Нештатная ситуация

«Салабон» Ершов, будучи в виду самого малого на сегодня из всего состава караула срока службы самым неопытным, не успевшим побывать, как, впрочем, и Пёрышкин, ни в единой пока серьёзной служебной переделке, больше других, естественно, и взволновался в миг начала «исхода» зэков из автозака. С двумя «калашами» в руках, один из которых ему так и не удалось передать ефрейтору, он вслед за ефрейтором неуклюже попытался принять такую же, как и тот, позу боевой готовности и не допустить, само собой, ни малейшего ЧП16 по своей вине. Автомат стукнулся об автомат, и один из них упал в рыхлый снег.

Подбирать выпавшее из рук оружие солдату было некогда –

заключённые уже вовсю выпрыгивали под счёт сержанта из дверей фургона и привычно-правильно строились в шеренгу.

Отсчитав последнего, Гаджиев, прежде чем расставить всех по своим «рабочим» местам, сказал краткую, но насколько умел и насколько вообще возможно в подобной обстановке, душевную напутственную речь:

– Граждане осужденные! В жизни каждого человека – солдат ли он, осужденный ли, азербайджанец-колхозник или профессор-еврей, чем бы он ни занимался, случается хоть раз момент, когда ему надо решить, выбрать, человек он на самом деле или… совсем не человек. Мужчина – или не мужчина. Сейчас наша с вами жизнь, так уж получилось – опять подвели метеослужбы: без их брехни эта ездка была бы стопроцентно отменена, – в общем, наша с вами жизнь – в наших общих руках. Выпихаем сообща машину из заноса – будем жить. Не сможем – кто знает, чем эта ночь закончится. Прапорщик наш ушёл за трактором, но найдёт – не найдёт,

одному Аллаху известно. Так, что…

– Выпихаем, начальник! – неосторожно подал голос один из зэков, но был остановлен грозным взглядом мгновенно взявшегося за кобуру сержанта, без слов говорящим нечто вроде «р-разговорчики в строю!!.»

– Особо хочу отметить, граждане осужденные, что если не будет предпринято попыток побега, в «верха» по команде уйдёт рапорт о вашем достойном поведении, и вам это обязательно зачтётся.

Глянув на небо, сержант спохватился и поспешил закончить своё непозволительно для такой обстановки затянувшееся пламенное выступление «перед народом»:

– Ну, а в случае чего, не хотел бы вас зря обижать, мужики, если вы люди нормальные, хотя и нарушили когда-то закон, но… стрелять будем без предупреждения, и не по ногам, как обычно, первый выстрел, а – сразу на поражение. Всё. По местам, как на свободе. Пошли!

… Осужденный за злостное хулиганство к длительному, в связи с неоднократными судимостями до этого, сроку лишения свободы Аркадий Хомутов в группе самых физически крепких подконвойных этого этапа подпирал собой машину сзади. Его этапный «кореш» по красноречивой кличке «Бугай», толкавший автозак рядом, плечом к плечу, шепнул:

– Глянь, Хомут, какая сопля зелёная в ефрейторских погонах устеречь

нас с тобой пытается! Да он же обе свои волынки17 в руках еле держит. И мурло в слезах – чует, падла маменькина, хана подползает конкретная. Поди и в штанишках не сухо… Давай, чтоб не мучился, гуманно пристрелим беднягу его же пулькой и айда во тьму!

– А остальные? – с непрошенной жалостью глянув на горе-охранника, в которого и стрелять-то без надобности – и так вне всяких сомнений приговорённого к жесточайшему обморожению рук (крупно повезёт пацану-музыканту, если обойдётся без ампутации как минимум пальчиков) Пёрышкина, начал тянуть время Аркан-Хомут.

– Ты кого под остальными имеешь в виду? Если не наших, а их, так и правофланговый такой же салажонок, только с автоматом вместо волын, тоже хрен стрельнуть успеет, если шустро и слаженно рванём. Как и его друган-вояка с одной лычкой, обмёрз до полного паралича… Так что, оба эти ребятёнка для нас ну никак не фактор.

– Не торопись, Бугай, есть ещё этот чёрный сержант, а уж он-то половину из нас положит в момент. И шоферюга вооружённый в кабине. Кто его знает, на что способен…

– А если врассыпную, в разные стороны одновременно всем? Лучший способ заблудить охрану, которая сначала не с ходу сообразит, куда стрелять, потом – за кем гнаться. А у нас с тобой сейчас самый выгодный сектор – эти двое несчастных. Живыми проскочим без проблем. Да ты посмотри! Хлопнем пацанят как мух, а там – буран, ночь, свобода… Только и уходить сейчас, Аркан!

– Погоди ты, Бугай, не дави. Не стану я этого мальца хлопать.

– Чего так? Родственник, или знакомый?

– Пока ты дрых в дороге как сурок, я успел с ним перебазарить. Земляки мы, и кое в каких событиях участвовали считай совместно, хотя и не по одну сторону «линии фронта». О! П-пошла-а, зараза! Давай, Бугай, поддай! Ещ-щё-о! Оба-а!

Машина действительно стронулась с места, продвинулась, подбуксовывая, метра на два, остановилась. Тронула опять, прошла ещё метр-другой и – снова как вкопанная. И – новый рывок не менее этих вместе взятых.

Воодушевлённый успехом, сержант Гаджиев повеселел. Энергично прошёлся вокруг машины, подбадривая людей, которые в основной своей массе пока, видно, не спешили воспользоваться так любезно предоставленной им обстоятельствами возможностью побега. Тут только и обратил он внимание на двоих самых на вид здоровых из всех здесь присутствующих их собратьев зэков, явных по всем приметам и повадкам рецидивистов, хотя и достаточно молодых возрастом, ненамного старше самого Гаджиева, о чём-то подозрительно шепчущихся у «кормы» автозака. И очень ему эти двое не понравились. Внутри начало нарастать трудно сдерживаемое страстное желание размозжить обоим черепа, расстрелять их немедленно, выпустив из автомата по полному магазину в каждого. Но, к великому сожалению, ликвидировать их, или хотя бы изолировать, загнав пинками обратно в автозак, сразу нельзя – слишком уж незаменимая в этот трудный момент «рабсила». И в то же время – прямая опасность нештатной ситуации… Хотя, чего уж там, вся сегодняшняя ситуация с самого начала нештатная.

Украдкой проследив за направлением взглядов шепчущихся, Гаджиев обратил внимание и на то, мимо чего даже самый бездушный сержант не позволил бы себе пройти. О, Аллах!.. да это же у Пёрышкина что-то неладное?.. Руки… Вот это ни… чего себе! А лицо… Слёзы ручьём, замерзающим прямо на щеках…

– Потерпи, Пёрышкин, – подбежав вплотную, приобнял Гаджиев ефрейтора. – У нас где-то в бардачке была на всякий случай неприкосновенная фляжка. Сейчас спиртиком оботрём руки и лицо, из аптечки глицеринчиком обработаем и попробуем натянуть рукавицы. Автомат мой возьмёшь и будешь стоять как памятник, стволом на сук-зэков, сколько выстоишь. А там и прапорюга с трактором подоспеет, козлота медлительная! Ну, ладно, держись, я сейчас! Ершов, прикрой…

Гаджиев побежал к кабине машины, а силы уже оставляли Пёрышкина и он, каким-то чудом пока держась на ногах, начал неудержимо уходить из

осознания окружающей действительности.

«Эх, паря, спиртяги бы тебе сейчас, и внутрь и снаружи», – подумал осужденный Хомутов, продолжавший, толкая машину, исподволь наблюдать за полуживым Митьком-гармонистом, от которого после краткого разговора отбежал в сторону кабины сержант. Хомутову только что было краткое видение как раз с крепким спиртным – сцена из раннего детства, когда будучи семилеткой-первоклашкой он впервые в жизни попробовал на вкус водку. В компании отцовских дружков-собутыльников, собиравшихся в выходные дни и по праздникам, а иногда и посреди рабочей недели «погудеть»-повеселиться в их бараке на окраине рабочего посёлка, был в числе завсегдатаев одноногий инвалид-музыкант, развлекавший компанию высокопрофессиональной игрой на очень красивой гармошке с клавишами как у пианино.

Маленькому Аркашке, конечно же, не след было присутствовать на взрослых гульбищах, но он не мог удержаться, чтобы ещё и ещё раз не получить наслаждения от божественной игры одноногого. Музыка была настолько завораживающе-душещипательной, что мальчишка плакал от счастья в моменты наиболее виртуозных пассажей, издаваемых чудо-гармошкой.

Однажды, когда гости были уже основательно «поддатые», отец в присутствии не менее пьяной, чем все остальные, матери Аркашки, поднёс сынишке полную стопку «Московской» с торжественно произнесёнными словами «Посвящение в настоящие мужчины!» и, хитро подмигнув, спросил: «Как твоя фамилия?» «Хомутов», – серьёзно ответствовал Аркашка. «А звать…?» – не унимался отец. Не научившийся ещё как следует выговаривать букву «р», мальчик в пределах умения и произнёс своё имя: «Алкашка». И под громкий хохот подзадоривавщих его мужиков, вместе с которыми заливалась весёлым смехом и ныне покойная (земля ей пухом!) мать, превозмогая судорожные рвотные позывы от отвращения, выпил он поданную стопку до дна. Противно, отвратно, но – музыка дороже, где ещё послушаешь, да вдоволь, такие мелодии, какие выдавал здесь пьянеющий всегда строго в рамках «рабочей концертной кондиции» одноногий «маэстро».

Такое повторялось потом не единожды. Под дружные хмельные подначки собутыльников отца и матери «А ну, Алкашка, покажи, какой ты мужик!» он раз за разом опрокидывал в себя эту мерзкую вонючую гадость, во всех случаях, даже когда доходило до блевоты, выходя из такой неприятной игры, на его детский взгляд – победителем. Ведь довольные «взрослостью» выпивающего Аркашки родители и гости не препятствовали ему находиться рядом, а, значит, и – слушать, сколько влезет, навсегда отныне полюбившуюся аккордеонную музыку.

В дальнейшей жизни Аркану, как кликали его повзрослевшие вместе с ним дворовые друзья, ещё много-много раз приходилось доказывать свою принадлежность к «настоящему мужчинству», и уже не только относительно регулярным опрокидыванием в себя «стопаря», а и различными иными способами, в том числе и сомнительными с точки зрения уголовного закона. И, как следствие, сначала небольшая судимость с условным сроком лишения свободы, затем – другая уже посерьёзнее, когда от реальной отправки «на нары» спас в качестве альтернативы лишь призыв в строительные войска (только туда и направляли иногда, в надежде на внетюремное исправление, служить начинающих, ещё не совсем отпетых уголовников), третья почти сразу после демобилизации – небольшая по сроку отсидки, но давшая ему непререкаемый авторитет в молодёжной «блатной» среде. И вот теперь у Аркана-Хомута, не успевшего понюхать нормальной человеческой жизни, – очередная, на этот раз основательная многолетняя «ходка», течение которой уже в самом её начале так легко прервать одним хорошим прыжком в морозную мглу…

Но, что это с мальчишкой? Как же этот сержант, зараза, бросил его в таком состоянии? Понёсся куда-то к шоферской кабине… если даже всего лишь нужду справить где-нибудь за бампером, всё равно это непростительно надолго… нашёл, дундук, время, человек ведь гибнет!

Явственно видно – пистолеты уже совсем вываливаются из музыкальных рук Митька (эх, как он играл в те вечера в Чардаре, шпана после каждого услышанного ею его «концерта» торжественно клялась никогда не бить такому таланту морду!), а потеряются, зарывшись в снегу, – тогда бедному ефрейтору точно каюк, трибунал за утрату табельного оружия обеспечен. Ведь после такого-то буранища искать здесь эти железки будет полной бестолковщиной. Да он, Митёк, кажется, сейчас точно гикнется, ведь явно уже без сознания, и на ногах держится вопреки всякой логике. Так и есть, всё, падает. Надо помогать парню!

Хомут в несколько быстрых прыжков оказался рядом с падающим Пёрышкиным, успел подхватить его.

Находившийся всё это время бок о бок с Хомутом Бугай, увы, по своему превратно истолковал его действия: метнувшись вслед за ним в сторону практически беспомощных солдатиков, сбил уже не способного на адекватную реакцию застывшего до бесчувствия Ершова с ног, выхватил из его слабеющих с каждой минутой рук автомат и, не мешкая ни секунды, растворился в темноте (далеко Бугай не уйдёт, завязнет в непроходимых сугробах, и в первые же светлые утренние часы будет найден замёрзшим, с так и не применённым в деле ершовским автоматом на шее, вследствие чего эта попытка побега будет подогнана в рапорте командованию под несчастный случай и как таковая сокрыта от учёта, и никто из охранников за инцидент, естественно, не будет наказан).

Ни прыжка в буранную темень Бугая, ни какой-либо реакции на

на происходящее остальных зэков Аркан-Хомут не замечал. Так же, как не замечал он и сбитого Бугаём с ног, валяющегося раскинувшись на снегу обессиленного Ершова. Ему важнее было сейчас чем-то реально помочь страдающему Митьку-гармонисту. Он сдёрнул со своей шеи не отобранный у него почему-то на этапе «краснопогонниками» тёплый шерстяной шарф, намереваясь обернуть им руки ефрейтора. А чтобы освободить их для этой нехитрой манипуляции, осторожно разжал его задеревеневшие бесчувственные пальцы, взял за стволы пистолеты и повернулся назад, намереваясь отдать, соблюдая максимальную безопасность для окружающих – рукоятками вперёд, дулами вниз, хотя бы тому же сержанту – единственному, не считая сидящего в кабине и «газовавшего до упора» водителя, из конвоиров, оставшемуся в строю. И, тут же наткнулся грудью на мгновенно разорвавшую адской болью сердце жестокую тупо-бескомпромиссную, легко опрокинувшую его на спину силу.

– За что, с-суки… – немое недоумение застыло в неудержимо тускнеющих остановившихся глазах осужденного Аркадия Хомутова, сражённого меткой автоматной очередью, выпущенной бравым сержантом Гаджиевым, всё жавшим и жавшим в исступлении на спусковой крючок, пока не закончились патроны. За этот боевой успех сержант будет вскоре награждён «золотым» (из металлического сплава жёлтого цвета) нагрудным знаком «За отличие в службе» первой степени.

Умирая в конвульсивных корчах и судорогах на окровавленном снегу, уже не видел и не слышал «Алкашка-Аркан», как буквально через несколько минут впереди по курсу автозака сквозь снежную свистопляску и мёртвую темень, почти не пробиваемую автомобильными фарами, замаячили встречные, фары куда более сильные, под рокот мощного двигателя появился громадный трактор «Кировец», подстрахованный на всякий случай ещё и трактором-дублёром поменьше, и легко, как детскую игрушку, вытащил автозак из заноса. Не видел, как не последовавшие примеру уголовного беспредельщика Бугая и не решившиеся на массовый побег тринадцать оставшихся из первоначальных пятнадцати зэков послушно погрузили в машину тела погибших, погрузились сами и мирно отправились в предписанную им для дальнейшего отбывания сроков «первую» усманскую «зону»18.

Не суждено было узнать убитому, как по возвращении в часть и оказании первой медицинской помощи отправлен был Митёк-гармонист в окружной госпиталь, где врачи долго и трудно спасали, и спасли-таки от ампутации его побывавшие в крайней степени обморожения «музыкальные пальчики». И как плакал Митёк навзрыд, с обязательным аккордеоном в руках на его, хомутовской, скромной, могиле, навещать которую будет многие годы при любой возможности. И, тем более не мог знать покойный, какие мысли терзали лихорадочно дрожавшего в ту злополучную ночь Пёрышкина не только, оказывается, от лютого холода, но в не меньшей мере и от страха. Страха-ожидания, кинутся на него сейчас эти двое здоровущих шепчущихся зэков, одним из которых был сам Хомут, или не кинутся. А если решатся, то сразу прикончат для верности или просто скроются, отобрав оружие? Каждый искоса брошенный этими двоими в его сторону взгляд заставлял его и так уже еле державшие тело окоченевшие ноги всякий раз сильнее и сильнее подкашиваться. Сможет ли он надавить уже совсем непослушными распухшими пальцами на спусковой крючок хотя бы одного из двух, не менее самого Пёрышкина заиндевевших пистолетов? Суметь вовремя надавить на оба сразу… такое было бы расценено как огромная удача – и тот, и другой покушавшиеся на побег, в случае прямого попадания гарантированно обезвреживались.

Но, Бог свидетель, не собирался Хомут оправдывать страхов мучавшегося бессилием своей бдительности будущего лауреата всевозможных музыкальных конкурсов «Митька-гармониста». Не собирался… Он просто в очередной в этой жизни раз захотел и попытался (когда-то ведь, в страшной чардаринской уличной драке, ему это удалось…) спасти для уважающего настоящую музыку человечества находившиеся на краю гибели мало приспособленные ко всему грубому, в том числе к механизаторской экскаваторной работе, хулиганским дракам и боевой солдатской службе, редкой одарённости «аккордеонные пальчики», которые оно, человечество, могло потерять безвозвратно. Только и всего…

А бравый сержант-герой буквально за несколько дней до демобилизации, будучи в звании уже старшего сержанта и готовясь к учёбе в школе прапорщиков внутренних войск, в состоянии внезапно возникшей необъяснимой ярости пристрелит, к счастью не насмерть, одного из подчинённых ему солдат нового призыва, и тут же, в состоянии той же взвинченности, а может быть и неожиданно пробудившегося чувства вины, всадит пулю в буйную голову самому себе, так и не обрадовав своим излечением от неконтролируемых вспышек гнева старых родителей, возлагавших немалые надежды на воспитующую и закаляющую силу армейской службы.

Примечания

1

Спецавтомобиль-камера на базе обычно полуторатонного грузовика для перевозки заключённых в сопровождении конвоя;

2

Военнослужащий второго полугодия срочной службы.

3

Военнослужащий четвёртого, т.е. последнего полугодия срочной службы;

4

Заключённые (жарг.)

5

Пойменные леса в пустынях Средней Азии, в данном случае – в пойме р. Сырдарьи.

6

Широкомасштабная амнистия после смерти в 1953 г. «вождя народов», объявленного позже величайшим злодеем – руководителя советского государства И.В.Сталина, когда в результате ликвидации 104 лагерей и 1567 колоний на свободе в одночасье оказалось более 1 млн. 200 тыс. человек, т.е. больше половины, или 53,8 % общей численности заключённых. Указанная амнистия во многом способствовала массовому переносу специфических лагерных, заведомо конфликтных практик в «большой социум». По словам из доклада нового тогдашнего министра внутренних дел СССР С.Н.Круглова и генерального прокурора СССР Р.А.Руденко председателю Совета Министров СССС Г.М.Маленкову, «в некоторых городах и районах начался настоящий криминальный террор». Насилие стало настолько обычным, что люди просто не обращались в милицию, чувствуя себя беззащитными жертвами тотального и почти ненаказуемого вышеуказанного террора.

7

Фактическое имя Роберто Лоретти – итальянский певец (род. в 1947 г.), в подростк. возрасте (в начале 1960-х годов) завоевавший мировую известность

8

Отечественный дизельный экскаватор модели «Э-10011» с объёмом подвешенного на тросах ковша 1 куб. м., черпающего груз (грунт) с позиции «сверху вниз»;

9

Военнослужащий срочной службы конвойных войск МВД СССР;

10

ДТ-54, ДТ-75 и др. – модели отечественных дизельных тракторов.

11

«Ленинская комната» – в советских войсках место проведения занятий по политической подготовке, других теоретических занятий, собраний и культурного досуга солдат, обычно в масштабах такого подразделения как рота;

12

Прикончить, убить (жарг.)

13

«Вертухай» – охранник, надзиратель в тюрьмах, местах лишения свободы (жарг.)

14

Автомат Калашникова модернизированный складывающийся, калибра 7,62 мм (вместо деревянного приклада у этого более удобного при конвоировании или десантировании вида, в отличие от обычного, в случае необходимости откидывается облегчённое приспособление для плечевого упора, использующееся редко, как правило на учебных стрельбах)

15

Вариант жаргонного «салага». Так называли военнослужащих первого полугодия срочной службы, которые не пользовались никакими внеуставными послаблениями

16

Чрезвычайное происшествие

17

Пистолеты, револьверы (жарг.)

18

ИТК-1 (Исправительно-трудовая колония № 1)