Пленники Соленого озера

– Значит, мы сегодня предоставлены сами себе. Морозов, давай опять на озеро рванем, порыбачим. Классно же вчера было.

– Ладно.

– Неужели ты согласился? Ушам своим не верю.

– А вы дорогу запомнили?

– Я – да, так что сам за руль сяду. Морозов мне доверяет, надеюсь.

– На всякий случай я вам рацию дам. На таком расстоянии должна работать нормально. Только дальше не заезжайте, ради бога, вы тут еще не ориентируетесь. Может, лучше дома останетесь?  Прогуляемся по окрестностям, рядом тоже очень красивые места.

– Нет, Алис, мы на озеро. Кстати, Никита говорил, ты какие-то местные легенды собирала.

– Их на целую книгу хватит, этих легенд. Но мне больше всего история об озерной красавице запомнилась.

– Ну-ка, послушаем…

– Тебе правда интересно?  Только история эта простая… – У Алисы как-то незаметно изменилась интонация, она теперь заговорила плавно, чуть растягивая слова. – Много-много лет назад недалеко от озера стояла большая богатая деревня. У местного кузнеца выросла дочь красоты несказанной. Слух о ней по всему краю разошелся. Даже нарочно приезжали, чтобы полюбоваться прекрасной дочерью кузнеца. Имя ее в памяти людской не сохранилось. Красавица – и всё тут. Кто только к ней не сватался, даже из далекого города господа свое счастье пытали. Но она отказывала всем, ни на кого не шла. Только однажды проезжал купец молодой с обозом, скупал он шкурки соболиные. Вот и началась у него любовь с красавицей. А потом купец получил, что хотел, дела свои торговые закончил, да отправился дальше. Брошенная красавица тосковала-тосковала, бродила по берегу озера, где они с купцом встречались. Кончилось тем, что утопилась она. Тело не нашли, и сложилось предание, что с тех пор она мстит мужчинам, утаскивает их в воду… – Алиса вздохнула и добавила уже своим обычным тоном: – Банально и предсказуемо, конечно, но меня легенда почему-то за душу берет.

– Вот все вы, дамы, такие, – откликнулся Листовский. – Вам только любоффь подавай. Желательно несчастную. И чтоб все в конце умерли.

Алиса не стала возражать.

– В окрестностях озера люди действительно часто пропадали. Это факт. Кстати, хозяйка озера предпочитает забирать к себе красивых молодых мужчин, поэтому вы, ребята, поосторожней там.

– Я-то что, – скромно заметил Листовский. – А вот Андрюша ей бы точно приглянулся… Морозов, слышал? От меня ни на шаг, если не хочешь на дне озера оказаться.

– Чего ты несешь опять? – огрызнулся Морозов.

– Да все это просто легенда, не ссорьтесь. Последний раз здесь искатели золота пропали в начале двадцатого века. А теперь все спокойно.

*****

– Лис, дай зажигалку.

– Держи… А почему ты так редко меня Лисом стал называть? Это уж лучше, чем по фамилии. Мне так больше нравится.

– Перебьешься.

– Вредина… Помнишь, мы когда-то на речке ершей ловили?

– У твоего деда на даче? Помню, конечно. Здорово было.

– Тогда твои родители еще нашей дружбе не препятствовали. Даже отпустили тебя на дачу на целый месяц.

– Ну, у них на тот момент поводов для паники не было. Это ведь после третьего класса, кажется? Мы всего-то попробовали в Норвегию удрать… И летательный аппарат еще сконструировали.

– С гаражей прыгали и прочие мелочи.

– Конечно, мелочи. Правда, в те каникулы у твоего деда чуть сарай случайно не спалили. И соседского волкодава с цепи спустили. Весь дачный поселок по домам попрятался.

– Погоди, а в музее нас когда повязали?

– Ты чего, это гораздо позже было, в начале шестого класса.

– Точно! Капитально мы тогда вляпались.

– Подумаешь! Не надо было им запрещать съемку экспонатов. Нам же хотелось всякие египетские мумии заснять. Я еще у отца камеру позаимствовал.

– Эх, что-то нахлынули нынче воспоминания, – мечтательно произнес Листовский. – До сих пор удивляюсь, как нас охранник за витриной не заметил.

– Мы ведь еще мелкие были.

– Кто же знал, что сигнализация сработает, и загребут нас в отделение. Ты там разревелся почти сразу, и тебя все тетеньки милицейские утешать бросились. Еще бы, сидит такой ангелочек, ресничками мокрыми хлопает…

– Ну, я специально тогда разревелся, а то слишком уж на нас наезжать стали.

– Вот оно что. Ты, оказывается, уже тогда был манипулятором, Морозов.

– Зато нормально все обошлось…

– Ага, чаем с конфетами напоили и по домам развезли. Еще и родителям сказали, чтобы сильно не ругали.

– Самое главное, на учет не поставили.

– Это да. Просто люди всю жизнь на твою милашную внешку западают. До них же не сразу доходит, какой у тебя жуткий характер. А помнишь, мы с диггерами познакомились и под землей заблудились? Бродили несколько часов в темноте.

– Еще бы… Слушай, Листовский, какая бы у меня без тебя была спокойная и размеренная жизнь!

– Скучная и пресная.

– Пожалуй…

– А помнишь выпускной?

– Нет!!! Даже не напоминай насчет выпускного…

Морозов замолчал и устремил взгляд на поплавок. Зависла долгая пауза.

– Что-то не клюет… Наверно, мы вчера всю рыбу отсюда выловили и сварили. Давай лучше искупнемся, – предложил Листовский.

– Можно…

Морозов уже начал стаскивать тонкий джемпер и вдруг застыл, уставившись на озеро.

– Лис, взгляни… Там что-то темное вдалеке…

Нечто, напоминающее густой темный туман на поверхности озера стремительно приближалось.

– Волна, что ли? – недоумевающее пробормотал Листовский.

Он приподнялся, пытаясь разглядеть эту непонятную волну. В следующее мгновение она почти вплотную подкатилась к берегу, и началось нечто странное и даже пугающее. Небо с водой словно перемешались, слились в густую бледно-серую массу, которая давила на глаза, закладывала уши, растекалась на песке. Мелкие вспышки с шипением метались вокруг, а потом все звуки внезапно пропали. Наступила абсолютная тишина. Небо вроде бы вернулось на место, и белесая дымка рассеялась.

Листовский обернулся к компаньону, который по-прежнему сидел на песке.

– Блин, что это было?

– Вообще ни хрена не понимаю… Тут как-то по-другому все стало.

Морозов оказался прав. Обстановка вокруг изменилась, пусть и не радикально, но вполне ощутимо. Даже деревья у воды смотрелись иначе, хотя трудно было бы сформулировать, в чем разница. Стоявшие чуть поодаль, на открытом пространстве три сосны, из которых у одной макушка была сломана, стали словно ниже. А та, приметная, оказалась в целости и сохранности. Совершенно по-новому выглядел теперь и каменистый правый берег, резко поднявшийся над поверхностью воды. На нем в определенном порядке темнели прямоугольные пятна. Песок под ногами посветлел и мерцал прозрачными крупинками.

– Вот это да-ааа-а, – протянул Листовский. – Или так только кажется?

– Не могут же у нас одновременно одинаковые глюки быть. А где наши спиннинги?

Однако в следующую секунду стало не до спиннингов. Справа приближалась целая толпа. Незнакомцев было много, тридцать-сорок, на первый взгляд. Все в странных одеждах, многие с бородами. Впереди – среднего роста, осанистый человек в черном… как бы точно назвать… Да, он был одет в черный бархатный кафтан, украшенный серебристыми нашивками.

Глава 4

До чего же чудная толпа подобралась, словно массовка исторического фильма. Одеты все были, мягко говоря, необычно. Кафтаны, армяки (или что-то в этом духе, ошарашенные компаньоны не смогли бы точно распознать столь архаичные предметы гардероба),

широкие штаны, заправленные в кожаные сапоги. Некоторые из собравшихся на берегу держали в руках инструменты. Кажется, кирки… Прибывали все новые люди, останавливались неподалеку, молча всматривались в компаньонов. Между тем человек в черном кафтане открыл рот, и полилась загадочная речь:

– Добро пожаловать, гости дорогие. Будьте с нами прямодушными да честными, и вам здесь все по нраву придется.

Морозов в полном недоумении повернулся к компаньону.

– Ты что-нибудь понимаешь?

Тот пожал плечами.

– Бред какой-то, – и спросил у чернокафтанника. – А вы кто, собственно, такие?

– Придет время, уразумеете. Все мы гости в этом краю. Вечные гости. Пути отсюда нет, и не будет никогда…

Чернокафтанник обратился к ближайшим к нему бородачам.

– Проводите гостей на площадь.

– Э, на какую еще площадь?!

Сзади и с боков, отрезав пути к отступлению, подтянулись люди уже не с мирными рабочими инструментами, а с топорами и пиками. Топоры попадались по большей части необычные, на длинных древках и с искривленными, напоминавшими полумесяц лезвиями.

– Вов, может, успеем в лес ломануться? – прошептал Морозов

– Вряд ли. Посмотрим еще, что да как. Свалить мы и потом успеем.

– Уверен? Вовка, это психи какие-то. Или сектанты. Или розыгрыш идиотский.

– Розыгрыш? А озеро и все вокруг почему вдруг поменялось?

– Ты меня спрашиваешь?

Еще один колоритный тип в долгополом бордовом кафтане, непринужденно поигрывавший топориком, повторил:

– Пожалуйте, гости дорогие.

– Вов, взгляни, – слегка подтолкнул друга Морозов.

Листовский тоже заметил джинсовую куртку, выделявшуюся на общем фоне. Владелец куртки, молодой мужчина лет тридцати, не отрываясь, смотрел на компаньонов, однако держался в стороне.

– Непонятности какие… Ладно, пойдемте на вашу площадь.

Под ногами захрустел песок, перемешанный с хрусталиками соли. Всей толпой обогнули берег озера (его очертания немного изменились, вода отступила на несколько метров). Сосны тоже отступили, высвободив пространство, которое оккупировали валуны, песчаная почва и редкий низкорослый кустарник. За поворотом действительно находилась площадь, местами замощенная булыжником и шершавыми каменными плитами. Вдалеке виднелись прямоугольные полупрозрачные глыбы, напоминавшие какие-нибудь скульптуры на вернисаже современного искусства. Гостей поставили в самый центр, вокруг них немедленно сомкнулось кольцо из любопытствующих, равнодушных и, как могло показаться, злорадных лиц. Человек в коричневом плаще вытащил из рукава лист толстой желтоватой бумаги, развернул его и торжественно произнес:

– Грамоту разумеете? Читайте вслух.

Листовский спросил:

– А если не прочитаем?

– Прочитаете, – сказал чернокафтанник, по всей вероятности, самый главный здесь. Сказал, вроде бы, без злости и напора, но веско. – Принесете клятву прилюдно.

– Я клянусь навеки тут остаться… Это что, стихи?

– Что за хрень с ятями? – изумился Морозов, заглянув в развернутый лист через плечо компаньона. – С какой стати мы должны читать всякую чушь?! Да и еще и клятвы давать…

Над площадью нависла напряженная пауза. Физиономии чернокафтанника и людей из его ближайшего окружения переменились, причем не в лучшую сторону. Тут до компаньонов долетел едва слышный шепот из-за спины:

– Прочитайте, это просто формальность. Они все равно не отстанут.

Листовский бросил взгляд в сторону и понял: совет исходил от того самого незнакомца в джинсовой куртке. Он сейчас стоял совсем рядом и выразительно смотрел Листовскому прямо в глаза. Тот пожал плечами.

– Так уж и быть. Зачтем громко и выразительно.

И они воспроизвели это не слишком длинное сочинение. Вернее, читал Листовский, а Морозов пару раз пошевелил губами. Однако претензий к качеству исполнения предъявлено не было.

Я клянусь навеки здесь остаться,

Навсегда, на вечны времена.

Вдоль пределов огненного братства

Зарастет таежная тропа.

Прочий мир – бесплодная пустыня,

Где всю жизнь приходится страдать.

Но мою судьбу взяла отныне

В свои руки Огненная Мать.

Мне не нужно доли распрекрасной,

Не хочу о прошлом горевать.

Если же предам и брошу братство,

Рок меня сумеет покарать.

– Вот и славно, – подвел итог чернокафтанник. – Зовите меня Хозяином, а прочее не важно покуда.

В этот момент толпа расступилась, образовав живой коридор, по которому приближалась невероятно красивая девушка с длинными светло-русыми косами и в ярком многоцветном наряде.

– Хозяйка пожаловала, – пробормотал кто-то.

Та, кого назвали Хозяйкой, подошла к компаньонам вплотную, негромко произнесла:

– Здравствуйте, гости дорогие.

Обвила тонкими руками, до запястий закрытыми узорчатым шелком, плечи Морозова, который стоял ближе. Поднялась на цыпочки, приникла губами к его губам. Морозову померещилось, будто они целуются уже давно, он случайно укусил ее, и вот теперь чужая кровь просочилась ему в рот. Однако это была иллюзия, не оказалось никакой крови, только прохладно-соленый поцелуй, который и длился-то несколько секунд.

– Вот и все на том, гость долгожданный, оставайся с нами.

Синие глаза Хозяйки благодарно просияли, бледные щеки чуть порозовели. Потом она перекинулась на Листовского и повторила процедуру, которая здесь, видимо, считалась традиционной формой приветствия.

А вот сейчас поцелуй затянулся надолго. Красавица замерла, тонкие пепельные брови приподнялись, ресницы затрепетали. С явным трудом высвободила она свои губы и ошеломленно уставилась на гостя. Хозяин нахмурился, Листовский безмятежно улыбался. После неловкой паузы Хозяин бережно оттеснил смущенную красавицу в сторонку и провозгласил:

– Нынче праздник у нас, работать никто не будет. Праздновать станем приход новых братьев…

Компаньонов подвели к плоским бурым валунам, усадили на них.

– Отдыхайте покамест.

– Что ты ей сделал, Листовский? – прошептал Морозов.

– Ничего особенного. Просто она почувствовала, что у нее во рту не один язык, а два, вот и удивилась. Подумаешь, недотрога.

– Придурок. Еще тут будешь во французских поцелуях практиковаться.

– Почему бы и нет. Клевая телка, ты не находишь?

– Странная она какая-то, будто замороженная.

– Да все здесь странные. Куда же мы вляпались?

Между тем на площади начали укладывать хворост в пирамиды.

– Надеюсь, нас сжигать не собираются…

– Не беспокойся, думаю, просто какое-то огненное шоу намечается в честь нашего прибытия, – предположил Листовский. – Возможно, с фейерверками.

– Финиш полный.

Огненное действо стартовало. Хозяин принял услужливо протянутую кем-то горящую ветку и поджег самую большую пирамиду, доходившую ему чуть ли не до груди. Сухое дерево вспыхнуло, оранжевые языки заплясали вокруг. Вскоре другие пирамиды тоже запылали. Они явно располагались не в хаотично, а составляли некую понятную местным обитателям систему.

Снова появилась хозяйка. Теперь уже компаньоны наблюдали за ней со стороны, как из зрительного зала. Хозяйка двигалась плавно и неспешно, словно излучая вокруг себя сияние красоты и бьющего в глаза драгоценного блеска.

– Смотри, у нее одежда вся камнями утыкана, похоже, не бижутерия.

– Ну да, здесь наверняка все натуральное, – согласился Морозов.

Довольно скоро небо превратилось из светло-серого в темно-серое, да и в целом чувствовалось приближение вечера.

– Сколько сейчас времени, Вов? Что-то слишком быстро стемнело.

– У меня часы переклинило. Неудивительно после такой передряги.

– Не помнишь, сколько было, когда мы…

– Часа три примерно. Мне кажется, мы здесь вообще вне времени. Ну, или если тебе так легче будет, в ином часовом поясе.

Люди двигались, образовывали хороводы и цепочки, которые потом распадались и возникали заново. Хозяйка поднялась на помост в дальнем конце площади, стояла, раскинув руки, а внизу и вокруг плясали огненные всполохи. С разных сторон слышались низкие, глухие звуки, долетавшие будто из другого измерения.

– Вовка, это слушать невозможно, буквально давит на голову.

– Расслабься, ничего ужасного. Можно сказать, медитативное пение.

– Чего?

– Невежда. Люди культурно отдыхают после трудового дня и медитируют. Вон, как их колбасит на радостях.

Пение, которое так не понравилось Морозову, продолжалось вовсю. Участники импровизированного праздника на открытом воздухе кланялись друг другу, сходились и расходились.

– Прямо какие-то средневековые танцы. Марлезонский балет, блин. Вовка, давай-ка двигать отсюда, пока эти шизики на нас внимания не обращают. Переночуем в лесу где-нибудь на полянке, а утром решим, куда податься.

– Я тоже об этом подумал…

Но тут рядом оказался незнакомец в джинсовой куртке. При свете костров можно было разглядеть и прочий его гардероб – темные брюки и кеды. А лицо показалось обоим компаньонам вполне симпатичным и, в отличие от лиц прочих местных обитателей… близким, что ли. Да, именно близким и располагающим к себе. Даже будь он наряжен в старинное одеяние, Морозов с Листовским узнали бы в нем современника. Во всяком случае, складывалось такое впечатление. Да и бороды, в отличие от большинства местных обитателей, у него не было.

– Какое счастье, что я вас встретил! То есть мне очень жаль, что вы тоже сюда угодили, но…

– Ты сюда когда попал?

– В восемьдесят восьмом.

– О господи, Листовский, что нас ждет!!! – в ужасе воскликнул Морозов.

– Не драматизируй, всё путем. – Листовский продолжил общение с вновь обретенным почти что современником. – Меня Владимир зовут, можно Вова, а это вот Андрей.

– Я – Кирилл Никольский, геолог. Группа заплутала в тайге, потом я один вышел на берег озера, а дальше…

– Темная волна, вспышки в воздухе?

Новый знакомец опустился на камень рядом.

– Совершенно верно.

– Нам говорили, в последнее время возле озера никто не пропадал. Тебя не искали, получается?

– Думаю, нет. Это неофициальная экспедиция была. Долго объяснять, да сейчас уже не имеет значения.

– А мы из две тысячи тринадцатого года. Порыбачили на озере не слишком удачно.

– Звучит невероятно, но я не удивлен. Да здесь ничему удивляться не приходится. Все из разных эпох…

Уже окончательно стемнело, взошла луна. На фоне иссиня-черного неба костры горели ярко, потрескивали, полыхали искрами, раздавались громкие, возбужденные голоса. В небо вдруг взлетел толстый канат с привязанной к нему изогнутой деревяшкой, покрутился в воздухе, изогнулся шустрым удавом, шлепнулся вниз, опять взлетел, запущенный ловкой рукой.

– А что тут происходит, я не врубаюсь? – спросил Листовский. – Чего орут, побазарить спокойно не дают…

– Что-то вроде бдений… Своеобразные взрослые игры на природе. Ничего особенного.

– Может, БДСМчик намечается? Лично я не против, но не в этой компашке.

– Бэдэ… что, прости? Слово незнакомое…

Листовский не успел расшифровать незнакомое Кириллу слово и растолковать его смысл. К ним подошли трое в одинаковых брусничных кафтанах и с копьями на плечах. Впрочем, настроены были подошедшие вполне мирно.

– Велено вас проводить в келью, братья.

– В келью?!

– Все нормально, – шепнул Кирилл. – До завтра. Я к вам рано утром зайду, поговорим.

Дорога не заняла много времени. Компаньонов привели к той самой скале, которую они заметили издалека, едва попав в новую реальность. Оказалось, что прямоугольные пятна на светлой каменной поверхности – это просто двери. Было их много, на первый взгляд несколько десятков. Большинство находилось в первом ярусе, имелся еще и второй ярус, к которому вели прорубленные ступени. В темноте скала казалась еще внушительней и объемней, чем днем, в лунных лучах на камне поблескивала слюда.

– Так вот оно, какое – общежитие имени монаха Бертольда Шварца, – процедил сквозь зубы Листовский. – Ну, и где наша келья?

Один из провожатых приоткрыл самую крайнюю дверь с крошечным решетчатым оконцем.

– Пожалуйте… Обустраивайтесь и почивайте покойно.

Скрипнула дверь, провожатые удалились, оставив, наконец, компаньонов одних. Листовский закрыл деревянный засов.

– Закрывалка фиговая, но хоть что-то… Итак, какие мысли?

– Никаких. Давай спать ложиться, Листовский. Я после этих огненных песнопений уже ничего не соображаю.

– Кормить нас здесь собираются, интересно?

Морозов пожал плечами.

– Мне, например, есть не хочется пока.

– Мне тоже. Наверно, из-за шока. Ладно, укладываемся. Утро вечера как там… мудрее?

– Мудренее, вроде.

Листовский критически обозрел решетчатое оконце и ухмыльнулся:

– Вот не вдохновляет это пип-шоу. Никакого уединения.

– Что ты ржешь? Тут плакать надо, а тебе, как всегда, все пофиг!

– Если рыдать, обстановка вряд ли лучше станет. Ну, что тут у нас?

Обстановка выглядела непритязательной и мрачной. Настоящая келья, название очень даже подходящее. Правда, само помещение оказалось гораздо просторнее, чем можно было ожидать, и с относительно высоким сводчатым потолком. Кроме дверного оконца, имелось еще одно, прорубленное в стене чуть выше человеческого роста. Внутри было достаточно светло, только по углам собралась густая тень. Свет исходил от стоявшей на маленьком дощатом столе лампы. Два сколоченных из грубых досок топчана – один у стены, другой почти посредине кельи, пара чурбаков вместо табуреток. На топчане возле стены высилась гора разнокалиберного тряпья.

– Ни хрена себе отель. Минус пять звезд.

– Да уж, занесло, – согласился с компаньоном Морозов. – Смотри, какой артефакт…

То, что они сначала приняли за лампу, оказалось колбой из чрезвычайно толстого, неровного стекла. На дне лежали гладкие камешки, излучавшие относительно яркий свет. Во всяком случае, неплохо освещали келью, не хуже какой-нибудь китайской лампы для спальни. Рядом с колбой – две большие глиняные кружки и деревянный, внутри пустой цилиндр.

– Ты какую кровать выбираешь?

– Мне все равно, – отозвался Морозов. – Могу вот эту, если ты не против.

Он опустился на стоявший посреди комнаты топчан.

– Получи тогда постельное белье, не спать же на голых досках.

Листовский принялся разбирать кучу тряпья. Нашлись две дерюги и большие куски грубого полотна, видимо, призванные заменить одеяла, простыни и пододеяльники. В самом низу вороха Листовский нашарил нечто вроде тонкого матрасика, перекинул его компаньону.

– Держи. Подложишь под простыню. Все-таки помягче будет.

– А ты? Эта хренотень в одном экземпляре?

– За меня не переживай, обойдусь. Это ты у нас принцесса на горошине.

– Что за оскорбление опять?

– Не оскорбление, а констатация факта. А вот эту… вещь можно свернуть и как подушку использовать… Так… простыня… этим укрываться… О, даже полотенца имеются. Полный комплект. В принципе, не так уж кошмарно. Все чистое, как ни удивительно. Сам разберешься или помочь?

– Разберусь как-нибудь, – буркнул Морозов и начал стелить постель.

Потом, не раздеваясь, только скинув кроссовки, улегся на топчане. Листовский разделся до футболки и трусов, плюхнулся на свое ложе, закинул руки за голову. Со стороны компаньона на него донеслось приглушенное бормотание.

– Морозов, ты чего там бормочешь?

– Завтра я проснусь в нормальной постели, в нормальном времени. Все будет хорошо…

– Аутотренингом занимаешься на досуге?

– Да. Иначе у меня мозг взорвется.

– Так и собираешься в джинсах спать?

– Ну да, неизвестно, кто на этом тряпье спал раньше. Может, там эти… вши всякие ползают…

– Я тебе говорю, постель вполне чистая. Не боись, здесь все солью пропитано, дезинфекция стопроцентная.

Морозов не ответил и вернулся к прерванному сеансу самовнушения:

– И у тебя тоже все будет хорошо, Листовский, хоть ты и гад. Ты проснешься в нормальной…

– Спорить с некоторыми людьми бесполезно. Спокойной ночи.

– Спокойной. У нас все будет хорошо, мы проснемся утром в нормальной постели, в нашем времени…

– Морозов, ты, смотрю, стал махровым оптимистом.… Кстати, при свете будем почивать?

– Ну, кинь какую-нибудь тряпку на эту банку.

– Нет, тут другая система. Я понял.

Листовский приподнялся и накрыл колбу выдолбленным из обрезка бревнышка цилиндром. Свет, разумеется, исчез. Снова убрал цилиндр – комната осветилась.

– Видал? Режим вкыл и выкыл. Цивилизация.

Может показаться неправдоподобным, однако друзья довольно быстро уснули на новом месте. Впрочем, лучше уж сразу провалиться в сон, чем размышлять о том, что же на самом деле произошло и какое будущее ожидает из завтра в этом странном краю.

Глава 5

Наутро компаньонов разбудил негромкий стук в дверь. Это, как и обещал, явился Кирилл. Новые приятели втроем вышли на свежий воздух. Было так рано, что местное население еще поголовно спало, тем более, после вечерне-ночных бдений. Никем не замеченная троица покинула окрестности розоватой скалы и двинулась вдоль берега, в сторону, откуда вчера не совсем по доброй воле пришли компаньоны. Небо снова было бледно-серым, солнце не показывалось, на широкой глади озера даже легкой ряби не проглядывало. Пейзаж, зачарованный неведомым кудесником…

– Даже не знаю, о чем бы вас спросить, – произнес Кирилл. – Конечно, вам самим сначала хочется узнать, что здесь происходит. Я столько раз представлял: вот кто-то сюда попадет из близкого мне времени… А теперь просто растерялся. Столько лет находился хоть среди людей, но словно в вакууме.