Вечность

Я был отвратительно уставшим. В моей голове небыло никаких мыслей. Абсолютно. Я не мог думать о чем-либо. Это сводило меня с ума. Красные круги под глазами не сходили с моего лица уже давно. Ага. Ещё ледяные руки. Мои отличительные черты.

Когда я вошёл в дом, грязь скрипела под ногами. Ненавижу своего отца. Директор клининговой компании, у которого весь дом вверх дном. Уважаемый человек на работе, и грязная тварь в доме. Он снова в запое. Что-то не ладится. Мне все равно, что именно. Абсолютно. На днях они подрались с матерью, в результате чего та ушла к любовнику. Чики-пуки, ага.

Отец, наверное, отсыпается . Иначе как завтра он пойдет на работу?.. Молли, моя младшая сестра, наверное, не слышала того, что я вернулся домой.

Я опустил проклятую тушу на кухонный стул. Да, именно. Куча костей и мяса. Я мог бы быть человеком, если бы в голове моей были мысли… Покуда я не могу мыслить, apriori меня нет. И это делает мне больно. Потому что я хочу жить. По-настоящему.

Я не пойду наверх в свою комнату. Там везде стоят холсты.

Там пахнет маслом. Это будет напомнить мне о том… О том, что недавно я буквально жил, а не существовал. А здесь, на столе есть следы непосредственного существования моего папочки: полупустая бутылка виски, опрокинутый стакан, доска с ножом, на которой лежала луковица, гора немытой посуды в раковине. Я достал из внутреннего кармана пальто пачку сигарет и швырнул на стол. Прекрасный натюрморт. Закурил и любовался. Глядел с омерзительной ухмылкой на лице. Истеричский смех подступал. Можно написать картину и назвать ее "существование". Но я не могу. Меня будто не существует вовсе. Я не могу сейчас жить. Во мне нет чувств. И во мне нет рутинных дум о быте. Я ни живу, ни существую.

Когда искусство мертво, нечему больше посвятить своё творчество, кроме как теме того, что искусство мертво. Вот он – постмодернизм. Не жизнь, а воплощение постмодерна, ха…

Я решил продолжить начатое своим отцом дело. О, да. Я увлекся опустошением бутылки. Если по ней постучать, можно услышать звон. Она пустая изнутри. Прямо как я. Людям свойственно приближать вещи к своему состоянию. Я становлюсь таким же, как и мой отец. Я этого так боюсь. Всегда боялся. Ужасное будущее меня ждёт. Я прекрасно осознаю, что мое безумие берет свои корни у моего творчества. Но бросить его не могу – выхода нет! Эти понятия неразлучны.

Вы, наверное, слышали о стереотипе, сложившемся о художниках – мол, каждый художник – неприменно пьяница, в доме которого есть только мольберт, столик для натрюморта, весь дом испачкан в масле (даже стены), кухня заставлена бутылками, а единственное, чем он занимается – пишет шикарные картины и пьянствует. Когда-то я не верил в это. Теперь я сам качусь в эту яму, полностью оправдывая стереотип. Самое страшное – мне было все равно.

А потом я устремил взгляд на нож, лежавший на столе. Нет, я вовсе не хочу заглушить боль. Я хочу ее чувствовать. Я хочу чувствовать хоть что-нибудь!.. Я схожу с ума. Абсолютно.

И я отчётливо помню, как встал и шатаясь пошел к дивану, прихватив с собой нож. А потом несколько минут я был занят тем, что несколько раз чиркнул по правой руке ножом, рисуя красные полосочки. А потом я надвинул рукав бежевого пальто. Пятна нельзя избежать. Но меня это не волновало. Совсем. Абсолютно.

А потом я отрубился.

Очнулся поздним вечером. От того, что моего плеча кто-то коснулся.

– Дэмиен… Почему ты в крови?!

Это была Молли. Я сел. Думал, что ей ответить. Но я просто посмотрел на нее.

– Все чики-пуки, Молли. Я просто порезался.

– Было больно?.. – она смотрела на меня наивными детскими глазами. Этому взгляду нельзя противостоять. Было больно. А я был рад. Я хотел чего-то. А сейчас снова пусто. Я снова ничего не хочу. Нет ничего. Снова. Я просто вздохнул в ответ и перевел тему. Я прикурил, а через секунду уже выдохнул дым. Вместо ужина. Не могу больше есть или спокойно спать. Зачем, если нет цели?..

– Ты сделала уроки, Молли?

– Да, я все сделала. Но…

– Но… Что "но"?

– Мне нужна твоя помощь.

– Пора учиться самостоятельности. Нужно надеяться только на себя.

– Но Дэмиен!..

– Но Молли!..

– Но Дэмиен!..

– Так и быть. Тебе я не могу отказать. Что тебе нужно?

– Мне нужно нарисовать кое-что на конкурс. Учительница говорит, что я отлично рисую.

– Ага… – я устало, но искренне улыбнулся. Я помню, как помог нарисовать ей космос, а Молли показывала учительнице рисования и говорила, что хочет посвятить свою жизнь космическим путешествиям, в другой раз – романтичное зелёное поле… А потом учительница рисования говорила мне, что у Молли такой же великий потенциал, как у меня.

И мы с Молли рисовали весь вечер в моей комнате. Я забылся. Я вошёл туда. Я чувствовал, что у меня порой пропадали силы рисовать. Техника есть. Опыт есть. Но нет самой важной силы, которая руководит нашей жизнью. Вдохновения нет. Абсолютно. Все могло быть чики-пуки. Могло быть. Была бы мотивация. А ее больше нет. А для творца это страшно. Я руководил Молли, указывал, что делать. А сам смотрел в бездну. Когда небо затянулось черной пеленой, я отвёл Молли в ее комнату и уложил ее спать.

А сам вернулся к себе. И некто 180см/52кг опустился на кровать. Я не знаю. Я не знаю, кто это был. Абсолютно. Это не Дэмиен. Дэмиен, вернись!

Утром я проснулся таким же пустым. Ничего не изменилось. Только вот… Мне удалось продлить ночь. Ночь, полную вдохновения. Мне удалось исполнить свою мечту. Я продлил эту ночь. Она стала… Длинною в смерть.

Снова чертов автобус. Красный автобус. Еду в нем каждое утро… Как мне надоели все его пассажиры. Мне так хотелось сесть однажды в этот автобус и встретить приятного собеседника!.. Но люди просто косо смотрели на меня, когда я садился в дальний угол, чтобы почитать.

И одноклассники мои в то утро были ужасны. Они всегда ужасны. Они даже читают по слогам. Знаете, как это? Они опускают голову вниз, и тихо-тихо читают слова. Членораздельно. Прочитает слово, и пауза. Прочитает, и пауза. Я с первых секунд видел людей, которые не читают. С одного лишь приветствия. Они излучают особую Ауру Недалёкости.В то утро они стояли и лепетали о какой-то ерунде. Я расфокусировался, чтобы не смотреть на землянистые лица и ни о чем не думал. Зелёная стена!..

– Эй… Дэмиен… Эй! Чё молчишь?.. Как дела?

– Все чики-пуки.

Не выходит даже сказать что-то обоснованное. Не хочу им говорить, как мне надоело их лицезреть. Как мне хочется… Уйти туда, где не будет эдаких людишек. Можно бесконечно искать того, кто будет виноват в существовании таких людей. Родители. Правительство. Родители правителей. Адам и Ева. Господь Бог. Это будет бесполезно. Ты тратишь впустую абсолютно все, находясь рядом с ними. Потому что они сами пустые. Во Всевышнего не веровал, но в ту минуту был готов молиться на коленях ради того, чтобы провести ночь в полной гармонии с самим собой и набраться сил до тех пор, пока не смогу игнорировать весь диссонанс мира сего…

Внезапно меня настигла мысль о том, что переход в мир иной – есть сплошной порыв вдохновения.

Я помню лишь то, как шел в библиотеку. Это было удачное место. Там очень малолюдно, в обычный день меня это огорчало, но не сегодня. Своего полёта из окна я не помню. Человек не помнит своего рождения. Смерти тоже. Многие, кто умер своей смертью, даже не знают, как это произошло. Если рассуждать стоически – значит, таковое не положено.

Получилось так, что я оказался в странной крепости… Она вымощена серым громоздким камнем. Вы когда-нибудь видели Виндзор? Она идентична.

Стала ли смерть вечным порывом вдохновения? Смотря какого. Находясь здесь, я совсем не знаю времени, я даже не знаю, какой год длится на данный момент, но я могу сказать, что времени начиная с семи часов вечера до глубокой ночи… Его будто нет. Будто эти часы вырезаны. Здесь нет ни бездуховности, ни чего-то прекрасного.

Но в один момент оно пришло ко мне. Эдакое озарение. Я решил, что там, за пределами… Там много таких людей, живущих в муках, как я. И раз в год я возвращаюсь, чтобы избавить их.

Глава 6. Гарольд О`Коннер и Мёрфи

Прим. автора: повествование в данной главе ведется от первого лица, которым будет являться Дэмиен МакГроуэн

Знаете, у меня была кошка. Одноглазая, бесхвостая черная кошка. Я нашел ее на улице. И с тех пор она стала единственным существом, которое понимало меня. Я рассказывал ей обо всем, что происходило со мной, а она сидела и внимательно слушала меня, смотрела на меня единственным зелёным глазом… Наше расставание с Мёрфи было недолгим. Видимо, она отмучалась сразу после меня. Я спрашивал ее, пытался узнать, что случилось… Но она только мяукала в ответ.

Это часто делает мне очень больно до сих пор. Ты можешь сказать ей все-все, и она поймет тебя. И ты чувствуешь, что она сочувствует тебе и поддерживает. Это даёт какой-то стимул к жизни. Но она не наделена речью. А ведь у нее тоже есть какие-то проблемы!.. Она тоже о чем-то переживает.

Поэтому я пытался искупить вину природы, стараясь обеспечивать ей полный комфорт, раз уж она не может пожаловаться и сказать мне о чем-то. С момента нашей смерти мы больше не расставались. Она всегда ходит за мной по пятам, но когда я возвращаюсь в мир людской, я оставляю ее с Гарольдом.

Гарольд – мой сожитель по крепости. Я так же мало знаю о его прошлом. У него тоже очень интересная внешность, его отличные черты – длинные рыжие сухие волосы и косые глаза: левый глаз смотрел на нос, а правый был направлен ввысь. Он обычно одет в непонятные лохмотья, а на голове его была шляпа-котелок. Иногда он одевает фиолетовый пиджак, но я причислил его к лохмотьям. При жизни он совершил много убийств, но сейчас он даже не подозревал, что он мертв. Но я не говорил ему, что он, как и я, когда-то умер и попал в мир иной. Потому что он всегда помогал мне.

Пусть жизнь в этой странной крепости протекала, будто сон, а одиночество брало своё. Нельзя было сказать, что Гарольд О'Коннер был хорошо образован… Но я рассказывал ему о многих книгах, которые читал. У меня это получается отлично – Гарольду казалось, будто он прочитал их сам. Я обучил его языкам, которые знал. Я много рассказывал ему из истории… Часто говорил с ним о политике, хоть я и не смыслил о том, что происходит в мире на данный момент. Я рассказывал ему о основах живописи. А Гарольд внимал, и нам было о чем поговорить. Подобно Робинзону Крузо.

Ранее я упоминал, что не смыслю о том, что происходит в мире. Крепость была некой прострацией. Не той прекрасной прострацией, которая вдохновляла меня. Она была пустой. Абсолютно. В этой жизни… В смерти, ха… В этой жизни после смерти… В ней небыло ничего плохого. И хорошего тоже. Мне хотелось чего-то, но я не понимал, чего… Мне все ещё хочется прыжка в мир вечного порыва вдохновения. Это – мой главный долг перед Мёрфи. И Гарольд тоже хочет. Это знали все, но никто никогда не говорил об этом.

Глава 7. Лес

Доминика и Генри проделали внушительный путь. Лес в тот вечер был прекрасен. Правда, их лёгкая обувь вязла в грязи, а одежда промокла под дождем, что немного напрягало. Все же, это того стоило! Множество деревьев – рябины, ели, осины, липы!.. Часто встречались кусты волчьей ягоды. А один раз им встретился на пути цветущий куст сирени. Особо радовали своим нарядным видом цветущие яблони. Деревья расцвели сравнительно рано – апрель был тёплым. Генри не видел лес в деталях из окна. Он вовсе не держал эти природные ландшафты за лес – ему казалось, что это всего лишь жиденькая роща. Все же, он всегда находил ее привлекательной.

Дождь был тёплым, но надоедливым. Права, когда Генри и Доминика только-только вышли из дома, им казалось, что определенно стоило жить ради того, чтобы попасть под этот дождь! Сам по себе чудесен запах весеннего дождя, а особенно когда веет запахом цветущих деревьев вперемес с ним!.. Это неописуемо.

Генри веселил свою подругу, рассказывал ей разные забавные истории, шутил, иногда они вспоминали свои былые приключения.

Наши товарищи точно знали, что домой они вернуться, может быть, под утро, но зато они будут полны творческих сил и вдохновения.

Брели они по лесу, не зная времени и пространства, забыв обо всем, иногда останавливаясь и делая фотографии, обсуждая предстоящие работы.

А тем временем стемнело. Дождь закончился. Так Генри и Доминика не заметили сами, как забрели вглубь леса. Там не найти деревьев, какими восхищались они некоторое время назад. Лишь старые высокие деревья с необъятным сухими черными стволами. А листьев на них небыло, эти деревья были давно мертвы. Местами пролетали совы, издавая жуткие звуки.

Доминика начала паниковать. Она стала понимать, что сегодня ей не остаться в живых – все пути вели к этому выводу! Ей стало так страшно, что она решила рассказать все Генри.

Тот внимательно выслушал ее, а после облокотился спиной на старое дерево, поправил очки (его фирменный жест, к слову) и сказал:

– Да это ведь здорово! Вдохновляться нужно от всего, что видишь. Это ведь тоже часть жизни. А сейчас… Расслабься и не беспокойся! Тебе нечего бояться в этом лесу.

Глава 8. Волков нет, но есть Гарольд

И вдруг раздался жуткий вой. Ни то зверский, ни то людской. Самое странное – откуда-то сверху. Впечатлительная Доминика тут же закричала:

– Генри, Генри! Это волки! Волки! Ты говорил… А я доверяла тебе! Я ведь доверяла тебе! Что нам теперь делать, Генри?!

Генри не успел ничего сказать, как вдруг с ветки дерева, на которое он облокотился, спрыгнул человек, встряв между Генри и Доминикой.

– Добрый вечер! Волков нет, но есть Гарольд. – его внешность, надо сказать, поражала. Если увидеть его один раз, то забыть его будет невозможно!.. Одет в непонятные лохмотья и потрёпанный фиолетовый пиджак, на голове грязная шляпа-котелок, волосы, будто солома, и глаза… Зелёные косые глаза. Они будто светились в темноте.

Доминика дышала так, что это было хорошо слышно. Генри был спокоен.

– Здравствуйте! А меня зовут Генри Скотт, – улыбался Генри.

Доминика закричала:

– Генри! Генри! Очнись! Нас… Нас ведь убьют… Это маньяк!

– Не правда!.. Никто не намеревался. Вы ведь заблудились, а я лишь увидел вас в дали. Я не могу бросить вас здесь, – ответил Гарольд.

– Ого? Гарольд, ты живешь неподалёку? – поинтересовался Генри.

– Да, а вы оба, замёрзли, наверное? Я могу проводить вас в свой особняк! – предложил Гарольд.

Генри ратовал за любые приключения, как и всегда. Он спросил свою подругу, и она, на удивление, согласилась.

Глава 9. Встреча

И уже совсем скоро перед ними открылся вид на большое мощное здание. Читатель, я думаю, ты догадался, что это и есть та самая "обитель неупокоенных душ"?

Гарольд остановился и сказал:

– Ну вот, мы почти пришли!.. Подождите одну секунду, я скоро вернусь. – и ушёл.

Не успели Доминика и Генри оглянуться, а Гарольда будто и вовсе небыло!

Генри принялся осматривать здешние виды. Его весьма впечатлил этот мрак и величие. Доминике, быть может, не пришлось такое по душе, но она была готова на все, чтобы отвлечься от стресса.

– Вот, видишь? А ты противилась, в-о-о-о-лки, в-о-о-о-о-о-лк-и-и-и!.. Как хорошо! Божья благодать!.. – воскликнул Генри.

– Генри, если честно, то меня не впечатляет подобная гнетущая обстановка… Но я хочу отвлечься от мыслей о нем… – произнесла Доминика.

Тут же она почувствовала прикосновение холодной руки с своему плечу и услышала голос:

– Простите меня за излишнее любопытство… От мыслей о ком вы так стремитесь избавиться? Могу я облегчить это?..

Она знала, кто говорит с ней, необорачиваясь. Ах, какой скачек адреналина! Доминика так и замерла на месте.

Дэмиен вышел вперед.

– Добрый вечер, Генри! И тебя приветствую, Доминика.

Глядя на особняк складывалось впечатление, будто перед строительством его каждый кирпичик окунули в котёл со средневековым смрадом. Глядя на него можно было вспомнить о инквизиции, о эпидемиях чумы… Он навевал мысли о боли и страданиях. О физической и моральной боли.

Дэмиен прошел вперёд к особняку, который все ещё скрывался за деревьями. Жестом руки он позвал товарищей за собой. Генри пошел за ним, – он ничуть не внушал ему страха. Доминика осталась стоять на месте. Она крикнула в след Генри:

– Генри! Он ведёт тебя… Прямиком на тот свет!.. Не ходи!..

Генри вернулся, он побежал назад к ней, вселяя в ее сердце надежду. Дэмиен остался стоять, обернувшись и пристально смотря на них.

Но Генри сказал Доминике:

– Да чего ты брезгуешь?! Он хороший чувак. Подумаешь, умер лет семь назад!.. С кем не бывает. Ему просто скучно… Пошли!..

Но та лишь выпучила глаза. Тогда Дэмиен подошёл к ней, сказав:

– Как бы там нибыло, куда деваться хрупкой девушке в лесу… Одной… Ночью… Пойдём с нами. Я думаю, здесь все же есть волки… – ему удалось убедить ее. Втроем они пошли по тропинке. Позже к ним, откуда не возьмись, присоединился Гарольд.

Дэмиен мялся. Он не знал, о чем можно было бы поговорить с Доминикой, как начать разговор с ней… Он чувствовал, что та была зла на него. Но ему нехотелось этого.

– Доминика, вы… Ты не обижаешься на меня?.. – но она ничего не ответила.

Глава 10. О самом сокровенном

Прим. автора: повествование в данной главе ведется от первого лица, которым будет являться Дэмиен МакГроуэн.

Мы вошли туда… Все вмести. Доминика все ещё молчит. Как неловко вышло!.. Но я начинаю понимать, что мой долг – унести ее на тот свет. Она слишком прекрасна, чтобы там существовать… Если бы Мёрфи была человеком, она была бы Доминикой. Я не говорю с ней, но чувствую что-то общее внутри нас.

Мы идём по винтовой лестнице самый верх башни особняка. Там всегда это и случается. Не стану объяснить что, – без того ясно.

– Доминика… Я извиняюсь. – я впервые проронил это.

Теперь я осознаю весь свой эгоизм… Как низко.

– Ничего. Я ничуть не обиделась, – ответила она.

– Значит, все чики-пуки?.. – улыбаюсь я, пытаясь разрешить обстановку. Она лишь неодобрительно смотрит на меня в ответ.

Я всегда был невозмутим, но в конце концов, мои нервы начали сдавать . Я хотел даже грубо оттолкнуть ее к стене и объясниться.

– Доминика… Я умоляю вас… Тебя…

– Не стоит. Я правда не злюсь. – она была убедительнее.

– Ты ведь художница?.. Поведай о своем ремесле…

– Об этом нельзя рассказать в двух словах…

– Понимаю. Это глубокий духовный процесс. Труд не столько физический, он нематериален…

– Согласна. Для этого нужно не столько денег, сколько вдохновения!..

– Доминика!.. Все, что нужно для жизни – это вдохновение и время. Кто вообще посмел сказать, что миром правят деньги?! Ведь это неправда. Миром правит вдохновение, мотивация… Ибо это нужно даже для того, чтобы эти деньги вовсе добыть… Чего там добыть – печатать!

– А ты, я вижу, смыслишь в этом. Увлекался?

– Увлечение – грубое слово. Есть увлечение художеством, а есть – любовь к нему… Каждый принимает своё увлечение за любовь… Но оно ею редко является. Любовь – это высоко. Нужно абсолютно жить этим, нужно отдать себя полностью своему делу. А на это готов не каждый.

– Согласна… Мне нравится, как ты мыслишь. Я даже не могу возразить.

Если бы не случилось того, что несколько лет назад я прыгнул из окна, пытаясь сбежать от гнета, то я бы смог понять, что все счастье и есть в безумии! Я бы мог смотреть на суету обывателей, усмехаясь над ними. Я мог бы радоваться тому, что мне не нужно многого для счастья – тому, что мою душу может согреть свет люстры в моей комнате. Я бы мог творить, самосовершенствоваться и смотреть на мир с высока.

Но я посмотрел однажны на мир с подоконника – ничего не исправить! Неочем жалеть.

И тут я понял, что ей место не здесь. Она должна ещё творить… Она должна познать многое!.. Она будет удивлять людей. Она сделает то, что я неуспел.

Гениальность и безумие у нее только впереди. Гениальность и безумие. Это синонимы. Они обоюдно связаны. Я даже не знаю, что рождается в человеке вперёд. Это будто право и государство. Курица и яйцо. Когда в свой последний вечер я сидел на кухне, я проклянал их. Теперь же я готов боготворить обстоятельства, создавшие меня таким. Я все исправлю. Все.

Глава 11. От каждой ряби в озере не изменится будущее вод

Наши товарищи поднимались вверх по винтовой лестнице. Ничего небыло видно, кроме ступеней, которые были ужасно кривыми. То и дело кто-то оступался. Был слышен скрежет когтей, – рядом шкандыбала Мёрфи, но ее никто не видел в кромешной тьме.

Не смотря на то, что Доминика уже обрела доверие к своим попутчикам, ей было очень страшно, ее пугал этот скрежет. Ей казалось, будто с обоих сторон лестницы тянется к ней множество безжизненных рук с ужасными когтями, они стремятся схватить и унести ее… Они, как ей казалось, и скребли ступени. Даже Дэмиен не отвлекал ее от этого странного чувства.

Гарольд и Генри шли позади и молчали. Генри казалось, что здесь множество крыс. Здесь ужасно мрачно. Будто бы это была тюрьма. Дэмиен согласился бы с этим, ибо пробыв здесь семь лет ему не могло казаться иначе. Генри думал не о крысах. Он размышлял о том, зачем же во вселенной нужны люди, если она до того велика, что наш любой наш вклад в вечность незначим. Что там, наверху? Галактика.. Она бесконечна! Если сесть в ракету и полететь туда, лететь можно бесконечно? Как это?..

Неожиданно Генри понял, что жить вовсе бессмысленно. Все его старания тщетны, он абсолютно незначим. Его деятельность никак не повлияет на мир. Безысходность. От каждой ряби в озере не изменится будущее вод. Ему стало настолько досадно, что он поделился эти с Гарольдом, и те остановились на ступенях, разговорившись; их товарищи оторвались далеко вперед, их было недогнать, путь никто и не собирался.

Глава 12. Навстречу вечной эйфории

А Дэмиен, тем временем, окончательно увлекся Доминикой, и это было взаимно. Они разговаривали, незаметно переходя с одной темы на другую. На самом деле Доминика не была общительной, но она умела слушать и слышать собеседника.

Лестница уже не казалась ей такой страшной.

– Дэмиен… Сперва, когда мы были здесь, мне было так страшно!.. Будто я видела руки мертвецов, которые хотят утащить меня.

– Я им не позволю, – улыбнулся тот в ответ. Как-то само это вырывалось. И тут он понял, что вовсе не хочет совершать то, чего так боялась Доминика во тьме.

Пусть у нее был большой потенциал, ей предстоит ещё многое познать. И потом – если все, у кого есть талант будут мертвы, то кто же будет удивлять остальных? Кто своим примером будет толкать людей на подвиги?! Он понял, что больше не хочет, чтобы кто-то повторял его ошибку.

Неожиданно для Доминики он встал к стене и резко толкнул ее, а потом он будто отодвинул что-то громоздкое. Вот льется слабый свет. Жестом руки Дэмиен позвал ее за собой.

Последовав за ним она поняла, что они вышли из-за шкафа и оказались… В комнате Генри! Доминика была удивлена. Она плюхнулись на кровать, не переставая удивлённо смотреть на Дэмиена. Он улыбнулся и развел руками в ответ, а после сделал несколько шагов и сел рядом.

– Доминика, я желаю тебе всего самого лучшего. Я желаю тебе продолжать самосовершенствоваться не смотря ни на что, чтобы потом испытать вечную эйфорию, когда настанет должный для этого момент и ты станешь… Абсолютным идеалом. Я не хочу, чтобы ты была обречена на существование, подобное моему. Я больше никогда не вернусь сюда. Это было глупо и низко. – после своих слов он несколько минут смотрел на Доминику не отрываясь, а потом сказал:

– Если мы играем в гляделки, то я проиграл. Если нет… Я все равно проиграл. Как это было глупо!.. – и они обнялись.

Доминика даже загрустила. Дэмиен несколько минут смотрел на стену. Именно на "Космос", которым восхищался Генри. Он вглядывался, а потом сказал:

– Доминика… Откуда это?

Она засуетилась:

– Это… Генри… Он сделал репродукцию. Я не знаю, чья работа… Но она впечатляет его.

Дэмиен улыбнулся и монотонно произнес:

– Это моя работа… Единственная в этом роде. Единственная абстракция. Одна из последних, ха… Я публиковал ее где-то, кажется… Да. Иначе, как бы он ее нашел… Как это приятно… Все было не тщетно.

Теперь он понял, что все было не просто так. Его охватило чувство, будто его блудная душа раскололась на тысячу кусочков и воплотилась в каждую частичку этого мира! Он вечен.

– Конечно!.. Ты однозначно был способен впечатлять. Чёрт! А где же Генри?! А Гарольд?!

– Правда! И Мёрфи пропала. Это… Моя кошка. Ты ее не видела во тьме.