Макс охотник. Книга первая

Виталий Конторщиков

Макс охотник. Книга первая

Глава 1

Осень… Ошеломляющее буйство красок, терпкий аромат засыпающей земли и лёгкий порывистый ветерок, колыхающий листву, в дуэте с ярким, ещё теплым солнышком всегда рождали во мне желание остановить, замедлить, растянуть как можно дольше это волшебное, по-настоящему живое, вызывающее лёгкую грусть время года.

Вот только сейчас мне было не до причудливого калейдоскопа образов, создаваемых порхающими листьями на заезженном асфальте. Мне было всё равно. С грехом пополам передвигаясь, загребая ногами павшую листву, я шел в никуда. Мне просто некуда было идти, да уже и незачем. Моя осточертевшая жизнь очередной раз плюнула мне в рожу и нагадила прям в душу, впрочем, откуда у меня душа?

Сегодня утром Рябой и Пряник, мои последние кореша на этой земле, попинав ногами для приличия, вышвырнули меня на улицу из нашего «Дворца» на простор заброшенной промышленной зоны, расположенной вблизи моего города.

А спрашивается, за что? Ну подумаешь – срыгнул Прянику на его парадный макинтош, так нечего было за мной следить. Только уселся по утренним делам, а он тут как тут. Думал, я втихаря за нычкой ломанулся. Ну я с перепугу и выдал.

А ну их к чёрту! Все туда и шло. Не нужен им лишний рот. Выхлопа от тебя, говорят, не стало. Да и откуда ему быть? Во все городские магазины путь мне был закрыт: я добился, так сказать, звания– персона нон грата. В извечной борьбе вора и системы победила последняя, причём с разгромным счётом. Сколько же раз меня били, сажали в обезьянник и снова били! Ну а в крайний залёт нервы не выдержали даже у Фемиды. Районный суд нарезал мне треху условно и, как водится, выгнал на улицу. В родной город я добирался пешком трое суток, питаясь чем придется – как, впрочем, и сейчас.

Над головой пролетел военный вертолёт и, заложив вираж, ушёл в сторону леса. Что-то интересное творится вокруг НИИ «Заря». Летом, наблюдая за дорогой из своего «Дворца», я видел нескончаемый поток строительной и военной техники. Началась вся эта движуха далеко не вчера, да и город в последнее время преобразился до неузнаваемости. Впрочем, мне уже давно не до чего нет дела. Забот у меня немного – бухнуть, заныкаться в тёплый угол и закинуть в пасть какой-нибудь хавчик.

Вот и сейчас я подходил к очередному сетевому магазину в надежде урвать хоть что-то из просрочки. Это было непросто. Когда надутый от своей важности уроженец южного ближнего зарубежья вывозил набитую упаковками тележку на пандус магазинного погрузочного терминала, то начинались Содом и Гоморра. Могу с полной ответственностью заявить: если между нашими бабушками и тележкой встанут какие-нибудь «морские котики», то у ребят будут весьма призрачные шансы обойтись без увечий. Размахивая клюками, оттаскивая соперниц захватом за шею, старушенции мгновенно вгрызались в добычу, и над грудой упаковок разгоралась межвидовая борьба среди божьих одуванчиков. Именно в этот тонкий момент появлялась возможность урвать хоть что-то, опередив остальных участников «раздачи слонов». Кстати, в последнее время претендентов на искомые просроченные продукты стало неизмеримо больше.

Шаркая нижними конечностями, я упёрся в витрину магазина. Поднял с усилием голову и узрел это. На меня смотрело отражение классического бомжа. На красной, одутловатой морде лица расположились две смотровые щели, прикрытые отёчными мешками, мято ниспадающими аж до самой носопырки. Эта самая носопырка, несомненно, являлась центральной частью сего образа: трижды ломаный, растёкшийся на полморды шнобель мало кого оставлял равнодушным. Обветренные, рваные, потрескавшиеся губы, щедро покрытые герпесом, уже давно не привлекали уста юных прелестниц.

И по всему этому великолепию неравномерными кусками, словно островками какого-то архипелага, топорщилась рыжая щетина. А вот голова – голова была лысой и иссечённой надрезами вследствие объявленного моими «дерматологами» – Дня борьбы с педикулёзом.

Нет, вы не подумайте ничего плохого! Я сам тогда рассказал «коллегам» и о вшах, и о гнидах, и название недуга приплёл тоже я. Просто мне удалось украсть дегтярного мыла, вот я и просветил корешей. Вдоволь насмеявшись, мои «врачи» единогласно приняли решение: так как у них по определению не может быть ничего подобного, а гнидами они никогда и подавно не были, то надо срочно лечить именно меня.

В роли патронажной медсестры выступал Пряник. Обильно, от души поливая водой из лужи, он старательно намыливал мне голову. На мои робкие попытки взять процесс лечения в свои руки ответом послужила гневная отповедь о доверии, друзьях и их исключительном профессионализме. Да и как тут командовать парадом, если сидишь на треногой табуретке, привязанный проволокой к бетонному столбу?

Процесс лечения набирал обороты. Во время очередного симпозиума, сопровождаемого внутренней дезинфекцией организмов, метод частичного удаления волосяного покрова путём его состригания был признан малоэффективным.

В какой-то момент я даже расслабился, прекрасно понимая ход мыслей моих лекарей. Складывалось чёткое ощущение, что сегодня операция не состоится, и у меня были весьма веские основания для такого вывода. Ну не было у нас ни ножниц, ни каких бы то ни было лезвий или бритв! Имелся только столовый нож с оплавленной ручкой, который давно уже не резал, а ломал. Азарт во взорах моих корешей стал затухать. Я, с умилением поглядывая на вторую, слегка початую, бутылку самогона (добытого, между прочим, мною), начал возвратно-поступательные движения руками с целью перетереть стягивающую их проволоку о столб.

Но судьба, как это часто со мной бывало, распорядилась иначе.

Рябой резко вскочил из-за стола и, ни секунды не раздумывая, схватил пустую бутылку, которая в тот же миг была жахнута о бетонную стену. Похоже, своё везение я слил под ноль: «розочка» вышла на загляденье – ухватистая, с острейшими зубцами, она выглядела эталоном импровизированного оружия. Пряник посмотрел на меня со все понимающей отцовской улыбкой, не забывая наполнять свой стакан.

Рябой же, переглянувшись с напарником, рванул ко мне с правого фланга, выписывая кренделя и выделывая кульбиты, доступные только пьяным в хлам индивидам. Он шёл, как в свой последний и решительный. С левой же стороны заходил Пряник, прижимая к груди стакан с дозой, вполне достаточной для приведения меня в состояние общего наркоза. Меня сковал паралич. Выпучив глаза и распахнув рот, я не мог вымолвить ни звука. Липкий страх выедал моё нутро, по спине пробежал табун бегемотов, а по штанам расползалось предательское пятно. Я никаким местом не контролировал своё тело, в результате чего сфинктер сказал «прости». И, я обделался.

Но что характерно – невзирая на весь ужас происходящего, где-то на периферии сознания я мечтал, молясь всем богам, об одном: чтобы Пряник донёс до меня этот чёртов стакан и не расплескал ни капли. И вот живительный нектар, минуя ротовую полость, ухнул прямиком в гортань. По моему лицу расплылась дурацкая улыбка, и, зафиксировав напоследок счастливые рожи этих мучителей, сознание покинуло моё бренное тело.

Утром я очнулся бритый наголо и весь в крови. Выслушав от ублюдков «кто тебя так, парень, это не мы, ничего ни помним, а вообще-то тебе идет», умылся из той же лужи, в ней же застирал портки тем самым, мать его, дегтярным мылом и понял одно: надо уходить!

Вот ведь черт, опять залип у своего отражения. Еще раз окинув себя взглядом, вспомнил, что скоро зима, и моей коллекции «Весна, Лето, Осень» требуются обновки. Так-то среди своих я был, можно сказать, иконой стиля – длинная до колен куртка, пуловер, свитер, рубашка, и две футболки. На ногах висели донельзя заношенные джинсы, а гордостью ансамбля были настоящие морские прогары, крайне неудобная, но очень практичная обувка. Шею мою обматывал длинный шерстяной шарф ядовито-красного цвета, вносящий пикантные нотки в мой общий образ, выполненный в тёмно-серых тонах.

Всё это стильное великолепие было покрыто многочисленными слоями грязи и отходов жизнедеятельности человека, а также животных, птиц и прочих представителей фауны нашего края. И вишенкой на тортике – здоровая прожжённая до подкладки дыра на спине, результат давнишнего неудачного падения в костер. Идеал, одним словом.

Но надо спешить! Я как мог ускорился и, выскочив за угол магазина, шумно выдохнул: опоздал! Никого, только стая голубей, размахивая крыльями, деловито подбирает хлебные крошки. Привалившись спиной к стене магазина, мое тело начало неуправляемо сползать.

Господи, да за что же мне всё это! Всё нутро задрожало, тремор накрыл меня с пяток до макушки, боль, с которой я давно сжился, резанула с новой силой. Казалось, болели даже волосы, под лопатку словно воткнули нож, ливер скрутило жёстким спазмом, из глаз брызнули слёзы, сердце выскакивало из груди. Я начал задыхаться, и в очередной раз подвел сфинктер. Сколько продолжалась эта пытка – я не знаю. По ощущениям меня ломало не один час. Ну, по факту, наверное, гораздо меньше…

– Мама, мама, смотри! Дяде плохо, ему в больницу надо, к тёте врачу! – Нажав пальцем через веко на глазное яблоко, я увидел маленького голубоглазого ангелочка, с чистым и незамутнённым взглядом какой бывает только у маленьких детей. Улыбаться я предусмотрительно не стал.

– Никуда этому дяде уже не надо, а не будешь слушать маму с папой, будешь как этот дядя. – Тут всё ожидаемо, ну а что я хотел, всё верно по сути.

– Фу, от него плохо пахнет! Я буду, буду слушаться! – Девочка, подняв ручки над головой побежала к маме.

– Машенька, ну-ка быстро иди сюда, не смей подходить к дяде! Быстро пошли отсюда!

Хм… Вот так работает моя защитная аура. Она неплоха в повседневной жизни: люди готовы на многое, чтобы избавиться от моего присутствия. Кормилица! Я назвал её «Смердящая Вонь». Жаль только, что на моих коллег не действует. А у меня после Конида (это болезнь такая, от которой скоро полмира передохнет) обоняние исчезло напрочь. Со дня на день и зрение пропадёт, не вижу ни хрена, хожу как слепой. Пока пальцем на веко не нажмешь, глаз не сфокусируется.

Как же я докатился до жизни такой? В какой момент сорвался в штопор? Где я так нагрешил, и кто во всём виноват? Опять моё любимое самокопание с поиском виноватых. А, может, я сам, своими, так сказать, руками вырыл себе яму и быстро очутился в зоне невозврата?

Память услужливо распахнула свои объятия. Вот ничего в организме не работает, зато память! Она безотказна, как швейцарские часы, её я тренирую каждый день. Вот и сейчас накрывает, ну что ж…

Глава 2

Родился и вырос я в молодом, современном городе с ласкающим слух названием – Зареченск. Оно ему было дано неспроста: на высоком правом берегу Оки расположилась эта жемчужина центрально европейской части России. И я ничуть не преувеличиваю.

Вот представьте себе прекрасные, утопающие в зелени широкие проспекты, прямые свободные улицы, уютные, какие-то по-простому домашние переулки, а рядом – футуристического вида высотки, здания современной архитектуры и различного облика частные владения.

Моим землякам есть где отдохнуть и купить всё необходимое. Театр, четыре Дома культуры, два стадиона, ледовый дворец, аквапарк, три огромных торговых мола, восемнадцать школ и многое, многое другое. И изюминка города – раскинувшийся в центре Зареченска сосновый бор, обрамленной маловодной речкой – одной из многочисленных притоков Оки. Эта речка, в народе прозванной Переплюйкой делит город на старый и новый.

Мой город – по населению, крепкий сто тысячник. Но он не всегда был такой, в его истории были разные моменты. В середине прошлого века, в семи километрах от небольшой деревушки Заречье, Министерством обороны СССР было начато строительство секретного НИИ «Заря». Одновременно с этим, по лекалам советских инженеров и руками немецких военнопленных, вокруг Института возводился небольшой, но добротный городок.

До начала девяностых прошлого века он разрастался и ширился, обрастал институтами и предприятиями различной направленности, жилыми домами, садами, школами, магазинами, объектами культуры. Но ни на одной карте мира не обозначался Зареченск. Закрыт он был и для прочих граждан Союза, поэтому люди сюда попадали лишь по заявкам от «Зари» или других секретных организаций – и то требовалось поначалу пройти проверку в соответствующих органах.

Это был рай по тем временам: прилавки ломились от товаров, Зареченцы ездили на курорты и в санатории по бесплатным путёвкам, детей возили в летние лагеря по всей великой стране, зарплаты были достойные, а уровень преступности – самый низкий.

А потом не стало той страны, и пришла «свобода». Многие, особенно из старшего поколения, так и не поняли, от каких оков их избавили, не предложив взамен абсолютно ничего. Незатейливо обнулились накопления, урезалась социалка чуть ли не до нуля, была объявлена рыночная экономика, мол, она сама с ценами разберётся. Разобралась: цены поскакали ввысь, наплевав на все прогнозы.

Мой город вывели из-под крылышка Министерства обороны и внезапно объявили открытым. «Варяги» со всей России кинулись в Зареченск делить власть, не понимая специфики города, не зная, как работает городское хозяйство. Молодые и не очень реформаторы быстро довели его до ручки. Чиновники всех мастей богатели на глазах, мэры и команды менялись как перчатки. Из всех щелей повылазили проходимцы, аферисты, всевозможные коммерсанты, да и преступный мир не остался в стороне. Бесконечные увольнения и сокращения, волна за волной сотрясали город. Безработица, пьянство, воровство стали обыденностью. По улицам, среди многочисленных торговых палаток слонялись неприкаянные люди, пытаясь продать хоть что-то. Медицина и отличное образование, казалось, исчезли навсегда. «Заря» сидела на подачках от правительства, исследования и разработки были заморожены – едва хватало на мизерные зарплаты и на хозяйственные нужды. И весь этот ужас происходил на фоне галопирующей инфляции.

Такой вот экскурс в недавнюю историю Зареченска мне один не раз проводила мама и разные представители старшего поколения. Хвала всем, кто пережил этот хаос, и вечная память тем, кто «не вписался в рынок»!

В новый век город вошёл, как потасканная шлюха, – грязный, серый, с обветшалыми фасадами, горами мусора и разбитыми в хлам дорогами. Крысы, бомжи, дикая преступность…

Старая власть со слезами сказала: «Простите» – и скинула умирающую страну преемнику. Маховик разрухи ещё вращался, но, чтобы окончательно обрушить государство в пропасть, сил уже не хватило. Новые руководители в ручном режиме принялись латать дыры и купировать прорывы. Робко зарождалась слабая надежда, мир замер в ожидании.

А в это время, на излёте первого десятилетия нового века, в одном из спальных районов Зареченска родился мальчик… Он был назван Максимом, по праву рода получил фамилию Прохоров, а также отчество Петрович. Так, свет узрел меня.

Рос я как самый обычный ребёнок: в меру болел, шалил, дул в кровать. Когда мне было года четыре, не стало отца. Как позже объяснила мама: «Рак предстательной железы».

Себя я помню лет с шести. К этому возрасту мама научила меня чтению и простейшему счёту. Благодаря ей я открыл для себя волшебный мир книги, и он стал для меня всем.

Читал я много, всегда и везде. Погружался в моря с героями Жюль Верна, переживал за Гулливера, сражался вместе с Бампо Фенимора Купера. Позже были Дюма, Конан Дойль, Хаггард, Брэдбери, Азимов, Шекли, Стаут, да сотни и сотни прочитанных книг! В каждой я проживал жизнь героя, окунаясь с головой в созданный автором мир. Это была моя отдушина, мой личный микрокосмос.

В школе я был тихим, скромным ботаником, настоящих друзей у меня не водилось, да и сам по своей натуре не отличался общительностью. Поначалу меня часто задирали одноклассники, но поняв, что я ни на что не претендую и взять с меня нечего, быстро отстали.

А ещё к нам с мамой часто заходили друзья отца – дядя Боря и тётя Лена Нечаевы. Они работали вместе с моим отцом в НИИ «Заря». Мама тоже работала там же, только супруги Нечаевы и отец были какими-то жутко секретными учёными, а мама сидела в отделе кадров. Дядя Боря с тётей Леной всегда, приходя в гости, приносили каких-нибудь вкусняшек, и тогда у меня наступал праздник живота.

Всё пошло кувырком, когда я старательно учился в шестом классе. В «Заре» прошла реорганизация. Мою маму, и ещё кучу сотрудников заменили компьютеры с новыми программами. Отпала надобность во многих кадрах.

Дядя Боря находился в столице и вмешаться не смог, да он и не знал: мама никому не звонила и никому не жаловалась. Когда дядя Боря вернулся, то долго выговаривал ей за жизнь, но, к сожалению, поезд уже ушёл.

Дядя Боря всё-таки помог, устроив маму к знакомому частнику. Но через полгода сократили и там. Было очень тяжело, начались проблемы во всем, даже с едой. Я метался по городу, не зная, чем помочь. Иногда мне поручали подметать дворы за небольшую денежку.

И вот однажды, когда я возил метлой по тротуару, ко мне подошёл мужчина кавказской национальности. Сказал, что зовут его Ашот, и предложил работу: мол, я парень работящий и настойчивый, если захочу, могу по вечерам наводить порядок у него в пункте приёма металлолома. С деньгами, как это у них и бывает сказал, «не обижу».

Домой я летел, не замечая дороги. Рассказал маме, она почему-то заплакала (в последнее время это случалось всё чаще), но я твёрдо решил – буду работать у Ашота!

Втянулся быстро, да там не было ничего сложного: подмести, убрать, собрать и так далее. Платил Ашот немного, но исправно. Также я получил от него разрешение самому сдавать в пункт найденный металлолом.

Я брал отцовский старый рюкзак и после школы убегал к заброшенным предприятиям, коих хватало, но вот металла там оставалось всё меньше и меньше. Бывало, нарывался на конкурентов, встречи с ними заканчивались по-разному. В основном не трогали, даже часто помогали, но порой меня спасали только быстрые ноги.

За полгода я сильно окреп и возмужал, бегая везде. Порой не успевал ничего и никуда, но мне всё нравилось. Только вот в школе дела пошли не очень. Учиться я стал через пень-колоду, оценки поползли вниз, появились первые двойки. Меня это не сильно заботило – на центральном месте стояло выживание.

Мама всё-таки нашла себе работу торговать на рынке, и нам стало значительно легче. В рационе появились всякие овощи и фрукты, но вот лёгким запахом алкоголя от матери веяло всё чаще и чаще. Она иногда не ночевала дома, стала следить за собой и явно похорошела. Иногда ходила по квартире с задумчивой улыбкой, тихо напевая. Я был мальчик уже не маленький – восьмой класс как-никак! – и обо всём догадывался. Ей ведь не было ещё и сорока. Отец был старше её на тринадцать лет.

И вот в один из погожих летних дней это произошло. Мама как-то робко зашла в мою комнату, присела на край кровати, и, пряча глаза, сообщила, что хочет меня кое с кем познакомить.

– Ну наконец-то! Созрела, – выдохнул я.

– Так ты знал? – На её лице отобразилось лёгкое удивление.

– Ну, догадывался… – Всё я для неё маленький мальчик, хм.

– Я боялась, что он тебе не понравится.

– Мам, он тебе нравится?

– Ну, наверное, да нравится.

– Значит, всё хорошо.

– Ну тогда мы скоро придём! – Счасливая улыбка мамы, это для меня лучший подарок.

И убежала резво, прям как девочка. Я надел отцовский старый костюм, который был мне немного великоват. Услышав, как открылась дверь, я напялил на своё лицо идиотскою улыбку и шагнул в прихожую.

Никогда не забуду те яркие эмоции, которые я испытал при первой встрече с Тарасом.

От входной двери, растопырив руки в стороны, на меня мчался мужчинка. Малого росточка, худенький в плечах, с круглым, как мяч, пузом, гость источал такой позитив, словно увидел лучшего друга после долгой разлуки. Самое сильное впечатление на меня произвела его физиономия: выпученные по-крабьи глаза, гармонично дополняющие их огромные уши, острый с горбинкой нос, упирающийся в какие-то педерастические усики «а-ля Кларк Гейбл». И это чудо, ощерившись щербатым ртом, полезло ко мне целоваться. Не выдержав подобной фантасмагории, я повалился на пол с криком: – «Это же гоблин!». – Истерический смех захлестнул меня с головой. Катаясь по паркету, я ржал как умалишённый.

Когда казалось, что уже нет сил даже дышать, надо мной склонилась мама:

– Так ты его знаешь? Его на рынке все так называют – Гоблин. Он всем нашим девчонкам нравится, его все очень любят!

Минут через пять, облитый водой из стакана, который притащила встревоженная мама, я стал подниматься. Штормило меня изрядно. Конечно, я его и знать не знал. Просто мамин любовник с виду был копией, прямо-таки клоном всем известного персонажа.

Когда я пришёл в себя, Тарас подставил своё хилое плечико, я опёрся на него, и мы оба двинулись на кухню. Там он и поведал мне о себе: ему тридцать восемь, сам с Западной Украины, но русских любит больше жизни, поэтому и приехал в Россию. Также мне поведали, что у Гоблина есть брат, а фамилия у них обоих Баблюх. У меня не было сил даже улыбаться.

На прозвище «Гоблин», добавил Тарас, он давно не обижается, мол, ко всему в жизни надо относиться с юмором и пониманием. Ещё немного посидев с новоявленным членом семьи, я ушёл к себе читать.

Последующие три года были, наверное, лучшими в моей юности. Тарас со всей своей неуёмной энергией кинулся восстанавливать из руин наш заброшенный приусадебный участок. Честно говоря, если бы не дядя Боря, каждый год скашивающий триммером заросли, то правление садоводческого товарищества давно отжало бы его у нас. Кстати, и взносы за землю выплачивал тоже дядя Боря.

Тарас торжественно вручил мне новую наточенную лопату, и махнув рукой обозначил объём работ – весь участок. Сам он тоже не филонил: с бесконечными своими «ё» приколачивал всё ко всему, чинил забор, пилил ветки на яблонях, подверг капитальному ремонту садовый домик, красил всё, до чего дотягивался – и умудрялся совершать все это одновременно. Да ещё часто подбегал ко мне, вырывал лопату и показывал «как надо».

А я копал, грабил, полол и тяпал, потом опять копал. Мама сажала, и столько в её глазах было счастья, что мои руки ещё сильней сжимали черенок орудия, и я с удвоенной энергией вгрызался в землю. На семейном столе не переводились овощи и сочные ягоды, выращенные нашими руками, а дачная фазенда стала любимым местом отдыха.

Больше я не рыскал в поисках металла, у Ашота не вкалывал. Взялся за ум, и школу закончил с неплохими результатами. Готовился поступать куда-нибудь. Ну, как готовился – всё свободное время читал и гонял в компьютерные игрушки. Компьютер мне подарил Тарас. Он переехал к нам, а свою комнату в общаге сдавал. Дальнейшая жизнь мне виделась размеренной, радужной и счастливой.

Глава 3

Компьютер превратил меня в конченого домоседа. Тысячи сайтов и разных программ вскружили голову, я, как губка, впитывал в себя байты информации, читая всё подряд: политика, наука, история, военное дело… Имелся у меня когда-то старенький, ещё отцовский, аппарат, но он давно уже не тянул ничего и был отправлен на фазенду. Всё более тревожными становились глобальные новости. Пандемия Конида охватила весь мир, новые штаммы этой гадости возникали каждый месяц. Врачи всего мира с самого начала были в роли догоняющих, а теперь разрыв только увеличивался. Число умерших от заразы перевалило за цифру пятьдесят миллионов. Экономика почти всех стран задышала на ладан, границы перекрывались.

Поэтому моё сидение дома было всеми одобрено. Мы прошли пятую вакцинацию и, исключительно в целях профилактики заболевания, вечером под ужин выпивали по рюмочке гарной горилки.

Этот Гоблин с шилом в заднице приволок откуда-то самогонный аппарат и запустил поточное производство алкогольной продукции в самом широком, так сказать, ассортименте. Большая часть напитков уходила на рынок, где пользовалась огромным спросом, поэтому аппарат работал круглосуточно, принося доход семье. Постигнув хитрые и нехитрые премудрости зельеварения, я был назначен мастером производства.

Со временем вечерние дозы горилки стали увеличиваться, ужины зачастую переходили в банальную пьянку. Мама начала потихоньку сдавать. Всё чаще подменялась на рынке, забывала или не могла готовить, осунулась, стала терять вес. Тарас и я решили даже прекратить возлияния, но долго не продержались.

И вот в один из таких пьяных дней Тарасу позвонил брат. Взаимоотношения у них обоих были сложные, я не интересовался, только понимал по оговоркам что хоть они и родня, но любви там не было. Но зёрнышко упало на удобренную почву, звонок обрадовал нетрезвого Гоблина. Узнав, что брат приехал в Россию, мы тут же пригласили его с супругой к нам в гости.

Были бы мы тогда по трезвее – ещё бы подумали, а так…

Через пару дней братья уже обнимались в нашей прихожей, похлопывая друг друга по плечам. Ждан (так звали гостя) ничем, кроме ушей, на Тараса не походил: крупный, с покатыми плечами борца, на голову выше брата. Но выглядел сильно ослабленным, и жёлтый цвет лица говорил о нездоровье. Берта, Жданова жена, на всех смотрела, как на грязь, и было понятно, что лишней секунды она здесь не проведёт, я начал понимать причину разлада.