Другое Существо

Собственно, тела мутантов для Арены получали почти так же, как «партнёрш для релаксации». Только в немного других автоклавах. И с другими программами. И реактивами – например, для тех же сверхпрочных когтей и зубов.

А во-вторых, конечно, он думал о том, о чём они с доктором Лессером говорили.

А вернее – о том, о чем они недоговаривали. Ограничиваясь намёками, умолчаниями, и подмигиваниями.

Ну, в том, что Лессер-то догадается, что он имел в виду, говоря, что «поумнение» ромэна – на самом деле не проблема, Сэвидж не сомневался.

Ещё какая проблема!

Потому что рано или поздно любой, пусть и ущербный и морально и меморабельно кастрированный, мозг начинает, вначале инстинктивно, а затем и осознанно догадываться, а затем и всё более чётко понимать, что им манипулируют. И заставляют делать то, что ему делать вовсе не хочется.

И начнёт соответственно пытаться разрешить проблему свободы.

Так, чтоб заполучить свободу решений. А затем – и личную. А заодно при этом ещё и отомстить. Тем, кто не спрашивая его согласия, поместил его в столь страшную ситуацию. Заставив быть фактически рабом-смертником.

Рабство.

Да, это – верное слово.

Хотя на дворе и двадцать второй век.

Зуммер экстренного вызова разбудил Сэвиджа, заставив вздрогнуть – как оказалось, за всеми этими морально-нравственными хитросплетениями и бесплодными рассусоливаниями он незаметно для себя заснул.

Пришлось подняться с постели и протопать к настенному телефону, висящему у входной двери:

– Сэвидж слушает.

– Доброго времени суток, доктор Сэвидж. Это вас беспокоит майор Пауль Долдер, Служба Внутренней Безопасности. Не могли бы мы поговорить?

Мысли в голове Сэвиджа понеслись, словно конь, которого цапнул за круп слепень. Майор, глава СВБ – и хочет поговорить! Да ещё среди ночи! Плохо.

Но ответить нужно:

– Разумеется, майор… э-э… Сэр. Мне прийти к вам?

– Да нет, доктор, не нужно. Я как раз в вашем блоке. К вашей каюте подойду буквально через минуту.

– Хорошо. Жду. Жду. – доктор повесил трубку, поскольку на том конце провода её уже повесили. Значит, у него есть тридцать секунд, чтоб хотя бы натянуть брюки и накинуть рубаху.

Майор Долдер выглядел вполне обыденно: никакой кровожадной ухмылки, прищуренных глаз со стальным выражением, или ехидных шуточек в стиле: «А вот и СВБ! А вы уже спрятали в матрац свою сигарету с марихуаной, хе-хе?»

– Добрый вечер ещё раз, доктор Сэвидж.

– Здравствуйте, господин майор. Проходите. – Сэвидж сделал приглашающий жест в сторону стула, который он уже освободил от своей одежды, наспех напялив её на себя.

– Благодарю. – Долдер, неторопливо и спокойно прошёл к стулу у рабочего стола доктора, и осторожно, словно боялся, что стул под ним развалится, присел. По комплекции, собственно, майор от самого Сэвиджа не отличался. Однако тот знал, что это впечатление обманчиво: что рядовой, что офицерский состав СВБ ежедневно проводит в спортзале не менее трёх часов! Добросовестно нарабатывая и силовые, и боевые, и прочие навыки.

– Слушаю вас, господин майор. – Сэвидж сел на край кровати у стола, поскольку второго стула в его каюте не предусматривалось внутренним распорядком.

– Не будем столь официальны, доктор Сэвидж. – офицер поморщился, словно действительно досадуя на такое обращение штатского специалиста, – Поскольку и мой визит неофициален. Пока. Поэтому будет лучше, если вы тоже будете называть меня доктор Долдер – я всё-таки получил это почётное звание на шесть лет раньше вас.

Шарики в голове Сэвиджа завращались ещё быстрей: во-первых, от потрясной новости: «тупой солдафон», оказывается, на самом-то деле – доктор наук! А во-вторых, от того, что визит пока – «неофициальный»! Однако!..

– Э-э… Хорошо, согласен. Но что же привело вас сюда, доктор Долдер, в столь поздний час?

– Факты, доктор, факты. Не слишком приятные, и уж точно – не такие, чтоб можно было проигнорировать, или остаться спокойным и спустить сегодняшнее происшествие, так сказать, на тормозах. Дело в том, что наши программы – вы знаете! – настроены на определённые ключевые моменты. Ну, для предотвращения, так сказать… – майор вроде как замялся, но Сэвидж решил помочь:

– Неприятных инцидентов с лояльностью персонала. И нарушением дисциплины.

– Да. Да, можно назвать это и так. Однако в вашем с доктором Лессером вчерашнем разговоре моё внимание на себя обратило упоминание – причём многократное упоминание! – продукта работы их лаборатории. Ромэна. Поэтому я внимательно прослушал весь ваш разговор.

Сэвидж осторожно сглотнул. Нет, он, понятное дело, предвидел, что так или иначе их разговор привлечёт к себе внимание СВБ, хотя бы обсуждением того факта, что у них в Питомнике завёлся «долгожитель» – победивший уже восьмерых противников, и накопивший неплохой опыт, мутант. Но он же старался ничего этакого не говорить!

Во-всяком случае – наверняка не из-за сказанного майор пришёл сюда среди ночи!

– Да, верно. – майор кивнул, словно отвечая на невысказанный вопрос Сэвиджа, – Я пришёл сюда вовсе не из-за сказанного вами и доктором Лессером. А – как раз из-за того, что вы не сказали. Точнее – недосказали. О чём только намекнули, предположив, что память носителя, то есть – матричная базовая память, может в значительной степени вернуться к столь долго прожившему биобойцу. И эти фрагменты, эти мировоззренческие, философские, поведенческие, и другие, так сказать, стереотипы и программы, могут очень сильно повлиять. На поведение и… стремления нашего монстра.

– Что вы имеете в виду конкретно, доктор? – поняв, что взявший паузу майор именно этого от него и ждёт, Сэвидж буквально заставил себя выдавить этот вопрос.

– Конкретно я имею в виду тот странный факт, что именно после вашего разговора, буквально через несколько часов, видеокамера в помещении, где содержится ромэн, оказалась уничтожена. Дежурный оператор заметил это не сразу, поскольку у нас на Станции в ночное время всем положено спать, и дежурные офицеры позволяют себе… Несколько ослабить бдительность. – майор многозначительно посмотрел на Сэвиджа, и тот понял, что бедолага, позволивший себе «ослабить бдительность» уже получил по-полной, – Однако запись сохранилась. На ней отлично видно, что ромэн знал, или догадывался о видеонаблюдении давно. Во-всяком случае, он свою диверсию спланировал и подготовил явно заранее. На записи хорошо видно, как он придвигает к углу с видеокамерой свой лежак, забирается на него, и в прыжке выковыривает агрегат из угла, куда тот был почти заподлицо вмонтирован. То есть – никакой суперклей, которым камера крепилась, и не смог бы устоять перед когтями, имеющими благодаря стараниям группы доктора Лессера прочность практически такую же, как у стали.

Сэвидж вдруг вспыхнул: до него дошло, куда майор клонит!:

– Уж не думаете ли вы, майор!..

– Нет. – Долдер сделал успокаивающий жест кистью, призывая Сэвиджа снова сесть на постель, – Я вовсе не думаю, что тут наличествует ваш с доктором Лессером «преступный сговор», имеющий целью сохранить подольше жизнь полюбившегося вам «ветерана». Как грамотный, хотя и не практикующий бодиформист, я в состоянии отдавать себе отчёт, что достаточно много вспомнивший, и достаточно долго проживший мутант на базе матрицы любого отобранного на роль базового донора носителя, может «поумнеть». И самостоятельно сделать определённые выводы. О своём статусе. И о методах тюремщиков. Как ему представляется, содержащих его на положении заключённого. И более того – подло эксплуатирующих его, заставляя каждые несколько дней рисковать жизнью, словно он – раб из древнеримского Колизея. Но согласитесь: ваш с доктором разговор буквально за несколько часов до этого вопиюще экстраординарного происшествия должен был заставить меня.

Хотя бы – насторожиться.

– М-м-м… Согласен. Да, доктор, такое совпадение не может не насторожить. – теперь Сэвидж и сам насторожился и расстроился. Вот уж совпаденьице так совпаденьице – ничего не скажешь: фатальное! И само-собой, они с Лессером – «заинтересованные лица».

А ну как майор считает, что они готовят бунт в Питомнике?!

– Нет, доктор, ни о чём подобном я не помышлял. – мысли его, майор, что ли, читает?! Или у него настолько расстроенное лицо?! – Я вовсе не считаю, что вы с доктором Лессером хотите сорвать работу Станции, предоставив определённые возможности и информацию, так сказать, любимцу-долгожителю, и подговорив его устроить небольшой бунт среди выведенных нашими лабораториями экспериментальных экземпляров. Но – согласитесь?! – такой вариант развития событий был бы для нас крайне… Нежелателен.

Мало того, что пострадали бы фактически невиновные бунтовщики, которых кто-то, скажем, инструктированный кем-то мутант-вожак, подстрекал бы и науськивал, так ещё и персоналу научных подразделений, если б повстанцы смогли туда прорваться, мог бы быть нанесён ущерб – если б мутантам кто-то сообщил, кто их создал такими. И по чьей милости они вынуждены защищать свою жизнь фактически безоружными.

– Да. Согласен. – хорошо, что намёки майора пока вот именно – намёки. Никогда Сэвидж не предполагал, что доктор Лессер мог бы «проинструктировать» «любимчика-ветерана». А уж сам – и подавно! А кроме того, Сэвидж отлично представлял, что их ждёт, случись и правда – бунт! Их подопечные наверняка не пылают особой любовью к своим мучителям и тюремщикам! – Страшно представить, что может произойти, если все наши… э-э… подопытные… э-э… взбунтуются. Но ведь Питомник надёжно охраняется?

– Да. Он охраняется, как вы и сами отметили, даже лучше, чем людские исправительные заведения. Однако я хотел поговорить с вами не об этом.

– А о чём же? – Сэвидж почувствовал, что лицо покраснело, и капли пота начинают выступать на лбу и шее – он уже предвидел ответ.

– Я пришёл посоветоваться. Не будет ли для вас с доктором Лессером большой потерей, если я сейчас этот уникальный, и столь, так сказать, набивший руку в битвах и победах, начавший мыслить, и торчащий теперь у нашего подразделения, словно – простите! – заноза в заднице, экземпляр, прикажу деактивировать?

– Хм-м… – доктор поймал себя на том, что рука невольно тянется к затылку – почесать, и прервал это движение, – Пожалуй, нет. Для той цели, что поставлена перед нами телекорпорацией, жизнь данного… э-э… экземпляра особого значения не имеет. Потому что будучи сейчас фактически самым матёрым и опытным бойцом в Питомнике, он принимает не те решения, что ведут вот именно – к зрелищности. Но – к рациональности.

Поэтому его бои и носят чисто функциональный характер. Он действует цинично, да. Расчетливо. И эффективно. А интересное шоу из таких, «осмысленных» и продуманных, схваток, сделать вряд ли удастся.

Поэтому, и, думаю, с этим согласится и уважаемый доктор Лессер, предпосылок и резонов для сохранения жизни данному экземпляру я не вижу.

– Именно это я и хотел от вас услышать, доктор. – майор поднялся. – Ну что ж. Желаю вам спокойно провести остаток ночи. И не смею больше обременять своим присутствием.

И только когда за всё так же спокойно и тихо вышедшим майором закрылась дверь, и замок снова щёлкнул, Сэвидж позволил себе снова опуститься на постель, и перевести дух.

Чувствовал он себя последней свиньёй – словно облёк на смерть не – вот именно! – подопытный образец, мутанта, псевдосущество! – а, а…

Настоящего человека!

Мартен знал, что так или иначе его финт с видеокамерой не останется безнаказанным. И что после такой демонстрации сообразительности и прямой агрессии в отношении «хозяев» он уж точно живым не останется.

А, собственно, какая разница?! Он не сомневался в том, что рано или поздно для него подберут такого врага, чтоб ему пришлось солоно – и он окажется побеждён, истечёт кровью, и получит увечья, вероятней всего, закончившиеся бы смертью. Так что лучше умереть, хотя бы пытаясь что-то сделать. А не отсиживаться и отлёживаться в камере, гоняя: тело по крохотному пространству пола, не занятого деревянным топчаном-лежаком, а в голове – туда-сюда одни и те же мысли, проклятья, и сожаления.

Мартен теперь не сомневался: он мутант. Монстр. Чудовище, появившееся благодаря чьим-то дьявольским расчётам с единственной целью – сражаться. Причём сражаться – зрелищно. Так, чтоб невидимым ему зрителям было интересно. Чтоб кровь хлестала из ран и лилась на Арену ручьями. Чтоб отрубленные или отрезанные конечности повисали на лоскутках кожи, а выпущенные кишки падали на песок…

Не сомневался он и в том, что за такие «шоу» его создатели и стражники наверняка получают неплохие деньги с этих самых, порочных и кровожадных, зрителей. И ещё проще было догадаться, что поскольку его постоянным соперником выступает вот именно – человек, только всё более здоровый, сильный, и отлично вооружённый, что именно этот самый человек рано или поздно и должен победить. Его.

И этого с нетерпением и злорадным предвкушением ждут и зрители – когда же произойдёт долгожданный реванш, и шустрая и коварная гнусная тварь, созданная, как он понимал теперь, на базе росомахи, окажется повержена!..

Поэтому Мартен подготовился.

И сейчас, услыхав, как у его двери остановились шлёпающие гусеницы, и прекратили разговор шёпотом чуть слышные голоса, сжался в комок, и замер.

Замок еле слышно щелкнул. Дверь открылась.

Мартен увидел – потому что звуков не было! – вспышки света за порогом его камеры. И понял, что уложенный им на лежак накрытый серым одеялом манекен из вынутой из матраца пенной набивки, вздрагивает: в него явно попадали какие-то несущие смерть предметы, убивающие дистанционно. Из неведомых глубин подсознания всплыло слово: пули!

Да, он теперь отлично понимал, что большинство понятий и слов, которыми он пользуется – не его! Они принадлежат тому человеку, память которого ему в голову вселили, впечатали искусственно. Потому что иначе пришлось бы, как это бывает с человеческими младенцами, долго и упорно обучать его. Всему на свете. И в первую очередь – речи. А уж потом – и приёмам борьбы. Разумеется, то, что он помнил про обучение из доставшегося ему человеческого разума, не особо располагало. К такому обучению.

И – тратить на это дело годы и даже десятилетия?!..

Нет, неизвестные твари-хозяева уж расстарались, чтоб сэкономить на его содержании в этот, самый непродуктивный, с их точки зрения, «период обучения»!

И вот он – готовый продукт. Гады всё сделали, чтоб он мог действовать – сразу.

Драться. Понимать слова людей-противников. Слушаться Стража-конвоира – даже без слов понимая, чего тот добивается, и куда его загоняет.

Хитро…опые твари всё сделали, чтоб сделать его не пушечным мясом, полуразумным идиотом, который станет вяло сопротивляться, не понимая даже, что его убивают, или трусом, не менее бессмысленно драпающим от человека, боясь вступить в бой, а вот именно – достойным. Бойцом.

И чтоб он знал и понимал, что и как происходит вокруг него.

Но понимал – ограниченно!

Потому что слишком уж умный и опытный боец его тюремщикам не нужен!

Потому что тогда он начинает биться за свою жизнь. И биться расчетливо и упорно. А вовсе не «зрелищно»!

Мартен заставил тело приготовиться: знал, что его тюремщики обязательно войдут внутрь камеры, чтоб убедиться, что он мёртв.

Они вошли.

Двое в чёрных бесформенных балахонах, с чёрными странными предметами в руках: оружие! Пора!

Мартен рывком выдернул когти рук и ног из металла простенка над дверью, где висел, сжавшись в компактный комок, и оттолкнулся мускулистыми ногами от этой самой стены. Убийцы обернулись, конечно, на шорох, но было поздно!

Куда им до его рефлексов и прыти! Потому что он – борется за свою жизнь, (Как, впрочем, и всегда!) а они – только исполняют порученную работу! Грязную, подлую, но – работу.

Первого бойца, повернувшего голову чуть раньше, Мартен ударил в лицо – скользящим ударом. Оба глаза оказались распороты, и единственное, что смог сделать его противник – заорать, и схватиться обеими руками за лицо, выпустив из рук оружие. Второго убийцу Мартен ударил когтями обеих ног: вонзил их с размаху прямо в шею успевшего вскинуть руки с оружием человека. Тот взвыл и отскочил, освободившись от когтей с помощью рук: отбросив оружие, обеими кистями выдернул ноги и когти Мартена из ран. Однако Мартен вовсе не собирался позволять держать себя за ноги: изогнувшись, и неуловимым движением оттолкнув тело от пола, он вонзил когти рук в глаза и этому!

Но человек не сдался, несмотря на наверняка дикую боль, и ещё какое-то время пытался что-то сделать со своим висящим на ремне оружием. Принявший уже боевую стойку Мартен ударом правой руки перерезал ремни и отбросил это оружие прочь. Когтями не пользовался: предполагал, что оружие пригодится. Так что пусть остаётся целым.

Человек хрипел, но потеря крови пока явно была несмертельна: враг выхватил из-за пояса что-то вроде другого оружия: короткую штуковину в виде буквы «Г». Пистолет!

Мартен не думая нанёс «подлый» удар, обычно эффективно укладывавший его противников на Арену: ногой в пах! Когти при этом развёл как можно шире!

Поражённый не стал ругаться или сетовать на то, что Мартен дерётся подло и нечестно, и не пополз за отброшенным Мартеном в сторону пистолетом, а просто застонал и скрючился в три погибели. Упал на колени, держась за низ живота. Но вскоре Мартен заметил, как рука тяжело дышавшего врага потянулась к поясу – похоже, там приготовлено ещё какое-то оружие.

Нож!

Мартен не стал ждать или играть в благородство: придержав каску врага левой, сильным ударом довершил то, что начал: рассёк шею и горло когтями правой руки – так, что хлынула кровь, и голова настырного подонка завалилась на бок.

Заливая пол чёрной кровью, настырный убийца грохнулся ничком. Ничего не скажешь: профессионал. Упорный, как и сам Мартен. Мужественный. Достоин уважения, конечно. Но – не жизни. Особенно, если это произойдёт за счёт жизни Мартена!

Второго человека, оторвавшего наконец руки от глаз, и пытавшегося пострелять в него, ориентируясь на звук, Мартен прикончил ударом ноги: попал точно в висок, едва видневшийся из-под каски, и пробил тонкий в этом месте череп – когтём большого пальца.

Однако отдыхать, или радоваться рано: проклятый конвоир-страж, так и маячит у двери, отрезая ему пути наружу из камеры. Более того – Мартен почему-то был уверен, что глазами чёртова механизма его хозяева могут наблюдать за ходом операции. И несомненно увидят, что он сделал.

Мартен выдернул оружие из рук второго трупа. Здесь ему придётся полагаться целиком на остатки воспоминаний его «базового человека» – то есть, того, чьи знания хранятся сейчас в дальних уголках его сознания. И подсознания.

Так. Вот это – ствол, вот это – приклад. Мушка, затвор. А вот и главное – спусковой крючок в предохранительной скобе! Проверим-ка… Отлично: указательный палец правой руки с четырёхдюймовым когтем всё равно внутрь отлично влез! И пусть он торчит оттуда, словно нелепая самодельная свечка, (Откуда это странное сравнение?! Опять из памяти донора?!) нажимать возможно.

Куда бить, или целиться, Мартен продумал, и представлял себе это тысячу раз: в первую очередь – глаза-видеокамеры. Во вторую – в подбородок. То есть – то место, где голова робота соединяется с коробом-туловищем!

Он навёл мушку на один из глаз робота. Нажал.

Отлично!

Глаз-камера разлетелся тысячами осколков!

Теперь скорее, пока те, кто управляют роботом, не увели его в сторону – второй!

Восхитительно! А теперь можно смело (Ну, сравнительно!) подойти поближе, и рассмотреть – где там на «шее» самое уязвимое место.

Таковое нашлось быстро. Выстрел снизу в сочленение заставил робота выпустить облако вонючего дыма, и грохнуться навзничь – словно поверженный механизм рефлекторно старался оказаться подальше от двери камеры, плюющейся смертью!

Мартен поводил руками вокруг агрегата – порядок! Поле исчезло!

Он вышел в коридор, понимая, что если камеры-глаза робота и уничтожены, сам он всё равно теперь доступен: остальным телеглазам своих врагов. Тех, что установлены в углах длинного коридора, и тех, что имеются у летящих к нему по воздуху, вылезших из каких-то люков в стенах, странных механизмах – кто-то в его мозгу услужливо подсказал: дроны-квадрокоптеры!

Квадрокоптеры сейчас приблизятся на дистанцию эффективного огня, зависнут, и начнут стрелять из своих крошечных, но очень опасных пулемётов. Поэтому нужно не дать им прицелиться, и успеть сбить их раньше, чем подберутся.

Мартен плюхнулся наземь, и упёр магазин автомата в пол перед собой: так целиться куда удобней! Первый квадрокоптер сбил тремя пулями, второй – двумя!

Похоже, его мастерство во владении оружием растёт! Но радоваться рано: дроны – лишь первая линия охраны Лабиринта. Наверняка есть и вторая и третья. Поэтому ему, кровь из носа – нужны помощники и союзники. Те, кто прикрывал бы его чёртову задницу, и помог добраться и поубивать этих подлых тварей. Хозяев.

Ну а кто, как не узники проклятого Лабиринта, лучше всего подходят на эту роль?!

Как устроен замок его камеры, а, следовательно, и замки всех остальных, Мартен понял давно. Раз снаружи нет никаких запорных приспособлений, и раз Страж-конвоир никогда ни к чему не прикасается, скорее всего отпирают и запирают двери те, кто присматривает тут за всем – хозяева. И раз они делают это явно не поднимая жирных ленивых задниц из удобных кресел, управление точно дистанционное. Значит замок – электронный. Вернее – электрический. И открыть его можно, просто обесточив.

Вот когда он подумал, что хорошо, что его «базовый» человек явно когда-то имел дело со взломом и «незаконным проникновением». Потому что уж о замках-то знает всё.

Мудрить Мартен не стал, и занялся клеткой-камерой, ближайшей к своей.

Вонзить коготь в основание стены у того места, где располагался, как уже шестнадцать раз видел Мартен, тройной язычок, оказалось нетрудно. Его «создатели» уж позаботились, чтоб когти Мартена легко (Ну, сравнительно!) пробивали и прорезали нетолстую листовую сталь щитов и доспехов, что иногда имелись у его противников. А то, что здесь у замка, и внутри камер, на стенах, была именно сталь, Мартен понимал отлично: иначе питомцы Лабиринта давно повскрывали бы эти самые стены, словно консервные банки, и повылезали бы наружу! Но он надеялся, что снаружи, в коридоре, эта сталь не столь толста и прочна.

Коготь вошёл неглубоко, и начал гнуться, когда Мартен попробовал продвинуть его вниз и вбок. Пришлось использовать коготь большого пальца ноги: почти пятидюймовый острый зуб всё-таки вскрыл лист, прикрывавший то место, куда утапливались язычки, выходящие из косяка. Мартен закряхтел: отогнуть в сторону даже почти до основания срезанный кусок двухмиллиметрового листа размером с две его ладони оказалось трудно! Но вот сделано и это. Показались язычки – сейчас они входят в пазы двери.

А вот и массивная штуковина, явно управляющая их движением. Но к ней подходит почему-то не два провода, как Мартен себе почему-то представлял, а целых шесть.

Подумаешь, испугали. Мартен снова пустил в дело коготь указательного пальца руки – он не боялся, что его ударит током, потому что подсознание услужливо подсказывало: ноготь или коготь – отличный изолятор! Провода оказались перерублены, и выдернуты наружу. Штуковина заискрила и щёлкнула. Однако язычки, как было надеялся Мартен, из пазов не убрались. Странно.

Впрочем, особо раздумывать Мартен не стал: потянул за массивный соединительный рычаг, имевшийся на задней, торцевой, стороне штуковины, и три сблокированных этой перемычкой язычка вышли наконец из пазов. Вот в чём дело: пружина! А умно. Подстраховочка, стало быть, от самооткрытия, если отключится свет.

Мартен распахнул дверь.

И еле успел пригнуться: над его головой просвистела рука, вооружённая почти футовыми лезвиями: а вот этот «сосед» явно поопасней, чем сам Мартен! Пришлось заорать:

– Прекрати сейчас же! Хватит, говорю тебе! Я – не человек! И не Страж.

Существо, возникшее на пороге, с подозрением воззрилось на Мартена. Но махать руками со страшными лезвиями когтей прекратило. Выглядело оно, собственно, почти как сам Мартен: мускулистый торс, кое-где покрытый короткой шубой из рыже-кирпичного меха, плотоядно скалящийся острейшими клыками рот-пасть, горящие гневом и ненавистью глаза…

Вот только оно почему-то молчало. Неужели немое?!.. Или не понимает?

Мартен попробовал снова:

– Ты понимаешь, что я тебе говорю?

Спустя пять показавшихся Мартену вечностью секунд он услышал вполне разборчивый ответ:

– Да. Я понимаю тебя. Кто ты?

– Зовут меня Мартен. Я ромэн, человек-росомаха. Такой же узник и боец, как ты. А кто ты?

– Я пока точно не знаю. Думаю, что я – бирмэн. Человек-медведь. А вот как меня зовут, я не знаю. Вернее, не помню.