Тайна портрета

Анастасия Калько

Тайна портрета

***

Наемный экипаж остановился у ворот особняка, погруженного в темноту. Только в гостиной был зажжен свет. Пассажирка экипажа, высокая худощавая женщина в длинной черной накидке с капюшоном, расплатилась с кэбменом, отослала его и немного постояла у ворот, собираясь с духом. Когда стук колес и цокот копыт стихли вдали, женщина глубоко вздохнула и толкнула створку ворот.

Ей было слегка не по себе, но в то же время захватывало дух, а сердце стучало, совсем как в юности. Конечно, она сошла с ума, если ввязалась в такую авантюру. Но до чего же сладко и соблазнительно это безумие!

Он вышел на крыльцо с фонарем, посветил на дорожку и, увидев женщину, поспешил к ней навстречу:

– А я боялся, что ты уже не придешь. Пойдем в дом. Холодный вечер. Ты, наверное, замерзла?

Она поднималась на крыльцо особняка, где не раз бывала на балах и званых вечерах. Но сегодня впервые она приехала сюда поздно вечером, таясь, когда новый хозяин особняка отпустил прислугу и сам вышел, чтобы впустить гостью в дом.

Новый владелец этого великолепного особняка, внук и единственный наследник покойного лорда Деверо, появился в Лондоне всего три месяца назад, но уже успел стать знаменитым и из застенчивого, немного неуклюжего юноши превратился в блестящего денди, самого завидного жениха и желанного гостя во всех салонах. И подтвердилась поговорка о тихом омуте – этот ослепительно красивый юноша оказался настоящим чертенком, вначале ошеломил всех, приглашая на свадьбу с никому не известной актрисой из захудалого театра в Вест-Энде, потом – известием о необъяснимом разрыве помолвки, ну а потом…

Она до сих пор не понимала, как это могло случиться. Вначале Кристиан в гостиной лорда Марстона показался ей совсем еще мальчишкой забавным, ошеломленным непривычной обстановкой. А потом, как все дамы, имеющие дочерей-невест, она стала рассматривать его как потенциального жениха для Джулии… Но то, что случилось на дебюте ее дочери, ей даже не снилось…

Леди Уэлсли о романтике и страсти знала только из сентиментальных романов. В ее жизни не было ничего подобного. Юную Шарлотту Кэррингтон выдали замуж через месяц после ее первого бала. Ее мужем стал старший сын и наследник старого лорда Уэлсли. Лорд Реджинальд был на 23 года старше Шарлотты, крупный, флегматичный, далекий от идеала девичьих грез. Он хорошо относился к молодой жене, но был слишком ленив, чтобы пытаться понять ее чувства и стремления, и смотрел на нее снисходительно: "Совсем ребенок, еще остепенится!".

Несколько лет у супругов Уэлсли не было детей, все попытки Шарлотты заканчивались неудачей, и только на пятом году брака родилась очаровательная малютка Джулия, и Шарлотта с воодушевлением стала осваивать обязанности молодой матери и хозяйки дома. Довольно скоро дамы приняли ее в свой круг на равных. Дочь росла; отец баловал долгожданное дитя и благодушно смотрел на жену. Из крупного он за эти годы стал толстым, заметно облысел и обрюзг, и всем земным удовольствиям предпочитал вкусную сытную еду, бокал коньяка и свежий номер Таймса в уютном кресле у камина. До поры леди Уэлсли воспринимала это как должное, считая, что такой и должна быть семейная жизнь, и Уэлсли, как муж, неплох: он не изводит ее колкостями, как Энди Марстон – бедняжку Викторию; не картежник, как лорд Чедвик, и не позволяет себе такого поведения, как баронет Литтлби, о его похождениях ходят притчи, которые приличным дамам слушать нежелательно.

Но когда она случайно оказалась наедине с внуком Деверо на приеме, ее устоявшиеся убеждения дали трещину и зашатались. Юноша посмотрел на нее так, будто видел впервые, долгим взглядом, от диадемы на золотисто-русых волосах до атласных бальных туфелек. Так на нее еще не смотрел никто, и леди Уэлсли невольно попятилась, чувствуя, как кровь приливает к щекам, а сердце колотится где-то возле горла. Кристиан медленно приблизился, словно лаская женщину бархатистым взглядом, и сказал: "До чего же вы очаровательны!". Да нет, этого не может быть, это сон или глупая шутка, разве может юный красавец так смотреть на женщину почти вдвое старше его? А она, замужняя дама, мать взрослой дочери, разве может так краснеть и трепетать под взглядом постороннего мужчины? Гоня от себя захлестывающий поток неизведанных ранее чувств, леди Уэлсли пятилась, как она думала, в сторону двери, и бессвязно бормотала: "Не говорите так, мистер Крэй, вы же понимаете, для меня совершенно неприемлемо слушать такое…". Неожиданно юноша одним шагом сократил дистанцию между ними, одной рукой поймал леди Уэлсли за талию, другой – за плечи, и, крепко прижав к себе, поцеловал в губы, прервав ее на полуслове.

Женщина задохнулась от неожиданности, вскинула руки, чтобы оттолкнуть юного нахала, залепить ему пощечину, но вместо этого… обняла Кристиана в ответ. Теперь юноша уже не сжимал ее железной хваткой, а ласково обнимал, поглаживая узкую напряженную спину под золотистой парчой платья. Леди Уэлсли забыла обо всем – что сегодня дебют ее дочери, внизу собрались гости и ее муж восседает в гостиной, блаженно подремывая с сигарой и бокалом коньяка, и что дверь может быть неплотно закрытой. Она не успела опомниться, как ее платье оказалось на ковре диадема, звякнув, упала на кресло, а Кристиан подхватил женщину на руки легко, как пушинку, опустил на кровать и, осыпая поцелуями ее шею, плечи и грудь, быстро расправился с остальной одеждой… Ничего подобного Шарлотта ни разу за 21 год супружества не испытывала, это было ни с чем не сравнимо. Она не ведала, что существует такое наслаждение. Чтобы не закричать, Шарлотта сильно закусила губу и впилась ногтями в спину Кристиана.

– Как ты прекрасна, – пробормотал он через некоторое время и стал быстро одеваться. – До чего же ты обворожительна!

– Ох, мы, наверное, сошли с ума, – опасливо косясь на дверь, леди Уэлсли торопливо собирала разбросанные по ковру белье и платье. Ее охватывала дрожь, но теперь ужас мешался с возбуждением и восторгом. От волнения Шарлотта разрумянилась, большие серые глаза ярко блестели, и женщина выглядела почти ровесницей собственной дочери. – Если бы нас увидели…

– Не смог удержаться, когда случай свел нас лицом к лицу, – Кристиан, уже одетый, курил в кресле, не отводя от нее взгляда. Натягивая чулки, леди Уэлсли не спешила одернуть юбку. Она знала, что у нее красивые ноги – длинные, стройные, с изящными щиколотками, и позволила Кристиану полюбоваться ими еще немного.

– Хотелось бы увидеться с тобой наедине, – шепнул Кристиан, когда Шарлотта привела в порядок прическу и подошла, чтобы поцеловать его. – Там, где можно не бояться быть пойманными. Я слышал, что Уэлсли на днях отправляется в Бристоль и проведет там неделю. Почему бы нам этим не воспользоваться? У меня дома, когда стемнеет. Я отсылаю прислугу по вечерам. Только ты и я.

Леди Уэлсли тихо рассмеялась от радости: Боже, неужели этот изящный красивый юноша, о котором мечтают лучшие невесты Лондона, обратил внимание именно на нее и просит о новой встрече?

– Мистер Крэй, вы сошли с ума, – прошептала она.

– Я для тебя все еще мистер Крэй? – он поцеловал женщину в висок, щекоча своим дыханием. – Так я буду ждать тебя.

– Ты как будто сейчас выходила куда-то? – спросил муж, отставив бокал.

– Да, в сад, – небрежно ответила леди Уэлсли. – У меня болела голова, и я вышла подышать свежим воздухом.

– А-а, понятно. Надеюсь, тебе уже лучше, – лорд Уэлсли погладил женщину по руке и снова впал в полусонное состояние, даже не заметив пылающих щек Шарлотты, блеска в ее глазах и легких, словно летящих, движений. Зато модный художник мистер Резерфорд задержал на ней взгляд и заметил:

– Леди Уэлсли, вы затмили всех. Можно подумать, что сегодня ваш дебют.

– Ах, льстец, – кокетливо рассмеялась леди Уэлсли, все еще охваченная бурей чувств.

– Присоединяюсь к Сесилу, – подошел к ним лорд Эндрю Марстон, – с интересом глядя на женщину, – вы ослепительны, Шарлотта!

Он прищурился со своей обычной хитринкой, и, как показалось Шарлотте, хитро подмигнул ей. Неужели все-таки видел или догадался? Энди никогда не славился идеальным поведением и у него была сильно развита интуиция на подобные вещи. Но с его стороны можно не опасаться огласки, скорее Марстон станет покрывать пикантную историю, это его позабавит…

"Я не поеду, не поеду!" – твердила леди Уэлсли, когда муж собирался в Бристоль. "Не поеду!" – повторяла она, переодеваясь вечером и кутаясь в длинный плащ с капюшоном. "Я просто прокачусь по городу", – увещевала она себя, остановив кэб. "Доеду, и поверну к дому", – убеждала она себя по дороге к дому Деверо. "Я только дождусь следующего кэба и вернусь домой", – Шарлотта проводила глазами кэб и подошла к воротам. "Я сошла с ума, нужно остановиться!" – она вошла в приоткрытые створки. "Я исчерпала все доводы", – она увидела вышедшего ей навстречу Кристиана. Юноша проводил ее в дом, помог снять накидку и пригласил в гостиную. Там было очень тепло от большого камина; во всех канделябрах горели свечи. После темной и сырой улицы женщина продрогла, и хозяин дома подвинул ей кресло к камину:

– Да ты совсем замерзла. Тебе надо выпить что-то согревающее. Коньяк, вино, ром?.. А может, я приготовлю тебе глинтвейн? Он у меня получается отменно.

Шарлотта кивнула, боясь, что юноша услышит, как стучат ее зубы.

"Нужно уйти, пока он готовит глинтвейн! Я не должна…". Но не было сил встать и отойти от камина, выйти из теплой и светлой гостиной в студеный сентябрьский туман…

Момент был упущен; в гостиную вернулся Кристиан. Он нес две кружки с ароматным дымящимся питьем, и подал одну женщине:

– Ну, вот! Он немного крепок, но недурен на вкус и хорошо согревает. А это тебе сейчас необходимо.

Он придвинул себе второе кресло и устроился в нем, улыбаясь и лаская Шарлотту взглядом.

– А почему ты снял свой прекрасный портрет? – леди Уэлсли осмотрелась в гостиной. – Летом он произвел фурор в Лондоне и так хорошо смотрелся здесь, напротив портрета лорда Деверо…

– Да, но днем на него попадали солнечные лучи, пришлось убрать портрет отсюда, чтобы не выцвели краски… Да что тебе портрет? – Кристиан допил глинтвейн и игриво улыбнулся. – Он что, больше интересен тебе, чем я?

Леди Уэлсли невольно улыбнулась ему в ответ. Она уже согрелась, щеки порозовели, а зубы перестали выбивать дробь.

– Ты очаровательна, – сказал Кристиан. – Особенно когда так румяна.

– Я думала, что ты собираешься поухаживать за моей дочерью, – теперь леди Уэлсли чувствовала себя более непринужденно в гостях.

– Зачем мне эта девчушка, если есть такая женщина, как ты, – ответил Кристиан.

В Лондоне знали печальную историю юного Крэя. Его мать, Маргарет Деверо, вышла замуж без отцовского благословения за бедного художника Крэя, и отец вычеркнул ее из жизни. После эпидемии дифтерита в Танбридже трехлетний Кристиан остался круглым сиротой. Потеряв единственную дочь, лорд Деверо взял на воспитание ее ребенка, но не смог забыть его отца и вымещал ненависть к покойному зятю на мальчике, награждая его тумаками и руганью, а потом отослал Кристиана в предместье к дальним родственникам художника. Юноша почти не помнил родителей, детская память сохранила только некий идеальный образ. И, может быть, леди Уэлсли напомнила ему этот образ… "Я еще в состоянии мыслить логически?" – запоздало удивилась Шарлотта, когда Кристиан забрал у нее пустую кружку, опустился напротив на корточки и взял ее за руки, сокращая расстояние.

– Я же намного старше тебя, – прошептала она.

– Ну и что, – так же тихо отозвался юноша и нежно коснулся губами ее рта.

– Прошу тебя, пусти, перестань, что ты делаешь, я никогда… – задыхаясь, бормотала леди Уэлсли, когда Кристиан перебрался в ее кресло, а ее пересадил к себе на колени, распустил ее прическу и осыпал поцелуями, нашаривая пуговицы платья…

– Ты действительно хочешь, чтобы я остановился? – шепнул Кристиан, стянув с ее плеча рукав платья.

– Сумасшедший, – ахнула леди Уэлсли, когда Крэй прижался губами к ее обнаженному плечу.

– Ты не ответила: мне остановиться:

– Нет… Нет, нет, не останавливайся… – она запрокинула голову, крепко зажмурившись.

– Почему ты плачешь? – молодой человек провел кончиками пальцев по ее щеке. – Я причинил тебе боль? Ты испугана?

– Я не знала, что так бывает, – всхлипнула Шарлотта, запуская руки в густые темные волосы юноши. – Это… это невообразимо…

– Как не знала? – Кристиан слегка отодвинул женщину от себя, удивленно подняв брови. – Ты же замужем.

– Вот именно, – погасшим голосом ответила леди Уэлсли. – Вот именно: я замужем.

– Понятно, – Кристиан снова привлек Шарлотту к себе и стянул второй рукав ее платья. – Разве может этот увалень, похожи на мешок сена, понять такую женщину? Не понимаю, чем он тебя прельстил.

– Моим мнением интересовались мало, – речь женщины стала прерывистой от того, что Кристиан гладил и ласкал ее обнаженные плечи и играл ее распущенными волосами. – Я была такой же юной, как Джулия, робкой, наивной. А Уэлсли унаследовал состояние и титул отца и искал невесту. Он посватался, мои родители дали согласие. Я его почти не знала.

– Какое варварство, – слегка поморщился Кристиан, – в цивилизованной Англии, во второй половине 19 века в лучших семействах дочерей дарят, как рабынь, стареющим сластолюбцам, а те смотрят на молодых жен как на удачное приобретение и убивают в них чувственность. Пообещай мне, Шарлотта, что не поступишь так со своей дочерью. Не надо тащить эти мерзкие пережитки в 20 век, до которого осталось не так уж много времени!

– Но с другой стороны, Уэлсли ни разу меня не обидел, – пробормотала Шарлотта, – он хорошо относится ко мне…

– Но он не сделал тебя счастливой. Ты сама только что призналась, что в супружестве ни разу не испытала блаженства. Ты даже себя толком не знаешь, – Кристиан зарылся лицом в вырез ее платья; Шарлотта невольно охнула, пытаясь оттолкнуть его. – А ведь в тебе столько страсти. Только ты зажала ее в тиски, заперла на три замка и боишься дать ей выход. Не бойся, мир не перевернется, если ты разожмешь тиски…

– Наверное, уже поздно, – леди Уэлсли пыталась отстраниться, поднять вырез платья повыше. – Это будет смешно, если женщина моих лет…

– Ты же еще молода, – Кристиан поймал ее руки и отвел от выреза, – у тебя стройное тело, нежная кожа, твои глаза блестят, ты обворожительна и желанна. Почему же ты считаешь, что тебе поздно быть счастливой? Или ты убеждена, что вот этот золотой ободок на пальце делает тебя собственностью Уэлсли? А кстати, он тогда хотя бы заметил твое отсутствие в гостиной?

– Заметил, – леди Уэлсли невольно хихикнула. Почему-то теперь ее разбирало от беспричинного смеха, когда она вспомнила вечно полусонного мужа, его обширную лысину, багровое лицо, благодушную мину и брюшко, выпирающее из-под костюма. – Я сказала, что выходила в сад.

– А он? – с озорным азартом спросил Кристиан.

– Ответил, что это хорошо, и взял у лакея еще бокал коньяка… Почему ты смеешься? Бессовестный мальчишка!

– Да еще какой. А почему ты хохочешь? Впервые вижу, чтобы ты была так весела. До чего ты хороша, когда смеешься, просто глаз не отвести.

– Ох, Кристиан, что мы делаем, – все еще вздрагивая от смеха, леди Уэлсли уткнулась лицом в плечо юноши.

– Всего лишь получаем удовольствие. Разве это преступление?

– Но что сказали бы о нас, если бы узнали?

– Поверь мне, многие завсегдатаи светских салонов регулярно вытворяют еще не такое. "Но не грешно грешить, коль грех окутан тайной", – процитировал Крэй строчки из "Тартюфа". – Осуждают не тех, кто согрешил, а тех, кто попался.

– Какой же ты циник, – изумилась Шарлотта.

– Разве это для тебя открытие? – Кристиан подхватил женщину на руки. Когда он поднимался по широкой дубовой лестнице на затемненный второй этаж, Шарлотта замерла, крепче обхватив его шею и опасливо застыв, боясь пошевелиться или даже лишний раз вздохнуть.

В спальне Кристиан бережно опустил ее на кровать и прошелся по комнате, зажигая канделябры и растапливая камин.

– Зачем свет? – приподнялась леди Уэлсли, пытаясь снова поправить платье.

– Затем, что я хочу видеть тебя, любоваться тобой. А разве ты этого не хочешь? Разве я настолько неприятен твоему взгляду, что ты предпочла бы темноту?

– Это же неприлично, – неуверенно пробормотала леди Уэлсли. – Или у тебя и на этот счет есть возражение?

– Вот именно, – Кристиан привлек ее к себе. – Что ты считаешь неприличным? Мы одни, нам это нравится, мы не оскорбляем ничей благочестивый взор, и ты до того обворожительна, – шепотом заключил он, небрежно отбросив на пол одежду Шарлотты вперемешку со своей.

***

Проснувшись, леди Уэлсли не сразу вспомнила, где она находится. Глаза немного привыкли к темноте, и она различила очертания незнакомой комнаты. Кровать под золотистым балдахином, черное дерево, темные драпри, стрельчатые окна. С другого конца кровати доносилось ровное глубокое дыхание спящего мужчины. Кто это Шарлотта вспомнила, что Уэлсли так храпит, что его слышно даже в другом крыле дома. Значит, это не он. В голове шумело, мысли спотыкались, и вечер вспоминался обрывками.

Нашарив на полу какую-то одежду (это оказалась рубашка Кристиана), леди Уэлсли прикрыла наготу и выбралась из-под тяжелого жаркого одеяла. Теперь ей стало легче, и женщина вспомнила все отъезд Уэлсли, свои сомнения по дороге в дом Деверо, камин в гостиной, глинтвейн, озорную улыбку Кристиана, его остроумные ответы на ее лепет, настойчивые ласки, свою робость, тающую под ласками и поцелуями мистера Крэя, и почувствовала, что заливается краской. Как же это вышло, что она, Шарлотта Уэлсли, в девичестве мисс Кэррингтон, дама из уважаемого лондонского семейства, мать взрослой дочери, добродетельная прихожанка и безупречная хозяйка дома Уэлсли, сидит за полночь в чужой спальне, рядом со спящим мальчишкой, в мужской рубашке на голое тело… И даже не жалеет о случившемся. Ее тело еще помнило то блаженство, которое ей дарил Кристиан, и леди Уэлсли с упоением вспоминала этот неизведанный до встречи с Крэем сказочный мир, где он возводил ее на престол. В супружеском доме Шарлотта была молодой женой, "милой девочкой", хозяйкой, матерью Джулии – но ни разу не чувствовала себя королевой и даже просто счастливой женщиной.

Босые ноги стали мерзнуть на полу, и леди Уэлсли снова прилегла, спрятав ступни под одеяло. Нужно было встать, одеться и уходить, пока Кристиан спит… но Шарлотту охватила такая усталость, что не было сил снова вставать, разыскивать одежду и выходить в холод.

"Постараюсь пробраться в дом с черного хода, когда Джулия выйдет в розарий после завтрака. Скажу, что проспала из-за мигрени, это никого не удивит", – подумала леди Уэлсли и снова задремала.

Внезапно спящий юноша сдавленно вскрикнул и заметался.

– Луцилла, почему? – застонал он. – Я не хотел, не хотел… Дедушка, не бей меня больше… Оставь меня в покое! Не надо! Мне страшно!

– Кристиан! – леди Уэлсли потрясла его за плечо. – Что с тобой?

– Не надо, я боюсь, не трогай! – лицо юноши мучительно исказилось, он сбросил на пол подушку, сбил в ком одеяло. Шарлотта еще настойчивее потрясла его за плечо:

– Проснись, это просто кошмар!

– Мама, мама! – в полусне Кристиан лихорадочно вцепился в нее, зарывшись лицом в рубашку Шарлотты. Он еще всхлипывал, крепко прижавшись к женщине и сейчас выглядел уже не блестящим денди, королем высшего общества и завидным женихом, а испуганным ребенком. И леди Уэлсли вспомнила, что мать Кристиана была ее подругой в пансионе, только потом пути девочек разошлись. Шарлотта вышла замуж за Уэлсли, а Маргарет – за художника из Танбриджа, где и умерла спустя три года от дифтерита, похоронив перед этим мужа и оставив маленького сына круглым сиротой. Лондон смог защититься от эпидемии. Маленький Танбридж капитулировал. Только чудо спасло малыша Кристиана от болезни. О жизни у деда он не любил вспоминать. Шарлотта увидела на его спине давние шрамы; Кристиан неохотно сказал: "Память о дедушке Деверо… Извини, не хочется об этом говорить…".

"Бедный мальчик, он уже перенес столько испытаний, которые сломали бы даже более зрелого человека! Лорд Деверо был просто извергом, если поднимал руку на этого сиротку! Кристиана до сих пор мучают кошмары, и ему не хватает матери. Бедный одинокий мальчик, напуганный и измученный!" – леди Уэлсли материнским жестом обняла юношу и гладила его по голове, шепча слова утешения.

Минут через пять Кристиан отодвинулся, встряхнул головой, взял со столика сигареты и спички и закурил.

– Извини, я тебя напугал, – сказал он. – Иногда бывает…

– Да, напугал, – призналась леди Уэлсли, – я никак не могла тебя разбудить.

– А что я кричал во сне? – Кристиан вопросительно выгнул бровь.

Когда Уэлсли закуривал традиционную послеобеденную сигару, леди Уэлсли спешила уйти, потому что у нее тут же начинался мучительный кашель. А дым сигареты Кристиана почему-то у нее таких чувств не вызывал. Даже захотелось закурить самой. "Ага, а потом остригу волосы и надену брюки, как Жорж Санд… Что со мной творится?".

– Ты вспоминал какую-то Луциллу и деда, – ответила она, – и просил не трогать тебя.

– Гадкие кошмары, – поморщился Кристиан, – не оставляют меня. Спасибо за понимание. Хочешь? – он зажег сигарету для Шарлотты.

– На что ты меня толкаешь, – рассмеялась женщина, но сигарету взяла, глотнула дым и закашлялась. Кристиан веселился от души:

– Милая, дым вдыхают, а не глотают… Я в первый раз сделал ту же ошибку. Вспоминаю этот вечер, – тихо продолжал он. – Тогда я впервые увидел тебя. Ты стояла у гобелена в гостиной Энди. На тебе было зеленое платье с кружевом валансьен. Ты смеялась над чем-то с подругами, а я смотрел на тебя, раскрыв рот, неуклюжий провинциальный дурачок в старомодном фраке.

– А Уэлсли еще посмеялся над тобой и сказал "Жена, подай мне бокал", – вспомнила леди Уэлсли. – Это было три месяца назад, а ты помнишь даже кружева на моем платье. А Уэлсли, наверное, не помнит даже цвет моих глаз…

– Серые, – Кристиан приблизил лицо к ее лицу и приподнял голову женщины. – С прозеленью… И золотые искорки, – он коснулся губами ее виска, щеки, подбородка. – Просто варварство было отдать такую женщину в жены этому равнодушному ханже с котлетой вместо сердца.

– Какой же ты гадкий мальчишка… м-м-м-м-м…

Зажав Шарлотте рот поцелуем, Кристиан быстро расстегнул на ней сорочку, отбросил в сторону и привлек женщину к себе, лаская и осыпая поцелуями. Постепенно Шарлотта отбросила скованность и откликнулась на ласки. "Энди был прав, когда сказал, что леди Уэлсли прячет за своей чопорностью страстную натуру, – думал Кристиан, – у него взгляд наметанный, и он давно заметил, какие огоньки скачут в ее глазах!". Тогда он ответил Марстону, что был бы не против проверить догадку. "Бесполезно, юный друг, – закатил глаза Эндрю, – скорее всего, эта дама и вас обдаст холодом, супружеская верность для нее священна!". "Бьюсь об заклад, что смогу проверить!" – с юношеским азартом воскликнул Кристиан.

На дне рождения мисс Уэлсли Энди проиграл пари, даже вдвойне. Кристиан едва сдерживал смех, вспоминая, какой "сюрприз" подложил флегматичному, вечно сонному Уэлсли, а этот увалень проспал все, что происходило у него под носом…

– Что тебя так рассмешило? – спросила леди Уэлсли.

– Я не над тобой смеялся… Просто вспомнил одно очаровательное местечко, куда хотел бы пригласить тебя. Мне его недавно показал Энди Марстон.

– Ну, если его рекомендовал лорд Эндрю, приличным дамам там делать нечего, – покачала головой леди Уэлсли.

– А как же воспетое с библейских времен женское любопытство? Да брось, Шарлотта, там нет ничего страшного. Если, конечно, тебя не страшит свобода самовыражения…

***

Отпустив экипаж еще за углом, леди Уэлсли торопливо пересекла улицу, стараясь держаться в тени заборов и деревьев и плотнее запахивая капюшон плаща.

Джулия уже вернулась из розария и расставляла в гостиной свежие цветы в вазы. Увидев вошедшую со двора мать, девушка удивленно обернулась:

– Вы рано поднялись, маменька.

– Да, я всю ночь не сомкнула глаз от мигрени, – посетовала леди Уэлсли. – И надеялась, что утренняя прогулка будет для меня благотворна.

– Надеюсь, вам уже лучше? – Джулия недоуменно рассматривала разрумянившееся, улыбающееся лицо матери.

– Да, намного, – леди Уэлсли поцеловала дочь. – Прекрасные цветы, Джулия!.. Я пойду к себе, постараюсь уснуть. После бессонной ночи глаза просто закрываются. Какая ты у меня красавица, принцесса моя!

Джулия проводила мать взглядом: "Мне тоже есть что скрывать… Страшно подумать, что было бы, если бы родители узнали…".

***

Казалось, что собрание кружка дам-благотворительниц длится бесконечно долго. "И как я раньше не замечала, насколько они нудны!" – с досадой думала леди Уэлсли. Впервые она не находила себе места и готова была подгонять еле плетущиеся минуты. Шарлотта теребила сумочку, накручивала на палец прядку волнистых волос, снимала и натягивала тонкие перчатки. Голос леди Фионы, говорившей что-то о сборах в пользу дома призрения, звучал железом по стеклу.