bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 3

Гоголь очень точно описывает то, что историк Александр Эткинд назовёт «внутренней колонизацией», а самого Гоголя – «великим колониальным автором». Действительно, у Гоголя гениально получалось описывать имперское сознание России. Это заметно в том числе в повести «Нос»[8]. Главный герой – майор Ковалёв – как Российская империя, теряет какую-то свою часть. Ковалёв-империя страдает из-за этого, мается, жалуется. Он узнает, что его нос хочет сбежать в Ригу[9], но его ловят на границе. В конце концов нос возвращается на лицо майора-имперца. И вот, казалось бы, счастье. Наконец Ковалёв может жениться, как он мечтал. Но почему-то не женится. Почему?.. Обойдусь здесь комментарием самого Гоголя: «Но что страннее, что непонятнее всего, – это то, как авторы могут брать подобные сюжеты. Признаюсь, это уж совсем непостижимо, это точно… нет, нет, совсем не понимаю. Во-первых, пользы отечеству решительно никакой; во-вторых… но и во-вторых тоже нет пользы. Просто я не знаю, что это…»

Если «Нос» Гоголь написал в Санкт-Петербурге, то места написания «Мёртвых душ» – это Швейцария, Франция, Италия. В русской литературе так часто бывало и будет, когда писатель начинает хорошо понимать Россию, находясь за границей.

В России Гоголя любят, хотя она у Гоголя показана как страна между ужасом и кринжем. Советская власть брала у Гоголя кринж – стыд за Российскую империю. Сегодня мы берём у Гоголя ужас. Вспомните фильмы с Александром Петровым – мистический детектив-триллер про Гоголя и следователя, которого сыграл Олег Меньшиков. Эти фильмы тоже кому-то могут показаться кринжовыми, но для самого Гоголя нет внутреннего противоречия между ужасом и смехом. Сегодня Гоголь сам стал частью анекдотов, в том числе современных. В одном из Интернет-мемов героиня пишет, что сделала каре, чтобы быть как Ума Турман, «а получился Гоголь». Или в 2020 году компания Puma выпустила кроссовки, в которых европейцы увидели силуэт Гитлера, а в России – Гоголя.

Гоголь практически единственный школьный классик, который позволил себе упомянуть существование мата в русском языке. Помню, как на уроке литературы мы ждали, как дойдём наконец до той самой страницы. Там, где встреченный Чичиковым крестьянин называет Плюшкина эпитетом «заплатанной…». Гоголь пишет: «Было им прибавлено и существительное к слову “заплатанной”, очень удачное, но неупотребительное в светском разговоре, а потому мы его пропустим». Помню, мы все тогда хотели узнать у преподавательницы, что это за слово. Но она потребовала перевернуть страницу и идти дальше.

Однако столетие спустя читателям всё ещё интересно, что там за слово такое. В сериале «Мёртвые души» Михаила Швейцера появляется сам Гоголь, который надиктовывает свою поэму писарю. Доходят до сцены с Чичиковым и крестьянином. И писарь просит произнести всё-таки это слово. Гоголь прикладывает ладонь к губам и отвечает шёпотом… Но ответ расслышать нельзя.

Когда композитор Родион Щедрин писал оперу «Мёртвые души», то ему нужно было конкретное слово для этого эпизода. Щедрин так вспоминал о том, как вышел из ситуации: «В опере “Мёртвые души” одно известное слово вслух не произносилось, просто было “заплатанный”, а я вставил “куль заплатанный”. Это мне Вознесенский подсказал. Когда человек поёт в полный голос слово “куль”, то в зале звучит слово иное».

Но самый таинственный момент в «Мёртвых душах» – это не мат, а… лирические отступления. В школе наказанием для хулиганов было писать сочинение по этим лирическим местам. Потому что это самые скучные фрагменты. Мы относились к ним как к рекламной паузе в кино. Фрагменты текста, по которым можно просто водить глазами. Там ведь «ничего не происходит».

В этих отступлениях Гоголь показывает не столько природу, сколько пустоту. Сегодня это называют лиминальными[10] пространствами. Представьте фотографию любого общественного пространства – торгового центра, станции, офиса. Но только это пространство должно быть пустым. Ни одного человека. Такое пространство и будет называться «лиминальным». Гоголевские пейзажи именно такие – пустые, безлюдные. Пустая Россия. И вот по этой безграничной пустоте мчится в финале первого тома Русь-тройка.

В рассказе «Забуксовал» Василия Шукшина речь идёт именно об этом фрагменте. Живущий в деревне механик Роман Звягин однажды слышит, как его сын Валерка учит это лирическое отступление. Роман даёт сыну воспитательную затрещину, а затем «с досады, что ли, со злости ли – Роман подумал: “А кого везут-то? Кони-то? Этого… Чичикова?”» Эта мысль так поражает героя, что он отправляется к деревенскому учителю Николаю Степановичу. И тот подтверждает ему, что да, Русь-тройка везёт Чичикова. Роман восклицает: «Да как же? Я тогда не понимаю: Русь-тройка, так же, мол… А в тройке – шулер. Какая же тут гордость?» После этого, подумав, делает предположение: «А может, Гоголь так и имел в виду: подсуроплю, мол: пока догадаются – меня уж живого не будет. А?» Это открытие заставляет героя «забуксовать».

Действительно, получается ведь, что Гоголь через столетия показывает читателю в, казалось бы, невинном лирическом отступлении неоднозначную картину. Русью-тройкой управляет некий дурачок Селифан, а везёт она мошенника Чичикова. Не показывает ли нам Гоголь кукиш? «Дай ответ. Не даёт ответа».

Закончить хотелось бы, вернувшись к началу. К Гоголю и Пушкину, которые в известной пьесе Хармса всё время спотыкаются друг о друга. Потому что вся русская литература, по сути, выросла из этих двух авторов. Если Пушкин – «солнце русской поэзии», то Гоголь – луна русской прозы. Хотя бы ещё и потому, что Луна светит отражённым светом, а «Мёртвые души» и «Ревизор» написаны именно по пушкинским сюжетам.

Просто поставьте их рядом – Пушкина и Гоголя. До чего же они разные! У Пушкина было множество женщин. А у Гоголя? Он никогда не был женат. И как говорит историк Веселовский, не испытал «ни одной сильной привязанности к женщине». Самой заметной влюблённостью была Анна Виельгорская. О её брате Иосифе Гоголь оставил незаконченный текст «Ночи на вилле», где рассказывал о том, как ухаживал за умирающим Иосифом. Есть даже мнение, что Гоголь на самом деле любил мужчин, но подавлял в себе это желание. Сексуальность Гоголя выглядит совсем не пушкинской. В мире Пушкина – два гендера, в мире Гоголя – чёрт их поймёт.

Пушкин умер из-за дуэли, Гоголь умер сам. Пушкин умер и похоронен. Гоголь был похоронен, но пытался восстать из мёртвых. Но оба, в конце концов, оказались бессмертны. «Пушкинская Россия» – это мечта, это вздох. Гоголевская Россия – это просто ох.

В конце хотелось бы сказать о втором великом гоголевском мифе. Это история о Гоголе, проснувшемся в гробу. В этой истории есть ужас и тайна. Гоголь словно спрашивает: «Точно ли я умер?» Мы спрашиваем себя: «Точно ли я живу?»

Спасибо за смех и ужас, Николай Васильевич.

Грибоедов, который испортил вечеринку

На сайте Неолурк[11] есть статья под названием «Мастер испортить вечеринку». В ней упоминается очень важный для нас герой – Чацкий. Про него написано, что он «скорее субверсия, потому что испортить ему удалось разве что свою репутацию».

Чацкий действительно субверсия, потому что является вариацией другого персонажа. Это Альцест из «Мизантропа» Мольера. При этом сам «Мизантроп» был написан по мотивам пьесы «Брюзга» Менандра. То есть Чацкий это суб-субверсия. В «Брюзге», с которого всё началось, рассказывается о старике с дурным характером: он всё время ворчит и не любит общаться с соседями. Например, при обработке поля плугом он старается не подходить к краю поля, чтобы не встретить соседа и не начать разговор. Думаю, каждый человек, у которого есть дача, поступает иногда таким образом. Если вы интроверт, то, выходя из дома, сначала смотрите в дверной глазок, чтобы не столкнуться с болтливым соседом. Правда ведь?

Но если герой Менандра – это человек-ошибка, то у Мольера и Грибоедова – это уже настоящая социальная философия. Интересно, что отношение к герою как к ошибке сохранилось в одном из рабочих названий пьесы Мольера – «Влюблённый меланхолик». Герою поставлен диагноз меланхолии, чтобы объяснить зрителю, с чем он имеет дело: всё в порядке, он просто больной. Не мнимый, а настоящий – меланхолик. Как если бы сегодня вам показали героя «с побочкой от ковида» или «в депрессии»[12].

В школе мы никогда не смотрели на Чацкого под таким углом. Помню, как я сам писал о нём сочинение под названием «Умён, остёр, красноречив». Но если бы я написал тогда, что Чацкий просто болен, то, думаю, получил бы двойку. В героях Грибоедова и Мольера всегда предлагают увидеть только «философию», но не биологию. В то время как одно не противоречит другому. Эти образы получились такими глубокими, потому что они противоречивые, но цельные. Как и любая яркая личность.

Нам нравится читать о том, как смело Чацкий бросает в лицо светскому обществу громкие обвинения. Но никто из нас не хотел бы видеть Чацкого на своей вечеринке. Сегодня мы называем такого человека душнилой, токсичным мужиком или просто – токсиком. Сами представьте, как в пятницу вечером вы собрались с друзьями посидеть и выпить. И тут появляется некий Александр Ч., который вопрошает: «А судьи кто?» Вы хотите расслабиться и забыть о проблемах и ужасах новостей, а он говорит про войну. И за столом наступает тишина. Конечно, все слышали эти новости и, конечно, все всё знают, но… Поэтому Чацкий так нравится подросткам: он противостоит один всему обществу. Но не нравится взрослым, которые живут графиком 5/2, познали налоги, ипотеку, болезни. Они знают цену жизни и вечера пятницы.

Чацкий и Альцест ужасно ведут себя со своими возлюбленными – Софьей или Селименой. Они разрушают не только отношения с обществом, но и личные отношения. И после этого – сбегают. На современный язык фраза «карету мне, карету» переводится как «такси в аэропорт». Герои, брошенные обществом, бросив девушек, «едут в Шереметьево». Разрушив чужой комфорт, вызывают себе «Комфорт+».

Почему так происходит? В школе мы отвечали на этот вопрос просто: герои не могут найти союзников, поэтому они, отчаянные одиночки, отправляются в изгнание. Но сегодня мне это видится несколько иначе. Чацкий – эгоист. Ему будет страшно встретить другого Чацкого, потому что тогда придётся разделить с ним славу изгоя. О нет! Чацкий и Альцест недовольны обществом, но очень довольны собой. Они самодовольные мизантропы.

Психотип мизантропа очень интересно представлен в работах Питера Брейгеля Старшего. Предлагаю вспомнить две его знаковые картины. Первая называется «Разоритель гнёзд». На ней крестьянин, стоя на берегу реки, указывает на мальчишку, который залез на дерево и разоряет гнездо. Ну что сказать о таком мальчике? «Октябрята говорят: плоховатый мальчик». Он разоряет птичье гнездо, разрушает экосистему. Но фигура крестьянина не поворачивается к плохому мальчику, она обращена к зрителям – к нам с вами. Я называю эту картину «Репост». Герой словно говорит: вот проблема, которую я не решаю, я просто передаю её вам. У крестьянина откровенно глупое лицо, ещё шаг и он свалится с берега в воду. Короче говоря, перед нами дурак, который считает себя спасителем мира. Вполне возможно, что он вырастет и превратится в героя следующей картины – «умного дурака».

Вторая картина Брейгеля – это «Мизантроп». Созданная в конце XVI века, она аллегорически описывает проблему – возникновение нового психотипа. Мизантропа. Сегодня это нечто вроде «раздражённого москвича» или мрачного подростка. На картине изображён старик в чёрной одежде с капюшоном, надвинутым на лицо. Видны только большой крючковатый нос и складка губ. Он похож на какого-нибудь рэпера. Сзади старика нарисован страшный карлик, заключённый в сферу, символизирующую греховный мир. Карлик ворует у старика из кармана нечто по анатомической форме напоминающее сердце. Это кошелёк. Перед стариком – на пути его движения – лежат три острых шипа-колючки. Ещё шаг и он поранит ногу. Значит, говорит нам автор, герой идёт в неверном направлении. Впереди его ждут раны, а сзади – грабёж.

Но если с острыми шипами всё было ясно, то странный карлик долгое время не давал мне покоя. Я никак не мог понять, зачем он здесь нарисован. Но однажды мне всё объяснила моя коллега. Назову её С. Она рассказала мне историю о том, как её обманул телефонный мошенник. Это случилось в один очень плохой день. С самого утра на С. свалились большие проблемы. Весь мир раздражал её, и к моменту звонка она была злой как фурия.

Итак, звонит телефон, С. поднимает трубку и начинает разговор с мошенником. Он представляется сотрудником полиции. Сообщает, что С. является свидетелем по уголовному делу и что ей на почту отправлено уведомление. Спрашивает, может ли она подъехать в отделение для дачи показаний и так далее. Так вот, я знаю С. как умнейшего человека, но тогда она поверила мошеннику! И перевела ему пару десятков тысяч рублей. Почему так произошло? Потому что даже самый большой ум становится уязвим, когда раздражён. Так и случилось с моей знакомой. Но с тех пор она твёрдо знает, что в плохом настроении не стоит разговаривать с незнакомцами и принимать решения. К счастью, сегодня она может пойти к психотерапевту и поделиться с ним этой историей.

Но куда было идти Чацкому, Альцесту или герою брейгелевской картины? Для этого нужно посмотреть в верхнюю правую часть картины «Мизантроп» и увидеть там стадо и пастуха. Это аллегорическое изображение церкви и Христа. Если на душе плохо, то пойди в церковь, исповедуйся, и психотерапевт XVI века – священник – поможет тебе найти гармонию. Герои Грибоедова и Мольера не ходят в церковь и не верят ей. Более того, сам Мольер пишет «Мизантропа», потому что ему срочно нужен текст для постановки на сцене. Ведь его «Тартюф» был снят с репертуара из-за нападок на церковь. Да, оскорбление чувств верующих – это давняя традиция! И вот в 1666 году (какая дата!) Мольер сам выходит на премьере на сцену, чтобы сыграть Альцеста. Он очень рассчитывает на эту постановку. Пьеса и собственное исполнение должны принести ему деньги! Каков результат? Скажем так, публика оценила остроумие автора, но не увлеклась им. Слишком умно. Действительно, горе от ума.

В «Мизантропе» совсем нет того, что публика любит в простых и понятных пьесах: переодевания мужчин в женщин, женщин в мужчин, прочих пикантностей, дуэлей и фейерверков. Публика платит за эффектные спектакли, а не за умные[13]. Так и Мольер, убедившись в неуспехе «Мизантропа», был вынужден срочно спасать его при помощи второго отделения, для которого написал «Лекаря поневоле».

Но столетия спустя оказалось, что именно «Мизантроп» стал одной из лучших пьес Мольера. А «Горе от ума» словно стёрло все прочие пьесы Грибоедова. Они как антисептик, который убивает 99,9 процентов микробов.

Во времена эпидемии казалось, весь ковид был придуман, чтобы дать мизантропам полное право уже не просить, а требовать от окружающих держаться от них подальше. А весь 2022 год в среде московской богемы прошёл под лозунгом: «Вон из Москвы! Сюда я больше не ездок». В мирное время мизантропы выглядят просто как люди с дурным характером. Во времена кризиса они становятся едва ли не пророками.

Мне было интересно понять, кто сегодня мировой мизантроп. Кто играет или недавно играл эту роль? Мне хотелось найти кого-то, кто был бы известен не только в России, но и во всём мире. И я, кажется, нашёл такого человека. Этот человек часто появляется в медиа, он всегда говорит что-то критическое, он всегда недоволен. И всегда прав. На мой взгляд, это Грета Тунберг. Да, именно ей выпала роль мирового мизантропа. Каждый раз, когда я выбрасываю пластиковую тару, она говорит мне: «How dare you?!» Грета бесит весь мир, потому что говорит очевидные и правильные вещи. Кроме того, ответить ей было нельзя – всё-таки она маленькая девочка. Казалось, весь мир ждёт, когда она наконец повзрослеет, чтобы уже как взрослого человека послать её к черту. Бесит!

Но всё-таки Чацкий и Альцест не Грета Тунберг. Несмотря на скверный характер, мы любим этих плохих парней. Почему? Я отвечаю так: они котики. Вы же помните Grumpy Cat? Кошку, у которой всегда было мрачное лицо. И все над ней смеялись и умилялись ей. Увы, её уже нет в живых, но живут её аккаунты. Ведь у людей по всему миру есть потребность улыбаться, глядя на её милую и всегда недовольную мордочку. Так вот, и Чацкий и Альцест выглядят очень смешными, потому что у них всегда недовольные мордочки. Не случайно оба – главные герои комедий.

У меня остался лишь последний вопрос к этим героям. Самый простой и поверхностный. Какая тайная причина заставляет их так себя вести? Представьте, что вы режиссёр и вам нужно сказать актёру, играющему кого-то из этих героев, что-то очень простое и понятное. Не про социальный контекст, а что-то вроде «у тебя болит живот». Что же сказать?

Внутри этих героев таится огромная боль, очень личная. Я хочу привести в пример замечательное эссе Умберто Эко. В нём он, как древний философ, отвечает на вопрос ученика. И вдруг в своём ответе начинает страшно браниться. Эко советует ученику убедить себя, что все окружающие миллиарды людей – мудаки. Простите, но Эко говорит именно так. «Итак, великое искусство состоит в том, чтобы понемногу проникать в мировую мысль, наблюдать за сменой обычаев, день за днём следить за средствами массовой информации, слушать заявления артистов, уверенных в себе. <…> Только в таком случае в самом конце на тебя снизойдёт откровение, что все мудаки»[14]. Почему же так грязно и мизантропически бранится автор великих интеллектуальных романов? Дело в вопросе ученика. Он спросил: «Учитель, как можно хорошо подготовиться к смерти?»

Так вот, на мой взгляд, Чацкий смертельно болен. И Альцест тоже. Утром они узнали свой смертельный диагноз. Им больше нечего терять. Всё. Они могут оскорблять чувства верующих, пропагандировать гомосексуализм, заниматься дискредитацией, профанацией, фейками – делать всё, чего делать нельзя. Они умирают, им плевать. К чему можно приговорить таких людей? Они сами приговаривают весь мир.

Мизантропы бесстрашны как бессмертные, потому что умирают. И поэтому говорят то, о чём другие боятся даже подумать. Чем ближе смерть, тем дальше ложь.

Но есть ли спасение в этом мире ненависти? Думаю, если бы Софья тоже оказалась мизантропом, она бы смогла по-настоящему полюбить Чацкого. Общая ненависть рождает любовь. Но такого финала ни Грибоедов, ни Мольер читателям не предлагают. В воображаемом финале Чацкий и Альцест, взявшись за руки, прыгают со скалы… Миру конец.

Режиссёр Анатолий Васильев однажды поставил «Мизантропа» в театре «Тень». И устроил настоящий апокалипсис в финале спектакля. Альцест читал монолог Чацкого, как вдруг один из зрителей… упал с балкона в партер. После этого стали падать колоны, рушиться декорации и, в конце концов, загорелся сам театр. Горит театр, горят зрители!.. К счастью, это был кукольный «лиликанский» театр. Так режиссёр в микромире показал главную мысль автора: ненависть мизантропов подобна пожару, который хочет уничтожить не несправедливость в мире, а сам мир. Чацкий хочет сжечь Москву вместе с Софьей, Фамусовым, зрителями, Россией и школьными сочинениями.

Поэтому лучшим финалом моего текста будет попросить вас представить, как горит эта страница.

Александр Сергеевич, Жан Батист, вы – огонь!

Достоевский и расчленение либералов

Мне было тогда лет двадцать. Я очень хорошо помню, как знакомая – добрая и внимательная женщина, следившая за моим взрослением, – спросила меня: «Можете ли вы представить, что когда-нибудь разлюбите Достоевского?» Я ответил ей возмущённо, что если разлюблю, то в этот же день перестану быть собой. «Что значит – быть собой?» – «Это значит перестать быть подростком».

Я имел в виду и одноимённый роман писателя, и внутреннее состояние – подросткового отношения к миру. Ну так что же, разлюбил я Достоевского? Не разлюбил. Но с каждым годом я всё в большем ужасе от своей влюблённости.

Это была моя тайна. Теперь вы её тоже знаете. Да, все эти годы я любил его – Фёдора Михайловича Достоевского. И продолжаю любить, хотя он делает всё, чтобы я перестал. Со временем я узнал, что Достоевский был не только психопатом и игроманом, но и антисемитом и гомофобом. Но как сказал сам писатель: «Любить значит видеть человека таким, каким его задумал Бог». Мне кажется, Бог задумал Достоевского, чтобы мы не убивали старух, а любили друг друга.

Для меня как для школьника Достоевский был одним из тех «воображаемых друзей», с которыми можно поговорить обо всём. И прежде всего о том, что ты «не такой как все». Мои одноклассники не читали книги, а я читал. И в книгах Достоевского открывалась картина мира, который я видел вокруг. Это мир, наполненный садизмом, безумием, перверсиями, сексом, топорами, иконами, чертями, небом, студентами, старухами[15].

По поводу последних. Помню, как вскоре после открытия в Москве станции метро «Достоевская» я приехал на платформу, чтобы посмотреть, что получилось. Увидел, что по всей станции расположены мозаики со сценами из романов писателя. Была там, конечно, и картина из «Преступления и наказания». Возле неё стояла пара как будто из «Бедных людей»: престарелая мать со взрослым сыном-инвалидом. Они, прижавшись друг к другу, смотрели, как Раскольников замахивается на старуху топором. Приехал поезд, высадил пассажиров, взял новых. Уехал, унося грохот в тоннель. Тишина. И тогда мне удалось расслышать, как мать сказала, глядя на убийство: «Какая красота…»

Она выразила тогда, наверное, самое точное переживание от книг Достоевского. Студент отнимает жизнь, а мы говорим: «Какая красота…» Достоевский – это отгадка к загадке «русской души».

В современном российском театре есть режиссёр, который, пожалуй, чаще других обращается к Достоевскому, – это Константин Богомолов. Возможно, вы видели его спектакли «Князь», «Преступление и наказание», «Бесы Достоевского», «Карамазовы». Помню, как я был на премьерном показе «Карамазовых». Рядом со мной сидели две зрительницы, которые одновременно встали и, громко возмущаясь, вышли из зала. «Кошмар! Совсем с ума сошли! Не классика, а грязь!»

Так вот, эти две женщины просто не знали, что услышанные ими со сцены слова – это слова из Достоевского. Их возмутил разговор братьев Ивана и Алексея, в котором Иван рассказывает о родителях-садистах. Эти родители – «почтеннейшие и чиновные люди, образованные и воспитанные» – жестоко мучали свою пятилетнюю дочь: «…дошли и до высшей утончённости: в холод, в мороз запирали её на всю ночь в отхожее место, и за то, что она не просилась ночью <…> – за это обмазывали ей всё лицо её калом и заставляли её есть этот кал, и это мать, мать заставляла!» На этих словах мои соседки и вышли из зала. Я пытался остановить их, прошептав: «Это так у Достоевского…» Одна из женщин ничего мне не ответила, а другая, усмехнувшись, сказала: «Ну, конечно!»

Эта история напомнила мне другую, которая случилась со мной в юности. Тогда я, взяв книгу из серии «Библиотека для юношества», не смог поверить своим глазам: неужели это опубликовано? Неужели я это читаю? Я говорю о «Неточке Незвановой». Открыв повесть, я дочитал до сцены, которую иначе как лесбийской назвать не мог. В ней происходило примирение двух героинь, которые, мирясь, признавались в любви. Друг за другом шли фразы «…закричала княжна, всасываясь в меня своими губками», и «мы целовались, плакали, хохотали; у нас губы распухли от поцелуев». В книге были пояснительные сноски, но эту сцену литературоведы никак не комментировали.

Сегодня эта сцена меня совсем не смущает. Более того, я могу понять, почему она не смущала самого Достоевского и так легко оказалась на бумаге. Любовь двух юных и прекрасных девушек виделась ему ангельской, потому что в ней не участвуют мужчины. В произведениях писателя регулярно возникает тема совращения девочки взрослым мужчиной: Свидригайлов в «Преступлении и наказании» или Ставрогин в «Бесах». Потому что там, где мужчина, – там разврат и насилие. А если девочки целуют друг друга, то какой же тут порок? Мужчина в представлении писателя изначально более порочен, чем женщина. Поэтому положительные мужчины – князь Мышкин или Алёша Карамазов – у него всегда такие не-маскулинные. Идеальный мужчина и человек для Достоевского – Христос.

Религиозность писателя была для него «чёрной меткой» в Советском Союзе и, наоборот, сдела ла его важной фигурой в современной России. В 2021 году, когда Владимир Путин посетил дом-музей Достоевского в Москве в день 200-летия писателя, он отметил, что: «Фёдор Михайлович либералов наших не жаловал»[16]. Спустя год в своей известной речи на Валдае президент процитирует слова Шигалёва из «Бесов»: «Выходя из безграничной свободы, я заключаю безграничным деспотизмом»[17]. Этими словами президент охарактеризует отношение к западному либерализму.

При этом Достоевский сегодня самый русский писатель для Запада – человек, наиболее точно описавший психический феномен «русской души». Поэтому «культура отмены» коснулась его в числе первых. В российских СМИ широко обсуждалась новость, когда Миланский университет Бикокка отменил курс лекций о творчестве Достоевского на фоне российско-украинского конфликта. Вскоре курс, с некоторыми изменениями, но вернули. Однако инцидент запомнили в России как атаку на русскую культуру и на Достоевского в частности. Пользователи соцсетей тогда задавались вопросом, «бесы или идиоты» те, кто решил «отменить Достоевского».

На страницу:
2 из 3