Ведьма

Подняв эту тему, я собирался не только перехватить инициативу в нашем разговоре. Мне хотелось еще сильнее раззадорить этого нарочито спокойного «нового Вадика». Не раз я уже предлагал ему великолепные места по работе, а он все мои предложения отверг ради совсем непонятных мне эфемерных ценностей.

– Не обижайся, но ведь и ты сейчас не сонаты пишешь, – клюнул на мою удочку Вадик. – Если использовать твою аналогию, играешь в чужом оркестре, пусть даже одну из первых скрипок.

– Уел, что сказать! – широко улыбнулся я, хотя это сравнение с оркестром несколько задело меня. – Скажу по-другому. Ты мог бы продавать свой талант гораздо дороже. В разы, на порядок! С этим же ты не будешь спорить?

Хотя я и не знал, какой у Камских доход, в своих словах я был уверен. Об этом говорил их, в общем-то, скромный домик, видавший виды «Лэнд-Крузер» во дворе, среднего класса мебель и техника. Да и что еще можно получить от обычного микробизнеса? Будь ты хоть семи пядей во лбу.

– Может быть, – упрямо не соглашался он. – Но нам не нужно много денег. И потом, мне бы пришлось многим для этого пожертвовать.

– Ну, например?

Его оправдания казались мне смехотворными.

– Да мы уже говорили об этом, – уже куда менее охотно отвечал Вадик, – образом жизни, свободой…

– А-а-ай! – отмахнулся я. – Получил бы другую свободу – выбирать и покупать все, что тебе хочется!

На лице Вадика появилась несогласная улыбка. Все говорило о том, что он не собирался открыто оспаривать мое утверждение.

– Ну ладно, допустим, тебе не нужно многого.

Я допустил это, только чтобы заставить его сказать больше. На самом же деле я был уверен, что, говоря о свободе, образе жизни, Вадик просто пытался оправдаться. Придумал себе такое объяснение, чтобы ничего не менять и не покидать пресловутую «зону комфорта».

– Пусть так. Но ведь плыть на огромном фрегате намного интереснее, чем в малюсенькой лодочке. – Я специально сменил оркестровую аналогию на более мужественную. – Масштаб, просторы для мысли, эпические победы – одним словом, жить не скучно!

– Да, кстати о скуке, – круто сменил тему Вадик, – мы не закончили эту мысль… а она интересная.

В тот момент я вдруг понял, что мой старый товарищ просто уходит от неприятного ему разговора.

«И действительно, перегнул я мальца, – сказал я себе. – Наверняка разница в наших доходах и статусе и так сильно на него давит. На всех людей давит, и Вадя тут не исключение. А тут я – приехал к нему в гости и пытаюсь еще усилить это давление. Нечестно, однако! Особенно по отношению к другу».

– Так вот, получается, что скука, безусловно, неприятная штука, мы хотим от нее избавиться. Зачастую…

На несколько секунд он замолчал, подбирая слова.

– Зачастую избавление от скуки еще хуже самой скуки: побухать, рвануть баллончики – одним словом, приключений себе на жопу найти.

Несмотря на свое обыкновение не давать другим говорить слишком долго, в этот раз я не перебивал Вадика, обдумывая, почему и зачем он так внезапно сменил тему.

– А с другой стороны, отсутствие скуки… – снова задумался Вадик, – свободного времени… постоянная деятельность, вовлеченность… Они блокируют для нас ряд других возможностей. Путей, увлечений… В том числе и возможность задуматься – задуматься над тем, что вообще происходит… и зачем ты все это делаешь. Как считаешь?

Вроде бы он говорил все верно, отчасти это даже совпадало с тем, что я недавно говорил про компьютерные игры. И можно было бы снова согласиться с Вадиком, тем более что недавно я слегка перегнул, пытаясь расшевелить его. Но за весь наш разговор я уже трижды согласился с ним, а он со мной – ни разу. Видимо, сработала привычка вести переговоры: внутренний голос говорил мне, что уступать сейчас никак нельзя. Особенно в присутствии внешнего зрителя – Олеси.

Кроме того, слова Вадика были не такими уж безобидными. Их вполне можно было трактовать как укол: вроде как бегу я, как белка в колесе, ничуть не сознавая своего глупого положения. Ну или что-то в этом роде.

Пригубив вина, я все еще колебался, как ответить.

– Нет, Вадя, – усмехнулся я, – если человек умен, он найдет время и для того, чтобы подумать. А если глуп, то дай ему хоть вечность, все равно никакого толку не будет. Просто будет глупый бездельник вместо глупого работяги!

– Жень, ты как всегда категоричен! – засмеялся Вадик. – Скажи лучше, чего ты решил имидж сменить?

– Да, просто жутко интересно! – поддержала его Леся.

А чего тут, собственно, интересного? Подумаешь, решил немного отпустить волосы. Не ходить же всю жизнь с одной и той же короткой стрижкой!

Однако сам этот вопрос был очень показательным для всего вечера. То, что было интересно им: культивирование цветочков (Олеся), виртуализация мира, теннисные баталии (снова Олеся), ницшеанские огрехи – было не особо интересно мне. А то, что интересовало меня: политика, инвестиции, женщины, яхты (я как раз присматривал себе одну) – нагоняло на них скуку.

Казалось, что со времен учебы в университете мы изменились настолько, что у нас больше не осталось общих интересов. Нет, мы, конечно, могли поддерживать светскую беседу, понимающе кивать и задавать дежурные вопросы. Но это лишь сильнее подчеркивало, насколько мы стали друг от друга далеки.

На этом фоне наш неуклюжий спор о скуке и компьютерах казался просто шедевром понимания и заинтересованности.

Время шло, а у меня никак не получалось превратить наш разговор в откровенное общение. Уверен, я смог бы это сделать, останься мы с Вадиком один на один. Вот только Олеся никак не хотела уходить. Не скажешь же ей, мол, дай мужикам о своем поговорить… Обидится, да и Вадик не поймет. Вся эта ситуация вскоре начала меня раздражать.

Когда Леся наконец ушла укладывать Алешку, я тут же взял бутылку, стаканы и предложил Вадику перебраться в его кабинет. Усевшись на диван, на толстые боковины которого так удобно было ставить стакан, я тотчас вспомнил нашу унылую вчерашнюю игру.

– Слушай, дружище, – тихонько спросил я, глядя ему в глаза, – вчера… как я понял, карты тебя больше не вставляют. Или показалось?

– Да, есть такое, – без энтузиазма ответил он.

– А чего? Проигрался, поди, по-крупному? – попробовал угадать я, предвкушая соответствующую историю.

– Знаешь, – задумчиво начал Вадик, – рефлексия помогает избежать душевных страданий, но и для счастья места практически не оставляет.

– Чего? – поморщился я. Последние четыре часа я активно вливал в себя алкоголь, а потому с ходу не смог понять этот пассаж. – Скажи-ка попроще!

– Да это я так… оригинальничаю! – хихикнул Вадик. – Не обращай внимания. Просто надоели карты, не получаю от них удовольствия, вот и все.

– Ну ладно, – согласился я.

Еще с полчаса мы вспоминали прошлое, слушали какую-то нагоняющую тоску музыку, крутили в руках едва наполненные стаканы. Никто не мешал, но разговор все равно не клеился. Еще и хмель сильно туманил мне голову…

Я понимал, что надо было переходить к главному, потому как потом уже будет совсем поздно. Вот только слов подходящих найти не смог.

– Скажи, вы часто с Лесей цапаетесь? – спросил я. – Ну так, чтобы по-серьезному.

– По-серьезному? – переспросил осоловевший от выпитого Вадик. – Вообще никогда. Почему спрашиваешь?

– Да перед отъездом самым, – зачем-то соврал я, – пересрались мы с Ленкой крепко. – Вот и думаю: одни мы такие идиоты или другие тоже ругаются?

– Думаю, ссориться – это необязательно плохо, – сказал мой старый друг, а на лице его вновь появилась дежурная полуулыбка. – Зачастую это просто способ честно сказать другому то, что в обычной обстановке не можешь.

Вот и все! Как после этого было ему сказать, что мы не просто поругались, а теперь даже не живем вместе? Наверное, и можно было сделать новый заход, но для этого уже не осталось ни сил, ни желания. Я уже был на сто процентов уверен, что если я и сделаю эту попытку, то Вадик меня все равно не услышит.

А если и услышит, то уж точно не поймет.

Глава 4

Утро. Похмелье. Похмелье, которого у меня уже очень давно не было. Неприятный осадок от никчемного вчерашнего разговора. Сожаление. Сожаление о том, что приехал сюда, что поддался временной слабости и начал искать внешней помощи. Недовольство. Собой, своим приездом сюда и своим другом.

Он с утра встал вялым, несчастным и по новому обычаю скучным. В тот день его унылый вид даже раздражал меня.

«Сегодня день вежливости, завтра скажу, что срочные переговоры, и свинчу отсюда, – говорил я себе. – Но этот день ведь надо чем-то занять».

– Эй, Вадя, да проснись ты уже, старик! – тормошил я за завтраком хозяина. – Скажи, чего в вашей глуши есть интересного? Кроме унылых лесов и мегатонн снега. Ну может, лешие или ведьмы какие?

– Ведьма тут есть одна! – ответила Олеся, жизнерадостный вид которой был единственным, что делало это утро добрым.

Ее нахождение в этой беспросветной скуке казалось мне удивительно неестественным.

– Серьезно?! – оживился я. – Сто пудов мне надо ее видеть! Вадя, дружище, ты просто обязан! Пока я совсем вам не наскучил, ты должен отвезти меня к ней!

– Кстати, она неплохой мозгоправ, – добавила Олеся, не дав ответить заторможенному мужу.

– Даже так! Все, веди меня к ней прямо сейчас!

– Ладно, съездим, – наконец пробурчал Вадик. – Соберешь еды какой?

– Хорошо, – согласилась Олеся, – чай только допью.

– Еды? А что, так далеко ехать? – удивился я.

– Да нет, – рассмеялась Олеся, – она же отшельницей живет! Если не привозить ничего, того и гляди, помрет бедненькая!

Минут через двадцать мы были во дворе.

– Давай на моей, – кивнул я на свой «мерседес», планируя немного развеяться за рулем.

– Не, – возразил Вадик, – на машине не проехать.

Открыли гараж. Выкатили снегоход – простенький двухместный «Вайдтрак». Пыль, по бокам – царапины, на стекле – трещина. Хозяева совсем не заботились о своем «коне».

– Давай я порулю!

– Ладно, только не гони сильно… А то заблюю тебе всю спину, – наконец-то сподобился он на шутку.

В неспешном темпе добрались минут за двадцать. Через лес, потом долго по открытому полю, пересекаешь трассу, до леса, там до одинокой сосны и вглубь ельника. Дорожка в лесу уже проложена – кто-то был здесь до нас, совсем недавно. Иначе бы все следы скрыл снегопад, с которым мы с Мишкой прибыли к Камским.

Подъехали почти к самому дому. Одинокая хижина из потемневшего от старости кругляка. Покосившиеся окна, полуразрушенная кирпичная труба, свисающие до земли сосули. Вокруг тоже как надо: темный высокий лес, небольшая лужайка и совершенная тишина. Мрачно, угрюмо – в общем, настоящая ведьмина берлога!

Когда Вадик потянул скрипучую дверь, на мгновение мне даже стало жутко: я ожидал увидеть горбатую седовласую старуху с морщинистым, перекошенным лицом – как из моих детских кошмаров.

Насколько же был я изумлен, когда внутри обнаружил девушку – ничуть не страшную. На ней была телогрейка, шерстяной платок, валенки, рукавицы. Все мной увиденное и услышанное ранее от Камских не стыковалось друг с другом.

– Привет, – тихо поздоровался Вадик, ставя сумку с продуктами на стол. – Что с дровами? – чуть громче спросил он, выпустив изо рта облако пара.

В доме было, мягко говоря, холодно.

– Кончились, – спокойно отозвалась «ведьма», совсем не хриплым и не старческим голосом. – Почти.

– Ясно, – не менее хладнокровно ответил ей Вадик и, не говоря больше ни слова, вышел на улицу.

По идее, мне бы стоило присоединиться к нему и помочь с рубкой дров. Но мне было до чертиков интересно понять, что же здесь происходит: какого лешего эта девчушка так вырядилась, что она делает в этой мрачной хижине, и почему ее называют ведьмой.

Не обращая на меня внимания, «ведьма» осмотрела принесенные нами продукты, вытащила из сумки картошку и подсолнечное масло. Подбросила в печь сухих веток. Огонь начал с треском поедать их.

В действиях хозяйки было что-то загадочное. Движения медленные, как будто заторможенные, лицо – каменное. Происходящее она воспринимала спокойно, как нечто обыденное: мое появление и нахождение в доме совсем не взволновали ее. Она даже не смотрела в мою сторону.

Когда «ведьма» сняла свои варежки и принялась за чистку картошки, я уже в полной мере пришел в себя и мог начать разговор.

– Как звать-то тебя? – спросил я, присаживаясь на какой-то покрытый половыми ковриками сундук.

– Зови, как тебе нравится, – не повернувшись, отозвалась она. – У меня нет имени.

– Так уж и нет? Ну ок, – так и не дождавшись ответа, продолжил я, – пока буду называть тебя просто ведьма. Хотя ты ж никакая не ведьма, да? Простой человек ведь?

– Кто знает.

– У-тю-тю, какие мы серьезные! Ну хорошо, а где твой хрустальный шар, варева там всякие, метла, наконец? Какая же ты ведьма без всей этой атрибутики?!

На этот провокационный вопрос она тоже не ответила, даже не улыбнулась. Несмотря на всю ведьмину серьезность, ее вид все больше меня смешил: эта нелепая засаленная телогрейка делала из девчонки какого-то колобка.

– Не хочешь отвечать? Да и бог с тобой! Распятия-то не боишься?!

Я наставил на нее скрещенные пальцы, ожидая наконец услышать звонкий девичий смех.

– Не боюсь.

Попытка заставить ее рассмеяться провалилась, и тогда меня осенило, что это, наверное, от нее Вадик заразился своей угрюмостью!

– Ну, ок. А что умеешь-то? – продолжал я посмеиваться над ней. – Почему тебя ведьмой зовут?

Про себя же пытался разгадать ее загадку: «Может, сирота, которой всей округой помогают? Тогда зачем посреди леса? Неразумно как-то. Может, шизофреничка? Вроде бы не похоже».

– Зачем ты здесь? – неожиданно спросила она.

Такое обращение возмутило меня. На вид ей было не больше двадцати, почти вдвое младше меня.

– Не слишком ли ты молода, на «ты» меня величать? – улыбнулся я, чтобы скрыть легкое раздражение.

– Внешность обманчива. Так зачем ты здесь?

– Здесь?! – спросил я и обвел глазами небольшую комнату, заметив в углу небольшой стол, заваленный бумагой. – Да чтобы скуку разогнать! Хотел на реальную ведьму посмотреть хоть раз в жизни, а тут – разочарование какое-то!..

Обычный человек на мою эмоциональную реплику должен был отреагировать тоже эмоционально – обидеться, разозлиться, рассмеяться. Ведьма не поддалась: продолжала строить из себя особенную.

В сенях послышались Вадины шаги, а через секунду в двери появилась его голова.

– Жень, помоги, пожалуйста, не могу в одного вытащить!

Срубленное Вадиком дерево упало совсем не так, как он хотел, и зацепилось за ветви стоящей рядом сосны. Нам пришлось немало попотеть, прежде чем мы вызволили нашу добычу из лап этого «энта».

– Слушай, Вадя, – с усмешкой спросил я, когда мы сели на упавший ствол, – что это за ведьма вообще? Смех да и только! Школьница какая-то!

– А… Ходят слухи, что она вообще не стареет.

– Ага?!

– От стариков слышал… – тяжело дышал он. – В любом случае ты зря высмеиваешь ее. Она много хорошего сделала. Олеся перестала полетов бояться, сосед благодаря ей семью сохранил.

– Шутишь?

– Нисколько.

В дом я вернулся озадаченным. Всплыли Лесины слова о том, что ведьма – неплохой мозгоправ. Прикрыв нос от запаха горелого масла, я стал молча рассматривать ведьму и ее унылое жилище, как будто надеясь найти ключ к разгадке. Постепенно взгляд мой упал на окно, за которым Вадик колол напиленные нами чурки.

Мне снова вспомнился вчерашний разговор. Вспомнилось утреннее сожаление, недовольство и горечь.

«Как так? – спрашивал я себя. – Если с ним я не могу найти понимание, с тем, кто знал меня много лет… Могу ли я вообще найти его с кем-нибудь? Ленка, Юлька – может, все это было неизбежно?»

– Эй, ведьма, – окликнул я обладательницу нелепой телогрейки, – есть вопрос к тебе.

Не то чтобы я верил в ее мудрость и способность ответить мне. Вопрос возник сам собой, и я подумал, что раз уж Камские так хвалили ее, то почему бы не проверить, на что она действительно способна?

– Говори.

– Почему мы, люди, так плохо понимаем друг друга?.. Или мы обречены быть одинокими в своем непонимании?

Она повернулась ко мне и впервые взглянула в лицо. Прислонилась спиной к печке и сложила на груди руки:

– Ты задал хороший вопрос.

– И у тебя есть на него ответ?

– Есть, – ответила она и, как будто придя в себя, вернулась к готовке. – Только он займет время.

– Стало быть, не знаешь? – ухмыльнулся я.

– Представь, хочешь ты узнать, как дела у твоего друга. Спрашиваешь, а он тебе отвечает: «Нормально все». Узнал ли ты то, что хотел? – глянула в мою сторону она.

Это было достойное возражение. Ответ на сложный вопрос никак не должен быть простым.

– Я подумаю, ведьма. Уж чего-чего, а времени у меня сейчас предостаточно!

Глава 5

В тот день она мне так и не ответила. Сказала, что может дать первую часть ответа, от чего я отказался сам: слушать ее при Вадике было как-то неудобно, вне зависимости от того, что она наговорит.

Попутно она сообщила мне, что полный ответ займет несколько дней – семь, десять, а может, и больше. Согласен, ответ на сложный вопрос не может быть простым, но ведь не настолько же!

Так или иначе, а я подписался на ее условия, хотя, естественно, не планировал быть здесь весь назначенный ею срок. Два-три дня, которые я рассчитывал еще гостить у Камских, – за это время я собирался разгадать тайну непонятной ведьмы, а заодно и послушать, что она будет мне вещать.

Признаться, я немало увлекся решением этой задачки. Даже по пути обратно, сидя за рулем снегохода, я пытался найти подходящие гипотезы и объяснения. Как будто у меня было мало для этого времени! Как бы то ни было, а дорога в результате пролетела незаметно.

По возвращении, когда Вадик сказался контуженым в голову и лег спать, я попытался узнать, что да как, у Олеси.

– Слушай, Лесенька, а с чего ее вообще называют ведьмой?

– А, заинтересовала она тебя! – хитро улыбнулась Олеся.

– Не она меня заинтересовала, а я ей заинтересовался! И все же?

– Ну… – нерешительно начала она, размешивая в чашке сахар, – живет в глуши, ведет себя странно, не по-человечески… Всегда серьезная, никогда не улыбается и не смеется… Делает то, что другие не могут. По-моему, подходящий для ведьмы набор. А что тебя смущает?

– Разве не должно быть в ведьме что-то по-настоящему мистическое?

– Мистическое? Так она ж не стареет! – весело заявила Олеся.

– Лесь, – поморщился я, – ну только не говори, что ты веришь в это!

– Разумеется, не верю! Хотя сохраняется хорошо – в тех-то условиях, в которых она существует там. Мы три года здесь, перемен я в ней не замечаю – вроде бы все такая же. Причем местные говорят, что и раньше была точно такой же.

– Раньше – это насколько? – со скепсисом спросил я.

– Жень, откуда мне знать? Я особо и не спрашивала.

– Молодая мордашка – это вся мистика?

– Знаешь, Жень, мифов вокруг нее уже хватает…

Она засунула в рот печенье и продолжила говорить жуя. Я ненавидел подобное поведение, но Лесе его почему-то легко прощал.

– Уже не поймешь, где правда, а где вымысел. Одни говорят, бесноватую вылечила, много раз порчу снимала. Другие судачат, что на языке непонятном иногда говорит… А еще рассказывают, – хитро заглянула она мне в глаза, – что все мужчины, которые у нее были, обязательно в нее влюбляются!

– Ага, в пигалицу в телогрейке и валенках!

– Ну да, ну да! – весело рассмеялась она.

– Ну а сама-то ты что думаешь?

– Я-то?! Думаю, какая-то талантливая выпускница с психологического. По каким-то личным причинам сторонится людей, может, бзик такой у нее. Вот и все! Хотя странность ее почти на грани мистики.

– Разве на психологическом учат порчу снимать?

Я специально стал критиковать Лесину гипотезу, которая мне и самому казалась вполне разумной.

– Я же говорю, мифы это.

– Хм… Так что, получается, она здесь звезда местная?

– Да ну, – отмахнулась Леся, – ты б не спросил тогда про леших и ведьм, мы бы и не вспомнили.

– Ты ж ей тоже вроде обязана? – подмигнул я, поймав Олесю на противоречии.

– Обязана, но это не делает ее звездой. Тем более что она далеко не всем помогает. Люди говорят, что очень часто отказывает. Видимо, мало что умеет просто. А люди обижаются, конечно.

Олесино объяснение выглядело сносным только с первого взгляда. Внешность – допускаем особенности организма. Нелюдимость – какую-нибудь психологическую травму или просто сдвиг по фазе. Отсутствие эмоций – снова допускаем какие-то особенности характера. Выпускница лечит аэрофобию? Бесноватую списываем на мифы? Слишком много получалось допущений.

За ужином я продолжил свои расспросы:

– Лесь, еще про ведьму эту…

– Да я смотрю, все же зацепила она тебя! – сказала Олеся так, словно была рада этому.

– А-а-ай, интересно просто задачку эту решить! Ты вот к ней как обращаешься?

– А, ты про это! А никак, «ты», и все. Она ж говорит, что нет у нее имени.

– У нее есть имя! – вмешался маленький Алешка. – Ее зовут Сиси.

– Сиси? – удивился я. – Почему? У нее типа грудь большая?

Я продемонстрировал пареньку, о чем идет речь.

– Да нет же, просто вечно молодая ведьма – это Сиси! Это в мультике было.

– А, в мультике, – с серьезным видом покачал головой я. – Ну, там-то у нее нормальные титьки были?

– Женя! – улыбаясь, погрозила мне Олеся.

– Нет, не были, – серьезно ответил маленький Камский. – Это просто ее инициалы. Две английские буквы Си.

«Сиси звучит загадочно, но уж больно пошло, – подумал я. – Может, Сесиль? Слишком вычурно… Пусть будет Маша – и все тут!»

На следующий день я попросил у Вадика его снегоход – навестить нашу Машу. В отличие от своей жены, он не считал это забавным: передал ключи, навигатор и еще раз напомнил дорогу.

Зайдя в избушку, я застал ведьму за поеданием вчерашней картошки. Мое появление, как и в прошлый раз, ее не смутило и не удивило.

– Салют, ведьмочка! – поздоровался я, отряхивая с ботинок снег.

Она кивнула.

– Знаешь, я решил тебя Машей назвать. Ты ж не против?

Ведьма поводила в стороны головой и протянула мне книгу:

– Вот, ты можешь здесь что-нибудь понять?

– Смеешься?! – возмутился я. – Тут же испанский. Я, конечно, во многом хорош, но лишние языки мне ни к чему!

– Тогда вот это, – протянула она другую книгу с закладкой. – Глава «Трансцендентальная эстетика». Прочти, там меньше страницы.

Как обычно при чтении, я быстро пробежал текст глазами. Мягко говоря, понятно было мало. Затем прочел еще раз, помедленнее.

– Все понимаешь? – дожевав, спросила она.

К моей радости, у нее была правильная привычка – сначала жевать, а потом говорить.

– Урывками. Думаю, если читать с самого начала, а не с середины, как ты мне подсунула, – усмехнулся я, – то да, будет понятно. Ну может, придется на два раза что-то прочесть.

– Возможно. А в диалоге? Если услышать такое в устной речи?

– Тогда, Маша, шансов мало. Только пойми, так никто не разговаривает.

Закончив с едой, она отодвинула тарелку, сложила на столе руки и замерла в этом положении. Подвижными остались только ее губы и глаза.

– Знаю. Так говорят единицы, это крайний пример. Тем не менее: априорный, трансцендентальный, эпилептоид, идиосинкразия, корпускулярный, ламентация и прочее – все это профессиональный жаргон. Он понятен одним и чужд другим.

– И что с того? – спросил я, подумав, что Машка, видимо, основательно готовилась к этому разговору.

– Тогда возьми такие выражения, как «нить Ариадны», «золотой мальчик», «пятая нога», «дать сдачи», «спустя рукава», «глюк». Это идиомы, фразеологизмы, крылатые слова, сленг. Человеку с другой культурой или из иной социальной группы они непонятны и при общении ставят в тупик.

– Ну ок, согласен. Хотя это ж и без тебя было ясно.

– Речь о запакованных смыслах: они понятны одному, но непонятны другому. Это один из базовых объективных факторов недопонимания между людьми.

– Ой ли?! Так уж и главный?

С точки зрения проблемы непонимания все это казалось мне несущественной мелочью.

– Не главный, а базовый. Обрати внимание, что этот жаргон может быть не известен широкому кругу лиц. Например, цитата из книги, которая еще не стала крылатой. Или из анекдота, часто упоминаемого в узком кругу, что-нибудь вроде «единственный солдат в израильской армии».

– Что за анекдот?

– Это не важно. Употребление таких фраз может помогать общению: лучше раскрыть смысл того, что хочешь передать. Но может и вредить – когда другой не знает скрытого за ними смысла.

– То есть получается, – я решил подыграть ее рассуждениям, – чем дольше и плотнее мы общаемся, тем затруднений меньше? И наоборот, соответственно.