Избавители звезд

Лев улыбнулся.

– Вперёд, мои сородичи, – мягко приказал он. В тот миг Альтаир не гордился тем, что замер от восхищения. – Аравия принадлежит нам.

Глава 6

«Смерть вселяет дрожь в сердца живущих.

Живи так, словно ты – сама смерть. Повелевай ею, словно ты – её господин. Не полагайся ни на кого, ибо в самый тёмный час даже твоя тень покинет тебя».

В итоге пугала Насира не смерть, ведь мать хорошо обучила его. Ужас в нём вызывала тьма – и одиночество, которое она приносила с собой, напоминая, что он всегда был один. Тьма лишала его зрения, оставляя лишь бездну, кошмар, в котором были:

Юноша, увенчанный серебряным обручем, скованный тенями.

Солнце, которое поглотили сомкнувшиеся челюсти.

Девушка, чьи волосы были заплетены в корону, точно у королевы, а огонь в льдистых глазах заставлял его преклонить колени.

И был голос, что говорил: «Не страшись тьмы, ведь ты можешь стать ею».

Когда Насир очнулся, в глаза бил свет вечерней зари. Его вздох поднял облачко пыли. Шея отозвалась тупой болью там, куда вонзилась игла. Он зарылся пальцами в коврик, на котором лежал, – тот был соткан из тончайшей овечьей шерсти, а под ним блестел каменный пол. Ничто из этого не было знакомо, но где бы Насир сейчас ни находился, недостатка в динарах здесь явно не испытывали.

Да и храбрости у похитителей явно тоже было в избытке. Шутка ли, похитить Принца Смерти. Насир не ждал, что в Крепости Султана его встретят с распростёртыми объятиями, но не ожидал также, что попадёт в неприятности настолько скоро.

Зафира рядом пошевелилась – он услышал шорох её одежд. Её волосы рассыпались по светлому шерстяному ковру. Грудь поднималась и опадала, доводя его до исступления. Ковёр под ними стал подобен простыням во дворце султана. Её волосы, заплетённые короной, превратились в серебряный обруч и шёлковый платок. Насир судорожно вздохнул.

Как непохоже на него – мечтать. Желать.

Всего несколько ударов сердца, но Зафира ведь смотрела на него с тем же огнём из-под тени капюшона, словно знала, что его мучило. Словно у неё имелся тысяча и один вопрос, но именно по его вине они были пленниками молчания. Несколько слов переросли в день, протянулись к восходу луны и продолжали расти – словно гноящаяся рана, воспаляющаяся с каждым днём. «Это ничего не значит».

Он никогда не умел говорить ладно, но прежде и не думал, что будет сожалеть об этом.

С другой стороны застонала Кифа, и Насир быстро отвёл взгляд, прежде чем Советница села, недоумевая, чем он так раздражен. Он размял запястья, на которых не было наручей. Обувь с него так же сняли, как и с остальных. Да, в помещении принято снимать обувь, но всё-таки не принято, чтобы её с тебя снимал кто-то другой.

– Сердца! – вдруг воскликнула Зафира, садясь.

Насир дёрнулся, упёрся локтем в ящик рядом с ними. «Ящик!» Он резко открыл крышку, невольно затаил дыхание, когда увидел, что все четыре сердца пульсируют внутри. Его подозрения выросли втрое.

– Эй. А где Цзинань? – спросила Кифа, с нарастающей тревогой разглядывая просторную комнату: алые меджлисы[8] на полу, почти не изношенные подушки, словно здешние обитатели никогда не сидели подолгу. Россыпь карт и старых папирусов, тростниковые палочки для письма, астролябия и незаконченные заметки. Вдоль противоположной стены выстроились полки, полные книг и старинных артефактов, которые, казалось, вот-вот рассыпятся. Сбоку была единственная дверь – закрытая.

И ни следа зарамского капитана.

– Это место, – Кифа говорила тихо, медленно. – Оно напоминает мне о доме.

То, с каким усилием давались ей слова, дало понять, почему вязь чернил пелузианских эрудитов не украшала обе её руки.

Зафира поднялась с тем проворством, от которого у Насира всегда сжималось горло, и он отметил, как девушка быстро потянулась за сумкой – убедиться, что Джаварат всё ещё внутри. «Повезло же этой книге».

Он раздвинул шторы на одном из узких окон и выглянул наружу: финиковые пальмы, ухоженные сады, богато украшенный край огромного здания. Взгляду открывалось немного, но это точно были не трущобы. Дворец, должно быть, лежал совсем недалеко отсюда. И отец, скорее всего, был совсем недалеко, под властью медальона и чудовища.

– Похищение, – проговорила Кифа, и её голос чуть звенел от напряжения. – Подумать только – из всего, что с нами могло случиться в Крепости Султана, случилось это.

– Ты знаешь, где мы? – спросила Зафира.

Не сразу он понял, что вопрос обращён к нему. Взгляд ледяных глаз застал его врасплох. Rimaal[9], он становится слишком мягким.

– Я не знаю, что находится внутри каждого дома в Крепости Султана, – ответил он – резче, чем хотел.

– Если бы знал, я бы невольно задавалась вопросом – принц ты или амбициозный управляющий.

Он сжал в кулаке клочок тени.

– Нет, я не знаю, где мы.

– Видишь, не так уж сложно было ответить, правда? – Она удовлетворённо усмехнулась, и в груди кольнуло.

– Мужчины – как рыбы, – сказала Кифа, и её голос чуть дрогнул, выдавая напряжение.

– Блестящие и почти без мозгов? – уточнила Зафира.

Кифа, помедлив, подняла ящик.

– Я почти что ожидала ответ Альтаира.

Это стало для него своего рода сигналом, тревожным напоминанием: хватит уже попусту тратить время. Насир попробовал покрутить бронзовую ручку на двери и замер, поняв, что она не заперта.

– Лев может быть там, снаружи, – предупредила Зафира. Подняв лук, она жестом указала на его меч и копьё Кифы. – Цзинань нигде нет. Мы не связаны, невредимы, и оружие всё ещё при нас. Кто бы ни ждал нас снаружи – он нас не боится.

Насир пропустил мимо ушей холод в её словах.

Короткий коридор вёл в комнату, залитую лучами вечерней зари. В нос ему ударил аромат оленины, жаренной в травах, и тёплого хлеба. В животе заурчало, прежде чем до них донеслась далёкая печальная мелодия. Зафира напряглась, втянув плечи.

Что-то в воздухе изменилось, когда прозвучал чей-то вздох. Насир резко развернулся. Пара ударов сердца – и кончик его клинка уже был прижат к горлу незнакомца.

– Прошу простить за соблюдение необходимых мер предосторожности.

«Беньямин…» – пронеслось в уснувшей части его разума, и перед внутренним взором возникли глаза цвета умбры и кошачья усмешка. Но хотя слова эти были произнесены расслабленно, с отчётливым сафаитским акцентом, тон не был таким уж добродушным.

Незнакомца не остановило и лезвие у самого горла. Казалось, сафи вообще этого не заметил, и Насир почувствовал себя полным дураком, когда на свету блеснули два кольца, сверкающих на кончике удлинённого уха.

Кожа у сафи была такой же тёмной, как у Кифы, – гладкой, коричневой, и вокруг левого глаза змеилась золотая татуировка. При виде её Насир немного расслабился, прежде чем прочитал смысл: nuqi. Чистый. Напоминание, что не все сафи были столь дружелюбны, как Беньямин. Многие из них ценили так называемую чистоту расы, совершенство, и смотрели на всех остальных сверху вниз. И словно одной этой татуировки было недостаточно, чтобы подчеркнуть его надменность. Его тауб был украшен вычурными кремовыми и золотистыми вставками, а большинство пуговиц – расстёгнуто, обнажая торс.

– Чего б и все остальные не расстегнуть, – пробормотала Кифа за спиной Насира – слишком тихо, чтобы быть услышанной… Услышанной человеком.

– Я могу, если желаешь, – протянул сафи, и Насир едва сдержался, чтобы рискнуть своим достоинством и увидеть, что может её смутить. – Принц отбывает на Шарр и возвращается дикарём. Не могу сказать, что это меня удивляет. Но разве так надлежит относиться к гостеприимному хозяину?

– Гостеприимный хозяин не берёт своих гостей в плен, – заметила Зафира.

– И всё же ты здесь, смертная. Несвязанная и невредимая, – ответил он, повторив её собственные слова, и коснулся двумя пальцами шнура, стягивающего тёмную бороду. Шнур был того же оттенка, что и его тюрбан, – цвета слоновой кости.

– А где же тогда зарамийка, которая была с нами? – спросила Кифа.

– Полагаю, вернулась в море. После того как она получила целую гору обещанного ей серебра, она ушла, даже не обернувшись. А что, вы ждали чего-то иного от зарам- цев?

Насир прекрасно знал, как это бывало с людьми, жадными до монет. Они набивали карманы и разворачивались к тебе спиной, и их совершенно не беспокоило, что их наниматель погиб на зловещем острове.

– Напомни, кто ты? – спросила Кифа.

– Сеиф бин Укуб, – ответил сафи. На этом даже поверхностное дружелюбие исчезло. – Назад, принц. Может, в твоих жилах и течёт королевская кровь, но я расчленял некоторых и поважнее тебя.

Тишина налилась тяжёлым предчувствием кровопролития. И кровопролитие непременно случилось бы, если бы Насир не побывал на Шарре. Если бы не обрёл там брата и друзей, и свою голубоглазую охотницу, которая сейчас смотрела на него с безмолвным приказом. Стиснув зубы, он опустил клинок, одарив сафи напоследок тяжёлым взглядом, прежде чем отступил и занял место между Кифой и Зафирой.

– Что тебе нужно? – спросил он.

– Где Альтаир аль-Бадави бин Лаа Шайи?

Ничей сын.

– Ты хотел сказать – Беньямин? – спросила Кифа, наконец вызвав хоть какую-то эмоцию в его бесстрастном взгляде. Глаза сафи были бледно-золотыми, и радужка пугающе почти сливалась с белками. – Татуировка, – объяснила девушка, всё ещё удерживая копьё наготове. – У Беньямина тоже была татуировка. Ты – из его круга сафи.

– Высших сафи, – поправил её Сеиф, как будто кому-то из них было дело до древнейших родов Аравии – богатых, влиятельных и мудрых. – Мы – древняя кровь. Во главе с Беньямином мы защищали тайны Аравии, давали наставления Альдемарину, и не только ему, до тех пор, пока мы не распались, потому что он привёл к нам предателя. Совсем недавно Высший Круг был собран снова, согласно повелению Альтаира аль-Бадави.

Сердце Насира пропустило пару ударов.

Альтаир собрал Круг? Стало быть, это Беньямин отправился на Шарр из-за Альтаира, а не наоборот, как предполагал Насир. Значит, это Беньямин был пауком Альтаира, как и девушка в таверне, и Кульсум, и, может, даже Цзинань.

На миг разум Насира затуманился, и он вспомнил Альтаира, который вёл себя как пьяница и распутник. Принц чуть не рассмеялся над собственным невежеством, над своими эмоциями, от которых стало больно дышать.

Конечно же, это был Альтаир. Ни у кого больше не было столь высокого положения у самого трона Аравии. Никто больше не был генералом, наделённым правом свободно путешествовать по халифатам. Альтаир с самого начала дёргал за ниточки. Он филигранно сплёл паутину тайн и лжи, скрытых за беспечными усмешками и витиеватыми словами. Но каждый его вздох был тонко рассчитан, чем не мог похвастаться никто.

Альтаир спланировал всё это заранее, вплоть до того, что был назойливым шипом в боку султана и позаботился о том, чтобы его отправили на Шарр вместе с Насиром. Принц боролся с эмоциями, сдавившими горло. Кто он такой, чтобы гордиться этим дуралеем, своим единоутробным братом? «Ты любишь его». Он рассёк эту мысль надвое.

Rimaal, они ведь оставили Альтаира со всей его бездной тайн на милость Ночного Льва.

– Как бы там ни было, никого из них с нами нет, а тебе, принц, здесь не рады.

– Насколько я помню, это вы напали и привели меня сюда. Так что сделай милость, избавь меня от своей ненависти, – тихо ответил Насир.

– Сеиф, – прозвучал ещё один голос, словно предупреждая.

В комнату нежно-розовым вихрем ворвалась ещё одна сафи.

– Marhaba[10], мои дорогие, – проговорила она, чуть улыбнувшись. – Я рада вам.

Её голос был родом из мечты, ирреальный, мелодичный. Большие карие глаза были широко распахнуты, и она выглядела бы невинной, если бы не удлинённые уши и татуировка вокруг левого глаза, говорившие о её древнем возрасте. Высокие заострённые скулы, распущенные бронзовые волосы со вплетёнными в них нитями жемчуга. Она была самым прекрасным созданием из всех, каких только доводилось видеть Насиру.

– Ваша юная спутница ушла, как только мы заплатили то, что ей причиталось. Теперь она направляется на острова Хесса вместе с Анадиль.

Кажется, кто-то поменял свои планы, но Насир вынужден был признать – он вздохнул с облегчением, когда узнал, что капитан корабля доставит его раненую мать на острова.

– Как жаль, что у меня под рукой нет нужных средств, чтобы исцелить рану, нанесённую проклятым металлом. В противном случае я бы сама занялась её исцелением, – добавила сафи.

Брови Насира приподнялись, но в её голосе не было ни намёка на гордыню – только практичность, несвойственная сафи.

– Простите за то, как мы приняли вас. В этом городе более небезопасно, и осмотрительность чрезвычайно важна.

– Разве Крепость Султана когда-либо была безопасной? – спросила Кифа, и Насир одарил её тяжёлым взглядом.

Гамек мог быть каким угодно, но он никогда не сеял панику. Вот почему так полезен был убийца – такой, как Насир.

– Безопаснее, чем теперь, – ответила сафи. – Султан объявил о резком повышении налогов. В народе волнения, и кое-кто даже поговаривает о восстании. Стража султана выжидает, и город затаил дыхание. Даже в Сарасине в последнее время легче.

Прежде чем Насир успел спросить, почему это они должны ей доверять, он увидел простой чёрный обруч, охватывавший её виски. Такой же он видел раньше – на сафи с кошачьей усмешкой и мудрыми глазами цвета умбры.

Глава 7

В тот самый миг, когда печальная мелодия достигла слуха Зафиры, она снова оказалась на золочёном балконе в Альдерамине.

– Это ведь ты, да? – спросила девушка, чувствуя, что впервые с тех пор, как они покинули корабль Цзинань, может расслабиться. – Ты – супруга Беньямина.

– Не оскверняй его имя своим смертным ртом, – огрызнулся сафи по имени Сеиф, и Зафира едва удержалась, чтобы не огрызнуться в ответ. На одной лишь красоте далеко не уедешь. – Посмотри на них, Айя.

– Думаешь, мне стоит произносить его имя по буквам, когда я говорю о нём? – резко ответила Зафира, а потом встретилась взглядом с супругой Беньямина. С Айей. – Я слышала твой голос… в сновидении Беньямина.

– Он проводил тебя по снам? – спросила сафи, удивлённо склонив голову.

Зафира внезапно почувствовала, что сделала что-то очень неправильно. Беньямин был прав – Айя была самым прекрасным созданием из всех, кого Зафира когда-либо видела. А ещё было в ней что-то нереальное, нездешнее, как в ускользающем сне. Айя словно существовала в своём мире, отдельно от всех них.

– Снова обрести возможность бродить по снам – только об этом он и говорил, когда мы покинули Альдерамин. И он, и Альтаир были уверены, что на Шарре можно найти и волшебство, и причину того, почему Аравия пала, ибо там, на Шарре, всё начиналось. Наши пути разошлись в Пелузии – он остался там, чтобы искать помощи у Девяти Советниц. Сеиф и я отправились в Деменхур, чтобы найти тебя, но, когда добрались, тебя там уже не было. Здесь, в Крепости Султана, мы должны были встретиться снова, когда Арз падёт.

Но Беньямина здесь не было. Он никогда не вернётся.

Айя попыталась улыбнуться им, но не сумела.

Hanan, гласила её татуировка на древнем сафаитском наречии, и означало это «любовь» – тёплую, сострадающую. Добрую. Эти буквы вились вокруг её глаза, и на её коже им было самое место.

Тук-тук-тук. Постукивание копья Кифы вдруг нарушило тишину, и Зафира не сумела произнести ни слова, не сумела ответить на безмолвный вопрос Айи, думая об Умм и Бабе. Как же можно было пережить смерть супруга, которого любила целые века?

– Он обрёл отдых с Сёстрами, – наконец сказал Насир, и Зафира невольно вздрогнула от нежности в его голосе.

Айя тихонько вскрикнула. Сеиф замер, и его взгляд застыл от изумления.

– Он… его смерть была благородной.

– Благородной? – рявкнул Сеиф, и Насир вздрогнул, без сомнения, вспоминая, почему погиб Беньямин. – Смерть – насмешка, неизбежная для всего вашего рода. Только смертные украшают трупы красивыми титулами. Ты слышишь, как они говорят о твоём возлюбленном, Айя?

Зафира подумала, что если что-то Сеиф и любит больше себя самого, так это слово «смертный».

– А ты помнишь, как вы говорили о нём, Сеиф? Как Высший Круг сторонился моего возлюбленного, когда он действовал согласно доброте своего сердца? – тихо спросила Айя. Прикрыв глаза, она чуть слышно вздохнула. – Как? Как случилось, что Беньямин… погиб благородной смертью?

Насир тонул в тишине, и целая буря чувств пылала в его взгляде. На этот раз ответила Зафира:

– Он прыгнул, приняв на себя удар посоха из проклятого металла.

Она не сказала, что посох принадлежал Ночному Льву – тому, к кому Беньямин некогда проявил доброту, из-за чего потерял расположение своего народа. Так неправильно, что Сеиф, очевидно, всё ещё презирал его именно за это. Laa, Зафира не собиралась осквернять память своего друга таким образом.

– Мы бы не сумели пересечь Шарр без его мудрости, и мы бы не сумели покинуть остров без его жертвы. – Девушка прикусила язык. Беньямин был её другом, её наставником, учителем. И Зафира не представляла, как Айя держалась, когда сама она содрогалась от боли потери. – Он пожертвовал собой ради Аравии.

Она пропустила мимо ушей резкий вздох Насира, ведь это было правдой. Беньямин доверился zumra, чтобы она завершила начатое. Он верил, что они справятся, иначе бы не совершил то, что совершил, не так ли? Ибо, как и Альтаир, он ничего не делал без цели, хотя в его действиях, казалось, было больше доброты.

Не рассказала Зафира и о том, что Беньямин погиб, спасая принца, которого боялась и презирала вся Аравия. Принца, которого презирал и сам Беньямин за то, что тот не распоряжался собственной жизнью. В конце концов, сафи всё-таки разглядел что-то в Насире – что-то такое, что стоило его жертвы.

Айя подавила всхлип.

– Альтаир всё ещё жив, – добавила Зафира. – Но ему не легче. Он в плену у Ночного Льва.

Сеиф и Айя переглянулись.

– Haider?[11]

– Именно так. Ваш добрый друг цел и невредим, – сухо добавила Кифа и, заметив, как нахмурилась Зафира, добавила: – Это – истинное имя Льва. – Она подняла руку, демонстрируя татуировки. – Я ведь частично учёный, помнишь?

Сеиф провёл ладонью по лицу.

– Я всегда подозревал, что его планы были слишком далекоидущими. Никогда нам не стоило доверять Альтаиру…

– Довольно, – тихо прервал его Насир. Зафира поразилась, какие глубокие чувства принц теперь питал к Альтаиру. – Сколько вы это планировали? Годы? Никто не ожидал, что Ночной Лев выживет и будет ждать. Мы нашли Джаварат и сердца Сестёр Забвения. Мы сражались с величайшим врагом Аравии, в то время как вы просто бесцельно перебирались с места на место. Поэтому, сафи, предупреждаю: лучше следи за своим языком.

Сеиф скрестил руки на груди. И хотя ему, должно быть, было уже больше века, он выглядел словно капризный ребёнок.

– Их сердца? – потрясённо переспросила Айя.

– Те самые сердца, что озаряли минареты и наполняли земли волшебством, – объяснила Зафира. Кажется, все знали, что нечто озаряло минареты, но не знали, что именно. – А теперь сердца умирают.

Кифа сверкнула на неё глазами:

– Что?

Зафира рассказала именно то, что сама узнала от Серебряной Ведьмы.

– Так, погодите-ка. Каким образом сердца Сестёр хранились в минаретах, пока они всё ещё правили Аравией? – спросила Кифа, хмурясь.

Зафира не знала бы ответ на этот вопрос, если бы не Джаварат. Она замерла, прислушиваясь к потоку чужой памяти.

– Чтобы жить, им не нужны были сердца.

Laa, сердца были как драгоценности могущественных женщин. Украшения, даровавшие им власть, не больше. Чтобы дышать, жить и чувствовать, Сёстрам не нужны были сердца. Совсем не как людям и сафи.

Они могли вырвать себе сердце с той же лёгкостью, с которой вынимают занозу из ладони, и так же легко поместить обратно.

– Но из-за того, что они хранили свои сердца в минаретах, а не в собственных телах, их сила размывалась, – добавила Зафира, в очередной раз поражаясь тому, сколь многим пожертвовали Сёстры ради блага королевства. – И они были почти как мы.

Интересно, а Серебряная Ведьма когда-нибудь вынимала сердце из своей груди? Была ли она подобна своим Сёстрам или слишком любила свою Силу?

Насиру, казалось, не было дела до волшебства ни раньше, ни теперь.

– Волшебство было потеряно для нас все девяносто лет. Сердца переживут лишнюю неделю. Сначала мы отправимся за Альтаиром.

Кифа прислонила копьё к бежевой, украшенной орнаментом стене и потёрла виски.

– Я желаю вернуть волшебство по причинам, которых никогда не понять сафи, но тут я поддержу принца. Сначала Альтаир, потом – магия.

Сеиф окинул их изучающим взглядом:

– Сердца могут не выдержать.

«Да, это правда», – сказал Джаварат. У сердец было только два обиталища – сами Сёстры и созданные ими специально для этой цели королевские минареты.

– Как и сказал Насир, на Шарре они продержались почти целый век, – заметила Кифа.

Но там они были внутри Сестёр. Пять огромных деревьев Шарра – то, чем стали Сёстры, стражи Джаварата, защитницы собственных сердец, поддерживаемые их волшебством.

Сердца непременно нужно было поместить в минареты, иначе они рассыплются в прах. И всё же Зафира прикусила язык, не желая, чтобы её слова прозвучали чёрство. Она тоже не хотела оставлять Альтаира на милость Льва.

– Альтаир желал бы, чтобы мы вернули их, – согласилась Айя.

Кифа посмотрела на Зафиру, словно её слова были более весомыми, чем слова двух сафи из Высшего Круга. «Дом». Вот чего она на самом деле желала, но сейчас говорить об этом было не время, когда все остальные были так самоотверженны. Зафира была самоотверженной всю свою жизнь. Разве так сложно выдержать ещё день или два?

– Вот о чём я не успела рассказать, – проговорила она. – У нас только четыре сердца. Пятое – у Льва.

Сеиф сердито нахмурил брови, чем вызвал её раздражение.

– Вы потеряли пятое сердце.

– Мы потеряли, Сеиф. И мы потеряли гораздо больше, чем сердце одной Сестры, – мягко напомнила Айя, прежде чем Зафира, Насир и Кифа успели бы свернуть ему шею. «Милостивые снега!» Айя обвела их взглядом. – Вашей вины в этом нет.

– Я и не считала, что мы виноваты, – заявила Кифа.

– Но вернуть сердце важно, – спокойно продолжала Зафира. – Четыре сердца не помогут нам победить.

Айя глубоко вздохнула, поняв смысл.

– Магия – для всех или ни для кого.

– Даже будь это возможно, никто из вас не владеет волшебством, – высокомерно заявил Сеиф.

Но Зафира владела волшебством – владела задолго до того, как даже поняла, что умеет.

– Каждое пламенное сердце сожжёт всё на мили вокруг, – продолжал Сеиф.

– Может, я и не жила в эпоху волшебства, но даже я знаю, что магия – врождённая, – сказала Кифа. – Нам нужно будет совершенствовать наши навыки, но это не значит, что мы будем странствовать по Аравии с пустым мочевым пузырём.

– А другой аналогии не нашлось? – спросил Сеиф.

Кифа закатила глаза:

– Ханжа.

– Лев придёт за остальными сердцами, – сказала Айя, возвращая их к более насущному вопросу. – Одно-единственное сердце бесполезно без остальных.

Мудрые слова, Зафира понимала это, но почему-то чувствовала, что сердца не были главной целью Льва. Пока нет. Она вынула Джаварат из сумы, коснулась пальцами гривы льва, и ей тут же полегчало. Даже там, на Шарре, Лев был сосредоточен на поисках книги. Зафира сомневалась, что в противном случае им удалось бы сбежать даже с одним сердцем.

«Твоя уверенность поражает, бинт Искандар».

– Аравия почти ничего не знает о сердцах, – заметила Зафира. – Сёстры надёжно скрыли это знание.

– А теперь оно сокрыто в Джаварате, – заключил Насир.

Зафира мрачно кивнула:

– Сначала Лев придёт за Джаваратом, хотя бы по той причине, что он жаждет знаний.

Даже если бы она не видела татуировку, обвивавшую глаз Льва, – древнее сафаитское слово ‘ilm, выписанное яркой бронзой, – девушка бы знала это, потому что Беньямин рассказал им. Именно это Лев ценил больше всего.

Сеиф посмотрел на книгу и протянул руку:

– В таком случае книга должна быть под строгим надзором.

«Нет, бинт Искандар».

Для бессмертного фолианта он был слишком похож на обиженного ребёнка.

– Полагаете, я не буду защищать артефакт, связанный со мной кровью? Если что-то случится с ним, я погибну, – резко ответила Зафира. – Уж кому-кому, а мне хватит сил защитить его.

Сеиф лающе рассмеялся.

– Ты связала себя с hilya?[12]

Зафира понятия не имела, что означает hilya, но достаточно было посмотреть в лицо сафи, чтобы её решимость поколебалась.

Он вздохнул, готовый извергнуть ещё больше яда, но Айя заговорила первой: