Братья Александр и Николай Первые

Меттерних писал об Александре (то есть о себе, а фоном выступал глава царей): «Александр был человеком слова и легко подписывался под данными обязательствами, каково бы ни было потом направление его мыслей: он очень ловко старался избегать того, что могло толкнуть его не по намеченному пути, но так как мысль его принимала быстро форму системы и вечно меняла направление, то уважение к данному им слову его страшно стесняло, ставило его в неловкое и тягостное положение и вредило общественному делу».

По какой-то причине считается, что высказывания о монархах (Наполеоне, Александре и пр.) менее ранговых особ имеют вес. Их любят цитировать. Но по степени осведомлённости разница между ними как между клубным вратарём и хозяином команды. Канцлер или придворный – лишь один из множества игроков, строящий предположения; монарх, даже не очень умный, перевешивает вдесятеро своим твёрдым знанием. Не говоря о возможности инициативы. Я привожу (очень редко) мемуары не с целью подтвердить свои предположения, а с целью указать на ничтожность опоры на эти мемуары стандартной модели.

Меттерних ничего не понял по сути, но написал в целом верно. Просто точка зрения канцлера находилось на уровне моря, а Александра на высокой горе. Мысль императора никогда не отклонялась от генеральной линии: себя на первое место, Россию на второе.11 Все тактические движения, которые предпринимались внутри этой линии слабоинформированному (по сравнению с Александром) Меттерниху виделись противоположно направленными галсами, в то время как корабль Александра медленно плыл к намеченной цели. Александр имел роскошь – время, и мог позволить себе неспешное движение. Меттерних не мог: у него работа другая – суетиться, реагировать.

Заметить это движение можно с течением времени, но иногда нужно наблюдать довольно долго. Галс мог длиться годами и сам по себе оставлять иллюзию тренда, внутри которого историк может выделить и другие составные румбы движения. Поочерёдные союзы с Англией и Францией в результате привели Россию на второе место (оттолкнулся веслом от одних, прицепился на буксир к другим). Вот как описывает этот процесс тот же недалёкий канцлер: «…в 1805 году… он был либерален в самом широком значении этого слова. Он был ярым противником Наполеона, презирал в нем деспота и ненавидел завоевателя. В 1807 году произошла радикальная перемена в его взглядах, а в 1812 году опять наступила новая фаза». А по пути культурно «подрезал» Австрию (великий хитрец австрийского МИД даже не заметил) и Пруссию, не говоря о прочих. Объяснение на уровне Швеции и Турции – ветер переменился. Историки обожают выделять метания Александра между либералами и консерваторами. Между христианами общего толка и православными фундаменталистами. Вывод: Александр изменял взгляды. Такой характер. Дамский.

На самом деле Александр не изменял взглядов. Ему нужны были все направления, как паруснику нужны все углы между западом и востоком, чтобы двигаться на юг. Меттерних и тут верно подметил (но не понял сути), что Александр «не доверяет своей армии, своим министрам, своим дворянам, своему народу». Верно подмечено, но репутация подмочена. Александр представляется подозрительным параноиком. С мелкого уровня наблюдателей-современников, преследующих свои приземистые цели, замкнутых узкими векторами, он таким и казался. Но переменчивость Александра имела характер перекладывания парусов. Ветра Англии и Франции попутными не были, но Александр воспользовался ими, чтобы уплыть от преследователей, а потом резко взял в свою сторону. Учтём и то, что истинную свою цель Александр скрывал – ревностно. Подробнее о цели – отдельно. Что же до недоверия, то единственным национально ориентированным человеком в государстве был он сам. Кому же ещё доверять? Национальное государство, в котором можно доверять администрации, ему только предстояло создать.

Почему можно доверять национальной администрации? Она не может в силу различных причин претендовать на верховную власть в монархическом государстве. Это свято соблюдалось до Николая II, несчастьем которого стало гигантское число расплодившихся потомков Николая Первого, он был вынужден уступать им многие государственные должности и целые направления, и эти-то люди ИМЕЛИ право претендовать на верховную власть. Осуществляли они свои права-претензии по-разному (эта тема выходит за рамки рассматриваемой12) и – в конечном счёте осуществили известно как.

Несколько слов относительно слабости младшего брата Большого А. В интересах Александра и самого Николая было поддерживать мнение о крайней непопулярности и невысоких способностях Николая. Это мнение укоренилось, в него всерьёз уверовали современники. Но почему-то в нужный момент слабому и ненавистному Николаю не только безропотно присягнули (ночью встали), но по первому приказу (первому приказу только что самопровозглашённого императора, по мнению многих, самозванца) выступили на его стороне против вооружённых мятежников. Это согласно стандартной модели. На самом деле Николай спокойно готовился к приёму царства, перенимал опыт и людей Александра и налаживал необходимые связи за границей. Милорадовичу он не мешал (и не мог) быть самым популярным в войсках, Милорадович милостиво позволял считать свою популярность популярностью своего патрона Константина (а с чего бы у Константина могла быть какая-то собственная популярность в Петербурге, где его вообще не видели?) Все главные деятели александровской эпохи впервые в истории России практически в полном составе спокойно перетекли к Николаю – и служили лучше прежнего.

Англо-русский контрданс

Чтобы понять, почему Александру понадобилось передать власть таким причудливым способом, посмотрим вкратце на александровскую хватку. Общий курс я прояснил, теперь будут понятны все эти внешне противоречивые галсы («метания переменчивого Александра»).

В сравнении с пышущей здоровьем Францией, полтора века правившей миром, Россия выглядела жалко и ничтожно. И тут, буквально на глазах у цесаревича Александра у величайшей из держав на ровном месте подломились колени, плюясь кровью, с выколотыми глазами она поползла на каких-то обрубках к обрыву. Величайшая династия королей чередой пошла под нож потомственных мясников. Это потом затёрли, а тогда все понимали, что лекарей снабжала Британия.

Благодаря громадному весу и культурным накоплениям, Франции частично удалось взять себя в руки, выплюнуть бяку-республику, вернуть корону, но.

Мысль, доступная и ребёнку: если так с ними, то как с нами?

Вскоре, впрочем, и показали, как. Гильотина? Много чести. Бутылкой по башке.

Нужна была твёрдая и высокая позиция одного из мировых лидеров, чтобы под её (временным) прикрытием успеть создать администрацию нового типа. Которая могла бы купировать клубные масонские технологии переворотов, – в эстетской Франции ложи называли клубами.

Тут придётся вскрыть маскировку трёхслойную. Цель истинная и совершенно секретная – создание государства под управлением национальной администрации нового типа. За такое могли не то что убить монарха – могли распустить монархию (в республику) и страну разобрать на запчасти. Так как управление – ключ к владению миром. Эту цель до поры прикрывала мощная дымовая завеса Священного Союза монархов. Которую тоже до поры прикрывал – любой ценой – англо-русский союз.

Крайне бедно объясняется, почему Александр отказался от нейтральной площадки России, которую она так выгодно занимала. (Ведь все вроде помнят, как выгодно выросла Америка на последующих войнах, где поначалу она была нейтральной.) Объясняют отказ какими-то нелепыми буржуазными и помещичьими отношениями, боязнью Александра (ох, уж эта вечная боязнь императоров!) английского заговора и пр. Всё это тоже, конечно, имело место, как частность. Но главное в другом: Россия находилась в хвосте великих держав и никакой нейтралитет с места её бы не сдвинул13. На место лидера (а второе место – это тоже лидер) выходят только в результате крупной войны. США после 1МВ лидером не стали – воевали мало. Это при том, что более 50% мирового промышленного производства находились там, – и там же были деньги, Америка держала всех за горло кредитами14. Но чтобы выйти в лидеры, ей пришлось победить – на двух фронтах.

Поэтому Александр просто воспользовался моментом – очень выгодным, который мог больше не повториться. Крупных сил он задействовать не планировал. Этого не получилось, но по затратам лучше выступила только Англия.

Британию свергнуть с «царя горы» было, конечно, невозможно, но зацеловать получилось до стадии умопомрачения. Александр так ретиво взялся за дело, что напичкал свой ближайший аппарат англоманами и забросал кабинет Питта смиренными просьбами о помощи в деле борьбы против «общего» врага. Чтобы избавиться от назойливого союзника, англичане включили «ленд-лиз» и – о чудо! – высадили в Германии десант воевать не за свои интересы. Никогда никому не удавалось добиться от Британии того и другого сразу. «Слабому» Александру удалось. Деньги (около миллиона фунтов несколькими траншами) для бюджета Александра были некритичны (менее 10 млн руб.), десант 24 тыс. тоже (Александр обещал выставить 180 тыс., выставил около 100, но было ещё много австрийцев), зато авторитет его в глазах континентальных европейцев взлетел до небес. И пока англичане платили, курс рубля к фунту оставался стабильным.

Войны часто изображаются, как предельные, ненормальные конфигурации на политическом поле, с разрывом дипломатии, коммуникаций и переходом доли власти к генералам. На самом деле война для политического противостояния – норма. Во время боевых действий ускоряются переговорные процессы, катализируются позиции, упрощается торговля за будущий мир. Генералы вынуждены следовать в русле политики, которая меняется с головокружительной быстротой, и успевают не всегда. Отсюда неразбериха с мотивацией боевых действий. Отсюда же и чудеса: Бранденбургского дома, Дюнкерка, «странные» и «бездымные» войны и пр. Одной из причин относительного успеха Наполеона принято считать сосредоточение политической и военно-полевой власти в одних руках, до степени короткого замыкания. Александру то же самое не удалось (скорее, и не собирался). Поэтому его война после 1805 шла на других площадках: дипломатии и личных монархических связей. Проще говоря, каждый зазывал противника к себе домой играть на своём поле с хорошо замаскированными капканами.

Во время войны Третьей коалиции Александр долго паясничал в стиле «Поможите, люди добрые». В первую очередь он начал добиваться дипломатического лидерства на континенте, – это было проще всего, так как не требовало никаких ресурсов, кроме личных талантов. Он провёл труднейшие переговоры в Потсдаме и сколотил некий сложный псевдоальянс с Пруссией и Австрией (ничего кроме «псевдо-» не было и после). Косвенно Александр помог урегулировать и англо-австрийские разногласия (Австрия требовала чрезмерно больших субсидий). Альянс был совершенно бесполезным для войны против Наполеона (уже через 2 дня после подписания Потсдамской конвенции французы заняли Вену), но и Англии Александр показал свои возможности по сколачиванию коалиций, а коалиции бывают разные: сегодня против Франции, а завтра… (завтра скоро и наступило). Британцы всё поняли правильно и прислали ограниченный контингент в устье Эльбы (начало декабря 1805), не для войны, а для контроля за ситуацией, в первую очередь за Пруссией. Почему альянс был бесполезен тоже ясно: у членов континентальной коалиции были одинаковые задачи: подавить Францию и занять её место.

Этот факт и определил дальнейшие события: поражение под Аустерлицем объясняют по-разному15, в том числе, чисто тактическими промахами на поле битвы, но стратегически оно совершенно закономерно. Союзники не дали себе труда согласовать военные позиции и стали действовать разрозненно, чтобы в случае победы загрести жар в одиночку. Пруссия вообще отказалась воевать: в случае победы им бы ничего не светило. Настоящая военная коалиция трёх держав, да ещё и под эгидой какого-то залётного Александра Англию испугала; ей победа России, Австрии или той же Пруссии была совершенно не нужна, а сохранение войны продолжало ослаблять континент. Свою же собственную победу англичане одержали 21 октября в битве при Трафальгаре – и избавились от угрозы (совершенно гипотетической, но влиявшей на общественное мнение) вторжения Наполеона на остров. Обман Наполеона был направлен не на Англию, а на Австрию. Полагая «десантный» лагерь в Булони настоящим, австрийцы вступили в Баварию, Наполеон тут же «отказался» от десанта в Англию и моментально перебросил войска в Южную Германию (план талантливого штабиста Бертье, без которого наполеоновские победы немыслимы). За день до победы на море англичан Мак сдался со всеми знамёнами и запасами. Чрезмерно раздутый советскими Тарле16 пишет, что лишь немногие из австрийцев и русских поняли, что война уже проиграна. На самом деле австрийские и русские всё прекрасно понимали с самого начала и до самого конца, не понимали лишь советские, утратившие преемственность в понимании законов мироустройства. Игра держав была долговременная и носила характер борьбы внутри коалиции за последующие позиции в послевоенном мире. Война не могла окончиться скоро.

Итак, англичане не пошли воевать сами, и вряд ли случайно, что сильное александровское трио распалось вскоре после английского десанта. Ганноверцы и пруссаки остались безучастными, а Пруссия и вовсе вскоре заключила союз с Францией, при котором французы жертвовали (английским) Ганновером. Слишком мощную коалицию развалили. Англичане на короткое время сделали вид, что Пруссией недовольны.

Аустерлицкому сражению придают чрезмерно большое значение. «Под Австерлицем он бежал…» Мемуары Наполеона возводят эту удачную тактическую операцию до небес – буквально: «Солнце Аустерлица». Под/над Аустерлицем сияло два солнца: Наполеон и ещё одно. И т. д. Между тем, никакого стратегического значения оно не имело. Победа Наполеона не привела к миру с твёрдо установленными позициями, победа союзников тоже не привела бы к окончанию войны. Александр приехал в войска не командовать, не красоваться (типа, Македонский): Аустерлицем продолжалось его дипломатическое турне Потсдам – Веймар – Дрезден. Он держал руку на пульсе императора (тогда ещё Св. Рим. Имп.) Франца для того, чтобы в случае победы начать обрабатывать его на дальнейшие действия и торговаться о доле России в мире после разгрома Франции (да и это должно было затянуться ещё на годы). Непосредственно никакой угрозы России это поражение не представляло. Оно дало передышку Франции, но лишь отодвигало в будущее агрессию континентальных держав в стиле «Карфаген-таки должен быть разрушен». Из меню «ужасный конец или ужас без конца» Наполеон заплатил за второе блюдо, им отравился, но впоследствии нахваливал, т. к. было вкусно и пр.

Исполнительный, умный, но не слишком проницательный изобретатель русского языка и пропагандист (только что сочинённой) русской истории Карамзин впоследствии негодовал, мол, Екатерина приучила Европу к русским победам. Это опасное заблуждение и привело, в сущности, к поражению Аустерлица. До Павла Россия не имела серьёзных дел с первоклассными европейскими армиями и только набиралась опыта. Все победы: Польша, Швеция, Пруссия, Турция, Пугачёв – это второй ранг. Походы же Суворова – это уже новая мировая война, но его локальные и, по сути, символические успехи вскружили много голов. С учётом фактора Наполеона Аустерлиц – это, по существу, первое серьёзное дело. Александр ещё мог искренно заблуждаться относительно военной мощи великих держав (думаю, не мог), но Кутузов или Барклай иллюзий не строили.

Александр умело использовал поражение для внутреннего укрепления, а Англии продемонстрировал крайнее недовольство тем, что английские и ганноверские войска не явились к Аустерлицу (ха-ха, такие они дураки, воевать за русские интересы!) Конечно, Александр понимал истинное положение дел и никаких иллюзий не строил, но получил очередной дипломатический повод для давления на Англию (вернее, ослабить английское дипломатическое давление на себя). В январе 1806 Александр позаботился о том, чтобы до Англии дошёл слух о его желании заключить с Францией мир. В практическом плане он не предпринял ничего, наблюдая за реакцией нового кабинета17, которая последовала: Лондон предложил вести переговоры с Парижем одновременно и скоординированно, хотя и раздельно.

В Англию отправился давний английский агент Поль Очёр – продемонстрировать своим присутствием полное влияние Лондона в Петербурге – более никакого действия от Строганова не требовалось. Одновременно Александр сделал один из своих любимых финтов и направил в Париж не себя, а совершенно никчёмного низкорангового Убри. Ему были даны инструкции: хоть какой-нибудь мир на глазах англичан. Тот хоть какой-то мир и заключил. Англичане с переговоров удалились, а Александр договор – не ратифицировал. Однако англичане успели почувствовать, что значит остаться в изоляции и пошли на ещё большие уступки России. Тем временем Александр снова обратился к Пруссии, т. к. Австрия по сути вышла из игры. Англия на сей раз Пруссию сдерживать не стала. Та совершила австрийский же набег: не соединившись с русскими войсками, объявила войну и через 2 недели была полностью разгромлена, Наполеон взял Берлин и Варшаву. Помучившись, была разгромлена и русская армия (после Прейсиш-Эйлау – с небольшими потерями, т. к. Александр хотел войско сохранить, и боевые действия имитировал), теперь Наполеон стоял у границ России.

Наконец, из Англии прибыли 60000 ружей (за 1 млн руб., но не факт, что Россия за них платила) и куча денег (1100 серебряных слитков), но Александр с удовольствием отказался их принять, отправил обратно через Пруссию, где серебро было бодро реквизировано пруссаками. Александр без промедления и со злорадством в отношении Англии подписал Тильзитский мир и обязался прекратить с Англией торговлю. Это было весьма обременительно18, но давало возможность Александру заглянуть на время за горизонт: на саммите в Тильзите он смог почувствовать, каково это – быть вторым, имея третью державу. При этом гениальному дипломату даже поражение удалось обратить на пользу. Мир в Тильзите Александр подписывал с наслаждением, делая вид (перед англичанами), что его к этому вынудили – не столько Наполеон, сколько сами англичане. Новым союзом он, наконец, сбросил с себя английское ярмо (повесил на гвоздь до поры), душившее его с момента убийства отца и расшвырял остатки англоманов из своего окружения по дальним закоулкам. Мир, конечно, был временный, ведь Россия ещё не выполнила задачи единолично выйти на второе место, но Александр понимал, что следующий мир с Англией (которого, конечно, было не избежать, т. к. союз с Францией был понарошку) будет носить равноправный характер. Александра беспокоило некоторое внутреннее брожение: потери частных лиц от прекращения торговли с Англией были существенны, но их он рассчитывал до известной степени компенсировать из разных источников.

А пока почему бы не потрясти вчерашних союзников? Воспользовавшись поддержкой Франции после Тильзита, Россия вскоре отломила от Швеции Финляндию (вроде бы, наказали за то, что Швеция не поддержала Россию войсками, пока они были союзниками). Франция вдобавок перестала оказывать помощь Турции (но делу мира не помогла). Но главное – Александру, наконец, удалось (впервые с начала царствования) избавиться от грубой и претенциозной опеки англичан, более того, выкрутившись, он сам получил возможность выкручивать Англии руки: те в Европе десант не высадили (а в Южную Америку войска отправили), денег вовремя не дали, теперь оставайтесь одни, а я пошёл. Он дал понять, что Россия или заключит обманчивый мир или будет отступать под ударами узурпатора аж до Индии. О хорошей продуманности всей комбинации говорит мгновенный захват Финляндии, выходит, переворот альянсов готовили загодя. (Нет союзников – есть интересы.) Англия быстро потеряла Испанию. Не смогла взять Антверпен. Александр за год сумел набить себе цену в её глазах настолько, насколько ему не удалось этого за семь.

Наполеон, по сути, предложил на пару скинуть Англию с мирового престола. Но он имел огромную проблему в отношениях с Россией, и Англии это было известно. Наполеон предлагал следующий послевоенный расклад сил: 1 место – Франция, 2 – Россия, 3 – Англия. Но, во-первых, Александру не выгодно было просто поменять мирового лидера Англию на мирового лидера Францию; во-вторых, путей к такому раскладу Наполеон предложить не мог, и в лучшем случае получалось бы так: 1 – Франция, 2 – Англия, 3 – Россия. Стратегически, поражения Австрии и Пруссии были России на руку, теперь она, по сути, и без того вышла на третье место, с минимальным отрывом от второго. Тогда, в чем попс, камрад? Наполеон даже отчасти не мог компенсировать своим рынком потери России от ликвидации торговли с Англией: и контрабанда, о которой все знали, приобрела эпические размеры. Поэтому мир был непрочен (зыбкость его олицетворял плот, на котором качались императоры): раз уж воевать дальше, то России проще и дешевле было сковырнуть со второго места Францию.

Имелся и ещё один нюанс: лично Наполеон, само наличие которого в качестве главного монарха Европы Александра раздражало («такую личную неприязнь испытываю, что кушать не могу»). Если уж России не светило быть первым государством, то пусть будет вторым, но сам Александр мог и хотел быть только первым монархом, – а английский Георг III находился уже близко к стадии опеки над собой, и на люди его не пускали, да и возвращённый впоследствии Людовик, как ни надувал щёки, потерял лицо славного, некогда первого рода Европы.

России почти нечего было предложить Франции, почти вся номенклатура русского экспорта ориентировалась на рынок Британии и её колоний (та активно перепродавала русские товары дальше за горизонт всему английскому человечеству), под эту торговлю выстраивалось и производство. Франции же тоже почти нечего было предложить России, кроме предметов роскоши, и даже сырье, в котором нуждалась Россия и которое она закупала в Англии, Франция не поставляла – самой было надо (например, свинец и некоторые другие металлы). Вдобавок, торговля не могла вестись по морю, а русский экспорт был громоздким и по-другому возить его не могли (а шампанское и сорочки могли).

В 1809 году Австрия снова предприняла попытку взобраться на трон царя континентальной горы – и проиграла. Вообще, именно так называемая война пятой коалиции (там и коалиции-то не было) прекрасно демаскирует подлинную сущность наполеоновских19 войн: борьбу за второе место в послевоенном мире. Победа над Наполеоном нужна была России, Австрии и Пруссии – единолично, делиться ей они намерения не имели. Александр же воевал (не воевал, конечно) на стороне Франции, а за имитацию получил приращение земель – Тарнопольский округ. В случае проблем с Австрией он помог бы Франции – и как законный союзник, и как интересант, чтобы Австрия чего доброго Францию не опрокинула. Историки считают, что Англия совершила ошибку, ей следовало бы помочь Австрии в её борьбе, вместо высадки в Бельгии. А зачем помогать Австрии? Чтобы война кончилась? Чтобы Франц занял место Наполеона? Ведь это только на словах Наполеона считали угрозой. На деле Наполеону англичане просто пристегнули «чёрную легенду», а люди до сих пор подпрыгивают: «агрессор», «узурпатор». Для Англии ЛЮБАЯ сильная континентальная держава №2 – угроза. Десант в 40000 человек высадился на континенте, «заболел болотной лихорадкой» и отбыл назад. Демонстрация мезальянса №5 прошла на ура. Австрия, сорри. Такой вот дюнкерк, прости Господи. Сделали всё возможное. Впрочем, не думаю, чтобы у императора Франца были иллюзии. Ведь, начиная кампанию, он от англичан хотел только денег – и получил 4 млн. Зачем ему союзник? Он в одиночку рассчитывал сорвать куш.

Впрочем, и тут дело кончилось свадьбой. Настоящей. У императоров так.

Потому что люди с понятиями. Думают о будущем.

А у историков иначе. Придумывают альянсы с порядковыми номерами. А это – сложный европейский контрданс. Где война – фигня. Главное – манёвр. Разумеется, политический.

Вообще, ещё раз повторю, плач по поводу «странностей» Англии сам странен. В этой войне, как и в других, все друг друга используют в своих интересах. Так что Англия никому не помогала войсками – да, а с какой стати ей проливать кровь за других? Франция непосредственной угрозы Британии уже не представляла. А тот, кто мог занять её место – вполне мог стать опасным в условиях традиционно зыбких европейских альянсов. Так и пошла череда опасных пост-Бонапартов: Николай I, Наполеон III, Бисмарк б/н и т. д. Каждого, конечно, одарили легендами по-чёрному.

Войне 1812 года всё-таки постеснялись дать номер, типа, «… № коалиции». Вообще, нумерация коалиций лишь искусственно скрывает суть дела и, похоже, придумана не для упрощения исторического взгляда на единый и сложный процесс европейской перекройки, а для его маскировки. Главная же война названа и вовсе «кампанией». Хотя, это была, конечно, коалиция – в обратную сторону. Александр к нападению на Россию Наполеона грубо принудил. А сам на провокацию с аннексией Ольденбургского герцогства (родственник) в 1811 не поддался. На этой истории он ещё и нажился. Дело в том, что владельцев некоторых немецких земель Наполеон обвинил в нарушении режима блокады – и всё отобрал. Это была правда, и после аннексии остальные притихли. Александра за то, что он не вступился за родственника прозвали слабаком. Он же поступил хитрее и убил трёх зайцев. Принял в 1811 Положение о нейтральной торговле. Английские товары под нейтральными флагами хлынули в страну, из страны повезли залежавшееся сырье. Это раз. Из России английские товары повезли перепродавать по суше в Пруссию и далее. Это два. Сами немцы нарушать эмбарго остерегались, а Александр наоборот, хотел Наполеона на войну спровоцировать, при этом он зарабатывал два конца. Это три. И вишенка – теперь слабаком считали уже Наполеона. На словах же Александр яростно уверял его в приверженности к блокаде. (Например, такая была шутка: англичане в нужный момент вывешивали флаг своего прошлого и будущего врага США, а там поди отличи: суда похожи, люди тоже. Шутка же была в том, что США в 1807 наложили эмбарго на торговлю со всеми воюющими странами. Получалось, что закон своей страны нарушают как будто моряки США… А может, и впрямь это были американцы? В самом деле, кто их разберёт…)20