля! – После поднял младенца на вытянутых руках и закончил: – Его Высочество наследный принц Арвин Стренхетт, герцог Ришемский!

Площадь взорвалась ликующими воплями, оглушив даже тех, кто находился за спиной короля во дворце. Ив еще некоторое время слушал восторг камератцев – они славили государя и его наследника. А потом король развернулся, и мы склонились, приветствуя государей правящего и будущего… если, конечно, иного не будет.

На этом официальная часть торжества закончилась. Дальше начиналось празднество во дворце и на улицах, и не только в столице. Государь ушел с балкона, и поманил сестру.

– Ваша светлость, – сказал он, бросив последний взгляд на мальчика, – отнесите Его Высочество нянькам. На сегодня ему испытаний достаточно.

– Ох, братец, – донесся до меня приглушенный щебет Селии, – это такая честь, такая милость…

Государь с рассеянной улыбкой потрепал ее по щеке и поднял взгляд на Ришема. Тот без слов понял короля и забрал сына из его рук. После передал дитя супруге, что-то шепнул и развернул ее в сторону дверей. По лицу герцогини скользнула тень досады, даже разочарования. Возможно, она ожидала чего-то вроде благодарности или похвалы, может, еще чего-то, но не дождалась. А вот Нибо, как мне показалось, немного расслабился. Теперь он выглядел более уверенно.

– Прошу простить, Ваше Величество, – негромко произнес герцог, и они с женой удалились. Впрочем, герцогская чета не покинула нас, вскоре они вернутся и будут вместе со всеми наслаждаться празднеством.

– Ваше сиятельство, следуйте за мной, – велел Ив.

– Дамы и господа, прошу проследовать вас в бальную залу, – донесся до меня голос королевского распорядителя, когда я направилась за королем.

Более он никого не позвал, но свита ему сейчас была без надобности. Государю нужно было избавиться от лишних регалий. Мог бы и без меня обойтись, но решил иначе. Сейчас наши пути с гостями и придворными разошлись. И, как только мы скрылись из виду, Ив подставил локоть, и я с готовность взяла его под руку.

– Королем быть ужасно, – проворчал монарх. – Я зад отсидел, пока всех выслушал.

– Бедненький, – хмыкнула я. – Но неблагодарный.

– Я проделаю нечто такое в твой день рождения. Усажу и заставлю всех подходить с поздравлениями. Потом покажешь, насколько благодарна, – пообещал мстительный венценосец. Я отмахнулась:

– Нашел, чем пугать. Попробуй, как девица на своем представлении, обойти каждого гостя. Ноги до коленок сотрешь, а еще надо сохранять радушие, быть милой и приветливой. А ты всего лишь посидел на мягкой подушечке и жалуешься.

– В тебе нет ни капли сострадания, – фыркнул монарх.

– К королевскому седалищу? Для этого в него должны хотя бы выстрелить, – пожала я плечами.

– Руки прочь от монаршего зада, – высокомерно произнес Ив.

Он остановился. Это стало знаком, после которого к королю приблизились пажи и хранитель королевских регалий с помощником. Первые сняли с плеч государя мантию, второй, поклонившись, с благоговением подставил раскрытый ларец, и двое пажей, чьи руки не были заняты мантией, сняли с шеи монарха медальон с гербом Камерата. Его убрали в ларец. Помощник хранителя реликвий опустился на одно колено и принял посох власти. На государе из всех регалий осталась лишь корона. Для следующей части торжества этого было достаточно.

– Господа жду вас на моем празднике, – сказал им король и вновь подставил мне локоть.

Регалии отправились в хранилище, а мы в бальную залу. Теперь сопровождали нас только гвардейцы.

– Как тебе показался племянник? – спросила я с любопытством.

– Милый младенец, – без особых эмоций ответил государь. – Сейчас сложно сказать, на кого похож. Глаза голубые, пушок на голове черный. Вроде и Стренхетт, но посмотрим, в кого пойдет. Еще рано делать выводы. – Он немного помолчал, но вдруг приостановился и посмотрел на меня: – Ты хочешь на него посмотреть? Взять на руки?

– О, – отмахнулась я. – Что ты. Он такой маленький, мне страшно причинить ему случайно вред. Нет, в руки я бы его взять не хотела, но поглядеть было бы любопытно.

– А мне было бы любопытно поглядеть на тебя с младенцем на руках. Должно быть, очаровательнейшее зрелище.

Я ответила настороженным взглядом.

– К чему ты это говоришь? – осторожно спросила я.

Государь изломил бровь, посмотрев на меня с легким удивлением, затем усмехнулся:

– Нет, ты неверно поняла. Я всего лишь сказал, что ты должна мило выглядеть, когда возьмешь на руки дитя. Только и всего. Бастард мне не нужен. Но однажды ты возьмешь на руки моего сына, это я знаю точно.

Теперь я и вовсе была сражена его словами, не понимая, как их воспринять. Ив с явным интересом наблюдал за мной, а я стояла, не в силах осознать то, что он задумал. Наконец не выдержала и воскликнула:

– Но это невозможно! Ив, ты не поступишь так со мной…

– Как? – полюбопытствовал он.

– Если ты говоришь о нашем браке, то это совершенно неправильно и неразумно! И…

– И?

– И я не хочу!

– И что же дурного в том, чтобы стать королевой?

Я впилась ему в лицо пытливым взором, но не увидела: ни злости, ни упрямства, ничего, что подтвердило бы мои подозрения. Только ирония и прежнее любопытство.

– Так ты не об этом? – вновь осторожно спросила я.

– Не об этом, но твои слова меня, признаться, задели, – ответил король. – Я жду пояснений. В конце концов, мы и так живем, как муж и жена. И что бы изменил храм?

– Всё! – воскликнула я. – Мы не живем, как муж и жена. Мы живем, как любовники. И это не обременяет нас обязательствами и предписанными законом и этикетом правилами. И первое, что изменится, мы уже не будем делить покои, мы будем делить дворец. Королева с Малым двором в своем крыле, король в своем. Я не смогу покидать дворец, как сейчас, не смогу заниматься ничем, кроме как посещать одобренные тобой заведения, чтобы погладить по головам сирот и оставить им некую сумму денег. Но я уже не смогу проконтролировать, куда ушли эти деньги, потому что всякая государственная деятельность будет мне запрещена. С министрами я смогу беседовать только о погоде, а всё иное будет равняться предательству. И всё потому, что женщина не может быть причастна к власти. Попытка управления приведет к моей казни. Верно? Или ты собираешься переписать этот закон и позволишь мне стать твоим соправителем?

– Нет, не собираюсь и не позволю, – ответил Ив. – Женщина у власти – это прямое нарушение одного из основных законов. Чтобы его переписать нужно больше, чем мое желание.

– Я не смогу просто сидеть со своими фрейлинами и умирать со скуки, слушая чтение рекомендованных книг. Да я взвою! И что тогда? Отправишь меня на плаху или пришлешь палача с удавкой? А тебе придется отдать приказ, потому что я не утерплю и суну нос в государственные дела, и это может стать известным. И даже если я просто спрошу Атленга о внешней политике, а он ответит – это уже будет называться изменой. И как же ты тогда поступишь? Топор или удавка?

Государь рывком притянул меня к себе, подцепил пальцами подбородок и заглянул в глаза:

– Не хочу смотреть, как твоя голова расстанется с телом, – нервно улыбнувшись, ответил он. – В вашем сочетании есть неоспоримая гармония. Проклятье, – Ив передернул плечами и отвел взгляд. – Даже представить это невозможно. Ни удавку, ни топор. В тебе слишком много жизни, чтобы… боги, – голос монарха охрип, и он кашлянул, прочистив горло. – Не хочу об этом. Жутко. – И покривился: – Дай мне минуту.

Он выпустил меня из объятий и отошел в сторону. Опершись ладонью на стену, король опустил голову и застыл так на некоторое время.

– У-уф, – наконец выдохнул государь, оттолкнулся от стены и развернулся ко мне. Он протянул руку, и я подошла к нему. Ив вновь обнял меня и, прижав мою голову к своему плечу, произнес тихо: – Какая ужасная фантазия. Хвала богам, что она не может осуществиться. Не хочу без тебя. – Он отстранился, и я подняла на него взгляд. – Душа моя, ты едва не довела меня до разрыва сердца.

– Которого из двух? – с улыбкой спросила я.

– Негодница, еще издеваешься, – усмехнулся государь. – Но закончим об этом. Разговор был пустой, а ты превратила его в нечто мрачное и дикое. Тебе не о чем переживать, я не собирался делать тебе предложение. Этот брак не примут и не поймут, а потому пусть всё остается как есть. Теперь ты успокоилась?

– Но что тогда ты подразумевал, говоря, что однажды я возьму твоего ребенка на руки? – спросила я, вновь преисполняясь любопытства и настороженности. – Неужто хотел сказать, что, женившись и зачав дитя, ты унизишь мать тем, что позволишь любовнице возиться с ее ребенком?

Государь усмехнулся. Всякие переживания его отпустили, а значит, я коснулась темы, его не трогавшей.

– Шанни, душа моя, ты ведь понимаешь, если я когда-то и женюсь на какой-нибудь принцессе, то лишь ради наследника. По сути, мне нужно лишь ее чрево, а не она сама. У меня есть женщина, которую я люблю и почитаю своей. Так разве же есть что-то удивительное, что я предпочту видеть свое дитя на руках возлюбленной? До чрева мне нет никакого дела.

– Фу, Ив, – скривилась я. – Какая мерзость. Ты говоришь ужасные слова.

– Зато правду, – он пожал плечами. – А потому закончим разговор о женитьбе и детях. Пока я не желаю ни того, ни другого. Мы продолжим жить как жили. Ты будешь менять устои и сводить с ума законников, я тихо потворствовать тебе и иногда исполнять капризы и пожелания. А ты за это дарить мне свой огонь и благодарность. – Король снова усмехнулся: – Шанриз Тенерис, я отравлен вами.

– Противоядия нет, – притворно вздохнула я.

– Не хочу противоядий, – он мотнул головой и, склонившись, шепнул: – Люблю тебя изо всех сил, лучик, – а после приник к моим губам.

В бальную залу мы входили, когда даже хранитель регалий успел вернуться из хранилища вместе со своим помощником и пажами. Разговор на неожиданную тему занял времени больше, чем казалось, пока мы спорили. Впрочем, опоздал сам король, а ему замечания сделать невозможно, и потому он ввел меня в залу без всяких извинений за задержку.

Меня всегда восхищало это место. Хрусталь, зеркала и изящная лепнина, покрытая позолотой, превращали бальную залу в нечто невесомое и хрупкое. Даже паркет был здесь натерт настолько, что можно было увидеть собственное отражение.

Помнится, как-то Дренг сказал в своей излюбленной манере, что мог бы рассмотреть, что надето под платьем дамы, с которой он танцует, если бы, конечно, захотел. Я тогда обозвала его невозможным грубияном и похабником, но слова, произнесенные в шутку запали в голову. На первом же балу после того разговора я украдкой бросила взгляд на пол и усмехнулась собственной легковерности. Паркет хоть и отражал танцующие пары, но увидеть что-либо этакое было невозможно. Правда, сознаваться в собственной мнительности я, конечно же, не стала, и это осталось только моей тайной.

Первый танец принадлежал хозяину праздника. Кто станет его партнершей, было ясно без слов. А потому государь вывел меня сразу на середину зала. Он галантно склонил голову, я присела в неглубоком реверансе, после накрыла запястье вытянутой руки короля ладонью, и музыка полилась по зале.

Монарх был прекрасным кавалером, и танцевать с ним было неизменно приятно. Я получала удовольствие, кружась по зале в его объятьях. А то, что на нас смотрят несколько сотен глаз, меня не смущало уже давно. Я привыкла к всеобщему вниманию и попросту его не замечала.

И когда музыканты замолчали, к нам поспешил лакей с подносом, на котором стояли бокалы с вином. Государь взял оба бокала, передал мне мой и, подняв свой, провозгласил:

– Прелестные дамы, благородные господа, благодарю за то, что вы почтили меня своим вниманием. Да начнется веселье, – и он поднес к губам бокал.

– Слава королю! – разнеслось по залу, и воздух расцветили вспышки магического салюта, ознаменовав начало празднества.

Глава 7

Торжества, посвященные дню рождения государя и провозглашению наследника, продлились три дня. За это время я ощутила, что уже начинаю скучать по моим привычным занятиям, и последний день празднеств едва дотерпела до его завершения. Все-таки праздность и безделье – это не для меня. В этом я легко могла проследить в себе черты моей дорогой родительницы. Разница была лишь в том, что она свою деятельность направляла на свое окружение, а я замахнулась на устои государства.

Но наконец отгремели салюты и отсверкали фейерверки, горожане и придворные разошлись по уютным кроватям, а дворники, вооружившись всем необходимым, отправились чистить улицы от последствий общенародной радости. А я, ложась спать, светилась от счастья, что утром смогу вернуться к своей деятельности.

– Надо чаще устраивать праздники, – заметил государь, увидев, как я в предвкушении потираю руки. – Так тебя хотя бы можно найти без особых усилий.

– Ты всегда знаешь, где я нахожусь, – отмахнулась я. – И что-то я не припомню, чтобы за день ты хоть раз искал со мной встреч или требовал вернуться во дворец.

– Чтобы после иметь сомнительную честь наблюдать взбешенную аденфиру? Чтобы ты выпустила из меня всю кровь и сплясала на бездыханном теле? – Ив передернул плечами. – Я умею ценить жизнь и желаю наслаждаться ею как можно дольше. Развлекайся, душа моя, я умею ждать. Да и собственные заботы отвлекают недурно.

– Вот именно, – назидательно ответила я. – Когда есть дело, на скуку времени не остается.

И вот настал день вернувшихся забот. Я встретила его очередной счастливой улыбкой и поспешила покинуть уютное теплое ложе. Ив, как обычно, проснулся раньше и уже должен был приступить к своим делам, ну и я медлить не стала. Тальма, ждавшая моего пробуждения, услышав призыв колокольчика, распахнула двери. Она, будто маститый дирижер, управляла своим оркестром – горничными, глядевшими на мою камеристку с трепетом и обожанием.