Арка небес. Некоторые видят все таким, какое оно есть на самом деле

– А теперь накройте его и ступайте по своим делам. Когда народится новая луна, веселящий напиток будет готов.

– Что это значит? – требовательно спросил мой хозяин.

– Это значит, горшок зачал младенца, и ему надо дозреть. Я буду за ним приглядывать, а вы меня кормить и носить валежник для костра – веселящему напитку нужно тепло.

– Я полагал, что мы сейчас будем пить, – сказал мой хозяин.

– Если будешь ворчать, он прокиснет, – остудил его я.

Хозяин с мрачным видом удалился. Остальные тоже были разочарованы.

– Думаю, – сказал Жанке, – хватит тебе вязать сети: будешь моей помощницей.

– Ты сделаешь меня колдуном? – обрадовалась девочка.

– Я научу тебя многим полезным вещам. Только обещай, что никому не расскажешь о них, пока я здесь: эти знания не всем можно доверить. Обещаешь?

Погладил девочку по густым, грязным и спутанным волосам.

– Твой народ учить да учить: он непоседлив, упрям, своеволен – ему нужна твердая рука. Ты поможешь мне ими править? Ты ведь прирожденный командир.

Раззадорившись, внушал молчаливой собеседнице идею грядущих преобразований – кроме собак и свиней легко приручаются кони и козы, еще утки и кролики. А жить надо в избах – не под землей, а на ней. Я научу их строить.

Родилась новая мысль – у меня будет колхоз! Идея понравилась – не управлять, а направлять. Здорово, черт возьми! Будем выращивать плоды-овощи-злаки, и возить в город на продажу. Ах, если бы не моя немощь, каких делов можно натворить!

– Отличное место – река, лес, поле – будто создано для процветания колхоза «Светлый путь»! Такие дела завернем! Ты только верь мне и помогай. Ты не боишься?

– Нет-нет, – Жанка головой помотала.

Выглядела она бледненькой, но глаза горели настроением – ей не хватало озорства, характерного для детей ее возраста.

Надо подкормить помощницу – решил.

Потребовал трехразовое питание, и в первый же полдень Жанка притащила от хозяина печеную рыбу. Умяли с юной помощницей обед и задремали в тени под тополем.

Жизнь повернулась другим коленкором!

На третий день настойка ягодная зашипела, запузырилась и покрылась пеной.

Я попробовал ложкой из березовой коры и сплюнул.

– Ишачья моча! Сахару не хватает.

Жанку просветил:

– Нас убьют, если что-нибудь не придумаем.

– А что придумать? – побелевшими губами прошептала девочка. – Жаль, конечно… как-то оно наперекосяк пошло… лучше бы мы сети вязали.

– Хоп! Я придумал – сходи в лес, принеси мухоморов: такие красные грибы с белыми пятнышками. Знаешь?

– Да, но… от них болеют и умирают, – совсем растерялась Жанка. – Так нельзя.

– Помрут, не убьют. Но не помрут – я же колдун, а ты моя помощница и должна мне верить. Иди – принеси.

Девочка перестала упираться и побрела в лес.

Принесла в подоле пять больших шляпок весьма ядовитых грибов.

– Ты только не клади их целыми – догадаются.

– Маленькая, а уже умная, – согласился с доводом. – Давай нащипим кусочками. Я так думаю, все, что растет, от Бога – он не захочет, никто не умрет.

– А кто это?

– Хочешь, расскажу?

С именем Господа на устах мы укрепили настойку ягодную мухоморами.

И славно так прокатило!

Когда время пришло, стойбище так назюзюкалось – и плясали, и пели, и, блаженно улыбаясь, вели бесконечные разговоры. Никого не оставил равнодушным веселящий напиток: от стара до мала все сияли – вот что поганки с людьми делают.

– Пейте, ага…, – подливал я им в чаши, благосклонно кивая.

– Ты красивый, – полезла какая-то баба целоваться.

– Красота мужчины в характере, а не в том, куда ты руками лезешь, – остудил ее я.

Ни я, ни Жанка приготовленную нами гадость не пили, но, должно быть, нанюхались и разговорились.

– Не жалеешь, что девочкой родилась?

– Мужчиной жить тяжело. А мне сейчас достаточно прикинутся дурочкой и никто не трогает.

Умничка! И молодец, что поверила мне – впереди у нас великие свершения. Если я стану королем, сделаю ее принцессой.

– Хочешь принцессой быть? Есть шанс.

Пока другие упивались, мы с помощницей объедались – было из чего выбирать.

И в какой-то момент вдруг понял, как преуспеть в этом благословенном мире. Надо составить кодекс законов и заставить всех поклясться их выполнять – за чарку веселящего напитка селяне мне в чем угодно присягнут.

Вот только почему хорошая мысля всегда приходит опосля? Блин! Как минимум две недели потеряю до следующей попойки.

Потом еще подумал и довольный гоготнул. Ну, в каком-то смысле….

И еще. В пьяном разговоре кто-то обмолвился о местах выхода Силы – на него прицыкнули, но я услышал и спросил – о чем это?

– Кому надо, тот про места выхода Силы знает, – сказал болтун и приложил палец к губам.

Я задумался – и, наверное, это главный итог пиршества для меня.

В селении же вот что сотворилось. Один мужик в реке на мелководье захлебнулся, где и курицу не утопить. Другой с дерева упал, переломался – не жилец, и скоро скончался. Остальные драку учинили – то ли стенка на стенку, то ли каждый за себя. Друг друга по мордасам били, одного до смерти запинали – испокон веку такого здесь не было.

На следующий день оклемались, подсчитали потери, крякая, поскребли сферы лохматые и ко мне – надо бы повторить.

– Анархия кончилась, – объявил селянам. – Командовать парадом буду я.

И начал новый порядок устанавливать.

Бывшего своего хозяина назначил заместителем. Он подумал, но так и не понял, гордиться ли ему оказанной честью или вовсе наоборот. На всякий случай принес мне новехонький плащ, соответствующий моему статусу председателя.

И дальше все пошло просто замечательно – я объявлял о формировании бригад, а он назначал бригадиров. Артельно стали трудиться рыбаки, охотники, собиратели меда, ягод, птичьих яиц и прочих даров природы. И славно трудились! Женщин организовали в поваров, мастериц пошива верхней одежды, заготовительниц зимних запасов. Результаты труда стали общими – вместе питались, запасали продукты, мастерили утварь.

Подобное предполагалось. Но как быть с избами? Я – малоподвижен, у них опыта нет, инструмента. Но бригаду создали и стали валить деревья бронзовыми топорами.

Жили, работали, но сомнения множились – зачем это нужно, если нет веселящего напитка? И как эти сомнения рассеять, не очень понятно. Не получается структуры власти, как аппарата насилия: сказано – сделано, не сделано – а-та-та. У нас пока: сделают и смотрят на меня – когда же, начальник, веселящий напиток? И что делать?

На Родине моей родной считается – если решение не найдено вечером, оно обязательно само явится утром в виде некой мудрости. Но если следовать желаниям подданных, то утром могло явиться разве только похмелье.

Собрал бригадиров на совет.

– Ну, смелей, проявляйте разумную инициативу!

Они откуда-то догадались, что бывает за инициативу, и дружно так замолчали.

Запустил угрозу:

– Здесь кто-то должности не соответствует?

Намек поняли, и все принялись энергично советовать, как нам организовать работу, не поощряя людей на выпивку.

– Надо пороть неисполнительных бригадиров! – наконец просиял самый затюканный, а потому изворотливый. – А те будут пороть людишек своих.

Зам мой набычился:

– С тебя и начнем – выпорем прямо сейчас, на совете.

А мне идея понравилась – она давала право завести карающий орган, который мог стать и моей охраной. Сейчас прольется чья-то кровь… но я промолчал. Зато пробило на откровения бывшего моего хозяина, обычно сдержанного – видимо накопилось.

– Не понимаю! – прошипел он. – Почему веселящий напиток под запретом? Ягоды кончились или наш уважаемый правитель забыл заклятие?

Он закатил глаза и сел.

Рыкнул я:

– Повторяю для безграмотных – веселящий напиток только в праздники.

– Но когда же он будет? Бабы еще ягоды не толкли!

Я открыл рот и закрыл. До меня вдруг дошло, в каком жутком одиночестве я среди бригадиров – всем нужен веселящий напиток, а я чего-то вдруг упираюсь. Они тут комедь предо мною ломают, в бригады организовались – ждут, а я упрямлюсь. Может, зря?

– Нажраться хотите? Ну, хорошо – завтра ставим напиток.

Назавтра случилась революция.

Искали горшок, а нашли его полным напитка – и отбродившим, и, должно быть, приправленным мухоморами. Селение тут же упилось до риз со всеми известными выкрутасами.

Я лежал под тополем – одинокий, несчастный. За реформами забыл о своей помощнице, и Жанка, подлючка маленькая, предала меня – к гадалке ходить не надо. Что теперь будет со мной и затеей? Ждал самого худшего, но народ, проспавшись, связал плот из бревен для моего дворца, уложил меня – в гребцах зам председателя и три известных рыболова.

Напутствуя, с берега кричали:

– Забери, река, то, что дала – нам без надобности.

Такие дела.

2

Сообразив, что везут не топить – скорее всего, в город на продажу – разбрюзжался:

– М-да. Неведомо вам, конечно, но существуют законы мироздания, и лучше бы их не нарушать. Дорветесь до веселящего напитка, и хана придет племени. Выродитесь вы в больных и убогих. Так уже было, и с вами будет. А потом мир кончится, и никто не удержится – ищи листочек в листопад.

Вздохнул и оглядел компанию – ага, впечатлились!

– Только те выживут, кто блюдет законы. Знаете, что это такое? Закон гостеприимства: кто не дал приюта путнику – смерть. Закон о независимости: кто покусился на чужую свободу – смерть. Закон о защите здоровья: кто ударил или обидел беспомощного – смерть мучительная. Жестоко? А с законами мироздания иначе не получается…

Что ж, тишина звенящая была мне в этот момент слаще любых оваций. О, как их проняло! Что значит ораторское искусство!

Гребцы мои, ускоренными темпами прогрессировавшие в искусстве пития, выглядели ужасно. Истерзанные – самое близкое определение. Вечером выпил – утром похмелье: законы мироздания не отменишь.

– Кабан, ты слышал, что он несет?

– Дурачок! – сурово сказал мой хозяин и мне. – Как наверну щас веслом! А потом отпинаю. Заткнись и не бреши.

– Правду не запинаешь! – огрызнулся я и притих от греха.

– Ну, хорошо, не нравятся вам законы, возьмем понятное слово, что сути не меняет, – высказал наболевшее, на второй день пути и вынужденного молчания. – Так по заветам не поступают. Это дело всех касается… или коснется – я так думаю. А вы как дети….

– Утоплю и закопаю, – пообещал Кабан, взглядом помножив меня на ноль.

– Правду не закопаешь!

Мой хозяин ожидаемо разорался. Рыбаки хихикали и хватались за бока. Плот плыл по течению реки. А мне подумалось – жили люди, думали о жратве; явился я и научил их пьянствовать; на том стоит, и стоять будет человеческая раса.

– Раб! – злобно напомнил о себе Кабан. – Тебя пнуть?

– Хозяин, а ты не задумывался, почему главный у людей называется вожаком, а вовсе не погонщиком? – ласково спросил я.

Увы, «подразнить собак» мое любимое развлечение – благодаря чему еще в детстве получал по шее или расширял лексикон в области нецензурной речи.

– Ты главный? Это я главный, они главные, – кивнул Кабан на гребцов. – А ты корм свинячий.

Я охнул невольно и растеряно замолчал. По искалеченной спине пробежалось стадо резвых мурашек, оставив на память о себе морозные ощущения. До меня вдруг дошло, что, даже разливая им веселящий напиток, оставался бы деревенским дурачком. Уж точно не староста! К чертям собачьим светскую власть – надо было просто прихериться Посланцем Неба и терпеливо идти вперед. Хорошую пугалку придумать неверящим. Однако до сих пор не могу понять – в какую историческую эпоху меня занесло? какому временному отрезку цивилизации соответствует бронзовый реквизит?

И тут меня накрыло. Душа ширилась, ширилась, рвалась куда-то… и, конечно, вырвалась. Блин! Миру людей нужно рабство? Так я это устрою – оно будет вечным: всех вас сделаю рабами Божьими!

Напрягся и попробовал сесть – не получилось.

– Надо же, зашевелился! – подивился хозяин мой.

Настолько был захвачен народившейся мыслью, что даже не стал огрызаться.

Лежа мысли плющатся в голове – попробовал рывком подняться, но боль в позвоночнике уверенно уложила обратно.

Боль отступила – сразу стало легче, и сознание прояснилось.

Можно и так назваться – Сын Неба, но как-то не глянется: бездоказательно.

– Нет, ты здесь не излечишься, – посочувствовал рыбак. – Надо бы тебе на Место Выхода Животворящей Силы. Там практически из мертвых поднимаются. Если, конечно, знать, что и как делать.

Я тактично молчал, давая возможность рыбаку высказаться – и выболтать секрет, которым давно интересуюсь. Информация интересная, а никто не хочет делиться.

– Ну, как раз с этим все просто! – сказал другой рыбак с чувством превосходства. – В Месте том живут знающие люди – они все покажут.

Он спохватился и замолчал. Покосился на меня и сердито треснул себя по лбу ладонью. Вот и поговорили…. Но хоть что-то.

Значит, есть такое Место Выхода Животворящей Силы – место, где человек может все. Вот бы добраться туда и тогда уж решить, как и чем покорить аборигенов, чтобы стать владыкою странного мира. А уж потом смогу пожить всласть.

Ха! Мечтательно прикрыл глаза. Представилось ярко, как сижу за огромным столом в собственном неприступном дворце – весело молодки носятся с едой, а державная рука покоится на талии прекрасной жены. Почему нет? У меня, между прочим, полтора высших образования…

Мечты теснились в голове, множились и вызывали чувство сладостного щемления в груди.

Воровато огляделся – никто не читает моих мыслей? Что ж, наверное, это главное – достичь заповедного Места Выхода Животворящей Силы. Вернуть здоровье и – почему бы не набраться этой самой силы? А вдруг получится? И тогда – в задницу кабанью все эти светско-духовные лидерства! Я буду властелином мира и никаких гвоздей!

Накопилось, блин!

– Не врут легенды-то! – вздохнул своим мыслям еще один рыбак. – И почему там люди не живут?

– А то давай, – посоветовал товарищ. – Бери свою бабу и топай туда.

– Силы без меры – это смерть, – сердито сказал мой хозяин. – С того и не живут, а гибнут там. То-то же.

– Зато сам буду знать, что да как, – поморщив лоб и ничего не насоображав, утешился рыбак.

– Возьмите меня с собой, – попросился. – Я быстрей разберусь, что там к чему.

– Куда с тобой, неходячим? – удивился рыбак.

Кабан потемнел лицом и опасно голову опустил:

– А веслом меж лопаток поглянется?

– Вот этого не знаю, – серьезно сказал. – Отец мой и Создатель мира сего как-то не известил, для чего посылает меня сюда и насколько. Только знаю: как умру – сразу вернусь домой. А пока… Незабываемый опыт, конечно, но… бр-р! Лучше о нем где-нибудь почитать.

Жалкий свиновод погрозил кулаком Сыну Создателя и будущему властелину мира.

Я лежал на плоту, плывущему вниз по реке, злой на весь свет. Спина мерзко болела. Так не мечтай о несбыточном – довольствуйся тем, что имеешь. А есть у меня несчастная жизнь и жестокий хозяин, который везет калеку-раба на невольничий рынок. Дела мои – дрянь! И оставалось надеяться, что хуже не станет.

– Не понял, – озадачен рыбак. – Если доставить тебя к Месту Выхода Животворящей Силы, есть шанс что-нибудь сляпать и для себя?

Мой хозяин бросил острый взгляд на него, но промолчал.

– Когда-то в том Месте жили люди, – все же заговорил он. – И неплохо жили. Потом захотели еще большого – тронулись умом и разбрелись по белу свету.

– Говорят, они учат добру, только их мало кто видел, – вставил рыбак.

Волхвы! – мелькнула мысль. – Господи, я хочу быть волхвом!

– И что? Если тронулся умом, надо лезть ко всем с дурацкими советами? Я бы таких.., – хозяин опять погрозил мне веслом. – Плевать, что ты сын Творца – никто не купит, свиньям скормлю.

Прикрыл глаза, чтоб ненависть не светила так откровенно, и промолчал.

Кабан грозил, грозил и, наконец, исполнил свою угрозу в тот самый момент, когда перестал обращать на него внимание. И потому сильно удивился, когда весло ткнулось в бок. Вспыхнула боль, и взгляд на хозяина, полный ненависти, вышел на удивление убедительным.

Оказалось – приплыли. За разговорами три дня пролетели.

Кабан таки ткнул веслом – еще отпинать грозился, да не исполнил: вот он город.

Он раскинулся на берегу реки. Не город вообще-то: нет мощных стен и Золотых ворот – но как назвать бескрайнее скопище землянок, избушек, домов и каких-то строений деревянных, каменных, глинобитных, в которых тоже жили и трудились люди? Так что – город. Общественных удобств никаких – вода из реки, туалет под кустом и свалка повсюду. Здорово, да?

Но были сады.

Меня перегрузили с плота на носилки и понесли – боль полоснула и отпустила. С любопытством взирал на дома, жители которых зевали, потягивались, завтракали, готовились к дойке коз и коров, с которыми жили под одной крышей, куда-то спешили, не забивая головы новостью – кто это прибыл к ним утренним рейсом на пятибревенчатом плоту? Подумаешь – Сын Бога со свитою! Тут завязка на портках лопнула – вот зараза, язви ее!

Как хорошо было б сейчас встать с носилок, потянуться всласть да поясно поклониться – здравствуйте, люди, вот я и прибыл! Встречайте благую весть!

А была, не была!

– Здравствуйте, люди! Вот я и прибыл, – поднял руку и заорал. – Приветствуйте Сына Бога!

Никто даже не оглянулся.

– Че орешь-то? – приблизил свое лицо Кабан. – Не явишь чуда сейчас – убью. Ну?!

Судорожно вздохнул – встать бы сейчас, вот это чудо! Где-то читал, что обездвиживание можно снять силой внушения. Снять вообще можно все, что касается физиологии и психики – беспредельны возможности человека. Но…. не могу.

Завидев тупичок в глинобитных заборах, Кабан заставил повернуть туда.

Носилки опустили – вокруг все те же гнусные рожи.

– Сын Бога! – потешался Кабан, вырезая упругую вицу из колючего куста. – Едрить твою! Пыль придорожная! Сейчас я с тебя гонор сгоню. Ведь как говорится, главное в человеке не внешность, а норов. Сейчас познакомлю со своим поближе.

– Ты ничего не знаешь о силе настоящей веры, – сказал пересохшими губами. – Всех вас создал мой отец: вы – рабы божьи. Вот и все. Умирая, попадете на Страшный суд. Праведный будет жить вечно в раю, а грешный вечно мучиться в аду.

– Тогда испытай, сын божий, ад на земле! – сказал Кабан.

Ребра ожгло болью.

– Иисус терпел и нам велел, – прошептал, прикрыв повлажневшие глаза.

Кто-то из рыбаков шумно вздохнул – будто охнул.

Стало легко. Вместе – всегда легче.

Это было удивительно – меня стегали, а я вслух молился, не зная ни единой молитвы прежде. Может, самогипноз? Или генная память предков? Но какая разница, если помогает. Лишь бы не рыдать, не извиваться от боли, не просить пощады – не делать того, что дикарь этот ждет от меня. Да я кричал, но кричал молитвы к Создателю – чем больнее, тем громче.

– Скалишься? – покривился Кабан и отбросил измочаленный прут, все занозы которого в моем теле.

А я, наверное, сошел с ума – улыбался. Когда рвут кожу на живом человеке – это не только больно, это смертью грозит. А смерть – избавление.

– Вы – братья мои, – сказал осипшим голосом. – У нас один общий отец. Мы должны друг друга любить.

– Ты что, калека, жить устал? Сейчас я тебя проткну!

Кабан в сердцах сплюнул и взялся за копье – цветовая насыщенность его лица приобретала все более интенсивный оттенок.

– Эй! Эй! Эй! – рыбаки всполошились, вцепились в него. – Что же мы будем продавать, кроме плота?

– Эй, вы там! – невежливо рявкнул крепкий мужик, подходя. – Когда наругаетесь между собой, не забудьте поздороваться: перед вами хозяин дома.

– Добра и здоровья вашему дому, – кивнул Кабан. – А сунешься в наши дела, накостыляем.

– Да ну? – повел широченными плечами мужик.

– Дурак, да? – спросил мой хозяин. – Один с четырьмя…

Мужик моментально сделался серьезным, и следа дурашливости не осталось.

– Дык дерутся умением, а не числом.

Кабан тут же ощерился и бросился на мужика. Тот бешено закрутился, раздавая хлесткие удары всем четверым. Я размашисто крестился, изображая неистовую молитву.

Мужик взаправду драться умел – одному саданул по коленной чашечке, да и другому: чего мелочиться? Двум другим по почкам надавал.

– Бежим! – крикнул один рыбак.

– А убежим? – крикнул второй.

Самое время – Кабан хрипел и рвался из крепких рук мужика.

– Нам повезло! – крикнул третий и первым бросился наутек.

Кабан таки вырвался и припустил вторым с поля боя.

Конечно, это было его удачей – задраться и убежать с разбитой харей.

Мужик проводил всех веселым взглядом, обернулся ко мне:

– Бойцы так себе, но в одном хороши – бегают резво, ажна зайцы лысеют от зависти к ним. Мне кажется, ты их уже не догонишь.

– Не кажется.

Победителю вольно шутить.

– Ну а ты кто такой? – спросил, разглядывая меня.

А я был готов обливаться слезами радости. Блин! И думал, думал, думал – кем бы прихериться?

– Мне нужна помощь. Очень нужна. Вы единственный в этом городе, к кому я за ней могу обратиться.

– А что ты тут руками-то колдовал – бесноватый?

– Молился за вашу победу.

На грубый прогиб усмехнулся презрительно – живи пока, пригодишься. И ушел.

Накатила усталость. Сколько можно? Бьешься, бьешься – ну, хотя бы спина не болела, да семенили ноги. Знал, конечно – безмерное горе и безнадежность одних ломают навсегда, для других неожиданно становятся дорогой к вершинам духа. И вот сейчас, когда удача и люди оставили меня, собственная глупость (дался же этот клад!) отдала на произвол судьбы, и я предоставлен лишь своим силам (которых, увы, совсем немного в искалеченном теле) только неукротимая сила духа, как второе дыхание, может спасти.

Поднял взор к небу:

– Отец мой, дай сил и ответь – правильно ли иду? Или обманываюсь иллюзиями, и люди – просто разумные звери? Есть ли высшие законы мироздания или их нет? Возрадуются ли страждущие? Воздастся ли преступившим?

Смотрел в фантастические фигурации облаков в пустой надежде увидеть Знак – знак того, что справедливость есть. И, конечно, не видел. Да и откуда быть – Бог еще не зачал Иисуса Христа.

Утопиться, что ли да в свое время вернуться? Так река далеко. Закрыл глаза.

– Эй, ты спишь?

Открыл глаза – женщина. Конечно, женщина! В этом путешествии мне в утешители выпадают женщины. Достаточно молодая. Очень своеобразная. Ух, какие строгие глаза.

– Сейчас тебя в дом перенесут.

Мне понравилось у башмачника – простые отношения, ясные задачи. У него была усадьба на окраине города и лавка в центре. Там чинилась обувь, тачалась новая – туда меня и определили жить, работать и сторожить. Начал осваивать новую профессию.

Иногда раздражали клиенты, но чаще с ними общался хозяин. Одно оставалось, как и прежде – сидячая работа и никакой надежды на выздоровление. Мне нужно было найти загадочное МВЖС. Думал об этом, мечтал, а на досуге играл роль Сына Бога и пытался ввести окружающих в раннее христианство.

– Укажи Знак присутствия Бога на земле, – требовали они. – Любой.

Я пожимал плечами: Бог – это же очевидно, он же перед глазами; все вокруг – это Бог. Кажется, так церковь учит. Но им было непонятно. Да и мне.

У меня появились сторонники. Вечерами приходили соседи и бездомные нищие, выносили меня из лавки прямо в рабочем кресле, сами усаживались подле и внимали моим речам о религии и о Боге. Подарки приносили – угощение или что-нибудь из вещей, так что теперь мысли о еде не вызывали обильного слюноотделения. Что может быть в жизни лучше для скромного пастыря? А слушателей, заметил, разом всех в разговорах на загробную жизнь потянуло. Судьба-насмешница дала им возможность ходить, а они готовы руки на себя наложить, чтобы поскорей отойти к Творцу.

Звали меня уважительно – Мастер. Не за руки, сноровито постигающие искусство профессии, а за язык – за проповеди мои.

– Если я – Мастер, то вы – подмастерья?

– Подмастерья? – обсудили они непривычное слово. – Лучше зовите нас мастерки.

Подумал и махнул рукой на дурдом – если затея не сбудется, всех нас развесят на столбы с перекладиной вдоль дороги или на площади. А пока обсуждали вопросы мироздания и бессмертия души.

– Мастер, ты говоришь – души умерших в рай попадают. Так ли это? А может, догадка? А может, на самом деле после смерти ничего нет.

– И с таким ужасом в сердце вы живете? – я убедительно поразился.

– Меня смертью не запугать, – сказал нищий с траншеями оспы на худом лице.

После продолжительной паузы я:

– Уважаю. Вот просто – уважаю. Но душа есть, знаешь ты об этом или нет. Время придет, и она предстанет пред судом. Помни об этом – не греши.

– Мастер, а как Бога узнать? Ты говорил, и дьявол же есть.