Фанда.Ментал

– Кампанеллу в переложении Листа!

– А что это за произведение, Кампанелла?

– Это переложение на фортепиано заключительной части второго концерта Паганини для скрипки с оркестром. Когда Лист впервые услышал, как Паганини играет на скрипке, то был в высшей степени очарован его виртуозностью и величием его произведений. Его игра поразила Листа настолько, что побудила его на некоторое время отказаться от концертов, усиленно работать над техникой и добиваться еще большего совершенства в собственном исполнении. В этот период он переложил для фортепиано, в том числе, каприсы Паганини.

– Невероятно! – с интересом в глазах произнес Берно, стараясь запомнить услышанное. – Мне следует заполнить этот пробел.

Пока женщина готовилась к выступлению, шум в зале постепенно стих, и вскоре слушатели, перестав ерзать и шептаться, обратили свои взоры на музыканта. Легкий взмах кистей рук, и через мгновение по всему залу стали пролетать первые ноты. Легкая и воздушная знакомая мелодия стала нежно ласкать слух, удивлять необычной живостью и новизной переработанного звучания. Афина, приподняв брови, вслушивалась в каждую ноту, ритмично покачивая головой. Ее пальцы отстукивали мелодию на ладони Берно, откинувшегося на спинку кресла и почувствовавшего накрывающую его слабость. В это время в зал один за другим вошли архитекторы мира и, глазами отыскав Берно, медленными шагами направились к нему. Вскоре после начала слева от Афины присел Виво. Справа от Берно присел Фаталь, который постоянно крутил головой и рассматривал то потолок, то стулья напротив. Чуть позже к ним присоединился Мор, расположившись рядом с Фаталем. Тот подмигнул Мору, и следующую минуту все устремили взгляды в сторону сцены, слушая Кампанеллу. Вскоре, Фаталь, не отрывая глаз от сцены, поднял руку и опустил ее на край спинки кресла, на котором неподвижно сидел Берно. Виво проделал то же самое, только его рука оказалась за спиной Афины. Схватив пальцами Фаталя за кисть, он скинул его руку и не давал ему положить ее обратно. После нескольких попыток Фаталь все-таки освободил руку и положил ее себе на колено. Пока вокруг Берно разыгрывалась эта сцена, его жена, впечатленная виртуозными пассажами в середине произведения, схватила Берно за два пальца и крепко их сжала. В этот момент рядом с Виво присел Брейни. Секундой позже позади Берно в узком проеме между рядами появились Фатум и седовласый и высокий Темпус в широкополой шляпе, по всей окружности тульи которой были вышиты бесформенные циферблаты с неровными кривыми стрелками. Темпус скрестил руки на груди, оглядел всех, кто сидел спереди, и устремил свой взор на сцену. Его зрачки принялись бегать в разные стороны независимо друг от друга. Радужные оболочки глаз менялись в размерах, становясь то крошечными то огромными. В этот же момент Берно медленно опустил тяжелые веки и откинул голову назад. Фаталь вплотную подвинулся к нему и обнял. Виво и Мор обернулись и посмотрели на Фатума, который, стоя сзади, медленно наклонился к Берно и стал тихо дуть ему в область виска. Афина повернула голову, и застав мужа с закрытыми глазами, широко улыбнулась. Ей было несколько жаль что последние такты обожаемого ею произведения ей придется дослушать одной. Из рояля вырвались последние аккорды, и зал взорвался аплодисментами. Секундой позже Темпус резко снял с головы шляпу и замер.

Внезапно все кругом в одночасье стихло и остановилось. Время, это четвертое измерение, замерло и повисло в безмолвном ожидании, захватив по пути с собой все звуки и мысли. Люди замерли с улыбками на лицах, рукоплеща пианистке, которая успела лишь слегка привстать со стула. Рука Афины, державшая пальцы Берно, застыла. Фаталь еще сильнее обхватил Берно, в то время как Виво мигом вскочил и, схватив Брейни за локоть, бегом потащил его к выходу. Немного погодя за ними последовал Фатум. Остановившись через десять метров у выхода, Виво оглянулся, нашел глазами Фаталя, обхватившего Берно, и посмотрел на Мора, который кивнул головой, пожелав удачи. Фатум догнал Виво и вытолкнул обоих из зала.

На улице было мрачно и серо. Солнце было скрыто за тучами, грозно свисавшими над городом. Кругом все застыло в неподвижном стремлении жить и двигаться. Люди замерли во всевозможных позах, а на их лицах оцепенело, словно посмертные маски, отражались в сумрачном свете их эмоции. Нагнувшись у обочины, застыла женщина, секундой ранее собиравшая с асфальта опрокинутые груши. В метре от нее в воздухе застыл плотный дым, поднимающийся из-под колес автомобиля. Внутри сидела девушка, вцепившись в руль и с ужасом на лице наблюдая, как наезжает на женщину с грушами.

Виво остановился, с интересом огляделся вокруг себя. Фатум, продолжая бежать вдоль по улице, окликнул его. Виво догнал, и все трое, прибавив скорости, рванули дальше, свернув вскоре за угол. Там их уже поджидали. На тротуаре неподвижно стоял мужчина лет тридцати пяти. С самого неба до его макушки опускалась изогнутая зигзагообразная молния, настолько яркая, что голова была словно поглощена ею. Рядом, опираясь на трость, стоял Натур, величественный и крупный, в красивом сюртуке и демонстративно поглаживал молнию. С другой стороны стоял Брейни2, очень похожий на Брейни. Все трое подбежали ближе и вплотную встали к ожидающим их коллегам. Брейни встал напротив своего визави и пристально посмотрел на него. Они были поразительно похожи, отличаясь лишь цветом костюма, расположением пластин и еще ведомым лишь им миллионами невидимых глазу деталей.

– Какой ты? – тихо спросил Брейни.

– Обычный! – с печалью в голосе и нескрываемым интересом в глазах ответил второй.

А в зале в это время Мор и Фаталь уже несколько минут сохраняли молчание, изредка нервно и пугливо оборачиваясь назад. В какой-то момент, Темпус неожиданно моргнул. Внезапно все кругом ожило на долю секунды и задвигалось. Рука Афины шевельнулась, а в зале щелчком послышался отзвук аплодисментов. Снаружи дым из-под колес поднялся еще чуть выше, а машина еще приблизилась к женщине.

– Скорее! Темпус не может так долго держаться! – приказал Натур, рассерженно стукнув тростью об асфальт.

Пришло время последних ритуалов. Напряжение чувствовалось в каждом движении. Виво одним шагом подошел к Брейни, положил его руку мужчине на плечо, отошел от него и взял за локоть второго. Секунду спустя Фатум протянул руку Натуру, который передал ему свою трость, коснулся ручкой Брейни, затем головы неподвижно стоящего мужчины и вернул трость хозяину. Обменявшись взглядами, Виво, Фатум и Брейни2 повернулись и побежали обратно.

Когда все трое вбежали в зал, у Темпуса дрогнула рука. Не обратив на это внимания, Виво в спешке усадил рядом с Афиной Брейни2, а сам встал в проходе. Темпус медленно задвигался. Все кругом ожило и заиграло с прежней силой. Как только Афина сделала первый хлопок, Брейни2 медленно закрыл глаза и, ссутулившись, опустил голову. Каждая мышца в теле Берно вмиг расслабилась, и вся масса тела словно потекла по креслу. Фаталь тут же отпустил его и поменялся местами с Мором, который взял Берно за запястье и увлеченно посмотрел на Афину. Она, чуть подавшись вперед, продолжала аплодировать женщине, выступление которой было последним, что слышал и видел Берно. Когда все стихло, Афина повернулась к мужу. Она посмотрела на его лицо, такое знакомое, и замерла, не узнавая его. Сильное беспокойство отразилось на ее лице, улыбка медленно сузилась и заросла, словно трещина. Афина несколько раз окликнула Берно, дернув его за руку, но не замечая никакой реакции, испугалась. Тряся Берно в попытке разбудить его, она привлекла внимание людей в зале, двое из которых мигом подбежали, предлагая помощь.

Виво, не желая больше присутствовать в зале, решил, что его миссия завершена, и под напряженные возгласы Афины, покинул помещение. Темпус надел шляпу и тотчас испарился, словно призрак, уступив свое место Мору. Следом выбежал Фатум, и в зале остались лишь Брейни2, Мор и Фаталь, которым не оставалось ничего другого, как холодно и безразлично наблюдать за Афиной, в слезах зовущей на помощь. К ней подбежали еще несколько человек. Еще недавно убаюкивающая и жизнерадостная обстановка в зале сменилась на тревожную и полную суеты. Люди вскакивали со своих мест, направляясь кто к бесплатному зрелищу, а кто на помощь. Спустя минуту к Берно подошли двое мужчин и уложили его на пол. Рядом с ним присел Мор, продолжая держать его за запястье. Фаталь деловито покружил вокруг собравшейся кучки людей и тоже вышел из зала, встретив на пороге подоспевших врачей.

VII

Вниз стремительно хлынули первые капли дождя. Эстаф лежал посреди улицы, без чувств, бледный, как первый снег. Медленно и тяжело приоткрыв глаза, он увидел перед собой небо, затянутое почти черными тучами, и почувствовал невыносимую головную боль. В висках мощно и ритмично пульсировало, словно внутри кто-то невидимый и очень сильный со всей силы бил в огромные японские барабаны вадалко. Лицо Эстафа искажалось от невыносимой боли. Приподняв голову, он огляделся по сторонам в попытке понять, где он. Магазин одежды справа, кафетерий, трамвайные линии под ногами и вереница домов вдоль улицы постепенно вернули ему сознание. Не в силах двинуться Эстаф увидел молодую женщину, направляющуюся к нему. В следующую секунду боль внезапно прошла, но сразу же, не дав отдышаться, ударила с новой силой. Перед глазами Эстафа все почернело, и он отключился. Большая капля дождя упала на лоб и потекла к глазам.

– Эй, вы в порядке? – издалека, затихая, донеслось до уха Эстафа, после чего его разумом овладел сумрак.

В ярко освещенной палате предметы постепенно сфокусировались, и расплывчатый силуэт медсестры, делавшей укол, приобрел нормальные очертания. Эстаф, наконец придя в себя, охрипшим голосом окликнул ее.

– Где я? Что происходит?

– Вы очнулись! Подождите немного, я позову доктора! – ответила удивленная медсестра и побежала по коридору.

Эстаф проводил ее глазами и посмотрел на старика, лежащего на соседней койке. Тот подложил под голову еще пару подушек и принялся гладить свою седую бороду. Заметив, как Эстаф массирует руку после укола, старик решил заговорить.

– Вам больно? – вопрос оказался на удивление неожиданным, отчего Эстаф не сразу воспринял его.

– Простите?

– Вам больно после укола?

– Да, немного затекла рука.

– Я думаю, это несправедливо колоть людям что попало без их ведома.

– Я вас не понимаю, – присев на кровать, ответил Эстаф. – Вы же видите, что вам делают укол!

– Я хотел сказать, что мы не знаем, что именно нам вкалывают.

– Вы не поверите, но это лекарства.

– Да, но лекарства бывают еще и ядом!

– Вы не доверяете медсестрам и врачам?

– Доверяю, – потянул старик, – только это ущемляет права больных. Они должны знать, что им вкалывают в данном случае, или же вскрывать ампулу непосредственно перед пациентом!

– Как в хорошем ресторане с бутылкой вина?

– Почти.

– Если кому и взбредет голову отравить вас, то на ампуле с ядом можно написать что угодно!

– Не спорю, – согласился старик и тут же замолк.

– Вы опасаетесь за свою жизнь или размышления о правах любимая тема разговора? – с улыбкой спросил Эстаф.

– Моя жизнь ничто по сравнению с попыткой сделать мир лучше!

– Да вы философ!

– Может быть… – тихо произнес старик, как будто успел поверить и потерять веру в это утверждение сотню раз.

– Вы сказали о попытке сделать мир лучше…

– Что я сделал для этого? – неожиданно для Эстафа продолжил старик, широко улыбнувшись, оголив желтые зубы.

Эстаф не смог выдавить из себя ничего и просто покачал головой. Его собеседник повернулся на бок, зажал в ладони бороду и пристально взглянул на Эстафа широкими глазами темно-серого цвета. Старик обладал каким-то добрым магнетизмом и редким мужским очарованием. Морщины на его лице, широкая улыбка и мягкий бархатистый голос приковали внимание Эстафа.

– Об этом сложно говорить, в особенности незнакомому человеку. Мне легче сказать, что я не сделал ничего, чтобы сделать мир лучше, чем рассказывать о поступках, в действенности которых вы можете засомневаться, или счесть меня однобоким человеком, не учитывающим тот факт, что своими так называемыми хорошими поступками я, вероятнее всего, сделал также что-то плохое кому-то другому!

– Согласен. Вы можете ничего мне не говорить. Давайте ограничимся лишь искренними ощущениями в то время, когда мы наедине с самими собой.

– Ну, это уже зависит от уровня требования к самому себе и планки, которую мы или нам ставят.

– И какая планка у вас?

– Думаю, высокая. Но мы можем выяснить это лишь в сравнении. А для сравнения нам нужны критерии!

– И для каждого критерия необходима шкала, ведь правда?

– Да, вы правы! Думаю, чем меньше цена деления этой шкалы, тем глубже мы сможем рассмотреть различия и оценить мотивы, толкающие одного на поступок ценой в три деления, а другого – на четыре, учитывая, что делений может быть сотня тысяч!

Эстаф задумчиво отвернул голову и почувствовал, как хочет на свежий воздух. Взглянув на свое тело, на руки, Эстаф с удивлением заметил, что ощущает их как-то странно, как чужие.

– Что с вами случилось? – вдруг спросил старик.

– Вы о чем?

– Почему вы в больнице?

– Не знаю. Я только недавно очнулся. Мне сделали укол, и мы с вами стали говорить. У меня даже не было возможности спросить у сестры, где моя жена и что со мной случилось.

– Вы ничего не помните?

– Я помню, как сидел на концерте. Следующее, что я помню, как лежал на улице.

– Надеюсь, доктор вам расскажет, – произнес старик.

– Как давно вы здесь? – поинтересовался Эстаф и нажал на кнопку пульта с тонким проводом, вылезающим из-под матраца.

– Меня привезли прошлым утром. Вы тогда спали.

– Прошлым утром?!

– Да. Вы здесь по крайней мере уже целые сутки.

В палату вошла миловидная медсестра, а за ним и доктор.

– Как вы себя чувствуете? – спросил доктор.

– Как давно я здесь?

– Вы поступили к нам без сознания четыре дня назад.

– Четыре дня?! – вскрикнул Эстаф. – Что же со мной случилось?!

– Мы взяли кровь на анализ, провели тесты, все показатели были в норме. Для нас было странно, что вы не приходили в себя. Мы не можем сказать точно, что произошло, но считаем, что вы пережили эмоциональный и болевой шок в результате какого-то внешнего воздействия.

– Шок… четыре дня… – тихо и рассеянно выговорил Эстаф, приложив ко лбу запотевшую ладонь. – А где же моя жена? Вы сообщили ей?

– Мы нашли у вас в пиджаке документы и выяснили ваш телефон. Но, к сожалению, никто не отвечал на наши звонки.

– Мне нужно домой! – растерянным голосом произнес Эстаф, одним махом скинув с себя одеяло.

– Вам рано вставать!

– Я отлично себя чувствую, мне надо домой, вы слышите?

– Успокойтесь, пожалуйста. Пока вы находитесь под наблюдением, – пытаясь удержать Эстафа, скомандовала сестра.

– Хорошо, скажите, когда я смогу выйти отсюда?

– Я не могу вам ничего обещать.

– Прошу, доктор, осмотрите меня! Я чувствую себя превосходно, понимаете? – умолял Эстаф.

Сестра положила руки в карманы халата и задумчиво посмотрела на доктора.

– Эй, доктор, – вмешался вдруг старик, – может, он на самом деле здоров.

– Хорошо. Только не вставайте. Я скоро вернусь, – ответил доктор и вместе с медсестрой покинул палату.

– Вы действительно хорошо себя чувствуете? – поинтересовался старик.

– Да!

– Я тоже чувствую себя хорошо, но мне некуда идти. Да и не к кому, – печально произнес старик, и его глаза сделались грустными.

– Вы живете один?

– Да, – чуть слышно произнес старик, словно хотел сказать больше, но передумал.

– Как ваше имя?

– Виланд!

Старик вновь погладил бороду, помассировал лицо, уши и шею и беспомощно опустил руки вверх ладонями, густо и глубоко исчерченными линиями. На мизинце блеснул перстень с темно-бирюзовым плоским камнем, окруженным мелкими камнями.

VIII

Эстаф ступил на тротуар, оставив позади дверь больницы, порхающую внутрь и наружу словно крыло. Потрясение, которое он испытал полчаса назад, подойдя к зеркалу, ничуть не ослабло. Эстаф был полностью растерян, сбит с толку и с остервенением пытался оживить свою память, пытаясь понять, что с ним произошло и почему у него другая внешность. В карманах куртки он нащупал незнакомые ключи, несколько купюр и документы на имя Эстафа Нойманна. В руке он крепко сжимал конверт, который старик попросил передать по адресу, написанному внутри. Конверт был не запечатан. Наощупь внутри лежало что-то крепкое, выпирающее и еще что-то из плотной бумаги. В голове кружились слова старика, которые он произнес при прощании.

…Когда на твои плечи сядут смута и сомнения, найди скрипача и послушай его – это поможет тебе!.. Что это может значить? Что произошло, и почему я здесь? Где Афина? Кто надругался над моим телом?! Кто дал мне то, что мне незнакомо, сменил мою оболочку? Кто?

Эстаф глубоко вдохнул свежего воздуха. Это утро казалось необыкновенным, не похожим на все предыдущие. Несмотря ни на что, отгоняя сплошной поток вопросов, Эстаф, словно юнец, не придающий серьезного значения всему, что с ним происходит, представлял в уме Афину, тоскующую по нему. Ожидание предстоящей встречи окрылило и непроизвольно растягивало рот в широкой улыбке. Эстаф смотрел по сторонам, вглядывался в лица прохожих и слышал каждый звук – проезжающих машин, стуки каблуков, пение птиц, шелест листвы от прохладного ветра. Все казалось перерожденным в его сознании и заново осмысленным. Не желая медлить, Эстаф быстрым шагом направился домой.

Купив на углу дома букет хризантем, Эстаф поднялся наверх и остановился перед дверью. Сердце сжималось в груди. Поправив волосы и, оглядев цветы, он позвонил. За дверью было тихо. Эстаф подождал минуту и позвонил еще раз. Рефлекторно опустив руку в карман брюк, он ничего не нащупал, но в ту же секунду услышал легкий рокот замка. Дверь слегка приоткрылась – ее удерживала цепь. В промежутке показалось женское лицо, заплаканное и уставшее.

– Доброе утро!

– Простите? – осипшим голосом произнесла Афина.

– Открывай. Я принес тебе вот это! – словно не расслышав, проговорил Эстаф, приблизи букет к проему.

– Вы кого-то ищете?

– Да, свою жену, Афину! – ответил Эстаф, поддерживая, как ему казалось, эту игру.

– Я Афина, но кто вы такой? – с интересом и настороженно спросила Афина.

– Дорогая, ну хватит, открывай!

– Простите, но я не понимаю ваших шуток. Вы, наверное, ищете другую Афину.

Дверь неожиданно для Эстафа захлопнулась. Афина устало прислонилась к двери и прикрыла глаза. Эстаф, стоя с другой стороны, пришел в изумление.

– Афина, ну хватит! Что происходит? – чуть громче обычного произнес Эстаф, постучав кулаком по двери. Дверь снова отворилась, и в проеме вновь показалась Афина.

– Послушайте, если вы сейчас же не уйдете, я вызову полицию! У меня горе, оставьте меня в покое! – холодно произнесла Афина, хлопнув дверью.

– Афина! Афина!! – ударив кулаком по двери, вскрикнул Эстаф. – О каком горе ты говоришь?! Тебе нельзя волноваться, это повлияет на ребенка!

Афина, стоявшая у двери, резко обернулась и, судорожно повернув замок, распахнула дверь.

– Откуда вы знаете о ребенке?!

– Афина, ну хватит, я…

– Кто вы такой?? Что вам от меня надо? – неожиданно закричала Афина, и из глаз ее брызнули слезы.

– Что здесь происходит? Что вообще случилось? Я четыре дня лежал в больнице… Что с тобой за это время случилось? Почему ты не брала трубку, почему не приезжала?! – размахивая руками, кричал Эстаф. Букет рисовал в воздухе немыслимые фигуры, следуя за движениями руки. Из букета вырвался один цветок и упал на землю.

– Как ваше имя?

– Афина, открой дверь! Тебе плохо, давай вызовем врача! – потребовал Эстаф.

– Хорошо, только скажите, как ваше имя?!

– Берно! – с привычной интонацией ответил Эстаф.

– Если вы Берно, то назовите дату нашего знакомства!

– Два года назад, пятого сентября!

Афина вытерла слезы с лица. Ее лицо вмиг стало серьезным, и Эстафа насквозь пронзил ее презрительный взгляд.

– Это уже не смешно, Афина!

– Берно умер! Уходите!

– Что? – перепросил Эстаф.

– Берно умер! – с трудом выдавливая из себя слова, повторила Афина и снова захлопнула дверь. Из глаз опять потекли слезы.

– Я не умер, родная! Я здесь!! – выдавил Эстаф, почувствовав, как теряет самообладание. – Открой эту чертову дверь!!

В следующую секунду Эстаф истошно закричал и всем телом ударил о дверь. Цепочка выдержала удар. Афина отшатнулась на шаг назад и закричала. Влетев в комнату, она схватила с тумбы рамку с фотографией. В это время из прихожей раздался громкий треск. Послышалось, как цепочка отлетела, и дверь с размаху отворилась. Афина выбежала к двери. Эстаф уже стоял внутри с цветами в руках, направляясь к ней. Страх овладел ею. Афина стала пятиться назад, выставив перед собой на вытянутых руках рамку с фотографией.

– Вот это Берно, слышите?! Это Берно!!

Эстаф остановился. В шаге перед ним стояла Афина, держа в дрожащих руках фотографию. На лбу Эстафа выступил пот. Отбросив на пол букет, он взял в руки рамку и стал вглядываться в лицо на фото. Во рту пересохло, и сказать что-либо стоило ему больших усилий.

– Да, это я. Со мной что-то произошло, моя внешность не такая, как была раньше!

– Прошу вас, – плача, выдавила Афина, – уходите!

– Я спрашиваю, кто я такой?! Что случилось со мной? – громко потребовал Эстаф.

– Я не знаю, кто вы. Но это мой муж, Берно, он умер несколько дней назад!

– Несколько? А точнее?

– Четыре!

Эстаф почувствовал, как у него закололо в сердце. В голову, словно цунами, хлынули сотни мыслей и догадок. Он был обескуражен и чувствовал, что запутался окончательно. Но возникла уверенность, что за всеми этими совпадениями и происшествиями стоит нечто большее, чем простое недоразумение.

– Четыре… – тихо повторил Эстаф и пошел к выходу. Закрыв дверь на замок, он вернулся к Афине.

– Что вы делаете? – испуганно спросила она.

– Дорогая, успокойся, прошу! Садись, давай разберемся во всем!

– Уходите! Я вызову полицию!!

Афина бросилась к телефону, но прежде чем она дотянулась до трубки, Эстаф схватил ее и оттащил к креслу. Не в силах сопротивляться Афина заплакала и покорно упала в кресло, закрыв лицо руками. Эстаф присел на полу напротив нее и, продолжая держать в руке рамку с фотографией, попытался заговорить.

– Афина, я не знаю, что случилось. Но думаю, когда я лежал в больнице, ты могла подумать, что я умер. И… и… возможно… у тебя настолько сильный шок, что ты не узнаешь меня! – произнес Эстаф, тут же поймав себя на сказанной глупости. – Какой бред, я ведь правда не похож на самого себя.

– Я была на похоронах мужа, вы понимаете? Я видела, как его опускали в землю! – чуть спокойнее проговорила Афина. – Вы назвались Берно и знаете нашу с ним дату знакомства, но это не дает вам права издеваться надо мной! Прошу вас, оставьте меня в покое!

– Ну хватит!! – закричал Эстаф. Встав на ноги, он нервно зашагал по сторонам и положил рамку на стол. – Э… э… Как-то я подарил тебе статуэтку, она стоит в гостиной на камине… Мм… Во время нашей поездки по Франции мы поднимались на склон, и наш фуникулер остановился над глубоким ущельем. Ты сказала, что боишься, а я обнял тебя и сделал предложение.

После этих слов Афина опустила руки и исподлобья посмотрела на Эстафа. Тот, заметив ее реакцию, решил не останавливаться.

– На твоем теле есть родимое пятно в форме чаши. Мы зачали ребенка в коттедже за городом, где иногда проводим выходные. Он должен родиться через семь месяцев.

– Где мы в последний раз были? – спросила Афина.

– На концерте!

– Как называлось произведение?

Эстаф с минуту помолчал, пытаясь вспомнить название. Его рука опустилась в карман брюк, и кончиком пальцев он дотронулся до скомканного конверта.

– Я не помню!

– Жаль, – тихо ответила Афина и встала с кресла. Подойдя поближе, она продолжала смотреть глазами, полными тоски и легкого отвращения.

– Извини, что не запомнил этого. Моя голова пытается найти хоть какие-то разумные ответы на возникшую ситуацию! –прошептал Эстаф, пытаясь донести, насколько он растерян.

– Я, похоже, сплю! Не могу понять, что со мной происходит. Я отлично соображаю и все понимаю, но не знаю и не узнаю вас! – сказала Афина, вытерев слезы. – Тебя. Но знаю наверняка, что хочу побыть одной. Прошу!

Эстаф помассировал пальцами переносицу и громко выдохнул:

– Пожалуй, я пройдусь пешком… Может, появятся мысли… Или…

Оставив фразу недосказанной, Эстаф вышел из квартиры и спустился на улицу. В груди сжималось, словно под металлическим прессом. Он все еще не верил в происходящее и не мог дать объяснения поведению Афины. Лицо человека на фотографии маячило в памяти, казалось его собственным, хотя он никак не мог уловить связи с ним или определить его место рядом с собой. Эстаф закрыл глаза, глубоко вдохнул и попытался успокоить себя. Ему вспомнился момент из детства, когда он сидел на скамейке и наблюдал за тем, как на другой стороне улицы стояли его родители и ссорились. Обильные жесты их рук выписывали в воздухе круги и острые стрелы. Эстафу запомнилось то непонимание и страх, которые вызывали в нем раздраженные лица родителей, будто ненавидевших друг друга. Ему казалось в этот момент, что они совсем его не замечают и не помнят об его существовании. Его, маленького, до смерти напугала мысль, что если он не даст о себе знать, родители забудут его или же не вспомнят о нем больше никогда. Он встал со скамьи и подбежал к ним, прервав ссору родителей своим присутствием.