Без тебя никак

Пока Марат улыбался какой-то дородной мадам за стойкой, я думала о том, что в таких местах можно вообще не убирать и не делать ремонт. А зачем? Все равно каждый день будут толпы, чтобы оформить номер хотя бы на сутки. Но рано или поздно отзывы дадут о себе знать. Хотя, если эта выжженная блондинка за стойкой будет так же показывать свой большой рот и выкладывать свои сиськи на всеобщее обозрение, то может они еще и продержаться.

Эта тварь буквально вылизывает глазами моего Марата, не удивлюсь, если она уже нацелилась на его ширинку.

Я не могу это оставить просто так.

– Милый! – лечу к нему. – Ты сказал, что нам нужна самая большая кровать?

Я, широко улыбаясь, беру Марата под руку, давая понять крашенной блондинке, что территория занята.

– Это правильно, нам с сестрой нужно спать подальше друг от друга…

Сволочь!

Зато дама эта прям расцвела. Улыбнулась и мимо очереди выдала ключи, не забыв упомянуть, что ее зовут Юля, и обращаться к ней можно по ЛЮБОМУ вопросу.

Марат стряхивает меня как назойливую муху. Разворачивается, идёт в указанном направлении, пока эта идиотка идёт разгребать людские завалы. Она больше не улыбается. А я спешу за Маратом. Он рассматривает стены, поднимается на второй этаж, а я, злая как черт, выжигаю дыру на его широкой спине. Вот почему в нем все идеально. Этот разворот плеч, короткий ёжик на затылке, задница в конце концов. А походка. Жесткая, строевая, словно он ногами сваи вбивает. Но при этом даже не напрягается, абсолютно расслаблен. При этом он знает, что я рядом, что далеко не уйду без телефона в рюкзаке. Даже если я замедляю шаг, просто бросает через плечо, как плевок.

– Давай живее, а то спать будешь в аэропорту.

Злюсь и слюной исхожу… Одновременно. Не понимаю, чем я заслужила такое отношение. Мне восемнадцать, я могу позволить себе не только выпить, но и сексом заняться. Кто он такой, чтобы так со мной обращаться. И спросить ведь не могу. Буду я еще перед ним унижаться и что-то вымаливать. Пошел он!

Пока идём по длинному коридору второго этажа. Прохожу мимо нескольких зеркал. Вижу, как отражение шепчет мне, что даже в таком наряде я точно красивее той крали с ресепшена.

Да и мужские взгляды, мимо проходящих постояльцев, о многом говорят. Каждый из них был бы счастлив оказаться со мной в одном номере.

Но нет, мне стоило захотеть одного единственного мужчину, на которого не действуют мои прелести. Что за вселенская несправедливость!?

«Скорее справедливость», – бурчит мой внутренний голос. Он часто со мной болтает, но я по большей части его игнорирую. Вот и сейчас он орет мне не лезть к Марату, не ругаться, не жаловаться на грязный номер, не пялиться как тупая фанатка на кумира.

– Зачем ты меня опозорил? – начинаю кричать сразу, как только закрывается дверь. Да уж, номер просто «люкс»…

– Ты сама себя позоришь, я же сказал сидеть.

– Чтобы ты своим обаянием выбил нам вот это убожество? Не могли в другой отель заселиться? Я не могу провести здесь всю ночь!

Покрывало настолько сальное, словно не стиралось со времен постройки аэропорта…

– Рад, что мое обаяние на тебя действует.

Он одним движением стягивает футболку, которая наверняка теперь пахнет и моим телом тоже. Ну блиин… Марат… Его совершенный торс, косые мышцы живота, прокаченная спина не дают разгуляться воображению. Оно работает строго в одном направлении. Самом неприличном, где я падаю на колени перед этим мощным животным и как минимум помогаю снять штаны, а как максимум собираюсь взять в рот. Камиль столько раз просил об этом, что я со счету сбилась. Но раньше я лишь фукала и не понимала, как отросток, который используют для мочеиспускания, можно брать в рот. А теперь я смотрю на Марата и пытаюсь представить, какого размера и формы его причиндалы. Такое тело не накачаешь в тренажёрном зале, это работа в поле, с топором, с оружием. Эта животная сила буквально бьёт по нейронным окончаниям, заставляет замирать и подбирать слова, которые были бы хоть немного членораздельными.

– Вик, слюну подбери, я не привык грызть кости.

Кости?! Это я-то кости, со своим вторым размером?!

Ненавижу! Обида жжет глаза, но эта сволочь никогда моих слез не увидит. Мне хочется наброситься на него, выцарапать глаза, но даже своим воспаленным от эмоций мозгом понимаю, что никакая рукопашка не поможет побороть этого робота. Он еще и поржет надо мной.

– Знаешь, – говорю сипло, подойдя к стулу, на который Марат бросил мой рюкзак. Я тут же его подхватываю. На плечо закидываю. – Ты оставайся здесь, наверняка тебе захочется развлечься с этой мясистой Юлей, а я найду себе место получше. И компанию, которая оценит меня по достоинству.

Разворачиваюсь, иду к двери, нажимаю на ручку, но вдруг чувствую обжигающее тепло его груди, прижавшей меня к полотну. Жёсткие, грубые пальцы вжимаются в мои, надавливая, почти больно… Но все, что я чувствую – это желание развернуться в его руках и целовать его, все, что я чувствую – обжигающую губы жажду быть к нему еще ближе… Хочу попробовать на вкус его улыбку. Интересно, как он целует? Жёстко или наоборот мягко, слюняво или сухо, двигая языком внутри моего рта или язык вообще не использует.

– Ты останешься здесь, Даниленко. Я не собираюсь за тобой гоняться.

– Я здесь не останусь… – твердо, почти яростно, но его тело действует похлеще алкоголя, и меня уже несет. – Если ты только не попросишь меня.

Мозги всмятку, иначе как объяснить мой тон, мое движение задницей по его бёдрам, в надежде почувствовать хоть какой-то отклик… Неужели я его совсем не возбуждаю?

– Попрошу…

Он вдруг разворачивает меня к себе, задирает футболку так резко, что я опомниться не успеваю.

За доли секунды в голове проносятся образы разгоряченных тел на грязном покрывале, уже не важно где… Но тут же все меняется. И страсть, полыхнувшая во мне, становится ненавистью.

Марат не стягивает с меня вещь, он завязывает ею руки. Разворачивает меня к кровати и пихает лицом вниз.

– Полежи, я пока помоюсь.

Лежать с завязанными за спиной руками дико неудобно. Особенно, если тебя колотит от обиды и возбуждения… Он думает, что связал меня. Так просто я сдамся. Дочь-то Даниленко? Как бы не так. Я разворачиваюсь на спину, смотрю на потрескавшуюся побелку. Убожество. Но я готова простить это, если Марат перестанет делать вид, что я его совсем не волную… А если не волную, если он не врёт. Не насиловать же мне его в конце концов… Хотя… Ладно, для начала можно подтянуть ноги к себе, вот так…

Спустить связанные руки и просто перебросить через собранные в коленях ноги… Теперь надо как-то развязать этот замысловатый узел. Причем побыстрее, может, он моется как отец минут пять, а прошло уже три. Зубами всеми силами я-таки развязываю с рук собственную футболку. Откидываю в сторону двери, из-под которой собирается приличный уже пар. Во рту пересыхает, внутренний голос как обычно предостерегает от глупостей, но я не слушаю. Не думаю. Только дверь сильнее открываю в водное царство.

Смотрю сквозь пар.

Наступаю босыми ногами на прохладный кафель, пытаюсь рассмотреть, что происходит в душевой. За грязными разводами на стекле различаю большое тело, во рту внезапно пересыхает. В груди растекается лава, устремляется в низ живота, где все стягивает тугим узлом, который развязать сложнее, чем мои руки.

Я свожу бедра вместе, рассматривая, как Марат стоит обнаженный, упирается рукой в стену, как под влажной кожей перекатываются мускулы, как по мокрой, сильной, увитой мышцами руке стекает вода. Он словно разминает шею, двигая головой под струями в разные стороны. Я сглатываю ставшей вязкой сладкую слюну, понимая, что попала в такие крепкие сети, в каких не была муха-Цокотуха…

Если он паук, то я готова принести себя ему в жертву, свое тело на алтарь его грубости. Пусть будет каким угодно, только не отталкивает. Он кажется безразличным, но что будет, если я обнаженная окажусь с ним в закрытом пространстве. Рядом. Влажная. Готовая. Открытая даже для боли, которую он может мне принести. Принесет.

Я снимаю с себя спортивный черный лифчик, стягиваю трусики, чувствуя, насколько они стали влажными. Ступаю почти бесшумно к ужасно грязной дверце, подбираясь все ближе к объекту своего вожделения. Накрываю ручку и тяну на себя, замирая внутри вся от страха и предвкушения. Я не знаю, как он поступит, но осознаю, что я иначе не могу. Не могу держаться от него подальше…

И страдаю, что не смогу никогда…

Он замирает, словно от холодного ветерка, скользнувшего со мной в душевую кабину. Пальцы, которые он распластал по стене, сжимаются в кулак. Но это ничего, гораздо интереснее, где вторая рука. Я резко, почти надоедливым комаром шмыгаю к стене, прижимаюсь к ней спиной. Смотрю на кулак внизу, боясь поднять взгляд. Или просто не хочу, потому что смотреть на торчащую из длинных сильных пальцев головку просто невыносимо возбуждает.

По телу бьют горячие струи, обжигая, почти раня. Не понимаю, как он может стоять под такой горячей водой, не понимаю, почему вместо того, чтобы запихнуть член в меня, он дрочит.

– На меня? – задаю тихий вопрос, но он молчит. Отходит вдруг назад, к самой закрытой дверце, прислоняется к ней, так и не выпустив член из руки. Хотела посмотреть – смотрю. Но как попросить его убрать руку, как предложить свою. Расстояние между нами минимальное, но я не могу поднять повисшие в бессилии руки, потрогать то, что мне так хочется, ощутить во рту его вкус…

– Ноги шире расставь, – внезапно раздается его голос. Глухой, напряжённый. Я взлетаю взглядом по его идеальному телу к вылепленному скульптором лицу. Оно все так же непроницаемо… – Даниленко, ноги шире расставь, я сказал.

Ну как тут не подчиниться. Я делаю шаг правой, шире открывая ноющую промежность.

Не узнаю себя, но не могу иначе, тем более, когда он убрал руку от члена и принялся растягивать кожу по всей, невероятной длине. Хотя вполне вероятной, но такой желанной, что я сглатываю.

– Позволь мне самой…

– Рот закрой и потрогай себя.

Обидно, но я задираю подбородок. Мне многое хочется ему сказать. Злое, колючее, но ещё больше мне хочется подчиняться. Пусть даже грудь сжимает от обиды. Я накрываю влажные донельзя складочки, чувствую, насколько они горячие и влажные.

– Раздвинь пальцами, покажи себя.

Я киваю, закусываю губы, ощущаю, как от происходящего по телу бьют разряды тока. Но гораздо больше от того, как он держит пальцами донельзя напряжённый ствол, как смотрит на меня налитая кровью темно-розовая головка.

Раскрываю себя, чувствуя, как горят соски, как мне хочется их потрогать, как по венам растекается горячая сладкая патока. Так хочется коснуться его, провести пальцами по буграм и кубикам.

– Пожалуйста, Марат…

– Покажи, как кончаешь…

Я делала это раньше, трогала себя, испытывала оргазм, но никогда не делала этого напоказ. Никогда не думала даже об этом. Это все иначе. Сокровенное, только для него. Может тогда он поймет, как ошибался на мой счёт. Растягиваю влагу по складкам, трогаю самый центр, закусываю губу, стремительно наращивая темп пальцев. Всего несколько движений и меня накрывает. Разряд такой силы, что хочется кричать. Но изо рта исходит только стон. Закрываю глаза, когда открываю, вижу: Марат уже отпустил руку и смотрит на меня со злой усмешкой. Становится так больно, до слез обидно.

– А ты?

– А я не привык дрочить перед чужими людьми, но для тебя, я вижу, это не проблема.

Моя рука поднимается на автомате, именно та, которая все еще пахнет моими соками. Оставляет смачный след на его небритой роже. Тут же иду на выход, одеваюсь в мокрое белье, мятую футболку, шорты, иду к двери, но меня буквально откидывает на кровать. Марат наваливается сверху.

– Слезь с меня, придурок!

Он вдруг стягивает над головой мои руки, и я слышу щелк наручников!

Эй!

– Потерпи до утра, идиотка. Потом найдешь, как свою пизду почесать.

Я ахнула от грубости этого солдафона, согнула колено и попала четко в пах. Обида жгла глаза, а его боль я воспринимала как удовольствие.

– Отпусти меня немедленно! – истошно ору. – Или я скажу отцу, что ты меня изнасиловал!

На его лице не возникло ни капли эмоций, когда меня от них прям колотит.

– Попробуй, хотя думаю, твой отец скорее поверит, что это ты насилуешь мужиков.

Я зарычала. Прямо в его каменную рожу, обнажив зубы, которыми с удовольствием вгрызлась бы в дубовую кожу. В следующий момент просто плюнула в него. Ненавижу урода! Ненавижу!

– Я целка! Ясно тебе! Я ни одного мужика к себе не подпустила.

– А я значит избранный?

Я только открываю рот, чтобы высказать все эпитеты, которыми я бы с удовольствием заменила слово «избранный», пока он стирал с себя мою слюну.

Уверенная, что он размажет ее по моей футболке, я вздрагиваю. Голос пропадает от шока. От неожиданности, когда что-то влажное касается моей коленки.

Опустив взгляд, я наблюдаю, как влажная дорожка стелется до самого бедра. Его длинные, сильные пальцы это делают.

– Что, – сипло получается. – Что ты творишь…

– Очевидно, собираюсь проверить, не пиздишь ли ты мне, – его пальцы все выше, подбираются к расщелине. Еще минуту назад я бы гордо заявила, как там сухо, но теперь он поймет, насколько сильно мне хочется этой проверки.

В голове сотни мыслей, пока его пальцы уже близко, так жгут. Почти до слез. Тело струной натягивается, кажется, еще немного, и я снова кончу. Вот так вот. Привязанная, раскрытая перед ним. Абсолютно беззащитная. Наполненная терпким запахом его тела, его силы и энергетики. Она снесла меня с первого взгляда, она просто меня покорила. Как покоряют дикари в романах.

– Ведь кто знает, как быстро пройдет твоя влюбленность.

Вот так легко из эротической неги Марат скинул меня в обжигающую реальность, где все, что он хочет со мной делать – это издеваться.

– Да пошел ты! – дергаюсь я всем телом, пытаясь скинуть его руку, но она словно собирается борозду оставить, только сильнее вдавливается в мою кожу, оставляя горячий влажный след. – У тебя был шанс! А ты его проебал, понял?! Отпусти меня…

– Точно? – его палец коснулся мягких, мокрых складочек, дразня, соблазняя. И так легко поддаться, так легко поверить, что он действительно меня хочет, так легко поверить, что я получу желаемое.

– Пошел. Вон, – цежу сквозь зубы и сдвигаю бедра, так сильно работая мышцами, что он резко выдергивает пальцы, словно зажатые в тисках.

– Ну как хочешь. Тогда спи, – кивает он, выключает свет и просто ложится рядом. Просто отворачивается ко мне своим голым задом. И видеть я его могу только в полумраке комнаты. Ну уж нет. Ноги у меня свободны, так что… Начинаю толкать этого монстра, чтобы освободить себе всю кровать, но он словно весит тонну. Не сдвинуть, не повернуть.

– Да ты издеваешься!

– Будешь рыпаться – на полу положу. Спи давай.

Я еще попыталась скинуть это неподвижное тело. Несколько минут пыталась, пыхтя и напрягаясь. Но вот он вскакивает, собирается меня отстегнуть, понятно, с какой целью.

– Ладно, ладно! Я больше не буду. И чего тебе не спится, не пойму, – отворачиваюсь на бок, дико не удобно, когда руки над головой. Но лишний раз его трогать и о чем-то просить я не собираюсь. Завтра мы попадем домой, и я за все расквитаюсь. Уже в красках представляю, как его вышвырнут со службы, как он пойдёт по миру, как приползет ко мне на коленях просить прощения. Даже улыбка на лице появляется, только вот сон не идет. Еще и живот крутит, хотя я вроде не голодная.

Внезапно Марат срывается с постели и бежит в ванную, там закрывается. Его рвет. Причем прилично так. И мне хочется позлорадствовать, но учитывая, что мы ели одну придорожную гадость, меня тоже может накрыть.

Из ванной Марат не уходит. Слышу кран, а значит…

– Только воду не пей! – ору я ему, но дверь закрывается на защёлку. Дебил. Неужели не знает, что если рвет, пить нельзя?

И вот, пожалуйста, снова целуется с унитазом.

Проходит несколько минут. В ванной тишина.

– Марат! – зову я, но ноль реакции. А если он там сдох? А если и меня это ждет. Прислушиваюсь к своим ощущениям. Вроде даже не тошнит.

Проходит еще пять минут, и по телу ползет страх. Уже не смешно.

– Марат! Марат, твою мать!

Ни ответа, ни привета.

Начинаю дергать наручники, но сколько не мучаюсь, ничего не получается. За дверью Марата снова рвет.

Да сколько можно?!

– Марат!

Поворачиваюсь и так, и эдак, бросаю взгляд на кровать. Потом на тумбочку. Его кошелек лежит. Вдруг повезет?

Подцепляю двумя ногами предмет, сгибаю ноги, поднимаю их так, чтобы руками взять кошелёк и вытрясти из него содержимое на подушку рядом с собой. Удача! Ключ от наручников здесь.

Подцепляю его ногами, подношу к рукам и забираю пальцами. Расстегиваю замок и бегу в ванную.

– Да господи, – Марат лежит на полу, обнимает унитаз. Лицо серовато-зелёное, на призывы не реагирует. – Надо скорую вызвать.

– Как ты освободилась, – пытается он сказать, но его тут же рвет. Бедный. Мне почти его жалко.

– Как-как… Живот болит?

– Адски. Что за дрянь мы ели.

Мы… Надо же.

– Не знаю, у меня все нормально.

– Не удивлен, ты же ведьма. Свали отсюда, дай мне сдохнуть.

– Ну вот ещё, – смеюсь я, стирая со лба крупные капли пота. – А кто будет меня девственности лишать? Умрешь ты, я уйду в монастырь.

– Монашки не переживут такого соседства.

– Если ты способен шутить, то все не так плохо. Ладно, я в принципе могу и сама тебя вылечить. Уверена, ты будешь только рад такой медсестричке.

Его снова рвет, так что скорее всего он не оценил мой тонкий юмор. Оставляю его наедине с керамической любовницей, звоню в службу заказа и прошу принести куриный бульон. Далее звоню в службу медицинской доставки и заказываю все необходимое для капельницы. Осталось перенести его на кровать, а этого я не знаю, как сделать.

Еще иду на ресепшен, прошу ведро или тазик. Объясняю, что брату – раз уж он так нас представил – стало плохо. Они, конечно, предлагают вызвать скорую, но разве я могу позволить кому-то другому лечить моего Марата. Теперь он в моих руках. Что может быть лучше?

Глава 8

– Сюда идет врач, – объявляю я с порога ванной, замечая Марата в том же самом положении. Его лицо того же цвета, его губы побелели. Кажется, он что-то хочет ответить, но его опять тошнит. Если честно, теперь мне не до веселья. И если с моим лечением за пару часов ему не станет лучше, то я, конечно, действительно лучше вызову скорую, а пока…

– Ну давай, ковбой, ты же сильный, помоги мне, – подлезаю под его тяжелую руку и напрягаю все мышцы тела. Даже те, о которых не подозревала.

Марат глухо стонет, но все-таки поднимается на ноги, придерживаясь за унитаз, и вскоре мы, пробираясь по стенкам и наличникам дверей, все-таки добираемся до кровати. Я продолжаю ощущать запах пота, но теперь он какой-то болезненный. Возбуждать такое не может. Хотя это и не отменяет того, что я получу этого мужчину, когда поставлю на ноги.

Марат валится всей своей тяжестью, утягивая на постель и меня. Еле вырываюсь, переворачиваю его на бок. Трогаю лоб, щеки.

Он такой холодный, просто жуть, и я скорее накрываю его одеялом. Подставляю тазик, когда его снова полощет. Обтираю полотенцем ему лоб и даю промокнуть губы.

– Воды дай.

– Нельзя, Марат. Потерпи.

Он облизывает губы, которые я только что увлажнила тряпочкой и вдруг открывает глаза.

– А если поссать захочу, тоже тазик подставишь?

– Из тебя вышло столько жидкости, что ты вряд ли захочешь в туалет. Но если да, я заказала и утку.

– То есть врача не будет?

Ой…

– Решила угробить меня в отместку за мое хамство.

– Значит, ты признаешь, что был хамом?

– Убить заботой, как это по-женски, – не признается он, а мне и не надо. Его слова вполне тому подтверждение.

Через полчаса наконец приносят все, что я заказывала. Сначала я заставляю Марата проглотить пригоршню активированного угля. Потом ставлю катетер, благо с венами у Марата все в порядке. Это тебе не на толстяках тренироваться, где под жиром и не разберешь, где вены.

Попадаю с первого раза. Хотя довольно сложно быть сосредоточенной, когда за тобой внимательно следят.

– Отвернись, а.

– А что? Играю роль зрителя в твоем спектакле.

Подкручиваю колесико, чтобы физраствор лился не так быстро, но застываю, когда слышу это замечание. И будь я дурочкой, наверное, бы похлопала ресницами, сделав вид, что не понимаю, о чем он. А так… Он ведь прав.

– И как?

– Вполне правдоподобно. Ты меня уже второй раз удивляешь.

– Настолько, чтобы лишить меня девственности?

– Точно. Третий раз. Если, конечно, ты не врешь.

– У тебя всегда есть возможность проверить, – заканчиваю приготовления и сажусь рядом. Обтираю холодный пот полотенцем. Вижу, что Марата снова тошнит, но уголь и физраствор помогают. Значит, ничего критического не было, просто организм плохо воспринял еду. Да и мой тоже. Просто в другом выразилось.

– Воздержусь.

И все? После этого он просто закрыл глаза. Уснул? Серьезно? Именно тогда, когда мы начали вроде как общаться.

– А можно подробнее? – не выдерживаю тишины и вместо того, чтобы оставить больного в покое, начинаю его трясти за руку. – Марат!

Он откашливается, но глаза открывает. И мне даже кажется, что они смеются. Хотя лицо все такое же серьезное…

– Вика – ты проблема. Пусть и ходящая на самых идеальных ногах, которые я видел.

Он уже не трезв, хотя и не пил. Просто состояние болезни развязывает язык, поэтому я буду мучать его, пока не удовлетворю свое любопытство.

– Значит, тебе нравятся мои ноги…

– А ты сомневалась?

– И грудь. Ты же ее видел.

– Тебе восемнадцать. Обычные стоячие сиськи молодухи.

– Грубо, но допустим. Хотя вот с нами занималась одна девочка, у нее грудь была очень некрасивой формы.

– И ты, конечно, над ней смеялась. Причем в открытую, – делает он выпад, а у меня щеки горят. Потому что он прав. Он словно насквозь меня видит.

– В свое оправдание могу сказать, что эта сучка пыталась парня моей подруги отбить. Так что я даже толком не сделала ничего, просто посоветовала в будущем найти хорошего хирурга, чтобы ее соски не смотрелись больше самих сисек, знаешь, как это по-уродски.

– На вкус и цвет.

– У тебя бы точно на них не встал!

– После трехмесячной командировки, где меня окружают одни мужики, у меня и на козлячье вымя встанет.

– Фу… – показываю язык в характерном жесте, но продолжаю свой допрос. – Ну допустим, тебе пофиг на мои сиськи, но согласись, что лицо у меня очень красивое. Мне всегда это твердили.

– Ну так если дурака уверять, что он птица, он и сиганет с крыши.

– Ты дурак?! Хочешь сказать, они мне все лгали?

– Вик, не ори, и так башка гудит. Дай еще твоих таблеток. Или для этого нужно три раза поклониться твоей неземной красоте.

– Не нужно, – бурчу я, – просто ты не можешь не признать, что я привлекательная.

Встаю, чтобы налить ему глоток воды и дать аспирин. Он тут же его глотает и выливает в себя каплю воды. Трогаю его лоб, и, кажется, он стал теплее. Да и не рвет его уже несколько минут. Прогресс.

– Слишком, – жесткая хватка на запястье.

– Что?

– Все в тебе слишком. Слишком идеальные ноги, слишком идеальная грудь, слишком привлекательная. Ты одно сплошное слишком. А еще ты слишком любишь привлекать к себе внимание. Ты не можешь без этого, как цветок не может без воды. И ведь ясно, что одним разом у нас с тобой не обойдется. Более того, я же тебя себе заберу. Только вот ты будешь вечно жопой вилять, вечно меня доводить своими выходками. И закончится это все тем, что либо я грохну тебя, либо того, перед кем задом ты виляешь. А у меня на жизнь слишком глобальные планы, чтобы все посылать к хуям из-за одной симпатичной пизденки.

Каждым словом он словно вампир высасывал из меня энергию. Наверное, потому что каждое, как топор, рубило правду матку. И каждое било точно в цель.

Он усмехнулся, увидев в моих глазах подтверждение своей отповеди. Отпустил так резко, что я повалилась на стул и так и замерла, смотря ему в глаза. Они уже наполнились цветом, он быстро приходил в себя. Наверное, и мое лечение ему было не слишком нужно, просто ускорило процесс излечения.

– Ложись спать, Вик. Завтра с утра самолет моего друга будет нас ждать в восемь утра. Опаздывать нельзя.

Он отворачивается, а я только и думаю, что даже для моей перевозки ему не понадобилась помощь моего отца.

– Вик, свет выруби, а…

– Угу, – только и киваю, плетясь к выключателю, а затем не раздеваясь ложусь рядом с ним. Теперь в этом нет ничего такого. Мы поговорили, мы все решили. Я ветряная стрекоза, а он не хочет со мной возиться. – А что у тебя за планы такие наполеоновские.

– Вик…

– Ну что, теперь и спросить нельзя? Я же не про член твой спрашиваю, – хотя и могла бы.