Дикие пчелы

– Мама! Мама! – шептала она пересохшими губами. А над головой мама-чайка что-то кричала, что-то силилась сказать, хотела дать совет, как быть и как жить. Но разве могут люди понять стон чаек? Когда они живы, когда они могут все сказать – и тогда не всегда понимают друг друга, будто говорят на разных языках.

Груня впала в короткое забытье. И увидела она не палубу, а парную смоленскую землю под ногами. Вон на берегу тихой речушки прилепился домик, старенький, кособокий, но свой. В этом доме и выросла Груша, как звала ее мать. Хорошо летом! Можно чуть пробежать по тропинке и с разбегу – в речку. А потом к маме, на поля, где она работает у кулака Ермилы. У них своей земли нет. Только огород. А о своей земле всю жизнь мечтали Грунины деды, отец и мать. О земле теплой, земле приветной…

Вспомнила Груня ласковые мамины руки, сухие губы и вечную тоску в глазах. Но мешает вспоминать своим стоном Пелагея-чайка. Кружит над просторным морем. Могила у Пелагеи – все море. И ни креста, и ни холмика. Записал в судовом журнале капитан долготу и широту, где похоронили Пелагею, – вот тебе могила и памятник надгробный.

– А в море холодно? – спросила отца Груня.

– Кака там разница, в земле тожить не тепло. Могила – чего же еще говорить. Ради твоего счастья поехали. Нам уж немного надо. Может, хоть ты поживешь по-людски, – вздохнул Терентий.

– Зачем мне такое счастье, ежели мама умерла? Без мамы не может быть и счастья. Все боишься, что нет у меня приданого? Без него бы вышла замуж. А здесь что ты мне дашь в приданое, землю, чтобы схоронить меня? Да? Так вона и море всех примет.

– Не дури! Не зови беду, – перекрестился Терентий. – И в кого ты такая удалась? Поперешная, а тонка как тростиночка. А мужику сильная баба нужна, чтобы при теле, дородная, чтобы при случае плуг тянула заместо кобылы аль борону волочила. Но ничего, на своей земле я тебя откормлю – будешь девка что надыть. Любой мужик позарится.

– Зря поехали. Могла бы я в город уйти, там парни за толстыми не гоняются. Была бы душевность.

Груня поднялась с котомки, неуверенно шагнула на палубе. Под дырявым зипуном и латаным сарафаном угадывалась стройность тела. Даже лапти не смогли скрыть ее маленькую, точеную ножку. На голове черный платок, как у старухи или монахини, повязанный наглухо, по самые глаза. А глаза, чистые, тревожные, как у испуганной оленухи, смотрели на волны. С такой же просинью, с прозеленью, как и море. Груня остановилась у лееров. Сквозь изморось и штормовой туман виделось ей, как мать, собираясь в дорогу, надсадно кашляла, засовывала в мешки нехитрую посуду, в деревянные сундуки – постель и одежду. Кричала:

– Фекла, а Фекла, возьми вона крынку, потом когда-никогда помянешь за упокой души!

Бабы говорили Терентию:

– Не трекался бы ты с места, старик. Не сдюжит твоя стара дальней дороги. Шутка ли – ехать в конец света!

– Сдюжит. Хватит нам ходить в батраках. Всю жизнь на чужой земле спину гнем, хочется своей земли. Хоть разок просеять ее сквозь пальцы.

– Умрет Пелагея. Грудная у нее болесть. Кровями харкает.

– Казенный кошт обещали. Груньку надыть замуж отдавать. Поедем. Там мы должны зажить славно. Четыреста рублев коштовых и дорога бесплатная. Таких денег я за всю жизнь не держал в руках. Поедем. Чего уж там. Где умирать, как умирать – дело второе.

И поехали. Чугунка… Вонючие вагоны, ветер во все щели. Люди спят вповалку на нарах и на полу. Умирали старики, дети, парни и девушки, даже мужики. Но Пелагея держалась. Хотя с каждым днем все больше и больше слабела. Но все же хватило сил проехать Сибирь вольную, Приамурье, добраться до конца земли. Увидеть море. А потом проплыть на пароходе. И вот пароход тряхнуло на боковой волне, Пелагея сильно качнулась, ничком упала на дощатую палубу, и душа вон! Покойник в море! Мужики бросились к капитану, просили причалить к берегу, чтобы похоронить усопшую по-христиански.

Капитан устало посмотрел на мужиков, усмехнулся и сказал:

– Судно – не шлюпка. Да и честь тому, кто почил в море. Морячкой будет. Эх вы, странники неуемные, бедолаги!

– Нельзя в воду. Вода – это богородицыны глаза. Грех!

– Безгрешное это дело. Да и пусть глаза этой старой шлюхи посмотрят еще раз, как мыкается люд русский. И все потому, что нет порядка на земле. Порядок на море. Хоронить по морскому обычаю! – приказал капитан.

Матросы умело завернули труп в парусину, уложили на доску, привязали к ногам прогоревший колосник из топки котла, плюгавый попик прочитал заупокойную молитву, благословил рабу божию на райское житие, махнул рукой – и тело скользнуло по доске в море, в кипень волн. И над морем, это видела Груня, видели моряки, тут же закружила белая чайка…

Одно видение проходило, тут же подкатывалось другое. Мучил озноб, тошнота. Вернулась к отцу, отец грубовато, по-мужицки, привлек ее к себе, сказал:

– Не печалься, ей уже все едино. Все мы будем там, но не в одно время, – махнул он рукой в небо. – Надо думать, как живые, о живом. Земли дадут, коней купим, одену тебя в шелка… Одни остались, теперь надо держаться друг за друга. На бога надейся, но сам не плошай. Вдвоем мы перевернем энту землю. Эко сколько ее пустошной-то. Будем надеяться только на себя.

Из трюма вылез долговязый и по-мальчишески угловатый Федька Козин. Он ехал с Груней в одном вагоне. Там он был шустр, весел, а сейчас еле добрался до борта, рыгал и стонал:

– Ой, моченьки нету! Все нутро вывернуло!

– Иди сюда. Здесь тепло у трубы-то, и на ветру тебе полегчает, – позвала Груня.

Федька дополз до трубы, из которой клубами валил дым, калачиком свернулся у ног девушки, будто задремал. Груня тонкими пальцами перебирала его кудряшки, жалеючи ласкала. «А чего же не пожалеть, ведь вместе всю землю расейскую проехали».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.