Просто друзья

Надеваю костюм. Непривычно я выгляжу, смотрю на себя в зеркало и удивляюсь. Чувствую себя в ловушке. Красивая такая ловушка, с ароматным и дорогим сыром, вокруг блестящая оболочка. Со стороны может показаться, что все счастливы, всем хорошо. Но нет. Гнев мой внутри поутих, ярость погасла. Осталось безразличие. Как и в моей жизни. Сначала ты злишься, что отец пропустил выступление, которое мы готовили с парнями, я играл на гитаре, практически солировал. Помню, мама мной гордилась. Злился я и когда он не встретил меня после летних каникул в Британии. Я провел то время в лагере для мальчиков. Меня отправили как нечто мешающее наслаждаться жизнью. Объявили, собрали чемодан и через день я прохожу паспортный контроль в чужой для меня стране. Обижался на него, когда был выпускной. Искал его глазами, но, как мне потом сообщили, отец в очередной важной командировке и не смог приехать на выпускной единственного сына. Он прислал короткое смс и денежный перевод, сумма которого равнялась хорошей машине. Так я и сделал. А потом наступило безразличие. Такое же, как и сейчас, когда все по боку.

Ресторан, как и полагается, пафосный, шикарный. До блевотины сладкий. Маме понравится, я в этом уверен. И всем этим напыщенным снобам, что варятся в своем котле бессмысленных правил и норм.

Мы с отцом подъехали одновременно. Я на своем Ягуаре. Моя малышка. Только с ней у меня и понимание. Только она знает меня, чувствует каждое мое движение. Отец на своем Майбахе. Черный, блестящий. Оболочка, которой он так гордится, а внутри что? С ним мать. Странно их видеть вдвоем, будто не было этих ссор, обид и скандалов. Что было бы с ним, узнай журналисты, через что родители проходили каждый вечер? Разбитая посуда, крики и ор – я слышал все это со второго этажа даже за закрытой дверью. А потом была тишина. Мать ушла от него. Сейчас они делают вид, что объединились ради моего благополучия. Жалкое зрелище.

Отец подходит ко мне, улыбается, вроде как рад меня видеть. Играет свою роль на отлично, готов поверить и расчувствоваться, будь я на несколько лет младше.

– Не можешь без всего этого, да? – кивком указываю на здание ресторана.

– Ты о чем?

– Ресторан этот. Кольца сам будешь выбирать? Платье невесты? Кстати, а сама невеста вообще в курсе? Или ее украдут и привезут только к ЗАГСу?

– Глеб, ты можешь хотя бы один вечер вести себя как взрослый человек?

– Неа. Скучно. – Я присвистнул и двинулся в сторону золотой двери, где ждал меня швейцар.

За столом нас уже ждали Апраксины. Во главе стола восседал Иван, ровная осанка, ухоженная борода, сшитый на заказ костюм, как и у меня, ни тебе лишнего сантиметра, ни неудобного стеснения в груди. Марья – шикарное темно-синее платье, бриллианты в ушах. Всегда смеялся, как это они друг друга нашли – Иван да Марья. И Мила. Маленький невинный цветочек, ровная осанка, красивые уложенные темные волосы и розовое платье. Боже, это обложка для светского журнала. Фарс, в котором мне приходится принимать участие.

– Глеб, на минуточку, – мы с отцом отходим от стола.

– Что тебе? – мой голос недовольный, хочется поскорее выступить перед ними и скрыться за кулисы. А дальнейший спектакль они доиграют сами. Узнать бы, сколько действий будет в нашей истории.

– Ты можешь не вести себя как избалованный и невоспитанный мальчишка?

Он нависает надо мной. Глаза отца пылают гневным огнем. Хоть что-то может вызвать его эмоции, может, не так уж я ему и безразличен. Гнев – та же эмоция. Отец всегда был выше меня, но давит на меня не ростом, а внутренней силой. Это срабатывает. Определенно, сейчас он сильнее. Но не надолго, папа. Когда-нибудь все изменится, и в ловушке уже окажешься ты.

Мы возвращаемся к столу груженные и недовольные.

Свадьба. Дурацкое слово. Не думал, что в свои неполные двадцать четыре буду вести беседы про место проведения, про список гостей, торт и подарки гостям. Ей Богу, как в каком-то кино, закрутилось, завертелось, а в центре всего этого водоворота пытаюсь понять, что я здесь делаю. Паршивая ситуация.

– Я предлагаю праздновать свадьбу в Турандот. С владельцем я договорюсь, его жена часто посещает салон на Арбате, куда хожу и я. Приятная женщина. – Мамин голос льется слащавым поток прямо всем в уши.

– Турандот? Не слишком ли пафосно? Мы вроде не планируем такое широкое торжество? – включается Марья с таким же сладким пением; две райские птички, что могут заклевать до смерти, если чужой вклинится в их гнездо.

– Марья, но там шикарная кухня, а шеф-повар из Парижа. Помнится, несколько лет назад ему вручили две мишленовские звезды. Бесподобные блюда. И талантливый шеф. Наш Жерар рассказывал про него, когда еще жил во Франции.

– Хочу селедку под шубой, – я врезаюсь в их разговор, как петух вламывается в курятник.

– Прощу прощения, Глеб? – Марья недоумевает и часто моргает, хочет взлететь.

– А что тут непонятного? Хочу, чтобы на столе была селедка под шубой. Вкусно же, а? И еще пюрешечка. М, помнишь, мам, когда я болел, ты мне делала ее, вместе с куриными котлетами. Было ох*енно.

– Глеб, что ты такое говоришь? – мама слегка покраснела.

– Я говорю свои пожелания. Все же очевидно. Селедочка, картошечка. Котлетки, так уж и быть, отменим. Негоже высшему обществу щемить сие творение русских кухарок.

Отец злится. Я снова его разочаровал. Повторить, что мне ровно? Мне безразлично, папа. Он ерзает на стуле, скорее всего подбирает слова, как бы остаться в рамках, но пригрозить мне. Словно пытается усидеть на двух стульях. В такие секунды чувствую себя победителем. Жаль, что это только в этот момент. Через несколько минут я опять стану невоспитанным и никчемным сыном, что не заслуживает ничего.

– А невеста хоть что-то скажет? А? Будущая женушка? Или тебе это так же нах*р не надо? – За столом воцарилась тишина, я слышу как кто-то громко сглотнул, кажется это был Иван, он покраснел и часто дышит.

Падает вилка. Громко так, со звоном, что противно разносится по помещению. Это Милин прибор. Она слегка краснеет, очевидно, унаследовала эту особенность от отца. Она не привыкла к такому тону? Или к таким выражениям? Стоит ей признаться, что от меня она подобное будет слышать часто. Хочется ее подколоть, чтобы покраснела еще больше, смутить. По-детски, знаю.

– А… ну… почему же, – ее голос тихий, но красивый. Потом она берет себя в руки, достойно, надо отметить, откашливается, – Глеб, я считаю, что в этом вопросе надо положиться на наших мам. Уверена, они разбираются лучше.

– Бл*, скажи еще на наших матушек. Ты с какого женского пансиона выпустилась?

– Не поняла.

– Да… тяжело будет.

– Ты хочешь узнать, где я учусь? Я с семи лет занимаюсь в академии хореографии, балет. Думаю, тебе это рассказывали. Год назад я поступила на первый курс той же академии. Моя мечта – выступать в большом театре. А ты? Расскажешь о себе? О чем мечтаешь ты?

Смотрю на ее карие глаза. У нас они одинаковые. Пожалуй, только это и общее. Думаю, шутит ли она? Или это манера так общаться? Серьезно, о чем я мечтаю? Девочка точно из женского пансиона, где вызубрила нелепые правила общения и клише. Скучно. И грустно, что моя ловушка выглядит так – худая девчонка, что мечтает о театре. Ни страсти, ни желания. Ничего мне не видать.

Ничего ей не отвечаю. Пусть сама додумывает. Моя роль на сегодня окончена. Пора уходить.

– Все обсудили? Тогда я ушел. Дела.

Молча встаю из-за стола, под шепот Марьи. Что-то быстро щебечет своему мужу, жалуется что поспешили с выбором жениха для своей дочери? Тут не могу не согласится. Но мне опять же, подчеркиваю, ровно.

Отец не останавливает. Не хочет скандала. Понимает, если мы уединимся с ним для разговора, будет шум. Так было всегда. Зачем ему это сейчас, когда вокруг люди. Что они могут подумать про чету Навицких? Меня это не волнует. Я выхожу из ресторана и вдыхаю глубоко. Свобода. На некоторое время. Снова вспоминаю гонки. Пока ты за рулем своей малышки – ты свободен. Ты повелитель. Ты Бог. Это длится несколько минут, когда ты слышишь ветер, чувствуешь запах резины и рычание движка. А сейчас…

– Марат?

– Да, друг? – Ну бл*, сколько ему надо повторить, что мы не друзья?

– Ты что-то говорил про вечеринку?

– Говорил, – растягивает слово, довольный. Он всегда рад, когда я ему звоню.

– Я буду.

– Ох, Нава. Я жду. Будет круто!

Кидаю трубку. Пожалуй, вечер у Марата не такая уж и плохая идея. После этой бестолковой встречи и разыгрываемого спектакля, хочется расслабиться.

Глава 5.

Глеб.

Марат снимает какую-то старую квартиру недалеко от своих родителей. Тот же район, где одинаковые серые дома чередуются с дешевыми магазинами. Здесь воняет нищетой. Я в своем костюме смотрюсь нелепо. Вижу, пару парней оборачиваются, когда прохожу мимо них, странное ощущение какой-то опасности подкрадывается. Неуютно.

Захожу в подъезд, и мне в ноздри ударяет запах кошачьей мочи. Тошнотворный ком застревает в горле. Еще не хватает блевануть тут в углу. Задерживаю дыхание и поднимаюсь на второй этаж. Слышу громкую музыку, что разносится на весь подъезд: как еще никто не начал жаловаться на шум, время уже перевалило за десять вечера. Или в этом районе это норма? Живем в одном городе, а такая разница. Глубокая пропасть между нами и нашими жизнями.

Звоню дважды, надеюсь, меня хоть кто-нибудь услышит и соизволит открыть дверь, иначе от этого запаха кошачьих дел меня точно вывернет наизнанку, только уже под дверью Марата. Впрочем, он вряд ли заметит и придаст этому значения.

Дверь, как ни странно, открывают почти сразу же. Милая блондинка с ярко-красными губами. На ней вижу короткое платье такого же яркого оттенка и бокал чего-то спиртного. Может, и не зря пришел. Улыбаюсь ей и подмигиваю. Она обводит меня взглядом, оценивает, хотя скорее приценивается. Ну давай, крошка. Уверен, таких как я, тут днем с огнем не сыщешь. Получаю ее улыбку, как только она прикинула в уме, сколько стою я и мое одеяние. Ухмыляюсь мысленно – ничего другого и не ожидал от таких как она. Красивая оболочка, за которой только протухшая конфета с горьким послевкусие. Но, иногда хочется вкусить и ее, разок.

Я прохожу внутрь, когда эта блондинка отходит в сторону, открывая мне проход. Маленький коридор со старыми обшарпанными обоями в жуткий цветочек. Такого же загаженного цвета линолеум. И мебель годов 70-х, покосившиеся дверцы шкафа, облупившийся лак и треснувшее зеркало. Тошнота снова накатывает. Нелепость. Я снова вспоминаю это слово. И как глупо я смотрюсь тут. Стоп. Это не я глупо тут смотрюсь. Это обстановка глупая и древняя. Я тут не причем.

Обувь не снимаю. Пусть даже не рассчитывают, что буду ходить голыми ногами по… чувствую, как мои ботинки прилипают к полу с каким-то жутким треском. Что это было? И как здесь можно жить?

Вижу Марата. Он стоит в обнимку с какой-то девицей. Довольный, улыбка до ушей. Ему все равно на то, что его окружает и кто его окружает. Запах пота, какое-то кислое пойло и приторность женских духов – все окружило меня.

Он видит и машет мне рукой, чтобы подошел ближе. А я брезгую. Делаю над собой усилие, чтобы шагнуть дальше коридора, зайти в эту мизерную комнатушку, где помещается человек двадцать.

– Привет, – выдавливаю из себя.

– Привет, друг! – Он рад меня видеть, искренне.

– Да какой на хер друг, – злюсь я, – не забывай, что мы просто соперники, гонщики, что иногда перекидываются парой слов. И все, Марат, – меня злят обстановка, запахи, люди эти. И сам Марат, который не видит, в каком дерьме живет. – Мы по разные стороны, – улыбаюсь ему, чтобы не думал, что мне здесь противно находится. Зачем притворяюсь? Сам пока не знаю.

– Неа. Ты пришел. Я это ценю. Вижу, как брезгуешь, по глазам твоим черным все читаю, Нава.

– Придурок, – смеюсь. Реальный придурок, который правда чем-то цепляет.

– Слушай, Кощей предлагает удваивать ставки на следующий заезд. Говорит, так выигрыш будет больше. И процент нам тоже будет больше.

– И проигрыш тоже. Не забывай.

– Нава, тебе ли считать деньги? – Марат перекинул свой взгляд на стоящую рядом красивую брюнетку. У нее милые черты лица. Пожалуй, она единственная отличается от всех имеющихся здесь девах.

– Ну это ты же у нас нищий, – закрываю я тему. Марат опускает глаза.

С Маратом мы познакомились случайно. Я стоял на светофоре, крайний правый ряд. Когда загорелся зеленый, он подбежал к пассажирской двери в какой-то нелепой куртке грязно-серого цвета, а может, она в принципе и была грязная, сейчас уже точно не вспомню. Стучит в стекло, просит снять блокировку и открыть дверь. Я каким-то хреном это делаю. Марат садится. Взъерошенные волосы. Ему не мешало бы сходить к парикмахеру, чтобы хоть чуть-чуть придать ему ухоженности. Сальные кудрявые темные волосы и такие же темные глаза. Еще один обладатель карих глаз. У него был фингал под глазом и разбита губа. Полный комплект.

– Давай, жми на газ. Живо! – он паниковал, нервничал.

– Ты, бл*ть, кто?

– Потом, все потом, – он смотрит в окно и находит то, что искал, – Газуй!!!

Я выжимаю педаль, да и сзади уже несколько раз сигналили. Мчу, насколько это возможно. Поток машин небольшой, для маневров не так уж и много места. Однако, иногда удается перестраиваться и вилять между машинами. Помню это чувство погони. Как в каких-то американских боевиках. Тот же адреналин и драйв льется по моим вена. От кого мы тогда убегали не знаю, за нами же никто и не гнался. Только рядом сидящий Марат все подгонял и что-то кричал мне под руку, раздражал одним своим присутствием.

– Что за черт происходит? Ты кто?

Он чуть успокоился, когда мы отъехали на достаточное расстояние. Выдохнул, пристегнулся, наконец. Я Марат, – улыбнулся, протянул мне руку, где были сбитые костяшки.

Глянул на это чудо и отвернулся обратно на дорогу.

Это было два года назад.

Мы еще какое-то время препираемся на счет удвоения ставок на повышенных тонах. Уж если Марат вобьет себе что-то в голову, то вытравить это практически нереально. Снова мы похожи в этом.

– Короче, я против, – отвечаю ему на его доводы.

– Да ты просто ссышь.

Отходит от меня со своей брюнеткой. Подмечаю, задница у нее ничего, да и фигурка в целом. Марату повезет, если она сегодня окажется под ним. Ухмыляюсь таким мыслям. Мне бы тоже не мешает немного расслабиться и зажать какую-нибудь сладенькую брюнетку под собой.

Подхожу к бару. Хотя никакой это не бар, выставленные в некогда ровные ряды дешевое пойло, купленное по скидке в соседнем сетевом. Брезгливо перебираю названия бутылок. Не то, все не то. Этим можно только отравиться. Взгляд цепляет знакомое название. Виски. Не самое лучшее, даже средненькое – это высшая оценка. Но единственное из всей батареи напитков, что можно рискнуть налить в бокал.

Черт, смотрю на него, подношу к свету и вижу чьи-то отпечатки. Ну что за … Собираю волю в кулак и иду на кухню, чтобы сполоснуть. И только потом наливаю порцию. Напиваться не планирую, но отпустить мысли хочется. Думаю, пару бокалов мне хватит.

Вокруг веселье, дикий ржач. Люди, что здесь собрались, я их не знаю, и они выглядят такими свободными, будто ничего их не тяготит. Они не замечают того, что вокруг них. Грязные полы – да и хрен с ними, старая мебель – ну и что дальше, странное бухло – а ничего другого и нет. Они так живут, им нравится. Но по-своему они в той же ловушке, что и я.

После одного бокала смог присесть на кресло. Меня перестал смущать исходящий от него странный запах старой и затхлой одежды. Большое желтое пятно в середине тоже не имеет значения. Две девушки напротив, они сидят на диване и бурно обсуждают. Скорее всего меня, они часто косятся в мою сторону и улыбаются мне. Среди них та блондинка, что открыла мне дверь.

Присматриваюсь к ней тщательней. Аккуратный маникюр, длинные ухоженные пальчики с красными ноготками под цвет помады. От нее приятно пахнет, не сладкими духами, а чем-то нежным, воздушным. Волосы красиво уложены, волны ниспадают на плечи и щекочут кожу. Захотелось провести по ним ладонью, запустить руку и перебрать пряди. Взгляд направлен на меня, уверенно смотрит. Она знает себе цену. Это всегда меня прельщало, такой тип женщин. Знают чего хотят и не стесняются об этом говорить. С ними не скучно в постели. Что мне и нужно. Конфетка с горьким послевкусием.

Ее подружка ретировалась, когда поняла, что лишняя в этом тройничке.

– Тебя как зовут? – я пересел к ней, музыка играет все еще громко, а кричать не хочется.

– Таня, – голос приятный, не писклявый.

– А я Глеб.

– Знаю, Марат много про тебя рассказывает.

– Этот придурок слишком много треплет, что не надо.

– Ну брось, ты ему дорог. Он всегда с такой теплотой о тебе говорит.

– И что же такого он обо мне говорит?

– Вы с ним гонщики, стритрейсеры. Часто участвуете в заездах, где соревнуетесь за приличный выигрыш. Ну и еще много что рассказывала. Про то, кто ты…

– И кто я? – откровенно флиртую с ней.

– Мажор, – она улыбнулась обворожительно и соблазнительно, слегка приближаясь ко мне.

Я засмеялся. Ну, Марат, ну точно придурок. Я почему то даже представил как он обо мне рассказывал и что именно.

– И тебя это ни сколько не беспокоит, я смотрю, – я так же ближе придвинулся к ней.

– А должно?

– Ни в коем случае, – допиваю третий бокал и с шумом ставлю его на стол. – Может уйдем отсюда? – смотрю прямо в глаза, прожигаю.

Она робко улыбается, отворачивается от меня. Пытается играть в скромницу, только я знаю, что это всего лишь образ. В голове сидит мысль, которую заложили ей подружки, что нельзя с первым встречным уединяться. Но меня это не останавливает. Я далеко не джентльмен. Иду с напором, обхватываю ее за затылок и целую.

Чувствую, как маленькие ладошки уперлись мне в грудь, отталкивает меня, но недолго. Сдается под моим напором. Я углубляю поцелуй сразу, чтобы не думала, что буду ласковым и нежным. Это не обо мне.

– Глеб, – еще ломается.

– Вставай, – поднимаюсь с дивана и даю ей руку. Это не помощь, так я говорю следовать за мной.

Через пару секунд ее ладошка оказывается в моей. Краем глаза замечаю Марата, что одобрительным кивком показывает мне свое одобрение, будто оно мне нужно.

Мы оставляем эту квартирку и выходим на улицу. Я делаю глубокий вдох. Наконец-то. Мне кажется, я весь провонял этим смрадом, что меня окружал, пока я находился там. Сейчас бы в душ, оттереть все жесткой мочалкой, стереть с кожи эту вонь.

Девчонка идет рядом, семенит мелкими шагами, пытается не отставать.

Такси, номер гостиницы, и качественный трах. Последнее, что я помню, как голова коснулась подушки, и я отключился так глубоко, что не видел ни одного сна.

Говорят, человек не может не видеть сны. Работа мозга никогда не прекращается, а сны – это результат его работы, переработанная информация, что поступала к нам визуально, через слух, даже тактильно. Это картинки наших дней, своеобразный фильм, что рисует нам наш мозг. Интересно устроен человек. Мы не можем повлиять на нашу жизнь, на судьбу, даже на сны мы не способны влиять. Что вообще тогда может человек?

Просыпаюсь с жуткой головной болью, во рту – Сахара, жуткое такое состояние, что язык прилип к небу и не в состоянии отлепиться. Противное пойло из сетевого точно оказалось подделкой. Разлепляю глаза через силу и вижу люстру. Вспоминаю, что в гостинице, поворачиваю голову – и никого не вижу. Хотя помню, что пришел не один.

– Бл*ть!

Вскакиваю, что моментально кружится голова и тошнота подкатывает к горлу. Сажусь обратно, чтобы перевести дух. Делаю глубокий вдох и такой же выдох, тошнота отступает. Осталось попить воды и точно приду в себя.

Проверяю кошелек, карточки и документы. Все на месте. Ну, чем черт не шутит.

Возвращаюсь домой под вечер. И там, как обычно, тишина. Зловещая и осязаемая. Неприятная. Но я еще помню, когда было шумно и весело у нас. Недолго и нечасто. Но было. Как-то за завтраком мама включила громко радио, мы что-то обсуждали с ней. Даже отец включился в беседу. Мы смеялись и улыбались друг другу. Было хорошо. По-семейному, что ли. Хотя я, признаться честно, не уверен, что значит по-семейному. Может, это шум кофемашины по утрам, аромат выпечки с ванилью, шум плиты, когда на ней варится что-то вкусное, что аппетитно пахнет, голоса родителей, мягкий тембр маминого голоса и приятный баритон отца. Да, наверно это оно. Все было в тот день. Единственный.

– Глеб, – слышу я из кабинета.

С неохотой подхожу к приоткрытой двери и захожу внутрь. Отец, как и всегда, сидит за своим столом и хмуро смотрит в монитор.

– Что? – растягиваю.

– Сын…

– Сын, – опять растягиваю слово, издеваюсь.

– Глеб, мы можем нормально разговаривать?

– Ты спрашиваешь меня об этом?

– А кого я должен?

– Себя. Начни с себя. Начни с того, что хватит мне указывать, хватит распоряжаться моей жизнью, хватит учить!

– Я твой отец.

– Где ты был раньше? А, Вспомнил. На работе, вечно на работе. Твои проблемы там всегда были важнее моих.

Отец снял очки и устало потер переносицу. Глаза красные, он опять все это время сидел перед компьютером, возможно, и всю ночь работал.

– В общем, если тебе интересно, мы договорились, что свадьба будет в Турандот. Твоя мать будет разрабатывать меню, костюмом и платьем займется Марья. Иван и я – финансовая сторона вопроса. Что еще…Да, позвони Миле. Поговори с ней. По-хорошему. Как нормальный, взрослый мужчина. Пригласи ее на свидание, цветы подари. Вам с ней жить.

– Я обещал тебе жениться. На этом все. Она для меня чужая, такой и останется. Свою жизнь перекраивать я не собираюсь.

Глава 6.

Воспоминания из дневника Милы.

Каждая девочка с детства, насмотревшись мультфильмов, мечтает о своем принце. Он спасет ее от опасности всего лишь поцеловав, а потом они сыграют свадьбу на все королевство и будут править своей страной долго и счастливо. Моим принцем оказался Глеб Навицкий. Мальчишка, которого я знала с детства.

Первый раз мы с ним встретились лицом к лицу, когда чета Навицких пригласила нас на пикник, который устраивала Наталья Матвеевна в честь приезда Глеба из-за границы после одного английского пансионата для мальчиков. Мне было девять лет. Значит ему тринадцать. Дети. Тогда мы были детьми.

Мы расположились на заднем дворе дома, рядом с небольшой, но такой красивой беседкой. Ее делали на заказ, так рассказывала мать Глеба моей маме. Я бродила по саду и восхищалась цветами. У Натальи Матвеевны были редкие виды роз: темно-бордовые с внешней стороны лепестка и практически белые с внутренней, темно-фиолетовые, махровые – равнодушным остаться не удастся никому. В саду спокойно и тихо, аромат, сплетенный из воздушных оттенков различных растений, проникал под кожу. Казалось, я насквозь пропиталась этим божественным нектаром.

И потом зачем-то решила пойти в дом. Посмотреть, что прячется там. Любопытная Мила. Мама бы ругала за такую бестактность. Но ничего не могла с собой поделать. Я тихо пробралась через заднюю дверь, что вела на кухню и прошла внутрь. Все как я и думала. Стильно, чисто, до стерильного скрипа и … пусто. Я не вижу здесь жизни. Это меня огорчило. После такого живого сада я думала увидеть здесь дом счастливой семьи, что вечерами пьет чай с пирогом и разговаривает о важном. Как у нас. Но противное чувство внутри меня подсказывало, что здесь все по-другому.

Я решила подняться на второй этаж. Витиеватая и широкая лестница выполнена из мрамора. Этот материал красив. Особенно прекрасны римские статуи, что папа показывал мне, когда мы были в музее. Но это в очередной раз подтверждает, что здесь не только нет жизни, но и стоит холод. Мрамор – это холодный материал, бездушный. Только талантливый художник может вдохнуть в него жизнь.

Я прошла по коридору, где увидела несколько дверей. Толкнула первую из них и очутилась в комнате. Здесь не пусто. Здесь интересно. Небрежно заправленная кровать, какие-то книги на столе, подхожу ближе – комиксы, на английском. А еще разные журналы про машины. У этой комнаты странный хозяин. Дверцы шкафа закрыты неплотно, я вижу много вещей там, что неряшливо лежали на полках. За такое действие меня бы тоже сильно поругали. Они просто не понимают, что не всегда беспорядок в шкафу значит беспорядок в голове. И сейчас я рада, что за мной никто не наблюдает. Я тайный воришка, что пробрался в чужое логово. Так запретно, что немного дрожат колени, и я прислушиваюсь к каждому шороху.

Подхожу к прикроватной тумбе, на ней книга, с потрепанными углами и загнутыми листами – еще одна вещь, за которую бы получила выговор. Книги должны быть в порядке. Книги – мое лицо, к ним нужно относиться бережно, аккуратно. Они – ценность. Спорить никогда не решусь.

За всеми этими воспоминаниями и разглядыванием не моей ценности пропустила, как открылась дверь.