Бьеркезундская легенда

В один из зимних вечеров, листая нотные тетради Бергера, Валька наткнулся на рукопись нот каких-то пьес для гитары. Он уже быстро играл с листа. Попытался сыграть попавшиеся рукописные ноты. С каждой сыгранной строкой он чувствовал красоту неизвестной никому музыки. Он никогда раньше ее не слышал. Валентин погружался в мир исчезнувшего человека через ноты, оставленные на листе его рукой. Человека нет, а музыка осталась и попала в его, Валькины, руки. Ольга Васильевна, сидевшая рядом со спицами для вязания, подняла голову и спросила, что это за музыка. Ее опытный музыкальный слух сразу уловил красоту звуков Валькиной гитары.

– Мне кажется, мама, что эту музыку написал Бергер. Ты знала его?

– Да, но совсем немного. Он был преподавателем консерватории до войны. Несколько раз приходил к нам в училище на отчетные концерты и отбор детей в консерваторию.

– А это правда, что он оказался немецким шпионом?

– Валюша, сынок, я не знаю, но если честно, то я в это не верю.

– Мама, ты понимаешь, что эту музыку, кроме нас с тобой, никто не слышал?!

– Да, Валюша, прекрасная музыка. Ты можешь сыграть ее нашим педагогам, она того стоит!

Пришел новый, сорок четвертый год. В конце января в Ташкент долетела весть о снятии блокады Ленинграда. В консерватории пошли разговоры о скором возвращении домой. Горе потери мужа стало постепенно отступать. Дети росли, маленькая Катя пошла в первый класс музыкальной десятилетки при консерватории. Валька учился на первом курсе консерватории по классу виолончели, в группе Штриммера. Несмотря на увлечение гитарой, он совсем не потерял интереса к виолончели.

Все с нетерпением ждали вестей из Ленинграда, а главное – известий о возвращении домой.

В феврале сорок четвертого в Ташкенте было тепло, все расцветало. Только что отпраздновали восемнадцатилетие Валентина. Гули приехала поздравить его. Ольга Васильевна возвращалась с Катей из музыкальной школы. В длинном коридоре общежития у двери своей комнаты она увидела молодого офицера с портупеей через плечо. Внутри Ольги Васильевны все похолодело.

– Вы к кому? – спросила она дрожащим от волнения голосом.

– Мне нужен Валентин Николаевич Горячев.

– Это мой сын, он сейчас в консерватории. Я его мама. А что случилось?

– Ему повестка в военкомат. Необходимо явиться завтра к девяти утра для прохождения комиссии.

Вихрем ужаса закружились мысли. Ольга Васильевна вдруг почувствовала, что у нее отнимают сына, ее любимого Валюшу.

– Но у него погиб отец, для студентов должна быть отсрочка от призыва.

– Ничего не знаю, завтра к девяти ему необходимо прибыть в военкомат. Распишитесь, пожалуйста.

Он протянул повестку. Ольга Васильевна дрожащей рукой поставила подпись.

Вечером, когда Валька в приподнятом настроении пришел домой, предвкушая встречу с любимым инструментом, он встретил заплаканную мать. Она сидела на казенном стуле, обняв Катю, в ее бледной, дрожащей руке была повестка. Она с болью в душе смотрела на сына и повторяла:

– Не отдам…

– Валюша, я завтра пойду к Арону Львовичу. Они не имеют права тебя забирать, у тебя должна быть отсрочка.

На другой день Арон Львович, выслушав Валькину маму, пообещал поговорить с военкомом.

– Я сделаю все возможное, не переживайте, Ольга Васильевна, что-нибудь придумаем.

Вечером, вернувшись после медкомиссии, Валька сказал, что признан годным и его предварительно приписали в артиллерию. Время на сборы – три дня. Рассказал, что военкомат был переполнен. Было много мальчишек, которым еще не исполнилось восемнадцать. Поговаривали, что есть какой-то секретный мобилизационный приказ, согласно ему идет большой призыв для пополнения потерь сорок третьего года, от которых Красная армия еще не оправилась. Многие категории брони и отсрочек были на время отменены. Настроение у Вальки, конечно, было не очень, но он старался не подавать вида и успокаивал мать.

– Мама, война скоро закончится, наши войска уже освободили Ленинград и скоро разобьют немцев. Все будет хорошо, я обязательно вернусь.

Арон Львович не обманул. Он долго ждал приема военкома и, оказавшись в его кабинете, был принят вполне учтиво. Он прямо попросил сделать все возможное, чтобы дать отсрочку Валентину Горячеву. Хотя бы на полгода, для того чтобы дать ему окончить первый курс консерватории. Тем более что ходят слухи о готовящемся указе, который приостановит призыв студентов. А здесь особый случай – мальчик очень одаренный. Отец погиб под Ленинградом, он единственная опора матери и маленькой сестры.

Внимательно выслушав, седой подполковник сказал:

– Освободить от призыва или дать отсрочку я не могу. Единственное, чем могу помочь, – это направить мальчика по запросу в учебный отряд ВМФ в школу гидроакустиков. Всего одна разнарядка. Его как музыканта с хорошим слухом есть основание туда направить. Будет служить на флоте, там потери значительно меньше, тем более сейчас, когда погнали немцев. А когда выйдет приказ по студентам, его сразу демобилизуют и он вернется в консерваторию.

Вернувшись от военкома, Арон Львович все рассказал Ольге Васильевне и постарался как мог ее успокоить и убедить, что уже совсем скоро Валька вернется. На проводах у военкомата было много заплаканных женщин. Ольга Васильевна с Катей провожали Валентина. Стриженный наголо, в большой шинели и кирзовых сапогах, он выглядел несуразно. С трудом протискиваясь между прощавшихся, Гули тихо подошла к ним. Валентин просветлел.

– Мама, смотри, кто пришел!

Смахнув слезу, Ольга Васильевна пропустила девушку. Гули была очень взволнована. Она стеснялась, но вдруг, крепко обняв его, прошептала:

– Вернись, пожалуйста, я тебя очень люблю. Я буду очень ждать тебя. Валька вдруг ощутил неведомый ураган чувств, который скрывается в этой маленькой узбекской девушке.

Прозвучала команда «по машинам!». Он поцеловал ее несколько раз и, попрощавшись с мамой и сестрой, запрыгнул в машину. В кузове на деревянных скамьях рассаживались такие же, как он, восемнадцатилетние лысые мальчишки в кирзовых сапогах. Для многих из них это была дорога в один конец…

Морской охотник МО-105

Сколько надежд дарило возвращение в Ленинград. В группе таких же, как и он, стриженных наголо новобранцев-призывников, в вагоне с деревянными нарами. Скорее увидеть любимый город. Шел март сорок четвертого, первая весна после снятия блокады. Город встретил мрачным видом разбитых стен Московского вокзала и разрушенных домов в центре города. Повсюду следы артобстрелов и бомбардировок. Завалы разбирали изможденные голодом люди. Кое-где улицы и дворы расчищали солдаты. Люди возвращались из эвакуации.

Валька попал в группу гидроакустиков, в учебный отряд ВМФ на Васильевском. В группе было двадцать шесть человек. Восемнадцатилетние мальчишки из разных городов страны. Многие, как и он, из музыкальных училищ и консерваторий. Главное требование – хороший слух. Изучали новые гидроакустические станции, поступившие на вооружение военно-морского флота. Тренировались в определении всех видов акустических шумов. Валька легко классифицировал на слух шумы немецких кораблей и подлодок. Шумы транспортов и винтов немецких торпед. Вальке учеба нравилась. За стенами был родной город. Это согревало душу. Мама с Катей скоро приедут.

Каждый день после занятий и в выходные дни весь учебный курс выходил на разборку завалов разрушенных домов. В один из ясных дней апреля, когда весеннее солнце начало отогревать замерзший от долгой блокады город, команда учебного отряда работала на Васильевском острове. Разрушенных домов было много. Очень сильно пострадали Пятая, Седьмая и Девятая линии из-за яростных бомбардировок моста Лейтенанта Шмидта. Мост все-таки каким-то чудом уцелел. Вальке очень захотелось узнать, что с их домом. До эвакуации они жили в красивом доме на углу Суворовского проспекта и Таврической улицы в большой комнате коммуналки, которую перед войной дали папе от университета. Валька попросил старшину учебной роты, который бывал в городе, навести справки о судьбе их дома. Спустя неделю он принес весть, что их дом не пострадал. Валька отправил матери письмо с радостным известием. В письмо он вложил свое фото в матросской форме и бескозырке с надписью «Балтийский флот». Все будет как до войны. Будет консерватория, мама с сестрой будут встречать дома. Будет виолончель и гитара Бергера. Жаль только, папы не будет с нами.

Воспоминания об отце щемили сердце. Вспоминалось, как отец, сидя у его кровати, читал на ночь про муравья Ферду, про Нильса с дикими гусями и, конечно, «Тысячу и одну ночь». Как Валька любил эти мгновения. Он боролся со сном, чтобы не пропустить самое интересное. Но сон таки одолевал. Тогда папа целовал его лоб и поправлял одеяло. Неужели его больше нет? Валька в душе не мог с этим смириться. Уходя, папа сказал:

– Засыпай сынок, во сне люди лучше растут, будешь большим музыкантом.

В конце июня после окончания учебы в отряде ВМФ Валька был направлен в первый гвардейский дивизион морских охотников в Койвисто. Это был только что отвоеванный небольшой финский город на северном берегу залива. Линия фронта проходила всего в нескольких километрах к северу. Матрос Валентин Горячев стоял в строю гвардейского экипажа морского охотника МО-105. Было семь сорок пять солнечного июньского утра. Командир, гвардии старший лейтенант Георгий Швалюк, принял доклад помощника командира и дал команду поднять гвардейский военно-морской флаг на носовом флагштоке корабля. С первого мгновения своего пребывания на борту охотника Валентин понял, что он на войне. Нескончаемый гул разрывов, доносившийся с линии фронта, налеты немецкой авиации и грохот зенитных орудий напоминали об этом каждую секунду.

Сто пятый был пришвартован к причалу закрытой бухты Катерлахти среди других кораблей первого гвардейского дивизиона и группы тральщиков. В экипаж прибыли еще два молодых матроса: моторист Гурий Шалагин и рулевой-сигнальщик Вася Цветков. Командир объявил о пополнении и представил их экипажу. Затем коротко объявил о подготовке к выходу в море для выполнения боевой задачи по обеспечению десантной операции на острова Бьеркезунда. Командир попросил главного боцмана, обратившись к нему по имени и отчеству, ввести ребят в курс дела. В экипаже боцмана звали просто Прокопыч. Он был солидным дядькой с седой головой, густыми черными усами и татуировкой якоря с глобусом на правой руке. Прокопыч был главным старшиной и, очевидно, пользовался уважением экипажа. Это сразу почувствовалось из нескольких фраз командира.

Показав спальные места в матросском кубрике, довольно быстро и доходчиво рассказал о действиях по боевому расписанию и расположении основных боевых постов. После чего моторист Гурий был отправлен к старшему механику, а Валька с Цветковым остались в распоряжении Прокопыча. По боевому расписанию они подчинялись непосредственно ему.

Валькин боевой пост – это рубка гидроакустика, а точнее маленький закуток в носовой части на нижней палубе, где размещалась гидроакустическая станция «Тамир» с наушниками и сеткой акустического пеленга. Прокопыч помог Вальке разобраться в премудростях подачи электропитания станции и особенностях работы в различных режимах.

– А кто здесь был до меня? – поинтересовался Валька.

– Твой предшественник Миша Зернов теперь боцманом на сто третьем. Там боцман погиб. Место боцмана по тревоге за пулеметом на верхней палубе, так вот, сынок.

Сто третий был такой же точно морской охотник, стоявший на другой стороне причала. Его приятель по учебному отряду попал туда минером.

Оставив Вальку наедине со станцией, Прокопыч ушел с Цветковым готовить боезапас для пулеметов ДШК и двух палубных полуавтоматических пушек.

Все происходившее на «мошке», так с нежностью моряки называли свой корабль, походило на четко отлаженный механизм, где каждый понимал, что ему делать в данную минуту. Валька узнал, что сто пятый многократно бывал в боевых столкновениях с гитлеровскими боевыми кораблями, торпедными катерами и авиацией. Несколько раз получал тяжелые повреждения, но слаженные действия экипажа и заботливое отношение к кораблю позволили прожить сто пятому на Балтике такую долгую жизнь. Понял Валька и то, что на морских охотниках люди погибают и это случается не так уж редко.

В тринадцать ноль-ноль пробили склянки на обед. В матросском кубрике ребята получили от бочкового железные миски с борщом, в котором, к их удивлению, плавали большие и ароматные куски мяса. Валька с Цветковым и Гурием, давно позабыв, как оно выглядит, взглянув друг на друга, стали с аппетитом его есть. В тот миг им показалось, что самое вкусное, что может быть на свете, – это наваристый флотский борщ. Нескрываемые улыбки и шутки сидевших рядом моряков экипажа нисколько не смутили их.

– Хороший аппетит – необходимый атрибут для матроса. Но запомни флотское правило номер один: всегда начинай с мяса в супе! Если тревога застанет тебя во время обеда, не так обидно будет! – с улыбкой разъяснил Прокопыч.

Во время обеда Валькин взгляд зацепился за висящую на стене кубрика довольно старую семиструнную гитару.

– Чья гитара? – спросил он матроса напротив.

– Василия Петровича, – с нескрываемым уважением ответил парнишка. – Он с ней всю войну прошел, говорит, она ему душу греет.

– А кто такой Василий Петрович?

– Старшина первой статьи Лискин Василий Петрович – командир минно-артиллерийского расчета. Он у нас мастер на все руки.

Тут вмешался Прокопыч:

– Не засиживайтесь, ребята, еще не все поели. Как пообедаете, наверх с Цветковым, подмените верхних вахтенных на обед.

На морских охотниках у причала постоянно несли вахту два человека, наблюдая за воздушной обстановкой и осуществляя допуск на корабль.

Выскочив на верхнюю палубу и осмотрев небо, Валька стал внимательно рассматривать место базирования. Он уже приметил необычное здание лютеранского собора с двумя шпилями. Оно было украшением небольшого в основном деревянного и сильно разрушенного финского городка. Теперь он видел его близко и сразу обратил внимание на средневековый архитектурный стиль собора. От фундамента до шпиля здание имело гранитный фасад. В Ленинграде среди храмов и дворцов он не видел ничего похожего. В архитектуре собора преобладала аскетичная строгость, свойственная протестантству. Большие окна местами пострадали от обстрела. Но на стеклах просматривались остатки витража с библейским сюжетом неувядаемой красоты. Это были фрагменты потерянного навсегда шедевра знаменитого финского художника Сегерстролле. Что-то неведомое и непонятное в лютеранском соборе Койвисто зацепило его. Может, это его одиночество и монументальность, возвышающиеся к небу двумя шпилями. Валька долго смотрел на собор. Где-то грохотала канонада, напоминавшая о близости фронта. Что за люди жили на этой земле? Они приходили сюда просить у Бога мира и благополучия. А получили войну, разруху, смерть и страдания. Что-то было не так…

– Как ты думаешь, Цветков, люди, ходившие в этот собор, хотели воевать? – спросил Валька.

– Так они же белофинны, может, и хотели. С Гитлером на нас напали.

– А ты знаешь, Цветок, что здесь финская земля?

– Ну и что, была финская, теперь наша.

– А про финскую войну слышал?

– Что-то слышал, но все равно, ведь это они ее начали.

– Ты в самом деле так думаешь?

Валька сам задумался, Финляндия, такая маленькая, с населением, равным населению Ленинграда, напала на Советский Союз? Может, конечно, и так…

Но что-то ему подсказывало, что люди, ходившие в этот собор, вряд ли хотели на нас нападать.

Вечером после окончания приготовления к выходу в море командир разрешил отдых экипажу. Сам в компании старлея, такого же командира сто третьего охотника, отправился в штаб, видимо, согласовывать план боевых действий на завтра.

Теплый июньский дождь мелкими каплями сыпал по деревянному настилу палубы. Низкая облачность исключала налет авиации. Сдав верхнюю вахту, Валька спустился в кубрик. У открытого иллюминатора сидел Василий Петрович, командир минно-артиллерийского расчета. На вид ему было не больше тридцати, но во всем его облике чувствовались солидность и опыт. В его руках красовалась та самая гитара, он играл известную мелодию из трофейного фильма. Вокруг него сидело несколько моряков. Увидев Вальку, он прервал игру и спросил:

– Ты, говорят, на музыканта учился, каким инструментом владеешь?

– Виолончель, – смутившись немного, ответил Валька. – Немного гитарой, шестиструнной.

– А на семиструнке сможешь?

– Не знаю, не пробовал.

– На, попробуй. Он протянул Вальке гитару. Валька, не ожидавший такого предложения, взял гитару. Он сразу почувствовал, что это был совсем другой инструмент. Лишняя струна, но она в принципе не мешала. Он вспомнил гитару Бергера. Конечно, эта гитара сильно от нее отличалась. Как любой настоящий музыкант, взяв несколько аккордов, он почувствовал неповторимый цыганский тембр. Его охватило желание сыграть.

– Можно я ее перестрою?

– Конечно, валяй, главное – музыку красивую сыграй, – весело отреагировал Василий.

Настраивая гитару, Валька чувствовал, что пальцы задубели после долгого перерыва. Ногти плохо подстрижены, и струны несколько ближе друг к другу. Любовь к музыке и желание играть брали верх. Гитара звучала сочным цыганским звуком. Валька начал играть. Сначала он исполнил несколько несложных, но красивых пьес, потом, почувствовав тепло в пальцах, решил сыграть «Собор» Барриоса.

Когда Валька стал играть произведение великого парагвайского виртуоза, в кубрике воцарилась полная тишина. Никто не мог оставаться равнодушным к этой красивой музыке. Закончив играть «Собор», он увидел, что в кубрике собрался весь экипаж. С затаенным дыханием все слушали Вальку. Весть о Вальке-музыканте мгновенно облетела все корабли гвардейского дивизиона. Через полчаса в матросский кубрик сто пятого было просто не протиснуться. Моряки соседних тральщиков и сторожевых катеров с трудом сползали по трапу вниз, но места уже не было, моряки висели на ступеньках трапа, все шконки были заняты. Когда Валька под шквал аплодисментов заканчивал очередную пьесу, ему кричали:

– Здорово, давай еще!

Валька играл до глубокой ночи, последней он сыграл пьесу Бергера, стояла мертвая тишина, разразившаяся бурей оваций. В руках настоящего музыканта старая семиструнная гитара из матросского кубрика звучала ярко и трогательно. Многие из слушателей, никогда раньше не слышавшие классической гитары, побывали в неведомом мире. Наконец Прокопыч под недовольные возгласы вынужден был попросить народ расходиться и объявил отбой:

– Завтра выход в море.

К утру дождь закончился и легкий западный ветер погнал облака на восток, расчищая путь солнцу. В пять утра сон экипажа разорвал сигнал боевой тревоги. В прояснившемся утреннем небе был слышен гул приближающихся самолетов. Артиллерийские расчеты заняли места на верхней палубе у ощетинившихся в небо орудий и пулеметов. Механики запускали двигатели. Валька занял свой боевой пост в рубке и подал питание на станцию. Через несколько минут послышались разрывы бомб, грохот корабельных пушек и пулеметов. Разрывы слышались уже совсем близко. Вальке эти звуки были знакомы с осени сорок первого. Самыми невыносимыми были рев моторов и завывание сирен пикирующих немецких штурмовиков, они пробирали до костей. Внезапно прямо над головой Валька услышал треск разлетающейся деревянной обшивки корпуса. Одна из пулеметных очередей прошла в нескольких сантиметрах выше рубки гидроакустика, оставив серпантин из десятка отверстий, через которые тут же прорвались солнечные лучи. Спаренный крупнокалиберный пулемет Прокопыча и автоматические пушки работали без остановки. Наконец с верхней палубы донеслись радостные возгласы, кто-то кричал:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.