Полная версия
Пепел Вавилона
Амос подсел к ней на край кровати, и Кларисса сообразила, что они под тягой. Запах искусственного персикового концентрата одновременно манил и нагонял тошноту. Она отстегнула ремни и села, опершись на здоровый локоть.
– Мы победили?
– Еще бы, черт возьми! Двое пленных. Ядро с данными «Дракона». Они пытались стереть, но Наоми вдвоем с «Роси» восстановят. Бобби писает в штаны, что пропустила потеху.
– Может, в следующий раз, – отвечала Кларисса, когда в комнату вошел Холден.
Они с Амосом кивнули друг другу, и здоровяк вышел.
– Нам давно надо было поговорить, – начал Холден.
Капитан «Роси» стоял над койкой, словно не знал, куда деваться. Может, дело было в лекарствах, только Кларисса с удивлением отметила, что он не такой, каким ей представлялся. В ее мысленном образе скулы у него были круче, подбородок массивнее. Голубые глаза холоднее. А этот человек выглядел… нет, не старше. Просто другим. Волосы взъерошены. У глаз и в углах рта намечаются морщины. Их еще нет, но на подходе. Виски тронуты сединой. Но по-другому он выглядел не от этого. Джеймс Холден и ее личной мифологии всегда был уверен в себе, а этот места себе не находил.
– Понятно, – отозвалась она, не зная, что еще сказать.
Холден переплел руки на груди.
– Я… м-м-м, да. Я вообще-то не ожидал, что ты попадешь на этот корабль. Мне это неудобно.
– Знаю, – сказала она. – Извините.
Он отмахнулся.
– Потому я и пропустил этот разговор, а не должен был. Это моя вина, договорились? Я знаю, вы с Амосом после падения камней прошагали пешком чуть не всю Северную Америку, и знаю, что ты хорошо держалась.
И корабельный опыт у тебя есть.
«Опыт террористки и убийцы». Этого он не сказал.
– Штука в том, – продолжал Холден, – что к таким делам ты не подготовлена. Выход в космос с оружием – совсем не то, что на грунте. Или работа техника на корабле. Импланты имплантами, но прибегнув к ним, ты под конец утонешь в собственной рвоте, так?
– Скорей всего, – признала она.
– Так что больше тебе нельзя выходить. Амос тебя взял, потому что… хотел показать, что ты своя.
– Но я не своя, – закончила она за него. – Вы об этом.
– Не всюду, где бывает Амос, – уточнил Холден. И впервые посмотрел ей в глаза. Выглядел он, пожалуй, грустным. Она не знала отчего. – Но пока ты на моем корабле, ты в команде. И моя работа – тебя защищать. А я не справился. Ты больше не участвуешь в боях в вакуумном скафандре. По крайней мере, пока не пройдешь подготовку. Это приказ. Ясно?
– Ясно, – откликнулась она и, пробуя слова на вкус, добавила: – Так точно, сэр.
Он был ее присяжным врагом. Символом ее поражения. Каким-то образом он даже стал символом той жизни, которую она могла бы прожить, сделав другой выбор. Он был всего лишь не слишком молодой человек, почти незнакомый, хотя кое-какие общие знакомые у них имелись. Он с трудом улыбнулся, и она ответила на улыбку. Такая малость. Но уже кое-что.
Когда Холден ушел, она догрызла концентрат, закрыла усталые глаза и не знала, что спит, пока не увидела сон.
Она копала склизкую черную кучу дерьма, пробиваясь к кому-то, погребенному под ней. Надо было спешить – у человека кончался воздух. Во сне она чувствовала, как холодеют от страха пальцы, как подкатывает к горлу омерзение. И страх. И опустошающее чувство потери от сознания, что она не успевает.
Глава 8. Доуз
Первая сессия импровизированного саммита началась, как только прибыла Мичо Па, в равной мере приятная взгляду и непроницаемая. Ее корабль причалил на середине суточного цикла, поэтому Марко задержал их всего на несколько часов. Следующие три дня дались труднее: встречи длились по тринадцать с лишним часов, даже без перерыва на обед. Ели прямо за столами, пока Марк излагал свое видение великой, всесистемной цивилизации астеров.
Три раскрученные станции, автоматизированные заводы и фермы, энергостанции, установленные поближе к Солнцу и ведущие передачу лучевой энергии к местам обитания, широкомасштабное разграбление биоресурсов с трупа Земли. Рядом с этими величественными и прекрасными картинами померк даже проект терраформирования Марса. А представлял их Марко Инарос с беспощадной настойчивостью, перед которой терялись все возражения других участников.
Санджрани поинтересовался, как предполагается обучать работников для задуманного Марком комплекса космических городов, похожего на тучу снежинок. Марко отмахнулся: не проблема. Астеры всегда готовы жить и строить в космосе. Врожденное умение, впитавшееся в их хрупкие кости. Па подняла проблему постоянных поставок продовольствия и медицинского обеспечения: уже теперь станции и корабли, лишившись поставок с Земли, затягивали пояса. Марко признал, что предстоят скудные времена, но заверил Па, что она преувеличивает реальные трудности. Ни одно из поднятых возражений его не поколебало. Глаза у него блестели, голос звучал богаче скрипки, энергия не иссякала. С совещания Доуз возвращался к себе выжатым, как тряпка. Марко же отправлялся в бары и пабы, в общие залы и обращался напрямую к гражданам Цереры. Доуз не знал, когда он спит и спит ли вообще.
На пятый день они прервались – так падают бегуны в конце длинной дистанции. Комментарий Розенфелда никого не успокоил:
– Койо маньяк. Он еще свалится.
– И что тогда? – спросил Доуз.
Пупырчатый пожал плечами. Улыбнулся неприятной улыбкой.
– Тогда разберемся, где мы есть. Инарос – великий человек. Для наших целей – именно тот великий человек, какой нам нужен. Вполне нормальный бы в эту роль не вписался.
Они сидели в саду у губернаторского дворца. Запахи земли и зелени смешивались с протеиновым мясом и перцами гриль, которые Розенфелд выбрал себе на завтрак. Доуз, отвалившись от стола, прихлебывал из груши горячий чай с молоком. Розенфелда Гаоляна он знал третью декаду и доверял ему, насколько вообще кому-то доверял. Но не вполне.
– Если, по-твоему, он свихнулся, – заметил он, – это проблема.
– Это не проблема, это профессиональная необходимость, – как от мошки, отмахнулся Розенфелд. – Он убивает миллиардами и перекраивает человеческую цивилизацию. Может, он бог, может – дьявол, но мысль быть обычным милым человеком, которому повезло с харизмой и обстоятельствами, ему точно не по нутру. Эта лихорадка пройдет. Сейчас, если его послушать, мы уже на этой неделе проводим первую сварку – а скоро он скажет, что закончат наш труд праправнуки. Никто так ловко не умеет сменить песню посреди такта, как наш Марко. За него не беспокойся.
– Трудно не беспокоиться.
– Ну, беспокойся, но не слишком. – Розенфелд со вкусом отхватил кусок перца с протеином, опустил шершавые веки, словно собрался вздремнуть. – Все мы здесь потому, что нужны ему. У меня, не считая Фреда Джонсона, единственная боевая сила, способная причинить ему неприятности. Санджрани – болван, но так управляется с искусственной экономикой Европы, что всякий назовет его гением. Как знать, может, он гений и есть. Ты держишь астерский порт. Па – девочка с плаката: откололась от АВП по этическим соображениям, и потому из нее выйдет отличный рождественский дед – распределять богатства между грунтовиками и привлекать к нам своих прежних единоверцев. На этом совете не было случайных людей. Он собрал команду. Пока держимся единым фронтом, мы не дадим ему захлебнуться в собственном величии.
– Надеюсь, ты прав.
Розенфелд улыбнулся, не переставая жевать.
– Конечно, прав.
Андерсон Доуз принадлежал к АВП с рождения. Родители, желая подмазаться к боссам своей корпорации, назвали сына по горнодобывающей компании. Бойня, устроенная Фредом Джонсоном, позже сделала это имя символом преступлений Земли против Пояса. Мальчик рос, считая Пояс домом, а его обитателей – при всех различиях и розни – своим племенем. Отец его был организатором, мать – адвокатом профсоюза. Он, еще не научившись читать, узнал, что гуманное отношение всегда приходится выторговывать. И вся его жизнь стала вариацией той же простенькой темы: дави, держись на ногах и лови свой шанс.
Ему всегда хотелось вывести Пояс на место, принадлежащее ему по праву, покончить с бездумной эксплуатацией его людей и богатств. Каким образом, пусть решает мироздание. Он работал на «Зону совместных интересов Персидского залива», восстанавливал для них станцию Лагранж-4 и там завел связи с общиной экспатриантов. Он сделался голосом АВП на Церере: вовремя приходил на все собрания, выслушивал, прежде чем заговорить, и добился, чтобы нужные люди запомнили его имя.
Насилие всегда для него составляло часть окружающей среды. Если надо было кого-то убить, люди умирали. Он умел завербовать многообещающего молодого технаря. И прежнего врага, созревшего для обращения. Это Доуз привлек Фреда Джонсона, палача станции Андерсон, хотя все обзывали его безумцем, и принял дружные извинения, когда ООН в результате осталась с разбитым носом. Позже, когда выяснилось, что Джонсон не готов сотрудничать с новой властью, Доуз согласился с ним порвать. Наблюдая, как его тезка-станция росла от скромных успехов в промышленности Пояса до символа астерской революции, он если чему и научился, так тому, что все меняется и цепляться за старое – самоубийство.
Так что, когда Марко Инарос завязал торговлю с чернейшим из марсианских черных рынков и создал свою организацию на смену АВП, Доуз решил, что у него ровно два выхода: отдаться новому или умереть вместе со старым. Он выбрал, как выбирал всегда, и потому сейчас сидел за этим столом. Иной раз выслушивая по тринадцать часов утопические бредни Марко, но тем не менее он был здесь.
Хотя иной раз он жалел, что этот черт, Уинстон Дуарте, не выбрал для сбыта оружия кого-нибудь другого.
Он доел завтрак – перец давно остыл и размяк, а протеиновая плитка начинала черстветь. Доуз бросил вилку.
– С Медины есть вести?
Розенфелд пожал плечами.
– Ты о станции или о том, что за ней?
– Хоть откуда.
– На станции порядок, – сказал Розенфелд. – Оборона установлена, все как следует. Что за ней… ну, никому не известно, са-са? Дуарте держит слово, шлет транспорты оружия и оборудования с Лаконии. С остальными колониями…
– Не так гладко. – В словах Доуза не было вопроса.
Розенфелд поморщился себе в тарелку, впервые с начала этого неформального совета спрятал глаза.
– Фронтир всегда опасен. Там бывает такое, чего не увидишь в цивилизации. Вэйкфилд замолчал. Поговаривают, он там что-то разбудил, но никто не послал корабля проверить. Да и когда бы, а? Сперва с войной бы покончить, а там уж разберемся.
– А «Баркайт»?
Розенфелд не отводил взгляда от тарелки.
– Люди Дуарте говорят, что разбираются. Волноваться не о чем. Нас не винят.
Каждое движение собеседника подсказывало Доузу, что нажимать не стоит, и он почти готов был закруглить разговор. Или хотя бы зайти с другой стороны.
– Как это вышло, что все колонии бьются, чтобы обеспечивать себя продовольствием, не опасаясь срыва гидропоники, как на Велкере, а на Лаконии уже налажено производство?
– Там лучше спланировали. И со снабжением было лучше. Чего ты не понимаешь насчет этого пинче марсианина Дуарте, так это…
Ручной терминал Доуза тревожно запищал. Первоочередной запрос на связь. Этот канал он отвел для срочных дел станции. Вызывала капитан Шаддид. Движением пальца попросив Розенфелда подождать, Доуз открыл связь.
– В чем дело? – рявкнул он вместо приветствия.
Шаддид сидела за рабочим столом. Он узнал стену кабинета за ее спиной.
– Вы нужны здесь, внизу. Мой человек в госпитале.
Врачи говорят, не выживет. Стрелок задержан.
– Это хорошо, что поймали.
– Его зовут Филип Инарос.
У Доуза внутри что-то оборвалось. – Сейчас буду.
* * *Шаддид отвела мальчишке отдельную камеру. Благоразумно. Доуз, едва войдя в отдел безопасности, ощутил, что атмосфера заряжена яростью. На Церере выстрел в офицера службы безопасности был короткой дорогой в космос без скафандра. Для большинства.
– Я выставила автоматическое наблюдение, – доложила Шаддид. – Замкнула на себя. Никто другой не включит и не выключит.
– Зачем? – не понял Доуз. Он занял ее стол. Пусть Шаддид – глава безопасности, но он-то губернатор Цереры.
– А то бы отключили, – объяснила Шаддид, – и никто бы больше не увидел маленького засранца живым. Между нами, это было бы услугой мирозданию.
На экране Филип Инарос сидел под стеной, запрокинув голову и закрыв глаза. Молодой человек. Или взрослый мальчик. Под взглядом Доуза Филип потянулся, обхватил себя руками за плечи и снова замер, не поднимая глаз. Доуз не взялся бы решать, выражало это движение уверенность в своей неприкосновенности или страх, что она не сработает. Доуз заметил сходство парня с Марко, но отец излучал обаяние и уверенность, а сын был сплошная ярость и уязвимость – Доузу подумалось о мозолях и открытых ранах. При других обстоятельствах он мог бы и пожалеть пленника.
– Как это вышло? – спросил он.
Шаддид вывела на экран ручного терминала запись. Коридор у ночного клуба ближе к центру вращения. Дверь распахивается. Выходят трое, все астеры. Мужчина и женщина на ходу ласкают друг друга, будто не замечая третьего. Миг спустя дверь снова открывается, выходит Филип Инарос. Звука не было, так что Доуз не узнал, что проорал Филип вслед уходящим. Но что-то проорал. Одиночка повернул обратно, парочка задержалась пос мотреть. Филип задрал подбородок, выпятил грудь. Человечество не первое поколение как освободилось от планетной гравитации, но поза нарывающегося на драку подростка не изменилась.
В кадр вошла новая фигура. Человек в форме безопасника, руки подняты командным жестом. Филип переключился на него, заорал. Безопасник рявкнул в ответ, жестом указал: отойди к стене. Парочка отвернулась и сделала вид, что ни при чем. Молодой человек, собиравшийся вернуться и подраться, медленно отступал – не поворачиваясь спиной, в надежде, что его враги сцепятся между собой. Филип так страшно притих, что Доузу стоило усилий не отводить взгляда.
Безопасник достал оружие, и в руке Филипа возник пистолет – такой фокус дается многими часами тренировок. Дульная вспышка показалась продолжением того же неуловимого движения.
– Черт побери, – выругался Доуз.
– Дело ясное, – заговорила Шаддид. – Он слышал приказ службы безопасности. Не подчинился, выстрелил в ее представителя. Будь это кто другой, уже кормил бы собой грибы.
Доуз прикрыл рот ладонью, потер саднящие губы. Должен быть выход. Способ открутить назад.
– Как твой человек?
Шаддид ответила не сразу. Поняла, к чему он ведет.
– Стабилизировался.
– Не умрет?
– Но и гулять не пойдет, – возразила она. – Я не могу работать, если кому-то позволено стрелять в моих людей. Понимаю, что такое дипломатия, но, не в обиду будь сказано, дипломатия – ваша работа. Моя – не дать шести миллионам человек поубивать друг друга сегодня и ежедневно.
«И моя работа в том же роде», – подумал он. Говорить об этом вслух было не ко времени.
– Свяжитесь с Марко Инаросом. Он должен быть на «Пелле» в доке 65-С, – сказал Доуз вслух. – Пригласите ко мне сюда.
* * *Под конец особенно тяжелого дня Доуз иногда позволял себе пропустить стаканчик виски и посидеть над своим сокровищем: печатным томом Марка Аврелия, доставшимся ему от бабушки. «Размышления» – мысли человека, обладавшего страшной властью: император мог казнить любого по своему усмотрению, одним словом создать новый закон, получить в свою постель любую женщину. Или мужчину, приди ему такая прихоть. Тонкие страницы заполнялись усилиями Аврелия остаться хорошим человеком вопреки вызову мира. Они не то чтобы успокаивали, но утешали Доуза. На всем протяжении человеческой истории сохранить свою мораль, не позволить чужим порокам и дурным поступкам увлечь себя за собой было печалью каждого мыслящего человека.
Доуз за десятилетия выработал собственную философию. Плохие люди есть везде. Везде есть глупость и алчность, спесь и гордыня. Приходится лавировать среди них, если не теряешь хотя бы надежду улучшить жизнь астеров. Не то чтобы сейчас дела шли хуже, чем прежде. Просто они не стали лучше. Сегодня, подозревал Доуз, будет самый подходящий вечер для Аврелия.
Марко вошел в отдел безопасности, как хозяин. Улыбка, смех, чисто животное присутствие его наполнили помещение. Сотрудники бессознательно расступались и отводили глаза. Доуз встретил Марко, чтобы проводить в кабинет Шаддид, и не успел оглянуться, как уже на глазах у всех пожимал ему руку. Этого он делать не собирался.
– Неловко вышло, – сказал Марко, словно соглашаясь с Доузом. – Я позабочусь, чтобы подобное не повторилось.
– Ваш сын мог убить моего человека, – произнес Доуз.
Марко уже сел в его кресло и развел руками – широкий жест, как будто сводивший на нет любое возражение.
– Просто ссора зашла слишком далеко. Доуз, скажешь, что с тобой такого не бывало?
– Со мной такого не бывало, – эхом отозвался Доуз, но так жестко и холодно, что Марко в первый раз изменился в лице.
– Ты ведь не станешь раскручивать это дело, а? – понизив голос, заговорил он. – У нас много работы. Настоящего дела. Сообщили, что Земля захватила «Лазурный дракон». Придется пересматривать стратегию на внутренних орбитах.
Доуз только сейчас от этом услышал и заподозрил, что Марко придерживал информацию, чтобы разыграть ее, когда понадобится сменить тему. Ну, Доуза так просто не собьешь.
– Пересмотрим. Но я вызвал вас не за этим.
Шаддид кашлянула, и Марко бросил на нее мрачный взгляд. Когда он снова обратился к Доузу, лицо его снова переменилось. Улыбка шире прежнего выражала простодушное веселье, но в глазах что-то такое, от чего у Доуза свело живот.
– Ладно-ладно, – заговорил Марко. – Бьен, койо мис. Зачем ты меня вызвал?
– Ваш сын не должен оставаться на моей станции, – отчеканил Доуз. – Если останется, мне придется отдать его под суд. И защищать от тех, кто не захочет дожидаться приговора. – Доуз помолчал. – И исполнить приговор тоже придется.
Марко застыл – точь-в-точь как его сын в конце стычки.
Доузу хотелось проглотить слюну.
– Похоже, вы мне угрожаете, Андерсон.
– Я объясняю. Объясняю, почему вам надо убрать мальчика с моей станции и никогда сюда не возвращать. Я оказываю вам услугу. Ради другого я бы не стал вмешиваться.
Марк медленно, протяжно вздохнул и выдохнул сквозь зубы.
– Понимаю.
– Он стрелял в сотрудника безопасности. Мог убить.
– Мы убили целую планету, – отмахнулся Марко. А потом, словно вспомнив о чем-то, кивнул – больше себе, чем Доузу или Шаддид. – Но я ценю, что вы ради меня прогибаете закон. И ради него. Я ему этого не спущу. Нам с ним предстоит серьезный разговор.
– Хорошо, – сказал Доуз. – Капитан Шаддид сдаст его вам. Если хотите вызвать своих людей… – Нет нужды, – ответил Марко.
В телохранителях не было нужды. Никто в службе безопасности не посмел бы спорить с Марко Инаросом, с самим Свободным флотом. Хуже всего, что Марк, как догадывался Доуз, в этом не ошибался.
– Завтра у нас совещание. Поговорим о «Лазурном драконе» и Земле. Обсудим следующий шаг.
– Следующий шаг, – вставая, согласился Доуз. – Поймите, это не временная мера. Филипу никогда больше не будет места на Церере.
Марко улыбнулся с неожиданной искренностью. Темные глаза сверкнули.
– Не тревожься, дружище. Если его не хотят здесь видеть, его здесь не будет. Обещаю.
Глава 9. Холден
Слышно было даже в камбузе: глухой стук, пауза и еще один удар. Холден каждый раз поеживался. Наоми с Алексом сидели здесь же, притворяясь, будто не слышат, но о чем бы ни заговаривали: о состоянии корабля, об успешном выполнении задания, о том, покориться ли судьбе, устроив на корабле карцер, – разговор замирал под этими бесконечными размеренными ударами.
– Может, надо мне с ней поговорить? – сказал Холден. – По-моему, надо.
– Не понимаю, откуда такая мысль, – возразил Алекс.
Наоми пожала плечами – воздержалась. Холден доел поддельную баранину, утер губы салфеткой и сбросил все в утилизатор. В душе он надеялся, что его кто-нибудь остановит. Никто не остановил.
В тренажерной «Росинанта» сказывался возраст. Ни одной одинаковой пары эспандеров, серо-зеленые маты протерлись до белой основы, воздух мягкий от застарелого запашка пота. Бобби подвесила между полом и потолком тяжелый мешок на натянутом тросе. Ее облегающий серый тренировочный костюм пропитался потом. Волосы она стянула в хвост, взглядом приросла к мешку, пританцовывая перед ним на носках. Когда вошел Холден, она как раз разворачивалась влево, отводя ногу. Вблизи удар прозвучал так, будто уронили что-то тяжелое. Система доложила: девяносто пять кило на квадратный сантиметр. Бобби легко отскочила, не отводя взгляда от мешка, сместилась вправо и ударила другой ногой. Удар прозвучал чуть глуше, но показания выросли на три кило. Бобби отскочила, перезагрузилась. Набитая кожа икр горела.
– Привет, – поздоровалась она, не оборачиваясь. Удар, перезагрузка.
– Привет, – ответил Холден. – Как дела?
– Хорошо. – Удар, перезагрузка.
– Поговорить ни о чем не хочешь?
Удар, перезагрузка.
– Не-а.
– Ну… ладно. Если… – удар, перезагрузка, – передумаешь…
– Я тебя найду.
Удар, перезагрузка, удар.
– Отлично, – сказал Холден и вышел, пятясь. Бобби ни разу на него не взглянула.
Наоми ждала его в камбузе с грушей кофе наготове. Холден сел напротив. Алекс уже сбрасывал остатки своего завтрака в утилизатор. Холден пил. Процессоры «Роси» юстировались раз в неделю, а загрузились они перед вылетом с Луны, так что наверняка ему только чудилось, что кофе горчит сильнее обычного. Все же он бросил в него щепотку соли и покрутил грушей, перемешивая.
– Ты знала, что ничего не выйдет, – укорил он.
– Ожидала, – поправила Наоми, – но не знала.
– Только подозревала.
– Сильно подозревала, – почти виновато призналась она. – Но могла ведь ошибиться.
– Оставь ты Бобби в покое, кэп, – посоветовал Алекс. – Пройдет и выйдет с другой стороны.
– Просто я… хотел бы я понять, что ее так мучает.
Алекс моргнул.
– Так ведь ей после Ио ни разу не довелось подраться с плохими парнями. И вот подвернулась драчка, а она застряла в ящике, пока другие стреляли.
– Но мы же победили.
– Мы-то победили, – вздохнула Наоми. – А она смотрела, как мы побеждаем и пытаемся вытащить ее из ловушки. Пока она освободилась, все кончилось.
Холден отхлебнул кофе. Этот глоток оказался немножко лучше на вкус. А толку-то?
– Хорошо, но когда я спрашивал, что ее беспокоит, я имел в виду, не могу ли чем-нибудь помочь.
– Мы поняли, – сказала Наоми. – Понимаем, в чем проблема.
По внутренней связи разнесся голос Амоса:
– Там есть кто-нибудь? Я уже десять минут стучусь в рубку.
Алекс включил систему.
– Сейчас поднимусь.
– Давай. Кажется, нашарил последнюю утечку. Как оно видится с твоей стороны?
– Сойдет. – Алекс кивнул и направился к оперативной палубе – навстречу ремонту. Времени у «Лазурного дракона» было не слишком много, но диверсанты хорошо потрудились. Отрывать куски обшивки проще, когда тебя не волнует, что еще при этом отломается. У Холдена от сознания, что корабль не в порядке, словно кожа зудела там, куда не дотянуться почесать. Добавляла беспокойства и мысль, что верфи на Луне завалены работой. Времена, когда можно было побездельничать на Тихо, пока люди Фреда Джонсона латали корабль, видимо, миновали навсегда, а для Луны земной флот был важнее команды Холдена.
Впрочем, не только в этом дело. Было еще кое-что – что толкнуло его на разговор с Бобби. А до того – с Клариссой Мао. Хотелось, чтобы все было в порядке, а он все сильнее ощущал, что до порядка далеко. И в ближайшем времени не предвидится.
– А ты как? – спросила Наоми, выглянув из-под копны темных, мягко кудрявящихся волос. – Хочешь поговорить?
Он хихикнул.
– Хочу, да не знаю, что сказать. Мы тут герои-победители, взяли пленных и ядро с данными, а все кажется, что этого мало.
– Этого мало.
– Умеешь ты утешить.
– Я к тому, что дело не в тебе. Ты не потому не находишь себе места, что с тобой что-то неладно. Ты в норме.
Положение паршивое.
– Это не… знаешь, а и вправду немножко утешает.
– Хорошо, – кивнула Наоми. – Потому что мне важно было знать, что это не из-за Марко и Филипа. И не… потому что тебе тяжело быть со мной рядом.
– Нет, – сказал Холден. – С этим мы разобрались.
– И еще разберемся, когда все кончится, не сомневаюсь. Но не мог бы ты иногда это повторять?
– Я бы вышвырнул из шлюза все на свете, лишь бы ты была рядом. Это не потому. Насчет Марко Инароса меня заботит одно: что он снова попытается до тебя добраться.
– Приятно это слышать.
– Я тебя по-прежнему люблю. Я всегда буду тебя любить.
Он думал, что отвечает на ее вопрос, но взгляд Наоми ушел в сторону. Она улыбнулась с горечью – но все же улыбнулась.