Полная версия
Музыкант контуженный. Повествование о сэр Гене и его пособниках
– И это всё?
– Не совсем. Прилетаем, садимся на пятачок земли, так что из окошка вертолёта краёв этого пятачка не видать и потому ощущение, что в пропасть валимся. Но это ладно. Палаточный городок замаскированный, лица солдат, начинаем выступать, а мне и шепчут: в Моздоке взорвали госпиталь… представляешь, сэ-эр?
А он то откуда сие обращение извлёк – раньше так не называл – Артур распространил уже? Ух каков шустряк, однако.
Я почесал в затылке: честно говоря, я не был готов прочувствовать сказанное про госпиталь – это походило на информацию по телевизору.
– Ну а второй момент?
– Второй момент… Выступаем опять же у чёрта на куличках и всё вроде хорошо – по крайней мере, лица, что я различал перед собой, были внимательны… А потом, уже за столом, один офицер возьми да и брякни: «Вот чего вы к нам приехали? Прошлый гость хоть компьютер привёз. А вы? Песни? Соловья баснями кормить?» – ну, в общем, что-то в этом роде…
– И что ты ответил?
– А что тут ответишь?
– Зачем же ты едешь опять?
– Ну, во-первых, может, он один такой хозяйственный… он ещё всё насчёт благ всяких толковал… Получим-де то да сё… награды, имел он ввиду, всякие к пенсии льготы…
– А во-вторых?
– Ну, я не знаю – во-вторых или во-первых… Ты вот зачем едешь? За благами? Я тебя давно знаю… Ведь скорее всего ты едешь, чтоб хоть на время почувствовать вкус другой жизни. И все так-то. Ну, в основном. И за впечатлениями. Хотя и думаешь: а не дурак ли я? И хочется, и колется, и мама не велит.
– Что-то новое в твоём репертуаре.
– А главное, со мной теперь безопасно ездить.
– Это почему же?
– А видишь, относит меня от беды.
– Это хорошо. Но ты бы всё же сплёвывал через левое плечо…
Виквик повертел головой, делая вид, что некуда, мол, плюнуть – всюду сплошь народ уважаемый, и улыбнулся.
– Ладно, как говорят, Бог не выдаст – свинья не съест.
3.
В Моздоке зной (точнее, пот) в одно мгновение прилепил мне рубашку к спине. Поэтому, пока готовили вертолёт к взлёту, я выбрал местечко под одной из лопастей – она бросала узкую тень на бетонку, однако этого мне вполне хватило, только сандалии высовывались под солнце и в две минуты накалились так, что я отдёрнул пальцы, наклонившись поправить носок.
– Ах ты, ёлочки зелёные мои!
Ганна прищурилась на меня, и я спросил:
– Не боишься поджариться, прынцесса?
– Люблю жару в начале мая, – весело ответила она.
– Нет уж, Ганнушка, надо поберечься, – выразил свои опасения Паша, – с непривычки можно упасть от такого солнышка.
– Лапушка, – Ганна взяла супруга под руку и, отводя в сторону, замурлыкала, – мне загар разве не к лицу? Ты не находишь, птенчик ты мой?
– Нахожу. Но сэр, по-моему, в данном случае прав. Мы ведь из тусклого Подмосковья выскочили – организм должен приспособиться к новому климату. А тут нужна постепенность.
– Ну и вот, ты сказал – я выслушала, как паинька. И я тебе отвечаю, что прекрасно себя чувствую.
– Как думаешь, – вплотную приблизился ко мне Улан Мефодич, – удастся раскрутить эту кралечку?
– Ты на что намек-кекиваешь? Чтобы я не мешал? Или тебе интересна реакция её мужа?
– Какой он ей муж. Салажонок.
– Неужели тебя интересуют такие мимозы?
– На вкус и цвет, и на запах, брат мой…
Мне опять пришлось пожать плечами: ну не хватает сегодня смекалки… в морализаторство уклон. С чего бы это? Контузия, что ль?
– Сморчок и есть. А я, между прочим, в прошлом боксёр. И сейчас ещё могу отмахнуться.
Явный запах коньяка сделал мне понятным его речи. Я лишь подумал: в такую жару!.. Хотя, хм, в всех горячих точках побывал… привычен, знать.
– Желаю удачи. Только возьми и меня в расчёт тогда уж.
– Что, тоже запал?
– Да ради спортивного интереса. Посостязаемся?
Улан Мефодич посмотрел мне в глаза, отошёл шага на три и уже с этого расстояния погрозил пальцем.
«Ишь ты, старый хрыч. Туда же… – я воспринял его слова как шутку: – Ну-ну. Как бы эта кошечка глаза тебе не выцарапала, Мефодя».
– Это про каку-таку кошечку вы тут нашёптываете? – незаметно подошёл Артур-джин. – Хотел бы остеречь – рысь, конечно, кошка, но зверь довольно крупный… и нападает внезапно, потому что коварна.
– Вот и я про это.
– Не таких обрабатывали, други. Вам и не снилось, каких я брал.
– Ну-ну, – усмехнулся Артур. – Мы чо – мы ничо. Действуй, коли такой активный. А мы посочувствуем, получи ты облом.
– Э-э, – отмахнулся Улан, – чего с вами разговаривать. Малокососы…
Загудели двигатели, лопасти пошли по кругу, рассекая на куски солнечные лучи, началась погрузка вещей.
– Ну чего, понял теперь, – крикнул я на ухо Артуру, – почему улан?
– Понял-понял. А за молокососов ему следует впаять…
Мне никогда не доводилось летать на вертолете, и я с беспокойством прислушался к своему желудку, когда один из вертолётчиков, заходя в кабину, насмешливо обратился с вопросом:
– Пакеты у всех имеются?
– Какие пакеты? – не поняла Алёна.
– А мы в шапки свои, – сказал Улан Мефодич и, поворотясь к Добиже: – Твоя не годится – с дырками потому что.
Наш Эскадрон погладил свой живот и уткнулся головой в чью-то сумку – очевидно, не нравился ему вертолёт. Алёна попросила меня поменяться местами – ей в открытое окно удобнее было снимать, но вскоре аннулировала обмен, потому как её чуть ли не сдувало с сиденья. Мне, впрочем, тоже пришлось лечь грудью на свои колени, но воротник рубашки хлестал по шее так больно, что я сел на корточки. Хотел закрыть окно, но духота была невозможной… Ладно, сорок минут – не четыре часа. За Тереком, вода которого напоминала вязкое какао, от брюха вертолёта стали отлетать нечто напоминающее сигнальные ракеты. Их первый отскок слегка насторожил всех, кроме Эскадрона, который всё также упирался лбом в сумку.
– Чего такое? – спросила Ганна. Ей объяснили: для отвода ракет, которыми боевики могут в нас запулять, и она повернулась к окну – сторожить очередной залп, при этом приоткрыла ротик.
– У-ти-ти, моя крошка! – пропел Улан Мефодич, стараясь при вираже коснуться плечом её плеча.
Гад-Улан! – беззлобно подумал я. – Уведёт-таки бабу из-под мужниного носа. Ох уж эти пис-сатели! – я посмотрел на Павла. Но он, как мне показалось ещё раньше, был безучастен к играм своей супруги, или привык. Впрочем, я тут же обнаружил ещё одно заинтересованное лицо: Алёна глядела на Ганну с ревнивой, что ли… ну не скажу ненавистью, но достаточно обжигающе.
А вертолёт мчался над землёй так низко, будто желал сбрить кусты и даже траву, взмывая лишь над проводами электропередач и уходя то влево, то вправо, будто с очередным отстрелом ракет из-под брюха его отбрасывало в противоположную сторону. И прямоугольники распаханных и кое-где уже зеленеющих полей раскачивались сообразно этим маневрам.
Интересно, чем засеяны? – почему-то подумал я.
На аэродроме в Ханкале нас ожидали броневичок и бронированный микроавтобус. Вещи в кузов «Урала» помогали грузить солдаты. Их небрежность повергла Виквика в негодование.
– Вы же сами себе сорвёте концерт, – попытался он срывающимся голосом перекричать шум вертолёта. – Ап-паратура любит бережного отношения! Это ж…
– Да то винтом сдуло, – ответили ему.
Артур, заметив свой чемодан в пыли на боку, скорбно заметил:
– Так новые вещи превращаются в старьё.
– И уже не радуют глаз, – не без язвительности согласился с ним Улан Мефодич.
– Отвали, Мефодя! – понял я по губам Артура.
– Мало того, – подсуетился Паша Куренок, – у некоторых они вызывают приступ стенокардии.
– Молчи, – одёрнула его Ганна.
– А то побьют, – заключила Алёна.
– По коням! – скомандовал Эскадрон. – Глотнём местной пыли. Она тут что извёстка – едкая-а!
– А что это за дым кругом, даже горы едва проглядываются? – озирал Паша окрестности.
– От стингеров. По разведданным у чехов ещё четыре «иглы» осталось, – ответил один из встречавших нас офицеров. – Вот и зажигают дымовые шашки. Слыхали, может быть, анадысь борт шибанули.
– С людьми?
– Ну не с баранами же, – бросил раздражённо Улан Мефодич и даже ощерил зубы. Ему Паша явно не импонировал своей смешливостью и способностью удивляться всему, что было в диковинку.
Мне показалась странной такая реакция Мефодича. Но Паша не обращал внимания на выпады в свой адрес – это было либо свойством его натуры, либо какой-то ущербностью в психике. Такой, по крайней мере, вывел предварительный диагноз Артур:
– Обрати на это внимание, – сказал он мне.
– А мне-то зачем?
– На всякий случай. Ганка наводит на тебя лорнет, сэр.
– На меня? Хоть ты и джин, но чутьё тебя подводит. Её кокетство меня мало волнует.
– Это ты будешь объяснять травматологу.
Я внимательно посмотрел вслед Артуру (он побежал поправить свой багаж в кузове): меня всегда беспокоят настойчивость, с какой мне делаются предостережения – причём, остерегаться, как правило, следует того, кто остерегает…
– Это Терский хребет, – загибал пальцы Паша. – А это?
– Сунжинский, – подсказал я. – Ты лучше записывай. А то я заметил – лишних вопросов тут не терпят.
– Спасибо.
– Жара предполагает раздражительность, – заметил я безотносительно к кому-либо. – Щас умоем рыло, поваляемся с полчасика и всё будет о-кэй. Да, Саша?
Эскадрон обернулся, уже занеся ногу в броневик:
– Концерт в восемь вечера. Потом ужин у командира. Таков предварительный план.
– Фазан, – буркнул Мефодич, – фазан и есть. Ни слова попросту. Сплошной устав и циркуляр. Даже скушно становится. – И отвернулся.
– А чего же скушного, если ужин у командира? Чай, коньячком побалует.
– Ну разве что это одно и радует.
Я посмотрел на его затылок с редкими волосами и не сумел определить – какие на самом деле чувства вызывает во мне этот помятый и потный писатель. Мне-то как раз наш Эскадрон понравился: атлетичен, уверен в себе, глядит в глаза внимательно и спокойно, мыслит чётко и быстро… Как-то надёжно за ним. Улан же брюзжит потому, очевидно, что у него просто исчерпались спиртные запасы.
«А вот выпьем вечерком и всё наладится…»
– Это было бы замечательно, – точно расслышал мою мысль Мефодич и потёр ладонь о ладонь.
В этот момент с моей головы сорвало кепи, и она спланировала за полутораметровый ров. Я прыгнул и едва не сверзился в канаву: ноги оказались ватными. Ай-яй-яй, совсем забыл… про контузию. Однако с высадкой на Чеченскую землю я почувствовал себя на удивление здоровым, такое со мной уже случалось однажды – когда я приехал в Крым, – климат, целебный воздух тому ли причиной. Или же истина крылась в том, что начинали разворачиваться некие события – они захватывали, тормошили, придавали вкус существованию…
– По машинам!
И попылили.
4.
Мужчин (кроме Улан Мефодича, которому, как мэтру отечественной литературы, отвели отдельные апартаменты) разместили в крайней кирпичной казарме, женщин – в следующей, что ближе к пыльному плацу. Я обратил внимание, как быстро Артур сориентировался и занял удобную койку у окна для себя и для меня напротив. Ишь ты! – я искренне восхитился, ставя баян у стенного шкафа. – Журналист… ухватист… молодцом. И вслух выразил одобрение общего плана:
– А что, всё цивилизованно. Есть где умыться.
– И чайку попить, – добавил Виквик.
– Принимается, – и Артур стал распаковывать свой багаж. – Пирожки, пирожки, кто желает пирожки? Между прочим, сам испёк. С грибами и картошкой.
– Ты разве не женат? – спросил Виквик и не получил ответа.
– Моя любимая пища! – захлопал в ладоши Паша.
– Вроде тощ, а жрать горазд, – заметил Мефодич. Ему почему-то не хотелось уходить от компании в свои апартаменты.
– Жаль, холодильника нет, закусон пропадёт, – я лёг на свою койку и устроил ноги на железную спинку. – Чтой-то ноженьки мои занемели. Сунуть, что ли, их под кран, чтоб покраснели?
– А почему бы и нет, – снимая рубашку, согласился Виквик, – это тоже хорошая идея.
– Там Ганка в обморок грохнулась, – влетела в комнату Алёна. – Павел!
И Паша помчался за ней.
– Я ей говорил, я ей говорил – солнце!
– Ну вот, начинается, – сказал Виквик, садясь за стол и кладя перед собой лист бумаги. – Дурёха она и есть дурёха. Надо уже программу составлять… Вот способна она теперь выступать? Может мне кто поручиться?
– И не сомневайся, – хмыкнул Артур. – Чего-чего, а на концерт она из гроба встанет. – И мне: – Заметь, как заполошно бегает наш Курёнок – точь-в-точь как цыплёнок. – Он сел на кровать и что-то быстро стал записывать в блокнот, затем повернулся опять ко мне:
– Послушай новые стихи, сэр Ген! – И стал читать.
Виквик с неудовольствием поглядел на него исподлобья.
– Что, мешаю? – спросил Артур, прищуря глаза.
– В общем, да.
На губах Артура промелькнула кривая ухмылка. Он взял свой чемодан-сумку, бросил на кровать и стал вынимать вещи – костюм, туфли, галстук… кроме необходимых в командировке вещей, у него было много всяких изящных штучек, – несколько зажигалок, ножнички, ножички, щётка одёжная и другие щёточки и прочее-прочее, назначения чего я даже не смог определить.
М-да, а вы в чём-то схожи, братцы-кролики, – у Виквика, я знал, был набор не менее разнообразных вещиц – правда, все они в основном имели прикладное (к музаппаратуре) назначение, но почему-то мне захотелось провести параллель – это у меня была такая игра – можно сказать, хобби: поиск сходства и отличий в людях. – Страсть к фетишизму – это что, снобизм или болезнь?.. – И вслух:
– Ты деньги старинные не собираешь, Артур-джан?
– А что такое? Есть предложение? Я современные собираю. Чем крупнее и больше, тем лучше.
– Нет, ты видел! – сказал он мне уже позже, когда мы выходили из помещения. – Я ему, видите ли, мешаю. Он мне – нет, а я ему – да. О, деятель! Худрук хренов!
– Да зря ты так заостряешь.
– Почему же зря? Взял на себя руководство, так нечего изображать из себя персону-VIP. А таким дашь слабинку, они тут же оседлают. Поверь мне, психологу. Кстати, как я выгляжу?
– Нормально.
– Не мятый пиджак.
– Сойдёт.
– А галстук подходит?
– Годится, – успокоил я его, хотя ярко-жёлтый цвет показался мне несколько, что ли, претенциозным, канареечным. – Ты что, стихи будешь читать?
– Я бы и спел, да вот гитару не взял.
– Так давай, я тебе подыграю.
– О-о! А я как-то и не сообразил. Дай-ка помогу нести баян.
– Ничего-ничего, я привык. Свой струмент руки не тянет.
– Ну хоть немного – для подхалимажа…
Клуб был переполнен. На сцену артистам надо было выходить прямо из дворика между палатками. Однако это было скорее преимуществом, чем неудобством. В зале висела вязкая духота, а за дверью опускалась пряная свежесть южной ночи, накрывшая в одно мгновение палатки и горы вокруг.
Викентьев исполнил две песни – первую под мой баян, вторую под аппаратуру, которой поручили заправлять Паше (кстати, пока не пойму его роли – получается, Ганна возит его с собой как медбрата или реквизит). Далее Алёна, Ганна (они вытаскивали на сцену солдат из первых рядов – подпевать и подтанцовывать, что определённо тормошило и вносило оживление даже в очень застенчивых), Артур Бардджин (стихи, баян) и в заключение опять Викентьев. Впервые слушая незаурядную песню «Блок-пост», я неожиданно для себя стал подыгрывать, вплетаясь в аранжировку записи, так что Виквик оглянулся и показал большой палец.
А что, вспомнил я, самое время передать приветствие от Володимира. Сказать: вы, друзья, прослушали щас музыку Виквика, то есть песню Викентьева, на стихи Силкина, лауреата госпремии, и он просил вам кланяться так же, как раскланялся только что…
– А теперь все вместе! – взмахнул Виквик, как дирижёр, руками и зал подхватил:
– Не возьмёт меня снаряд!
Снайпер не дотянется!
С битым сотню раз подряд
Ничего не станется!
Поскольку, аккомпанируя, я стою сбоку и чуть сзади исполнителя и могу его наблюдать, во мне выработалась привычка определять для себя психологический портрет солиста (ну то самое, упомянутое чуть ранее, хобби и тут находило себе пищу).
Вот, допустим, Алёна. Её внешность не предполагает исполнение любовных романсов. Она, неглупая баба, это понимает, потому и сосредоточилась исключительно на патриотике и на игривых куплетах, куда вплетались имена и дни рождения бойцов, заранее отобранных с помощью местного кадровика.
Викентьев же, в самом деле, чем-то схож с Бардджиным… ну хотя бы тем, что постоянно хочет править бал… Впрочем, Виквика я знаю, как опять же замечено ранее, очень давно и знаю, что это всего лишь маска. Точнее, защита: меньше донимают просьбами и капризами. Артур же, мне кажется, по-настоящему агрессивен.
А вот Улан Мефодич – этот лишь только с виду простак, но, как выясняется, довольно занозист и себе на уме…
Да, здесь каждый тянет одеяло на себя. Но это так естественно. Для артистов. Та же Ганна, скажем… чего она, кстати, не поделила с Алёной?..
Тьфу, с этими дурацкими мыслями и приветствие не передал… Ладно, успеется.
Словом, первый концерт удался. Единственно, что омрачило настроение… Артуру – Улан забыл (?) выписать ему грамоту у командира части.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.