Отряд

Я вздохнул. Опять шпионско-политические игрища начинаются. В бою, безусловно, трудно, противно и страшно, но политика ещё противнее и страшнее. И самое поганое в том, что коль попал на этот крючок, то ни сорваться с него, и наживку не сожрать, и помощи не дождаться. Тянет-потянет прочная леска, и ты дрыгаешься, хорохоришься, силу кажешь, а в душе понимаешь, что в конце той лески только горячая сковородка.

Колонна втянулась в город и медленно, чтобы не повредить асфальт, покатила по улицам. Не в силах тащиться по-черепашьи мы на «Тигре» опередили неспешно ползущие боевые машины, проскочили Петровский район, пересекли площадь Свободы, миновали Мариупольскую развилку и поворот на широкий Ленинский проспект. У цирка рядом с въездом на мост громоздилась бетонная баррикада, возле которой нас остановил патруль.

Я выбрался из машины и с хрустом потянулся, распрямив спину и ноги. Ко мне вальяжно направился чистенький и гладко причёсанный парень в тактических перчатках, начищенных до блеска берцах, отглаженном камуфляже и модных тёмных очках. За ним возле дорогого внедорожника стояли ещё трое автоматчиков, одетых во всё новое. У баррикады я разглядел двух бойцов с пулемётом.

– Кто такие? Предъявите документы, – грубо заявил «лощёный», покачиваясь с пятки на носок и поглаживая кабуру с пистолетом «Глок».

Я остановился от него в трёх шагах. Свита «лощёного» забеспокоилась, напряглась и ощетинилась стволами. Усмехнувшись, я спокойно ответил:

– Отряд «Д», спецназ ополчения Славянска. Направляемся к военному коменданту Донецка. Кстати, вас представляться не учили?

– Что здесь делаете? – он сделал вид, что не услышал замечание, – Славянск вон там, – он ткнул рукой на северо-запад. – Я, что непонятно сказал, документы предъявите.

– Мы только что из рейда с той стороны и, естественно, с собой документов не имеем. Неужели это непонятно. Дайте нам сопровождение и сообщите Захарченко.

– Значит, документов не имеете. Так, так,– он выразительно скривил морду лица, приосанился и картинно положил руку на рукоять пистолета. – Кто такие неизвестно. Возможно, шпионы или диверсанты.

– А, вы-то, кто такие, что тут стоите и свои порядки устанавливаете? – От мимолётной злости хрустнули кулаки. – Что-то на бойцов вы не больно похожи. Слишком сытые, чистые и наглые.

– Разговор окончен, – повысил «лощёный» голос, – вы задержаны до выяснения. Сдайте оружие

От вида этого морального убожества злость прошла, и мне стало смешно:

– Послушай ты, потешный деятель тыла. Ты ничего не попутал? Неужели со своими пукалками ты хочешь задержать бойцов, которые со счёта сбились считать дохлых укров.

– Сопротивляться вздумали?! Сердюк, Мироненко, Типко, ко мне! – завопил «лощёный» дурным голосом, дрожащей рукой пытаясь вытянуть пистолет.

Невольно злость вернулась. Я смотрел на этот подлючий хохляцкий балаган и копил в себе ярость. Формально они проявили бдительность, а, по сути, издевались и глумились. Надо проучить.

Набычившийся «лощёный» и его холуи взяли меня в полукольцо, передёрнули затворы и подняли стволы. Не обращая на них внимания, я сделал знак Рокки, чтобы он не вмешивался, и постучал по микрофону:

– Здесь Бор. Хоттабыч, тут у моста, что возле цирка, непонятки возникли. Какие-то клоуны под ополчение вырядились и документы посмотреть наши желают. Придётся тебе подъехать и предъявить им вместо документа аргумент. Остальные тоже подтягивайтесь.

Я сложил на груди руки и, молча, стоял в окружении вооружённых и истошно орущих хамов, когда из-за поворота выползли танк и БТР. Они проехали чуть вперёд, развернулись на дороге и опустили стволы, к ним присоединился пулемёт Рокки.

«Лощёный» совсем сомлел от страха, у него согнулись в коленках ноги, открылся рот, и перекосило на носу очки, а его мордоворотов с дороги как ветром сдуло.

– Брось пистолетик, а то уронишь. – Я выдернул из ослабевших рук пистолет, сдёрнул и раздавил ногой очки, потом взял его за воротник и встряхнул:

– Хамам оружие вредно для здоровья. И глаза скрывать не нужно. А теперь слушай сюда, недоразумение природы. Быстро убирайся с дороги со своими придурками, а то проедем по вам и даже не заметим. Пока вы, твари, между завтраком и обедом в центре Донецка, развлекаетесь и глумитесь над нормальными людьми, настоящие бойцы насмерть стоят на блокпостах. Гэть отседова, мразь. И моли бога, чтобы я тебя нигде и никогда больше не встретил. Очень сильно пожалеешь, вплоть до летального исхода.

«Лощёный» робко сжался в комок и мигом исчез с глаз. Мы погрузились в машины, и колонна прежним порядком двинулась дальше. Мимо медленно проплывали дома и деревья, и вдруг справа открылся просвет, в котором за чёрной вязью вмурованной в кирпич ограды показалось белоснежное строение православного храма, явно старой постройки в строгом стиле без архитектурных излишеств. Меня будто что-то под руку толкнуло:

– Здесь Бор, – произнёс я в микрофон, – притормозите у храма.

Дитрих понимающе кивнул и встал у обочины. Я выбрался из машины и шагнул в сторону церкви. В чистом просторном дворе возле резного колодца стоял священник и крестил вслед двух отошедших от него женщин. Я направился к нему. Он увидел меня и стал дожидаться, когда я подойду.

Передо мной стоял крепкий высокий человек пожилого возраста с густой с проседью бородой и шевелюрой. Его тёмные глаза отражали вековую мудрость всех его предшественников. Он, молча, стоял и внимательно смотрел, заранее зная, что я ему скажу.

– Благословите, отче, – и я склонил голову.

Он кивнул, положил на мою голову руку и тихо проговорил:

– Храни тебя господь, сын мой. Что привело тебя в храм?

– Грешен я, батюшка, и велики грехи мои смертоубийства.

– Исповедоваться желаешь?

– Нет, отче, не готов я. Не постился, не раскаялся, по пути заехал. Совета прошу и благословения. Не по злой воле убиваю, а по зову долга защищаю землю и народ от нашествия чужаков, что глумятся над верой и памятью предков.

Священник озабоченно вгляделся в мои глаза, ненадолго задумался, потом взял меня за локоть и подвёл к паперти.

– Этот храм во имя святых Петра и Павла сто семьдесят пять лет стоит на этом месте. Трижды его пытались разрушить люди злые и неверующие, но господь не попустил. Он стоял, стоит и будет стоять на этой земле, как оплот веры и памяти. И ты также крепкой ногой стой на земле. Грех твой велик, но господь милосерден и справедлив, ибо сказано: «Нет больше той любви, как положить душу за други своя…». Зло вошло в наш мир вместе с грехопадением праотца Адама и вместе с убийством Каином брата своего Авеля. И повлекли они за собой бесконечную цепь насилия. Однако сказал наш святой покровитель апостол Павел: «Станьте, препоясав чресла ваши истиною, облекшись в броню справедливости, обув ноги в готовность благовествовать мир; а паче всего возьмите щит веры, которым можете угасить все раскалённые стрелы лукавого, и шлем спасения возьмите и меч духовный, который есть Слово Божие». Отриньте неслышный зов лукавого, обратитесь к господу и спасётесь. Ибо сказано: что было, то и будет, и нет ничего нового на земле. Именем господа нашего отпускаю тебе грехи твои. Ступай и больше не греши.

Он перекрестил меня, я приложился к его руке, повернулся и… Все мои бойцы стояли рядом с непокрытыми головами и внимательно слушали. Потом они по очереди стали подходить к священнику за благословением и отходили с посветлевшими лицами и расправленными плечами.

Один Стингер стоял в сторонке, и его лицо выражало высшую степень растерянности и отчаяния. Потом он махнул рукой и подошёл к священнику:

– Святой отец, я мусульманин, уместно ли мне просить благословения у христианина?

– Не бойся, сын мой, бог наш Творец Небесный един для всех людей и всё видит. А обе веры наши от прародителя Авраама. Благословляю тебя воин и отпускаю грехи. Иди и не греши.

Такого счастливого лица, как у Стингера, я давно не видел. К своему БТРу он летел, как на крыльях.

– Хорошо, что мы здесь остановились. Не часто встретишь мудрого человека. И лицо у него доброе, и морщины от пережитого, – произнёс Рокки, устраиваясь на своё место. – Послушал его, и на душе сразу легче стало, будто у доктора подлечился.

– Мудрость – это не морщины, а извилины, и выздоравливать нужно до визита к доктору, – глубокомысленно произнёс Дитрих, покосился, ухмыльнулся и включил зажигание.

Спустя час наша колонна добралась до места и остановилась на краю Шахтёрской площади, к которой примыкал комплекс зданий городской администрации. Мы заглушили моторы и стали ждать Валета. А пока суд да дело, бойцы навалились на немудрящую еду, запивая их водой из бутылок.

Редкие прохожие сначала обходили нас стороной. Три месяца войны научили их опасаться людей с оружием, тем более, таких, как мы, пропылённых, грязных, от которых за сотню метров несло порохом, потом, гарью и кровью. Потом те, кто посмелее, стали подходить и спрашивать о новостях с фронта. Сытые и расслабившиеся бойцы благодушно всех успокаивали, говоря, что опасность с запада миновала.

Потом вдруг кто-то из толпы крикнул, что мы тот самый отряд, который разгромил западную группировку карателей. Оказывается, Донецк переполняли самые разные слухи о событиях на западном фронте. И тут началось столпотворение. Нас моментально окружила быстро растущая толпа. Откуда-то появилось вино и иные напитки, всевозможная закусь. Благодарные женщины лезли к бойцам целоваться. Все хотели пожать нам руки. В общем, начался форменный дурдом. И всё, что я смог сделать, это категорически пресечь пьянку. Закусывайте сколько угодно, но вино, ни-ни. Ребята всё понимали и вели себя достойно.

Вскоре я заметил, что толпу, словно ледокол, рассекает группа вооружённых военных. Во главе этого «клина» я увидел Валета. Слава богу, явился. И впрямь, уже пора ставить точку в нашей авантюре.

– Уф-ф, – отдувался добравшийся до нас конторщик, – чуть не разорвали на сотню маленьких валетов. – Он улыбался, и было видно, что он искренне рад нашему возвращению. – Спасибо бойцам Захарченко, помогли протиснуться. Всех приветствую. Рад, что все трудности позади.

– Здравствуйте, – ответил я за всех, – а уж как мы-то рады,и представить невозможно. Хотелось бы,наконец, сбросить разгрузки и привести себя в порядок. Устали, как ездовые собаки.

– Всё понял. Двигайтесь потихоньку в объезд здания администрации вдоль забора. Через большие ворота заедете во двор, там увидите корпуса и гараж. Места вам уже освободили. Устраивайтесь, поговорим потом, заодно и отчёт напишите.

Поблагодарив дончан за внимание, мы завели моторы и почти полчаса осторожно ползли через толпу и пересекали площадь. И только, выбравшись из машины во дворе административного здания, я свободно вздохнул и окончательно расслабился. Жутко хотелось помыться, побриться, переодеться в чистое, пожрать по-человечески, выпить водки и выспаться до упора. Эти простецкие хотелки были верхом моих желаний. Уверен, все остальные мечтали о том же самом.

Во дворе в ряду разных хозяйственных строений возвышался четырёхэтажный гостиничный корпус, в который нас проводил человек из администрации. Мужики сразу отправились осваивать новое обиталище, а мне предстояло передать Валету и людям Захарченко пленных, которые уже сутки валялись связанными в кузове «Урала». Добрый Дитрих их поил и кормил, но близко не подходил, впрочем, как и все мы, потому что несло от этой троицы, как от солдатского сортира.

Меня позабавила реакция Валета, когда мы вытащили пленных из кузова, развязали их и поставили на ноги. Затёкшие конечности сперва отказались их держать, и они повалились на асфальт, и только минут через пять кое-как поднялись. Сначала, не поднимая глаз, они прятались друг за друга, а потом застыли столбами. Ляшко громко стучал зубами и тихо подвывал. Я даже подумал, не повредился ли он от страха головой. Парасюк тупо озирался мутными глазами, а Боголюбов смотрел под ноги и непрерывно икал.

– Это те, о ком я думаю? – тихо проговорил Валет. Его лицо закаменело, и он уставился на меня распахнутыми глазами.

– Они, они, голубчики, – ответил я, – пойманы в районе боевых действий с оружием в руках и формально являются военнопленными.

– Но они же… их же придётся отпустить, – ещё тише проговорил Валет, подойдя ко мне вплотную.

– Только попробуйте, – холодная игла нехорошего предчувствия ткнулась в сердце, и я нешуточно окрысился, – тогда пристрелю их прямо здесь и сейчас!! Каждый из них принёс дончанам больше вреда и горя, чем все уничтоженные нами карательные батальоны, бригады и дивизионы. Один вдохновил, призвал и благословил карателей на массовые убийства, заработав на этом огромные деньги. Другой дал убийцам эти деньги, снаряжение и оружие, а третий лично приказывал убивать и казнить. По всему выходит, что они преступники, а, значит, такие слова, как «честь», «жалость», «милосердие» здесь неуместны. И мне плевать, что они из числа нынешнего киевского политического бомонда. Конечно, они не главные персонажи, но тоже фигуры, а потому я требую следствия и открытого процесса. И никак иначе. А если будет иначе, то предупреждаю о серьёзных последствиях. И следующий раз мы сами на месте по совести будем решать такие проблемы.

– Хм-м. Всё понятно. Но для начала их нужно отмыть и переодеть, что ли. В любом случае этот вопрос будет решать руководство Новороссии. И, если дело закрутится, то придётся тщательно соблюдать все законные процедуры и правила следственных действий. А вам предстоит писать заявления и давать показания. И очень прошу… постарайтесь быть сдержаннее.

– Ничего, помучаемся, напишем и дадим. Всё и всем. И сдержимся. Но есть одно условие. На допросах пленных под протокол должны присутствовать кто-то двое из нашего отряда.

– Не доверяете. Хорошо, я передам здешнему начальству ваши условия, – сказал он с лёгким кивком. – В 20-00 за вами придут и проводят. А пока отдыхайте.

До назначенного времени я успел помыться, переодеться, постираться в прачечной, перекусить в служебной столовой и даже вздремнутьв чистом номере на чистом белье. Будильника не услышал, и Ромео еле меня растолкал. В восемь вечера вестовой проводил нас в главный корпус. Я шёл на встречу с донецкими лидерами, пытаясь избавиться от дурного предчувствия.

В просторном хорошо освещённом кабинете с классическими столами в виде буквы «Т» за динным столом сидели шесть человек, которых я прямо или опосредованно знал: Валет, Александр Захарченко, Александр Бородай, Павел Губарев, Александр Пургин, Денис Пушилин и Олег Царёв. В центре помещения на стульях пристроились наши отмытые и переодетые пленники, за спиной которых стояла охрана.

Мы с Ромео переглянулись и по знаку Захарченко сели на свободные стулья.

– Давайте сразу приступим к делу, – начал Захарченко. – Для начала позвольте представить командира отряда «Д» спецназа славянского ополчения и его заместителя. Позывные Бор и Ромео. Все слышали о недавнем нашумевшем рейде по тылам противника. Так вот, это их работа.

Все присутствующие одобрительно зашумели, кто-то дружески махнул рукой, кто-то приветливо кивнул, кто-то с места поприветствовал. Захарченко встал, подошёл и крепко пожал нам руки:

– Это благодарность от имени всех присутствующих и от всего народа Донбасса. Мы ещё не до конца поняли огромного значения вашего рейда, но уже сегодня донецкие батальоны отбросили противника от Славянска и Краматорска примерно на 10 километров и продолжают наступление по двум стратегическим направлениям. В Киеве царит растерянность на грани паники. По предварительным сведениям, в ходе вашего рейда безвозвратно выведено из строя свыше 4 тысяч пехоты, ранено столько же, уничтожено более 100 единиц ствольной и реактивной артиллерии, огромное количество боеприпасов, разгромлены танковая бригада и две механизированные бригады и повреждено неизвестное множество иной техники и вооружения. Фактически потеряли боеспособность карательные полки «Днепр», «Украина» и «Азов». Но потрясающая эффективность отряда «Д» удивительна ещё и тем, что в нём нет потерь! Все восемнадцать бойцов живы и даже не ранены! От имени командования вооружёнными силами ДНР заверяю, что все участники рейда будут по достоинству отмечены и награждены высшими наградами республики. Однако вместе с тем возникла ещё одна проблема. Перед нами сидят известные и нам, и в Киеве люди. Что будем с ними делать?

– Это политическое дело. Будет скандал, – вкрадчиво произнёс Пушилин, – надо отпускать.

– Я тоже так думаю, – нехотя проговорил Царёв, – не время обострять ситуацию.

От этих слов я нервно сглотнул, с удивлением протёр глаза и переглянулся с Ромео. Потом яначал присматриваться к присутствующим, пытаясь разобраться в хитросплетениях их отношений и позиций.

– А, я против, – запальчиво сказал Губарев, вскинув голову, как норовистый жеребец, – надо разобраться. Кроме того, у нас появился дополнительный аргумент для инициирования переговоров.

– Согласен с Павлом, – весомо уронил Бородай тоном крайнего неудовольствия.

– Может разразиться большой скандал, – проворчал под нос Захарченко.

Я с удивлением смотрел на лидеров дончан и офигевал от их мнительности. Именно сейчас мне стало ясно, почему в прошлой реальности Новороссия постепенно растратила мощную энергию протеста и утратила боевой запал, потом шаг за шагом уступила территории, съёжившись до состояния обмылка, ив итоге пала, обливаясь кровью и проклиная своих горе-правителей.

От гнева во рту пересохло, на виске застучала жилка, и, скрипнув зубами, я взял слово:

– Позвольте сказать, господа-товарищи политики и руководители, – отодвинув стул, я вышел из-за стола и обвёл всех взглядом.–Вот уже полгода киевская хунта самозванцев руками озверевших нацистов мучает и убивает народ Украины. Больше трёх месяцев стонет под бомбами и снарядами Донбасс, захлёбываясь кровью и слезами стариков, женщин и детей. Немало своей крови добавили в это горькое море и простые бойцы ополчения. Они бросили все дела, оставили работу, семьи и грудью встали на защиту своей земли, своей веры и памяти предков. Ежедневно испытывая нужду и невзгоды, ополченцы насмерть стоят на блокпостах и пропадают в окопах передовой. И что же я слышу здесь? О каких политических неприятностях сейчас можно говорить? Перед вами сидят человекообразные существа, совершившие преступления против человечности. Напомню, что именно наш отряд прихватил их на горячем и доставил сюда, значит, и мы тоже имеем право голоса. И потому от имени отряда говорю: закон превыше всего, требуется провести следствие с привлечением общественности, СМИ, свидетелей и пострадавших, а потом должен свершиться открытый суд. Признают народные судьи их невиновными, пусть будет так. А коль виновны, должны понести заслуженную кару. Иначе вся наша борьба не стоит и выеденного яйца. Измученный и страдающий народ вас не поймёт, и люди станут плевать вам в глаза.Поймите, за свои злодеяния эти твари в любом случае будут прокляты и получат по заслугам, но именно сейчас любая недомолвка, слабость и нерешительность крайне опасны для нашего дела.

Я сел на своё место и окинул взглядом собравшихся. Некоторое время в кабинете висела гнетущая тишина. Потом поднялся Захарченко:

– Голосуем. – Его голос посуровел и глаза заледенели. – Кто за начало следствия? Единогласно. Андрей Евгеньевич, – обратился он к Пургину, с нотками облегчения в голосе, – вам поручается организовать расследование по всей форме и закону. Начинайте прямо сейчас. Нужных следователей, оперативников, криминалистов, адвокатов и прокуроров привлекайте незамедлительно. В ходе следствия обязательно учтите мнения и показания бойцов отряда «Д». Совещание окончено.

В отличие от утренних предчувствий уходил я с ощущением надежды, будто в духоте распахнули окно.

В эту ночь я спал, как младенец, и поднял меня мочевой пузырь только в следующий полдень. Все остальные мужики занимались своими делами, кто-то отъедался, кто-то приводил в порядок оружие и снаряжение, кто-то ковырялся в машинах, кто-то продолжал дрыхнуть. Потом все по очереди мы сходили к следователю.

На седьмой день меня, Ромео и корреспондентов пригласил к себе Захарченко. Когда мы расселись в его кабинете, он выдал нам сенсационные сведения, полученные от наших пленников и подкреплённые следственными материалами. Эти пленные деятели, хватаясь за соломинку, целых пять дней наперебой несли околесицу, но въедливый и дотошный следователь, с трудом разобравшись в мутном словесном потоке, всё-таки сумел докопаться до истины.

А истина та, действительно, оказалась сенсационной. Поэтому позволю себе несколько длинноватый, но крайне важный пересказ вновь открывшихся фактов. Возможно, кому-то это будет неинтересно и скучно, так что можете пролистнуть до начала следующей главы. А иным советую всё прочитать, поскольку тогда многое прояснится, и последующие события обретут глубинный смысл.

Оказалось, что одной из главных причин евромайдана и последующей гражданской войны были непомерные амбиции и корыстные интересы украинской еврейской олигархии, которая вышла из тени сразу после распада Советского союза. Более того, именно усилиями этих олигархов и была подготовлена тайная встреча в Беловежской Пуще трёх президентов, трёх убийц великой державы, трёх иуд предателей русского мира.

Моментально присвоив все рентабельные производства, финансы, энергетику, транспорт и связь за первыеже годы незалежности олигархат быстро сожрал советское наследие и принялся быстро поглощать национальные богатства.

Другой причиной и главным мотором свершившегосянацистского переворота стало небывало мощное давление международных банковских корпораций и богатейших еврейских кланов запада, которые прямо или косвенно управляли аферами украинских олигархов-агрессоров, чтобы в конечном итоге овладеть всеми богатствами страны.

Естественно, еврейское население и общественность Украины, в том числе еврейские бабушки и дедушки Кличко, Тимошенко, Турчинова, Тягнибока, Яценюка, Порошенко были не причём. Ту партию разыгрывали слившиеся в экстазе главные финансисты и авторымятежа: окружение канцлера Меркель, кланы Ротшильдов и Рокфеллеров, клан американского вице-президента Байдена, спецслужба Британии и пресловутый Бильдербергский клуб мировых воротил. Именно эти силы привели в движение и укронацистов, и еврейских олигархов, и европейских политиканов, и натовскую военщину.

Непосредственной организацией и подготовкой майдана и его информационным прикрытием занималось много «профессиональных евреев» в подконтрольных олигархам СМИ. Самое удивительное, что международный олигархат заставил замолчать даже официальный Израиль, который сначала прямо и резко высказался против украинских нацистов. В итоге глава укро-сионистов Иосиф Зисельс со своей командой оккупировал эфир всех еврейских агенств, яростно защищая нацистов евромайдана. С ним заодно действовали и другие апологеты западного еврейства: Лев Рубинштейн, Леонид Финберг, Шимон Бирман. И, что характерно, исполняя план хозяев, они начали дискредитацию законных властей Украины, а также русской культуры, языка и истории задолго до начала майдана. Эти же верёвочки привели в движение и «пятую колонну» непосредственно в России, главным образом в СМИ, финансовом блоке правительства и среди всокопоставленных управленцев-реформаторов.

Как известно, корни украинского сионизма уходят глубоко в прошлое. Впервые евреи появились на юге Руси во времена хазарского засилья в 8-9 веках. Незадолго до этого в Хазарии утвердился иудаизм, как государственная религия, и большинство чиновничьих и сановничьих постов в каганате заняли либо этнические, либо обращённые иудеи. Поэтому именно они после хазарской оккупации Среднего Поднепровья стали представителями кагана в Киеве и сборщиками дани с южнорусских племён и народов. После разгрома Хазарии Святославом, в Киеве и причерноморских городах появилось много еврейских переселенцев и беженцев из павшей Хазарии. Но теперь они не собирали дань, а хитро обирали русичей, занимаясь ростовщичеством, имущественными афёрами, спекуляцией и торговыми махинациями.

В 1240 году во время монголо-тюркского вторжения русское и славянское население юга Киевской Руси было фактически уничтожено. Во многом то нашествие было жестокой местью тюркского мира за уничтожение Хазарии и её союзников. Почти на столетие южнорусские земли буквально обезлюдели и, лишь после их захвата княжеством Литовским, Среднее Поднепровье и соседние земли постепенно заселили православные изгнанники из Литвы, Польши, Волыни, Мазовии и Галиции. Ещё через сотню лет Литва и Польша поделили днепровские и заднепровские земли, утвердив на них свою власть. Тогда же сформировалось и Запорожское казачество из беглых и разбойных людей, происходящих из южнорусских, тюркских и причерноморских племён.

В 14-17 веках жители Украины немало потерпели от засилья польско-литовской шляхты и её ставленников из еврейского совета раввинов «Ваада Араба Арцот» (Совета Четырёх Сторон). Именно то время евреи до сих пор считают своим «золотым веком», поскольку несказанно обогатились за счёт трудолюбивого, неприхотливого и терпеливого православного населения. Однако всему есть предел, и когда дельцы-евреи, обобрав украинцев до нитки, начали продавать право входа в православные храмы и на исполнениецерковных таинств, от крещенья до соборования, люди восстали. Люди долго терпели, но оскорбление русского самосознания переполнило чашу терпения и взорвало страну. Но беды никак не хотели покидать многострадальную землю, и, едва украинское восстание прекратило засилье евреев, с запада на Украину обрушилась новая напасть. Началась ползучая насильственная католизация Украины, положившая начало антирусскому отбору.