bannerbannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
8 из 10

– Не трогай меня!

– Извини, – ответил он, затем приказал: – Джонс! Возьми Ито, и давайте за носилками. Отнесите его обратно в лазарет. Док, идите вперед.

– Разумеется.

Человек, который делал мне укол, хотел поддержать меня за руку, но я не позволил.

– Не трогай меня!

Он замер.

– Отойдите от меня – все. Просто оставьте меня в покое.

Врач посмотрел на Старика, тот пожал плечами и жестом приказал всем отойти. Я сам доковылял до двери, затем открыл вторую дверь и выбрался в коридор. Остановился, посмотрел на свои запястья, на лодыжки и решил, что мне так и так нужно в лазарет. Дорис что-нибудь сделает, и, может быть, мне удастся заснуть. Чувствовал я себя так, словно только что провел пятнадцать раундов на ринге и все их проиграл.

– Сэм, Сэм!

Знакомый голос. Мэри подбежала и остановилась, глядя на меня большими, влажными от слез глазами.

– Боже, Сэм… Что они с тобой сделали? – произнесла она, всхлипывая, так что я едва разобрал слова.

– Ты еще спрашиваешь? – ответил я и из последних сил залепил ей пощечину. – Стерва!

* * *

Моя палата оказалась свободной, но Дорис нигде не было. Я помнил, что меня должен был сопровождать доктор, но именно сейчас я не хотел видеть ни его, ни кого-либо еще из той шайки. Я закрыл дверь, улегся на кровать лицом вниз и попытался ни о чем не думать и ничего не чувствовать. Потом за спиной у меня кто-то охнул, и я открыл один глаз: у кровати стояла Дорис.

– Что произошло? – воскликнула она, и я почувствовал ее мягкие прикосновения. – Боже, бедный, да что же это… Лежи, не двигайся. Я позову врача.

– Нет!

– Но тебе нужен врач.

– Нет. Я не хочу его видеть. Ты лучше сама.

Она молча вышла из палаты, но вскоре – во всяком случае, мне показалось, что прошло совсем немного времени, – вернулась и начала обмывать мои раны. Доктора с ней не было.

Она весила, наверное, вдвое меньше меня, но, когда ей было нужно, поднимала и поворачивала меня, словно я и в самом деле был бедным маленьким мальчиком, как она меня называла. Меня это не удивило, я знал, что она сумеет обо мне позаботиться.

Когда Дорис касалась спины, я едва сдерживался, чтобы не закричать. Но все закончилось быстро: она наложила бинты и сказала:

– Теперь на спину, осторожно…

– Я лучше останусь лицом вниз.

– Нет, – твердо сказала она. – Я хочу, чтобы ты кое-что выпил. Будь хорошим мальчиком.

В конце концов я оказался на спине – в основном ее стараниями, – выпил лекарство и спустя какое-то время уснул. Я смутно помню, что потом просыпался и что возле кровати сидел Старик и я будто бы обложил его по-черному. Врача, кажется, тоже видел. Но возможно, это был сон.

* * *

Разбудила меня мисс Бриггс, а вскоре Дорис принесла завтрак – все как раньше, словно я и не покидал больничной койки. Дорис хотела покормить меня с ложечки, но я был вполне в состоянии сделать это сам. Внешне я в общем-то неплохо отделался, хотя ощущение было такое, будто меня сбросили в бочке в Ниагарский водопад. На руках и на ногах, где я порезался о застежки «кресла», – бинты, но кости остались целы. Душа – вот где болело больше всего.

Не поймите меня неправильно. Старик был вправе послать меня на любое опасное задание – ведь я на это и подписывался. Но я не подписывался на то, что он со мной сделал. Он знал меня как облупленного и попросту загнал в угол, заставил пойти на то, на что я никогда не согласился бы сам. А затем безжалостно использовал.

О, я, бывало, и сам ломал людей, чтобы заставить их говорить. Иногда просто деваться некуда. Но тут было совсем другое, можете мне поверить.

Больше всего я переживал из-за Старика. Мэри?.. Кто она мне, в конце концов? Так, просто еще одна симпатичная крошка. Роль приманки ей удалась, и как же я ее за это ненавидел! Конечно, ничего плохого в том, что она пользуется в своей работе женственностью, нет; Отделу просто не обойтись без женщин-агентов. Шпионки всегда были, а молодые и симпатичные во все времена пускали в ход одни и те же средства.

Но она не должна была соглашаться играть в эту игру против своего же коллеги – во всяком случае, против меня.

Не очень логично звучит, не так ли? Однако мне все в тот момент казалось логичным. Мэри не следовало этого делать. Точка.

И я решил, что с меня довольно. Операцию «Паразит» пусть заканчивают сами. В Адирондаке, в горах, у меня была небольшая хижина с запасом замороженных продуктов на много лет… ну, на год как минимум. У меня хватало таблеток «темпуса», и можно было достать еще. Я решил отправиться туда и наглотаться пилюль, а мир пусть спасает себя сам или катится ко всем чертям – но уже без меня.

А если кто подойдет ближе чем на сотню ярдов, он либо покажет мне голую спину, либо останется лежать на месте с большой прожженной дырой в груди.

11

Я должен был кому-то обо всем рассказать, и слушать меня выпало Дорис. Возможно, это была секретная информация, но мне было наплевать. Оказалось, что Дорис знает все об операции «Паразит», и не было смысла ничего от нее утаивать. Проблема была в том, чтобы вся история перестала быть секретом… но тут я забегаю вперед.

Дорис возмутилась… ой, ладно, она была зла как тысяча чертей. Ведь она сама меня бинтовала и видела, что со мной сделали. По работе ей, конечно, приходилось видеть и хуже, но сейчас это сделали свои же. И тогда я сказал, что я думаю об участии Мэри.

– Знаешь старую уловку, которую применяют на скотобойнях? – спросил я. – Одно животное обучают вести остальных внутрь. Вот что Мэри заставили со мной проделать.

Дорис не слышала об этом, но она меня поняла.

– Я так понимаю, ты хотел на ней жениться?

– Да. Глупо, правда?

– Не глупее, чем поступают все мужчины и многие женщины, – но дело не в этом. Не важно, хотела ли она выйти за тебя замуж или нет. Главное, она знала, что ты хотел на ней жениться. Из-за этого ее поступок в восемь тысяч раз гаже. Она понимала, что ты ради нее готов на все. С ее стороны это было просто бесчестно.

Дорис прервала на секунду массаж, ее глаза сузились в щелочки.

– Я эту рыжую никогда не видела, но, если увижу, всю рожу ей расцарапаю!

Я улыбнулся:

– Ты славная девушка, Дорис. Надо полагать, ты играешь с мужчинами честно.

– О, я не ангел, в свое время мне тоже случалось обводить мужиков вокруг пальца. Но если бы я сделала что-то, хоть отдаленно похожее, мне пришлось бы разбить все свои зеркала… Ну-ка, перевернись, я займусь другой ногой.

* * *

А потом появилась Мэри. Сначала я услышал сердитый голос Дорис:

– Туда нельзя.

Голос Мэри:

– Мне нужно.

– Ну-ка назад! – прикрикнула Дорис. – А то я повыдергаю тебе твои крашеные лохмы.

Последовала короткая пауза, потом за дверью началась возня, которая завершилась звонким шлепком пощечины. Я крикнул:

– Эй, что там происходит?

На пороге они появились вместе. Дорис тяжело дышала, волосы у нее были в беспорядке. Мэри удалось сохранить гордый вид и невозмутимость, но на левой щеке у нее было ярко-красное пятно, размерами и формой совпадающее с ладонью Дорис. Она смотрела только на меня и игнорировала медсестру.

Дорис наконец перевела дух:

– Убирайся отсюда! Он не хочет тебя видеть.

– Я бы хотела услышать это от него, – ответила Мэри.

Я посмотрел на них обеих и сказал:

– Ладно, чего уж там. Раз она здесь… Я все равно хотел ей кое-что сказать. Спасибо, Дорис.

Дорис секунду молчала, потом выпалила:

– Ты дурак! – и вылетела за дверь.

Мэри подошла к кровати.

– Сэм… – сказала она. – Сэм…

– Меня зовут не Сэм.

– Я до сих пор не знаю твоего настоящего имени.

Я заколебался, но времени объяснять, что родители имели глупость наградить меня именем Элихью, не было, и я сказал:

– Какая разница? Сойдет и «Сэм».

– Сэм, – повторила она, – дорогой мой…

– Я не твой дорогой.

– Да, я знаю, – сказала она, склоняя голову. – Но я не знаю почему. Сэм, я пришла сюда, чтобы узнать, за что ты меня возненавидел. Может быть, я не смогу уже ничего изменить, но мне нужно знать.

Я возмущенно фыркнул:

– И ты еще спрашиваешь за что? После того, что ты со мной сделала? Мэри, ты, возможно, холодна как рыба, но отнюдь не глупа! Я знаю это, ведь я с тобой работал.

Она покачала головой:

– Все наоборот, Сэм. Я совсем не холодна, но часто поступаю глупо. Выслушай меня, пожалуйста. Я знаю, что с тобой сделали. Я понимаю, что ты пошел на все, чтобы избавить от этого меня. Я понимаю и очень тебе за это благодарна. Но я не понимаю, почему ты меня теперь ненавидишь. Я ведь не просила тебя и не хотела, чтобы ты это делал.

Я промолчал. Спустя какое-то время она спросила:

– Ты мне не веришь?

Приподнявшись на локте, я сказал:

– Я верю тебе. Думаю, ты сама себя убедила, что именно так оно и было. А теперь я расскажу тебе, как было на самом деле.

– Скажи, пожалуйста.

– Ты села в это дурацкое кресло, прекрасно понимая, что я ни за что не позволю им проводить эксперимент на тебе. Ты знала это, признаешься ты себе в этом или нет, – я не знаю, на что способен твой изворотливый женский ум. Старик не заставил бы меня сесть в то кресло ни оружием, ни наркотиками. А ты могла. И заставила. Заставила меня сделать нечто такое, на что я сам никогда бы не пошел. Мне легче умереть было, чем вновь посадить себе на плечи эту мерзость, эту грязь. И все из-за тебя!

Пока я говорил, с лица Мэри постепенно сходила краска, и теперь в обрамлении рыжих волос оно казалось чуть ли не зеленым. Когда я замолчал, она судорожно вздохнула и спросила:

– Ты действительно в это веришь, Сэм?

– А как же еще?

– Сэм, все было не так. Я не знала, что ты там будешь, и страшно удивилась. И я не планировала ничего, кроме как пройти все до конца. Потому что обещала.

– Обещала, – съязвил я. – Как школьница прямо.

– Едва ли школьница.

– Не важно. И так же не важно, знала ли ты о моем присутствии или нет, ты, конечно же, будешь отрицать, но это не имеет значения. Главное другое: мы оба там были и ты не могла не понимать, что произойдет, если ты поступишь так, как поступила.

– Ох!.. – Мэри немного помолчала. – Значит, ты так это видишь, и я не могу оспаривать факты.

– Пожалуй.

Довольно долго она стояла не двигаясь. Я молчал. Наконец Мэри сказала:

– Сэм… ты как-то говорил, что хочешь на мне жениться.

– Я помню что-то такое, смутно. Это давно было.

– Я и не ожидала, что ты еще раз мне это предложишь. Но из этого следует кое-что еще. Сэм, независимо от того, что ты обо мне думаешь, я хочу, чтобы ты знал: я очень благодарна за то, что ты сделал ради меня. И… Сэм, я уже ласковая. Ты меня понимаешь?

Настала моя очередь посмеяться.

– Женщина до мозга костей! Боже правый, работа женского ума никогда не перестанет меня восхищать и изумлять. Вы почему-то думаете, что всегда можно просто сбросить счет и начать по новой с одной этой козырной карты. – Я насмешливо улыбался, а она тем временем заливалась краской. – Только на этот раз ничего не выйдет. Не беспокойся, я не воспользуюсь твоим щедрым предложением.

Она еще больше покраснела, но ответила ровным тоном:

– Что ж, я сама напросилась. Тем не менее все сказанное остается в силе. И это, и если я могу сделать для тебя что-нибудь еще…

Мой локоть онемел. Я откинулся на подушку:

– Вообще-то, можешь.

Ее лицо засветилось надеждой.

– Что?

– Уйди и оставь меня в покое. Я устал, – сказал я и отвернулся.

Я не слышал, как она ушла, но услышал, как вернулась Дорис. Она ощетинилась, как фокстерьер, – должно быть, они опять пересеклись в коридоре. Она встала передо мной, уперев кулачки в бедра, и выглядела очень хорошенькой и очень рассерженной.

– Ну что, она обвела тебя вокруг пальца?

– Я так не думаю.

– Не ври. Ты весь из-за нее размяк. Я знаю, мужчины всегда так делают. Идиоты! Такой женщине, как эта, достаточно вильнуть задницей, и мужик тут же лапки кверху!

– Ничего подобного. Я ей всыпал по первое число.

– Правда?

– Правда. А потом отправил ее на все четыре стороны.

Дорис глянула на меня с сомнением:

– Хотелось бы верить. По крайней мере, выглядела эта стерва уже не так нагло. – Она сменила тему. – Как ты себя чувствуешь?

– Замечательно! – Это была чистая ложь.

– Массажик?

– Нет, просто подойди сюда, присядь на кровать и поговори со мной. Сигарету?

– Ладно, пока доктор не поймал.

Она присела на кровать. Я прикурил две сигареты и сунул одну ей в рот. Дорис глубоко затянулась, так что лоскуток ткани на ее груди чуть не лопнул от натуги. Я снова подумал, какая же она сладкая ягодка – как раз то, что нужно, чтобы отвлечь мои мысли от Мэри.

Мы немножко поболтали. Дорис высказала свои взгляды о женщинах – оказалось, она в принципе их не одобряет, хотя ничуть не стыдится, что она сама женщина.

– Вот, например, пациентки, – сказала она. – Я сюда почему пошла работать – здесь женщин-больных почти не бывает. Мужчина ценит, что мы для него делаем. А от теток «спасибо» не дождешься, одни попреки.

– И ты бы себя так вела? – спросил я, просто чтобы поддразнить ее.

– Надеюсь, что нет. Слава богу, я совершенно здорова.

Она затушила сигарету и спрыгнула с кровати.

– Мне пора на выход. Кричи, если чего будет надо.

– Дорис…

– Да?

– У тебя не планируется какой-нибудь отпуск в ближайшее время?

– Я хотела взять пару недель в этом месяце. А что?

– Так, подумал. Я собираюсь в отпуск – как минимум в отпуск. У меня есть домишко в Адирондакских горах. Как ты насчет?.. Мы могли бы приятно провести время и забыть весь этот дурдом.

Она показала мне ямочки на щеках:

– Знаешь, очень мило с твоей стороны сделать девушке такое предложение…

Дорис подошла и смачно поцеловала меня в губы. Раньше она такого не делала.

– …и не будь я старой замужней леди с парой близнецов в придачу, я могла бы его принять.

– Ой!

– Увы. Но спасибо за комплимент. Ты мне настроение поднял.

Она направилась к двери. Я выкрикнул:

– Минутку, Дорис!

Она остановилась, и я сказал:

– Я не знал. Слушай, а может, все равно? В смысле, пожить в моей хижине? Бери своего благоверного и детей, отдохнете там. Я дам тебе шифр от замка и код к спутниковому каналу.

– Ты серьезно?

– Конечно.

– Хорошо, обсудим попозже. Спасибо.

Она вернулась и снова меня поцеловала. Эх, если бы она была не замужем, ну или хотя бы относилась к этому менее серьезно! Потом она ушла.

Чуть позже пришел доктор. Пока он занимался всякой ерундой, которой обычно занимаются врачи, я спросил:

– Та медсестра, мисс Марсден, – она замужем?

– А вам-то что?!

– Я просто хотел узнать…

– Держите ваши руки подальше от моих медсестер, мистер, или я на них варежки из гипса накручу. А теперь высуньте язык и скажите: «А-а-а…»

* * *

После полудня заглянул Старик. Я сперва обрадовался: Старика трудно не любить. Потом все вспомнил, и радость померкла.

– Я хочу с тобой поговорить… – начал он.

– Нам не о чем разговаривать. Убирайся!

Он словно бы и не заметил моей дерзости, прошел в палату, подволакивая больную ногу, сел.

– Не возражаешь, если я присяду?

– Похоже, ты уже сидишь.

Это он тоже пропустил мимо ушей. Он сидел, морщил лицо, хмурился и наконец сказал:

– Знаешь, сынок, ты у меня один из лучших сотрудников, но иногда делаешь поспешные выводы.

– Можешь на этот счет больше не беспокоиться, – ответил я. – Как только доктор меня выпишет, я подаю в отставку.

На самом деле я до сих пор ничего не решил, но сейчас я вдруг понял, что по-другому не получится. Я больше не доверял Старику, и следующий шаг был очевиден.

Старик просто не слышал того, что ему не хотелось слышать.

– Ты торопишься и делаешь поспешные выводы. Возьми, например, эту девушку, Мэри…

– Какую еще Мэри?

– Ты отлично понимаешь, о ком я говорю. Тебе она известна под фамилией Кавано.

– Сам ее возьми.

– Не зная подробностей, ты наговорил ей черт-те чего. Расстроил ее. Возможно, лишил меня очень способного агента.

– О-о-о! Я сейчас заплачу.

– Послушай-ка, мальчишка, у тебя нет никаких оснований напускаться на нее со своими обвинениями. Ты просто не знаешь, что произошло.

Я промолчал: попытки объяснить что-то – плохой способ обороны.

– Мне-то ясно, о чем ты думаешь, – продолжал Старик. – Ты считаешь, что она позволила использовать себя в качестве наживки. Но это не совсем так. Она действительно послужила наживкой, но спланировал это все я.

– Знаю.

– Тогда почему ты злишься на нее?

– Потому что без ее активной помощи у тебя ничего бы не вышло. Это, конечно, очень благородный поступок для такого никчемного бессердечного ублюдка, как ты, – взять вину на себя, но ничего не выйдет.

Он опять пропустил мою ругань мимо ушей и продолжал:

– Ты понял все, кроме одного ключевого момента: девушка ничего не знала.

– Черта с два! Она там была.

– И что с того, что была? Сынок, я тебе когда-нибудь лгал?

– Нет, – признал я, – но, если будет нужно, я думаю, солжешь не моргнув глазом.

Похоже, это его задело. Но он все равно ответил:

– Может быть, я и заслужил такие слова. Да, я солгу кому-то из своих людей, если этого потребует безопасность страны. До сих пор мне этого не приходилось делать, потому что я специально отбирал людей, которые на меня работают. В данном случае безопасность страны этого не требует, я не лгу, и тебе придется самому решать, правду я говорю или нет. Мэри ничего не знала. Она не знала, что ты будешь в лаборатории. Не знала, почему ты там оказался. Не знала, что еще не решено, кто сядет в кресло. И не подозревала, что я не собираюсь проводить эксперимент на ней, потому что в качестве подопытного мне подходишь только ты – даже если бы пришлось приказать, чтобы тебя связали и усадили силой. Я бы сделал это, но мой план сработал, и ты согласился сам. Так что засунь свое «черта с два» себе обратно в рот. Она даже не знала, что тебя выписали из лазарета.

Очень хотелось ему поверить, поэтому я изо всех сил сопротивлялся. Если бы он лгал, то лгал бы именно так. А насчет того, станет ли он врать… Не исключено, что его понимание заботы о безопасности страны включает в себя и необходимость как можно скорее вправить мозги двум первоклассным агентам. Мыслит Старик весьма неординарно.

– Слушай меня! – потребовал он, прервав мои глубокие раздумья. Я поднял на него глаза. – Есть еще кое-что, и тебе следует об этом знать. Я хочу, чтобы ты зарубил себе на носу: во-первых, позволь сказать, что все, включая и меня, очень признательны тебе за то, что ты сделал, – независимо от мотивов твоего поступка. Я составил рапорт и не сомневаюсь, что тебе дадут медаль. Это останется в силе, даже если ты уйдешь из Отдела. Если ты решил уйти, я помогу тебе с переводом и всем, чем захочешь.

Он сделал паузу, чтобы перевести дыхание.

– Только не воображай себя этаким героем…

– И не думаю!

– …потому что на самом деле медаль достанется не тому, кому следовало. По справедливости ее должна получить Мэри… Спокойно! Я еще не закончил. Тебя пришлось загонять в герои палками, но я тебя не осуждаю: тебе через многое пришлось пройти. Но настоящим, без оговорок, добровольцем была Мэри. Садясь в то кресло, она не знала, что с нею произойдет, не ждала избавления в последнюю секунду, и у нее были все основания полагать, что, даже оставшись в живых, она потеряет рассудок, что гораздо страшнее. Но Мэри согласилась, потому что она – героическая натура, а ты, сынок, ей в подметки не годишься. – Не дожидаясь ответа, он продолжил: – Знаешь, в большинстве своем женщины чертовски глупы и наивны. Но диапазон у них шире. Самые храбрые из них храбрее нас, самые добрые – добрее, а самые подлые, если на то пошло, – стократ подлее любого мужчины. Я пытаюсь тебе сказать, что она проявила больше мужества, чем ты, а ты поступил с ней совершенно по-хамски.

У меня в голове уже все перепуталось, и я не мог решить, правду он говорит или опять пытается мной манипулировать.

– Может быть, и так. Может быть, я сорвался не на того человека. Но если все было так, как ты сказал…

– Именно так.

– …это тебя совсем не красит. То, что ты сделал, выглядит тогда еще хуже.

Обвинение он принял не дрогнув.

– Сынок, мне очень жаль, если я лишился твоего уважения, но, если будет нужно, я сделаю это снова. Мне, как командиру в бою, нельзя быть особенно разборчивым. Мне еще тяжелее, потому что приходится сражаться другим оружием. Если понадобится, я способен пристрелить свою собаку. Хорошо это или плохо, но такая у меня работа. Если когда-нибудь ты сядешь на мое место, тебе тоже придется так поступать.

– Едва ли это когда-нибудь случится.

– А теперь… Думаю, тебе надо взять отпуск, отдохнуть и все обдумать.

– Я возьму отпуск. Бессрочный.

– Как скажешь.

Он поднялся было, но я его остановил:

– Постой…

– Да?

– Ты мне кое-что обещал, и я хочу напомнить. Насчет паразита… Ты сказал, что я смогу убить его, сам. Вы с ним уже закончили?

– Да, но…

Я начал подниматься с кровати.

– Никаких «но». Дай лучемет. Я сделаю это прямо сейчас.

– Это невозможно. Он мертв.

– Что?! Ты же мне обещал!

– Я знаю, что обещал. Но он сдох, когда мы пытались заставить тебя – в смысле, его – говорить.

Тут меня согнуло и затрясло – от смеха. Я хохотал и никак не мог остановиться. Новость меня ничуть не обрадовала, но я ничего не мог с собой поделать.

Старик встряхнул меня за плечи:

– Перестань! А то плохо станет. Мне жаль, что так вышло, но ничего смешного тут нет.

– Ох, ну как же нет? – ответил я, все еще всхлипывая и хихикая. – Смешнее я в жизни ничего не слышал. Столько канители, сам обгадился, меня с Мэри поссорил – и все впустую.

– Ха! С чего ты взял?

– С чего? Ну, я-то знаю. Я помню все, что происходило. Вы из него – я хотел сказать, из нас – ни слова не вытянули. Ничего нового тебе узнать не удалось.

– Черта с два!

– Да ни черта вы не добились.

– Ты даже не представляешь себе, насколько успешным оказался эксперимент. Паразит действительно сдох, прежде чем мы хоть что-то выжали из него самого, но зато потом мы вытащили кое-что из тебя.

– Из меня?

– Вчера. Мы накачали тебя наркотиками, загипнотизировали, сняли запись мозговой активности – короче, выжали и повесили сушиться. Паразит многое тебе выболтал, и, когда ты от него освободился, гипноаналитик вытянул из тебя всю информацию.

– Например?

– Например, где они живут. Теперь мы знаем, откуда они прилетают, и можем нанести ответный удар. Титан, шестой спутник Сатурна.

Когда он сказал это, я вновь почувствовал, как сжимается у меня горло, и понял, что он прав.

– Ты, разумеется, сопротивлялся, – рассказывал дальше Старик. – Пришлось привязать тебя к кровати, чтобы ты совсем себя не изувечил. Тебе и без того досталось.

Он явно раздумал уходить. Закинул покалеченную ногу на край кровати и закурил. Видимо, старался проявить дружелюбие. Что до меня, то и я, в общем-то, не хотел уже ссориться; голова кружилась, и очень многое нужно было осмыслить. Титан – это далековато. Пока что люди не забирались дальше Марса, если только экспедиция Сигрейвса не долетела до лун Юпитера. Но она не вернулась, так что этого мы никогда не узнаем.

Однако, если будет нужно, мы сумеем добраться до Титана. Добраться и выжечь этот их гадюшник!

Старик наконец встал и проковылял к двери, но я остановил его:

– Папа…

Я не называл его так уже долгие годы. Он обернулся с удивленным, беззащитным выражением на лице:

– Да, сынок?

– Почему вы с мамой назвали меня Элихью?

– Э-э-э… Так звали твоего деда по матери.

– Хм… Не самая веская причина, я бы сказал.

– Возможно, ты прав.

Он снова повернулся, но я снова остановил его:

– Пап, какой была мама?

– Твоя мать? Я даже не знаю, что тебе сказать. В общем… они с Мэри очень похожи. Да, очень.

И он вышел, не дав мне возможности спросить что-нибудь еще.

Я отвернулся к стене и спустя какое-то время понял, что уже совсем успокоился.

12

Я описываю здесь известные всем события так, как видел их сам. Я не пишу историческую хронику. Хотя бы потому, что не видел всю перспективу.

Может, мне стоило больше переживать о судьбах всего мира в то время, когда я думал лишь о собственных делах. Может быть. Правда, я никогда не слышал, чтобы тяжелораненого слишком заботил текущий ход сражения.

Во всяком случае, тогда мне казалось, что волноваться особенно не о чем. Я знал, что президента спасли при обстоятельствах, которые откроют глаза любому, даже политику, а это было, насколько я понимал, последним реальным препятствием. Слизняки – то есть титанцы – процветали, пока их существование было тайной, а в открытую они вряд ли могли бы противостоять всей мощи Соединенных Штатов. У них не было никаких возможностей, кроме тех, что они заимствовали у своих рабов. Уж я-то об этом знал лучше кого бы то ни было.

На страницу:
8 из 10