Литературный тур де Франс. Мир книг накануне Французской революции

Тогда STN полностью прекратило отправлять Февру книги. Само столкнувшись с финансовыми трудностями, оно вынуждено было резко сократить издательскую деятельность. Его счет был закрыт в январе 1776 года, издательству досталась скромная сумма в 300 ливров. Насколько можно судить из последних писем, хранящихся в его досье, книготорговое предприятие Февра продолжало существовать и после того, как он перестал возить контрабанду для STN. Фиктивная процедура развода не мешала его жене активно сотрудничать с ним вплоть до конца 1780‐х годов – как и дочери, успевшей к этому времени повзрослеть. Есть основания полагать, что контрабандой в интересах других издательств он занимался вплоть до 1789 года, сочетая «страховые» операции с обычной ловкостью рук при таможенном досмотре на пропускных пунктах.

Точно так же как Фаварже дает нам представление о типичных функциях торгового представителя, Февра можно рассматривать как образец контрабандиста. По его истории видно, как работавший в сфере книжной торговли мелкий предприниматель из маленького городка мог сводить концы с концами, если городок этот находился в серой зоне возле восточной французской границы. В ходе своего тур де Франс Фаварже всего на несколько дней в 1778 году, проверяя на месте, как функционируют каналы STN на французской границе, соприкоснулся с обстоятельствами этой истории и еще нескольких других, также имевших место в Верхней Юре. Перед ним стояло множество иных задач на следующих этапах его пути, и эти задачи имели отношение к огромному количеству других историй, каждая из которых была глубоко индивидуальной, при том что все они сплетались воедино как части общего предприятия по доставке книг читателям в этот весьма непростой период французской истории.

Глава 3

Лон-ле-Сонье. Как составить мнение о магазинах

Лон-ле-Сонье, первая остановка Фаварже после отъезда из Понтарлье, с деловой точки зрения оказалась совершенно бессмысленной. После утомительной поездки через Юрское плато, он остановился на постоялом дворе – вероятно, одном из обычных кишащих вшами заведений, которое завлекало путников вывеской: «Размещение для пеших и конных» (On loge à pied et à cheval). Лон представлял собой маленький город с рыночной площадью, куда съезжались за покупками немногочисленные обитатели этой бедной части Франш-Конте. В дневнике Фаварже записал следующее: «В Лон-ле-Сонье всего два книжных магазина. Один Делорма [печатника и книгопродавца], который торгует только теми книгами, которые выпускает сам. Габриэль – человек достойный, но бедный. В магазине нет ничего, кроме молитвенников и т. д., и все это не стоит и 500 ливров. Но я все-таки оставил у него каталог и проспект Description des arts. Если нам и стоит с ним работать, то исключительно за наличный расчет».

Перед нами типичная запись из дневника Фаварже: лаконичная и крайне емкая фиксация фактов, и во главу угла автор ставит тот аспект книжной торговли, который зачастую ускользает от внимания, – важную роль локальных рынков, где спрос определяли богослужебные и душеспасительные книги, школьные учебники, альманахи и издания-однодневки, вроде публичных объявлений57. С подобной продукцией STN дела не имело, а потому Фаварже смело характеризовал многие встреченные им по пути книжные магазины как не стоящие того, чтобы с ними возиться. Описывая товар, продававшийся в таких магазинах, он, как правило, пользовался определением usages, «для широкой публики»: имелись в виду молитвенники и разного рода благочестивые трактаты, но не книги по богословию. Он обычно ограничивался одной-двумя фразами относительно лавок подобного рода:

Гренобль: Фор – королевский печатник и выпускает только публичные объявления [placards]. Весь свой товар продал Бретту, который порядочными книгами [articles de librairie] не торгует.

Оранж: В Оранже нет никого, кроме человека по фамилии Жуи, по профессии он парикмахер, продает книги для широкой публики [livres d’ usage] и ничего сверх этого.

Тараскон: Кордоннеси и вдова Тасси объединились в один дом, с очень ограниченным предложением. Продают исключительно религиозные книги.

Ним: Бом, здешний печатник, очень хорош, но выпускает и продает только религиозные книги.

Кастр: Я виделся с мсье Робером, доктором богословия, печатником и книготорговцем. Но книги он продает только религиозные, которые сам же и печатает, так что вести с ним дела смысла нет.

Либурн: Моррен… хорош, но делом почти не занимается. Торгует религиозными книгами и почти ничего, кроме них, не продает.

Блуа: Шарль и Ф. Массоны, печатники, ведут дела вместе и работают только с религиозной литературой.

Орлеан: Вдова Рузо очень хороша; но торгует только религиозными книгами. Пердру – средних достоинств, нашел в нашем каталоге несколько товаров, которые пришлись ему по вкусу, но он хочет получить их в обмен и предлагает религиозную литературу, поскольку больше у него почти ничего нет.

Наблюдения Фаварже подтверждаются обзором, охватывавшим всех печатников и книготорговцев королевства и произведенным интендантами и их помощниками (subdélégués) в 1764 году, за десять с лишним лет до его путешествия. Отвечая на стандартный вопрос о том, какие книги издатели печатают, а торговцы продают, большинство указало некоторое количество художественной и научной литературы, но указало на преобладание литературы религиозной и книг, представлявших интерес для местных жителей. В луарском городе Блуа, например, та оценка, которую они вынесли в отношении Пьера-Поля Шарля и Жана-Филибера Массона, практически совпадает с оценкой Фаварже. Они сообщали, что оба, будучи как печатниками, так и книготорговцами, предлагают «разного рода книги для школ, служебные книги для епархии, учебники, конторскую продукцию, плакаты, объявления, извещения о похоронах и время от времени книги, которые печатаются с высочайшего соизволения». Интендант в Орлеане писал: «Книготорговцы предлагают только товар, обычный для их ремесла, состоящий из литературы, душеспасительных книг и молитвенников»58.

То, что продавало STN, было литературой. Под этот всеобъемлющий термин подпадало множество жанров, которое в целом не имело ничего общего с тем, что стояло на полках в большинстве маленьких книжных лавок59. В городах, соразмерных Лон-ле-Сонье (6700 жителей), как правило, типографов было один или два. Они в изобилии печатали литургические книги для церковных нужд, объявления по заказам провинциальных властей, «фактумы» (резюме юридических документов) для судейских чиновников, векселя для торговцев и всякую другую продукцию на случай. Напечатанное они зачастую продавали в собственных лавках, существовавших при типографии, в особенности в тех случаях, когда могли похвастаться официальным двойным статусом книгопродавцев-печатников (libraires-imprimeurs). Владельцы местных магазинов торговали тем же товаром: в основном благочестивыми сочинениями и брошюрками на местные темы. Оборот у них были такой, что они вряд ли могли заинтересовать STN, да и книг, которые лучше всего расходились среди традиционной клиентуры STN, они не держали. Поставки STN шли по основным французским торговым путям, разбегаясь не слишком большим количеством ручейков по местным рынкам. Они были частью культурного движения, которое достигало самых отдаленных уголков страны, но не могло связать между собой локальные пространства книжной торговли так, чтобы литература и впрямь начала обращаться повсеместно. Несмотря на то что книгоноши распределяли тиражи серьезных изданий по капиллярной системе мелочной торговли, о чем пойдет речь в главе 10, единый книжный рынок полностью сложился во Франции только в самом конце XIX века60.

Фаварже не очень-то вдавался в сожаления по поводу отсутствия спроса на книги STN в таких городишках, как Лон-ле-Сонье. Он считал это чем-то само собой разумеющимся и спешил сосредоточить внимание на городах, где были книжные магазины, хозяева которых торговали книгами общего спроса (articles de librairie). Однако ему требовалась некая шкала, в соответствии с которой он мог бы оценивать эти магазины. Как следует из приведенных выше замечаний, он делил их на три основные категории: «хорошие» (Бом, Моррен), «посредственные» (Пердру) и «недостойные» – то есть те, кого рассматривать как возможных клиентов не стоит (Делорм, Бретт, Жуи)61. Само STN также пользовалось этим принципом классификации в отчетах и в деловой переписке, хотя время от времени там попадаются другие термины, такие как «солидный», «посредственный» и «несолидный»62. Складывается впечатление, что и другие европейские купцы XVIII века активно пользовались этой трехступенчатой шкалой оценки платежеспособности клиентов – едва ли не повсеместно. (К 1850‐м годам торговые представители, работавшие на британских издателей, делили розничных книготорговцев на четыре категории, весьма похожие на те, которыми пользовался Фаварже: «хорошие», «порядочные», «сомнительные» и «плохие»63.) Эта система оценок была весьма приблизительной и субъективной и едва ли могла всерьез помочь Фаварже, когда он приезжал в незнакомый город. Что именно должны были означать эти «хороший» и «посредственный», когда дело доходило до налаживания деловых отношений?

Едва успев прибыть в очередной пункт своего назначения, Фаварже сверялся с «Альманахом книготорговли» (Almanach de la librairie), торговым справочником, опубликованным в 1777 году, а затем переизданном, в расширенном и дополненном виде, в 1778‐м: там были перечислены все типографы и книготорговцы Франции, от города к городу64. «Альманах» помогал планировать дальнейшие действия и заодно служил чем-то вроде оценочной ведомости, в соответствии с которой можно было записывать полученную информацию. Так, приехав в Пуатье и сверившись с «Альманахом», Фаварже первым делом отправился к Фелису Фокону, типографу и книготорговцу, который получил статус «хорошего» партнера, хотя тот, будучи синдиком местной гильдии, возомнил о себе невесть что и не стал заказывать пиратские издания. Второй печатник, Бро, также получил в дневнике у Фаварже характеристику «хорошего», но и он никаких книг заказывать не собирался. Четыре книготорговца – Бобен, Гийемино, Жиро и Жоре – попали в дневник как «посредственные», все же прочие значившиеся в альманахе прошли по разряду «плохих».

Но «Альманах» зачастую давал неверные сведения65, и в любом случае Фаварже, перед тем как зайти к кому-то в магазин, нуждался в информации куда более содержательной. По возможности он опирался на инструкции, вписанные в начале путевого журнала. В Бурк-ан-Бресе, например, он, согласно этим инструкциям, должен был «повидаться с месье Вернарелем и получить более подробную информацию относительно его платежеспособности». А в Шалон-сюр-Марн ему надлежало опасаться Сомбера: «До нас во множестве доходили дурные вести как о его характере, так и о финансовом его положении». Однако инструкции были весьма скудными, поскольку STN мало что знало о том, насколько надежными были его клиенты, обитавшие за сотни миль от Нёвшателя. Основная цель той поездки, в которую отправился Фаварже, как раз и состояла в получении этой информации, и поэтому ему прежде всего приходилось опираться на сведения, полученные прямо в пути. Полезнее всех оказался Жак-Франсуа д’ Арналь, зять управляющего STN Абрама Боссе де Люза и партнер в лионском банке «Помаре, Рийе, д’ Арналь и компания», через который STN вела свои тамошние финансовые расчеты. Д’ Арналь был предан Боссе и интересам STN. Его банк, весьма значимый узел в сети протестантских финансовых учреждений в Швейцарии и Франции, вел дела по всему королевству, в особенности в его южной части. Фаварже навестил д’ Арналя сразу, как только приехал в Лион; и прежде чем он покинул этот город, д’ Арналь помог ему улучшить рабочие условия поездки, снабдив контактами лиц по пути следования и рекомендательными письмами к ним – по большей части речь шла о купцах, чьим сведениям о «солидности» местных книготорговцев можно было доверять. Относительно надежную информацию Фаварже получал также от перечисленных у него в дневнике протестантских священников и агентов по доставке (commissionnaires), которые, как правило, обладали исчерпывающими знаниями о состоянии местной торговли.

Итак, перемещаясь по Франции из города в город и от одного рекомендованного ему лица к другому, Фаварже следовал линиям человеческой географии. Для него Франция представляла собой решетку пересекающихся личных связей. Кроме того, конечно же, это была вереница сменявшихся пейзажей, соединенных долгими и утомительными переездами по плохим дорогам. Через некоторое время он понял, что Остервальд, несмотря на свои глубокие познания в географии, неверно рассчитал степень доступности некоторых городов в Центральном массиве и ошибся на шестьдесят, если не на все восемьдесят лье, так что Фаварже попросту исключил из своего маршрута Ле Пюи и Манд. Однако представления о маршруте и личные контакты, выступавшие в роли соединительных звеньев, все же имели большее значение, чем физическое пространство. Тогда, как и сейчас, страны существовали как воображаемые, сконструированные сообщества, а не просто в качестве топографических реалий, разделенных четко прочерченными границами.

Благодаря «Альманаху», полученным в Нёвшателе инструкциям, рекомендациям и доверительным беседам, Фаварже, приезжая в очередной незнакомый город, знал, как ему действовать в интересах STN. Только однажды за все путешествие, в 1778 году, он пожаловался на отсутствие контактов среди местных жителей – в Рошфоре, где ему пришлось полагаться на информацию, полученную от хозяина постоялого двора. А еще у него были хорошее зрение и прекрасный слух, и он не давал им оставаться без дела. Он собирал слухи о характере и достатке каждого книгопродавца и знал, как оценить положение дел по внешнему виду магазина: это была способность, приобретенная в ходе предыдущих поездок. К примеру, в 1776‐м, то есть за два года до своего полномасштабного тур де Франс, он отправил в головную контору отчет о книготорговцах из Шалон-сюр-Сон, и этот отчет многое может сказать о его деловом подходе: «Лоран безнадежно плох. Месье Руайе [местный агент по доставке] сказал мне, что не одолжил бы ему и двенадцати су, пусть даже на час… Леспина по большей части торгует старыми книгами, но, во всяком случае, таковыми его магазин снабжен весьма неплохо. Репутация у него человека не вполне солидного… Модидье дома не оказалось. Я вручил каталог и проспект его сыну, который сообщил мне, что продажи у них случаются нечасто. И сам он, и магазин выглядели нисколько не привлекательнее, чем то было у Леспина, и о них также говорят, что люди они несолидные. Ливани солиден, по словам месье Руайе; по крайней мере, магазин его на вид производит хорошее впечатление и вполне обеспечен товаром. У него собирается читательское общество [cabinet littéraire], а сам он кажется человеком умеренным и хорошо разбирается в своем деле»66.

Умение оценить магазин было ключевым качеством для торговых представителей подобных Фаварже. Они должны были знать, как вытянуть нужные сведения из хозяина постоялого двора, как заставить одного книгопродавца посплетничать о других и как выяснить компетентность владельца магазина, завязав с ним разговор о книгах. Прежде всего торговые представители обращали внимание на ассортимент и состояние выставленных книг. Ухоженный магазин со свежими изданиями на полках выдавал потенциально значимого клиента, тогда как общая неряшливость была знаком возможных проблем с оплатой векселей в должный срок. Так, например, некоему Сюру, хозяину книжного магазина в Экс-ан-Провансе, хотя и пользовавшемуся репутацией вполне надежного коммерсанта, Фаварже не выставил высшей оценки, поскольку в его ассортименте было очень мало недавно вышедших книг, что говорило о малых продажах. И наоборот, Ле Пуатье из Кастра без колебаний был отнесен к категории «хороших»: «Торговля у него, судя по всему, идет весьма оживленно, так как полки заполнены хорошо. На вид он вполне приличный человек [brave homme]… И ничего, кроме хорошего, я про него не слышал».

Финансовое благополучие как таковое, конечно же, играло не последнюю роль, поскольку STN хотело быть уверенным в том, что его покупатели смогут платить по счетам. И тем не менее в тех характеристиках, которые Фаварже давал людям и магазинам, немалый вес имели и соображения совсем иного порядка. Книгопродавец должен быть actif – то есть трудягой, энергичным и предприимчивым. Вот запись о Делье, владельце книжного магазина в городе Коньяк: «хорошая подборка на полках, производит впечатление весьма энергичного [très actif] молодого человека». Сходное мнение Фаварже высказывает в отчете о семействе Буше из Авиньона: «Предприимчивые люди, весьма солидный дом». Слишком большое количество детей в семье не приветствовалось. Орель получил наивысшую оценку из всех книготорговцев Валанса, однако Фаварже счел необходимым заметить: «Он обременен большим семейством и зарабатывает немного. Таким способом далеко не пойдешь». Боннар из Осера показался ему куда более многообещающим клиентом, поскольку лишних ртов у него в семье не было: «Он холостяк, выставляет хорошую подборку книг и кажется мне человеком порядочным [honnête homme]».

Карта показывает плотность распределения корреспондентов STN, как частных лиц, так и книготорговцев, по всей территории Франции. У STN были контакты почти повсюду, но при работе с книготорговцами «Общество» должно было знать, кому из них можно доверять как «солидным». Одной из задач Фаварже в его путешествии было добыть такую информацию. BPUN: Карта распределения корреспондентов STN по Франции

Как в своем дневнике, так и в письмах Фаварже охотно прибегает к этому определению, honnête homme, желая подчеркнуть, что речь идет о человеке честном, порядочном и заслуживающем доверия. Пользуется он им нечасто, поскольку книжная торговля кишмя кишит откровенными проходимцами, особенно в таких крупных городах, как Лион или Бордо, где бал, по его мнению, правили недобросовестность и двуличие. Только двое из множества авиньонских печатников и владельцев книжных магазинов – Фабр и Бонне – были удостоены эпитета honnête, а в городишках поменьше, вроде Апта, honnêteté не водилась и вовсе: «Я встретил одного купца из Апта, который рассказал, что книгами в городе торгует один-единственный человек, некий Сорре, которому он не доверил бы и шести ливров без опасения потерять половину, потому что тот либо обманет, либо будет не в состоянии вернуть деньги». Если не считать нескольких honnêtes gens, Марсель был еще хуже. Книжные магазины в городе имелись во множестве, но Фаварже сразу счел необходимым отметить, что троим из книгопродавцев он не доверил бы в долг и пяти су, а остальные, за исключением пятерых, «не заслуживают ни малейшего доверия».

В оценках, которые давал Фаварже, слово «доверие» (confiance) играло ключевую роль. Прежде всего, за ним стояло понятие допустимого коммерческого риска, однако помимо этого оно покрывало еще и довольно широкий спектр качеств сугубо этического порядка: честность, надежность, порядочность и прилежание. Доверием STN одаривало своих клиентов в тщательно рассчитанных дозах, поскольку всякий раз необходимо было точно знать, книги на какую сумму можно доверить тому или иному покупателю и сколько времени придется ждать платежа. В большинстве своем платежи приходили в форме векселей или других долговых обязательств, которые, как правило, подлежали погашению через двенадцать месяцев после получения товара. Но торговцы зачастую задерживали отправку платежных документов под самыми разными предлогами: в тюке оказались поврежденные листы, цена доставки оказалась непомерно высокой, задержки с получением товара привели к падению продаж, на рынке появилось другое, более дешевое издание и так далее. Для того чтобы не платить по обязательствам в срок, владельцы магазинов могли придумать еще больше причин. Однако и слухи об их манере вести себя с кредиторами распространялись быстро, а потому Фаварже добывал информацию не только об уровне материального благосостояния книготорговцев, но и о том, насколько своевременно они прежде платили по счетам. Так, он предупредил STN, чтобы в Осере оно осторожнее вело дела с двумя хозяевами местных книжных магазинов (включая Боннара, несмотря на общую положительную характеристику), поскольку ему удалось узнать, что «весьма неохотно расстаются с деньгами».

Доверие как форма кредитоспособности то росло, то падало – за исключением наиболее солидных книготорговцев, которые никогда не позволяли себе просрочить выплату по векселям. Если сроки платежей подходили одновременно по слишком большому числу векселей, торговец, которому недоставало солидности, мог попросту не найти нужных денег. В таком случае ему приходилось приостанавливать выплаты по всем платежам – специфическая форма банкротства (faillite в противоположность banqueroute, то есть полному краху). Из-за этого он мог разориться и угодить в тюрьму: участь, которой можно было избежать, договорившись с кредиторами о реструктурировании долга – иногда речь шла о доле в предприятии, иногда о списании части долга. Если владельцу магазина удавалось достичь соглашения, он мог продолжать заниматься своим делом и одновременно выплачивать долги – со всем возможным тщанием, дабы вернуть хотя бы некоторую часть доверия со стороны других игроков на этом рынке. Фаварже приходилось выяснять и такого рода обстоятельства. В Тулузе, например, Николя-Этьен Сан, небогатый, но пользующийся хорошей репутацией книготорговец, судя по всему, понемногу оправлялся после faillite, случившегося четыре года назад. Однако инструкции предупреждали Фаварже о том, что отправлять ему книги можно только в том случае, если он будет платить наличными, иначе риск будет слишком высок. Казамеа, хозяин книжной лавки в Монтобане, также объявивший о банкротстве, производил более выигрышное впечатление. Местные купцы отзывались о нем благосклонно, а другие издатели уже успели возобновить книжные поставки ему. Фаварже предоставил нёвшательскому начальству решать, стоит ли «распространять на него наше доверие». Лэр из Блуа пропустил так много платежей, что STN «лишило его своего доверия, и, по его собственным словам, вполне заслуженно». Впрочем, он пообещал платить наличными и вперед, если издательство пришлет ему недостающие тома нёвшательского издания «Энциклопедии» и «Описания искусств и ремесел», поскольку покупатели будут брать только полные комплекты.

Конечно, в идеале оптовый поставщик с готовностью ограничился бы только теми секторами торговли, где тон задавала порядочность (honnêteté) и все клиенты заслуживали confiance. Но подобных секторов не существовало; а потому, невзирая на все несовершенство человеческой природы – излюбленный предмет тех разговоров, к которым Фаварже прислушивался, – STN нуждалось в расширении продаж. «Обществу» тоже надо было платить по счетам. Больше всего денег уходило на бумагу – по меньшей мере половина всей стоимости производства для большинства изданий, – а бумагу приходилось покупать задолго до того, как книга будет напечатана, как ее продадут и получат за нее деньги. Каждую субботу мастер выдавал наборщикам и печатникам деньги, звонкой монетой. Время от времени приходилось покупать новые шрифты, и стоили они весьма недешево, а еще были бесконечные незапланированные траты, которые затем вносились в счета под рубрикой мелких расходов (menus frais). Денег отчаянно не хватало, и единственным их источником были продажи – или, точнее, платежи по продажам.

На первый взгляд может показаться, что пиратская издательская деятельность представляла собой легкий путь к обогащению. В конце концов, издатель печатает книги, которые уже доказали свою востребованность на рынке, так что ему остается только развезти их по розничным торговцам. Но как мы уже имели возможность убедиться, сама природа тогдашней книжной торговли – большие риски, нехватка в отдельных местах солидных клиентов, трудности с должниками, проблемы с доставкой и бдительность французских властей – постоянно грозила свести балансовые ведомости STN к самой грани финансового краха. К 1778 году, когда пришло время отправляться в большое путешествие, Фаварже уже научился на глаз определять степень надежности каждого книжного магазина. Однако успех его миссии в конечном счете зависел от того, насколько успешно пойдут у него дела с продажей книг и сбором долгов, а именно эти две задачи как раз и оказались почти невыполнимыми после того, как он оставил Лон-ле-Сонье и направился к следующему месту назначения, Бурк-ан-Бресу.