Без оверкилей не бывает

– Ты не представляешь, как мне было стыдно, когда я проснулась, ведь ты тоже тогда смертельно устала.

– Да я ничего не заметила, мне казалось, ты всё время что-то делала.

Я поняла, что мой сон длился, наверное, мгновение. А я так мучилась от угрызений совести!

Продолжу рассказ о Лёшке Алексеенко. Его поступок запал мне в душу. Ведь он мог просто сложить горой все вещи, поставить свою палатку и ждать нас – он же не знал, что происходит на реке.

Наутро я проснулась очень рано, когда ещё все спали, вылезла из палатки и увидела, как мимо нашего лагеря проезжает грузовик, полный людей, которых до сих пор вывозили с реки. Закутанные в какое-то тряпьё, с серыми от бессонной ночи и усталости лицами, они молча с завистью проводили глазами наш оборудованный лагерь. Выглядели все как пленные немцы после разгрома под Сталинградом, которых мы видели в фильмах. Позже я узнала, что, отчаявшись доплыть до финиша, люди бросали байдарки, зарывались в стога сена, уходили в близлежащие деревни и просились у жителей переночевать; другие всю ночь жгли костры и грелись около них, пока ребят не находила спасательная группа. Слава богу, обошлось без жертв. На второй день ралли, конечно, отменили. Чтó за такие соревнования получили потом организаторы, можно только догадываться!

А вот опять – судьба! В том же году летом мы отправлялись в очередной зачётный поход ШРВП на две недели – в Сибирь на речку Мрас-Су, в Горную Шорию, а потом инструкторы и приближённые к ним уже на три недели собирались на реку Кантегир пятой категории сложности в Саянах. Для второго похода пришлось целый год копить отгулы на лишнюю неделю, ведь на отпуск тогда полагалось только двадцать четыре дня.

За два дня до отъезда звонит мне Алла, сестра моего мужа, – а она была в этом году слушателем в том же отделении нашей школы, где я была стажёром, – и рыдает. Оказывается, её напарник по байдарке не может поехать в поход – ему отказали в отпуске. Найти ему замену за два дня до отъезда практически невозможно. Я позвонила Гене Тупикову, который был инструктором и моим капитаном в байдарке. Он расстроился:

– Нужно кого-то искать.

Выручил мой напарник по ралли Володя Попов:

– А давай предложим Лёшке Алексеенко.

Тот согласился без колебаний, тем более что он был студентом, у него каникулы, отпуск брать не нужно. Ребята в команде его снарядили полностью – и байдарку дали, и снаряжение. Алла была счастлива. А мы, конечно, пошли на нарушение, ведь записывать Лёшку в маршрутную книжку официально было некогда; утешало только то, что по технической подготовке он вполне соответствовал категории похода. Так он и поехал зайцем, без оформленных документов.

Но, как всегда и бывает, именно в Горной Шории мы напоролись на проверку. Маршрут проходил мимо зоны с заключёнными, а нам пришлось ночевать недалеко от этого места. К утру заявились проверяющие, стали смотреть маршрутные книжки, пересчитывать людей. Но школа у нас была большая, человек сорок, все перемещались, путались под ногами, и проверяющие махнули рукой. Кроме Алексеенко было ещё несколько «нелегалов», но обошлось.

Поход прошёл на ура, Лёшка не подвёл. Он сразу влился в наш коллектив, был балагуром, играл на гитаре, но кроме всего был исполнителен и хорошо управлял байдаркой – всё-таки сказалась слаломная подготовка команды Фрязина. И вообще, он был на своём месте. Хотя от Коли Юдина, начальника нашей школы, мне порядком сначала досталось. Пилил он меня долго, но потом обмяк. Особенно во время проверки, когда Лёшка, быстро сообразив, в чём дело, просто куда-то исчез и не мозолил глаза, пока проверяющие не отбыли, поев нашего супчика и закусив водочкой.

Наконец мы после окончания зачётного похода на вокзале провожаем наших школьников в Москву, а сами собираемся уже в поход пятой категории сложности, на реку Кантегир. Алексеенко стоит около меня с какими-то благодарственными словами, а тут подходит Коля Юдин, расстроенный донельзя. Оказывается, к нему в группу должны были из Москвы приехать ещё люди; мы идём на Кантегир двумя группами, у меня свой руководитель, и наша группа вся тут, а к Коле кто-то недоехал, у него не хватало людей. Наша группа шла на Кантегир на байдарках, а у Коли были ЛАСы (лодки авиационные спасательные) и один ПСН (плот спасательный надувной), на него очень похож современный рафт. Нужно было видеть лицо Лёши Алексеенко, когда он услышал наш разговор. Он стоял с такой надеждой во взоре, трогательный до невозможности, что мы оба сразу повернулись к нему:

– Ты можешь?

– Что за вопрос, – и он сразу помчался сдавать билет в Москву.

Мы с Колей переглянулись: это Кантегир, пятая категория. Но на ПСНе, куда Лёшку определили, его легко можно было бы заменить кем-нибудь более опытным на сложных порогах. В нашей байдарочной группе такая замена в экипаже была бы опасной.

– Ну, пойдёт по берегу, где будет сложно.

Как потом оказалось, Лёшка достойно прошёл все пороги по воде, всё-таки фрязинская техника это вам не фунт изюма. Вот так «из грязи в князи» – сразу третья и пятая категории в копилку.

Обе наши группы, ехавшие на Кантегир, пешую часть собирались пройти вместе. После первой ночёвки сложили свои рюкзаки и двинулись в путь. Как сейчас помню, выходной вес моего рюкзака был тридцать три килограмма. Капитан Гена Тупиков в это время был влюблён в девушку Наташу из нашей группы, она была почти без опыта, и он решил помочь ей разгрузить рюкзак – стал понемногу отбирать у неё кое-какие продукты и укладывать к себе. Я побоялась, что он, не заметив перегруза, просто надорвётся, и тоже стала к себе в рюкзак откладывать побольше продуктов из нашей собственной раскладки, чтобы уравновесить груз. Это было, конечно, неправильно: у неё был свой капитан байдарки, он и должен был заботиться об этом, но я на Гену не обижалась, любовь – великая вещь, а я рюкзак такого веса нести могла. Один только раз Коля Юдин поднял его как-то на переходе, глаза его округлились, и он тихо сказал: «Ты с ума сошла!» Однако, как показало будущее, любовь Гены и Наташи перешла в крепкую семейную жизнь. Они живут в соседнем от меня доме, вот уже более сорока лет вместе. Только наш с Геной экипаж, конечно, после этого похода распался.

Лёшка Алексеенко впервые нёс большой груз и почти сломался на первом же километре. Он не умел ходить с тяжёлым рюкзаком, присаживался каждые пять минут для отдыха, не понимая, что часто садиться, вставать и снова поднимать тяжёлый рюкзак нельзя – это только съедает его силы. Не знал он, что самое трудное – поднимать рюкзак на плечи, теряется много сил. Лучше дольше идти, а потом дольше отдыхать. А как поднимают тяжеленный рюкзак? Сначала его ставят на пень или прислоняют к дереву или камню, затем присаживаются, продевают руки в лямки и, перевалив рюкзак на спину, встают на четвереньки, а потом уже поднимаются. Целая наука. Просто вскинуть его на плечи одному невозможно. Именно поэтому я всегда старалась идти долго, сколько могла. Надо сказать, в этом походе у каждого из нашей группы был большой выходной вес рюкзака. Самодельная байдарка была только у нас с Геной, остальные собирались сплавляться на промышленных, которые примерно в два раза тяжелее.

Лёшку никто ходить по тайге с тяжёлым рюкзаком не учил. Когда я увидела его сидящим под кустом совсем без сил, подсела к нему. Он прошептал: «Больше не могу». Пришлось буквально пинками поднимать его: «Иди за мной», и как только он собирался присесть, я заставляла его идти дальше. В конце концов он втянулся, нашёл свой темп и доблестно закончил этот день. Дальше было легче. После окончания пешей части, уже на берегу реки, он подошёл и сказал: «Я буду звать тебя моей матерью, ты меня спасла». Мы много лет потом ходили вместе в походы, и я ни разу не пожалела, что взяла тогда молодого неопытного парнишку с нами, – получается, выпустила его в «дальнее плавание».

Несмотря на его «интеллигентную» сущность, Лёшка как-то очень быстро в походах приобретал весьма «бомжеватый» вид. Не могу сказать, что все мы при этом выглядели рафинированными леди и джентльменами, но не такими оборванцами, каким становился Алексеенко, как только группа отъезжала от Москвы. Из-за этого с ним всегда происходили смешные истории. Через год после Кантегира мы собрались на реку Каа-Хем, один из истоков великого Енисея. Попасть на Каа-Хем в те годы было сложно – местные власти не любили заезжих туристов и требовали у групп разрешения от пожарных властей на посещение территории Тувы. А власти эти, конечно, давали разрешение очень неохотно; как правило, район Каа-Хема закрывали на въезд по пожарной безопасности. Наш руководитель ещё зимой посылал запрос, но пришёл отказ. Тогда стали добиваться разрешения по знакомству и нашли выход на начальника пожарной службы района, с рекомендательным письмом к нему можно было чего-нибудь добиться. Но злой рок преследовал нас.

Перед нашим походом на Каа-Хем, как всегда, проходил зачётный поход ШРВП в Сибири, на реке Сисим в Красноярском крае. Окончание маршрута было в каком-то посёлке, из которого выехать можно было только на катере. А тот опоздал на сутки, и когда мы наконец добрались до Кызыла и сунулись в пожарную службу, оказалось, что буквально за два часа до нашего появления начальник отбыл в отпуск и мы остались с носом. Мало того! Не только Каа-Хем, но и весь район закрыли по пожарной безопасности, даже из Кызыла не разрешалось куда-либо выезжать. Въехать-то мы въехали, а вот назад – нельзя. Разными подпольными путями мы договорились с каким-то водителем грузовика, он обещал доставить нас прямо до верховьев Каа-Хема тайком, но не тут-то было! Не доехав километров двадцать до нужной точки, мы попали прямо в руки местной пожарной охраны. Суровые люди высадили нас из грузовика и отправили обратно в Кызыл на рейсовом автобусе.

Вот мы и снова на автовокзале в Кызыле. Пять дней нам никак не удавалось выехать из города, нас не брал ни один транспорт. Мы уже стали шутить: «Придётся здесь устраиваться на работу и жить». Отпускные дни таяли, времени на прохождение Каа-Хема уже не хватало, и мы лихорадочно думали, куда бы податься, чтобы оставшееся время хоть как-то провести на реке. Вдруг обнаружили, что рейсовый автобус может нас взять с собой в Ак-Довурак, есть такой небольшой городок на Золотом кольце Сибири. Оттуда мы можем добраться до реки Оны, которая короче Каа-Хема, и у нас ещё хватало на неё дней. Это уже была не Тува, а Хакасия, тувинские противопожарные правила там не действовали. Половина нашей группы уже была на Оне, в том числе и я, все её хорошо помнили, можно было сплавиться по ней, не имея лоции, не очень рискуя. Это была хорошая, твёрдая четвёрка с прекрасными сложными каскадами порогов и мощными шиверами. Для непросвещённых: шивера – это относительно мелководный участок реки с беспорядочно расположенными в русле большими камнями и быстрым течением, в отличие от порога, который обычно характеризуется большим перепадом уровня воды, сильным течением и ярко выраженными сливами. Река Она «четвёркой» считалась только потому, что была короткой; будь она подлиннее, стала бы рекой пятой категории сложности.

Водитель рейсового автобуса сжалился над нами и, когда мы приехали в Ак-Довурак, увёз нас ещё километра на два от посёлка по шоссе в сторону, куда нам нужно было потом ехать. Мы очутились в тайге около какой-то небольшой речушки, вдоль которой проходила дорога к тому самому сто четвёртому километру трассы Ак-Довурак – Абаза, где и начиналась пешая заброска на реку Ону. Всё уже вроде бы складывалось удачно, но водители машин, которых мы останавливали с просьбой отвезти нас на место, наотрез отказывались нас брать – оказывается, в эти дни на дорогах был организован какой-то проверочный рейд, водителей, которые брали с собой левые грузы и людей, сурово наказывали. Наконец нам удалось загрузить в один грузовик всё снаряжение и двух человек из группы и благополучно их проводить. Оставшиеся решили ловить машины и уезжать по двое, чтобы было легче договориться с водителями. Мы выставили на дорогу Лёшку Алексеенко, а сами спрятались в кустах, решив, что его молодой и невинный вид вызовет у водителей жалость. Но, на наше удивление, все машины проносились мимо. Время шло, Алексеенко уныло стоял у дороги, а мы удивлялись, ведь обычно в Сибири любой водитель остановится и подвезёт. Наконец кто-то сказал: «Да уберите вы Алексеенко, он всех распугал». Действительно, за пять дней на автовокзале в Кызыле мы все немного обтрепались, но Лёшка был неотразим! Лихо заломленная вылинявшая кепочка, потасканная ковбойка, круглые смешные очки, но главное – лицо! Как он умудрялся, будучи внутренне совершенно интеллигентным человеком, а по своей молодости ещё и стеснительным, приобретать вид бомжа, непонятно. Мы его на кого-то заменили, и тут же машины стали останавливаться, а мы вскоре добрались до места старта.

Через пять лет мы сплавлялись по реке с красивым названием Обихингоу. Дело было на Памире, шестая категория сложности. И вот в последний день сплава, когда ребята поднимали катамараны из каньона, откуда ни возьмись появился корреспондент местной газеты. В это время Коля Юдин уже поднялся наверх и помогал вытаскивать катамараны. Поговорить он всегда любил, а тут – корреспондент, и Коля начал заливаться соловьём. Он долго рассказывал о том, откуда мы, почему здесь находимся, а потом перешёл на личности:

– У нас в группе собрались люди совершенно разных профессий. Вот, например, доктор физико-математических наук Павел.

В этот момент Паша показался из-за скалы, вылезая из каньона. Уже несколько дней у него болело ухо – где-то простудился, и он не мог придумать ничего лучше, как надеть на ухо шерстяной носок. Это действительно ему помогло. Согревая ухо, он так и сплавлялся с ним; мы сначала смеялись, а потом перестали замечать. Так с этим носком доктор физико-математических наук и предстал перед изумлённым взором корреспондента.

– А ещё у нас есть замечательный детский врач-уролог.

Из каньона с громким матом показался Лёшка Алексеенко. Он к этому времени стал страшным матерщинником, почему-то все мои знакомые врачи любили ругаться матом, а тут ещё и его внешний вид. Я уже говорила, что вид бомжа он умудрялся приобрести буквально через два дня после начала похода, а это было его завершение – представьте, как он выглядел к этому времени. Корреспондента как ветром сдуло – он решил, что лучше держаться подальше от таких людей.

А Лёшка Алексеенко стал прекрасным врачом и всегда в наших походах лечил все наши недомогания, раны, вывихи и прочие болезни. Когда я на реке Черемош на Западной Украине очень сильно потянула спину, он долго и терпеливо каждый день делал мне массаж и мазал какой-то мазью, снимая боль; я ему была очень благодарна, потому что болело сильно. Он лечил простуды, растяжения, переохлаждения, перегревы, снимал зубную боль, и, наверное, каждого из нас он в походах лечил от какой-нибудь напасти.

Глава пятая. Коля Юдин и приключения на Улуг-О

Мой первый и единственный оверкиль на катамаране произошёл в тысяча девятьсот восемьдесят втором году на чудесной сибирской реке Улуг-О, левом притоке Бий-Хема. Примерно через сто двадцать километров после впадения Улуг-О, в районе города Кызыла Бий-Хем сливается с Каа-Хемом и образует великую сибирскую реку Енисей.

Есть на Улуг-О очень хороший и известный порог Катерина, вот тут этот самый оверкиль и произошёл. Странный он был, потому что я осталась абсолютно сухой, не считая всего нескольких капель брызг, попавших за шиворот.

Но по порядку; нужно начать раньше. Руководителем в этом походе у нас был Коля Юдин, мой старый друг, с которым мы прошли очень много походов и провели вместе много водных школ, где он был бессменным начальником. А здесь он был ещё и капитаном нашего катамарана. На первых номерах впереди слева – я, справа – Серёжа; на корме слева – Коля, справа – Юра; сзади меня на левом баллоне в середине сидела жена Коли, Галка Юдина. Вот такой состав. Порог этот находится где-то на середине маршрута, а за несколько дней до него мы с Галкой во время обеденного привала пошли прогуляться по сопкам и пособирать ягод. Не помню, нашли ли мы ягоды, а вот лосиный рог Галка нашла. Красивый-прекрасивый, большой, коричневый, просто зависть брала. Галка меня утешала – давай, мол, ещё походим, где-то может быть второй. И правда, минут через десять я среди мха обнаружила пару к первому, такой же великолепный, тяжёлый, огромный рог. Не знали мы только, как сказать об этом Коле, чтобы он нас сразу не расстрелял. Шутка.

Когда мы вернулись в лагерь, радостно неся свою добычу, у Коли просто потемнело лицо:

– Только рогов на катамаране не хватало! Куда мы их денем! Вот черти!

Но мы молча, не обращая на него внимания, торжественно пристроили рога на уже привязанные сзади нас рюкзаки. Нужно сказать, рога прекрасно легли на них, нигде не выпирая и не мешая движению. Коля долго ворчал, но мы не слушали его. Я уже предвкушала, как я приделаю этот рог на стену у себя в квартире и буду вешать на него экран для показа слайдов, когда мы будем с друзьями собираться на «гусятники». «Гусятник» – вечер встречи друзей после похода с поеданием жареного гуся или утки, распитием алкоголя, воспоминаниями и обменом фотографиями и слайдами.

Так мы и сплавлялись с рогами на катамаране, пока не дошли до порога Катерина и не остановились перед ним. За эти дни сплава мы познакомились и подружились с ребятами из Красноярска, которые шли параллельно, и часто на ночёвку вставали недалеко друг от друга. Так было и теперь: красноярцы остановились выше по течению, и мы договорились, что на следующий день наша группа первой пройдёт порог, а они будут нас страховать.

Перед порогом начиналась шивера, в конце которой возвышались две скалы. Они как бы открывали ворота в сам порог, состоящий из огромных валунов, стиснутых в узком каньоне с мощными пенными сливами и прижимами к отвесным берегам. При том уровне воды в реке пройти по шивере можно было только вдоль правого берега, затем, немного повернув налево, нужно было зайти в ворота и снова быстро уйти вправо, так как в левой части порога прохода просто не было – одно нагромождение огромных глыб.

Всё, казалось бы, просто: линия намечена, ориентиры видны, страховка расставлена, только работай, как задумано. Но человек предполагает, а… В воротах развернуться снова вправо не успели и со всего размаху вломились в огромный валун, стоящий метрах в десяти ниже ворот, как раз напротив них. Раздался треск рамы, и нас поволокло в левую часть порога. Делать было нечего, оставалось надеяться, что мы как-нибудь втиснемся в узкие проходы между камнями. Тщетная надежда – прохода там не было. Катамаран тащило струёй в узкую щель между следующими валунами. Мой борт налетел на камень, я пыталась веслом хоть как-то протолкнуть катамаран дальше, но рама затрещала ещё сильнее и все поперечины одна за другой начали ломаться, как спички. Правый баллон погружался в воду; я видела, как в пене исчезла сначала голова Серёжи, а потом Юры, а я всё еще пыталась безнадёжно бороться, не знаю почему.

Вдруг кто-то сзади похлопал меня по плечу, и раздался голос Галки Юдиной:

– Да вылезай наконец на камень.

Они с Колей уже стояли на нём, а мне оставалось только присоединиться. Освободившийся от нас катамаран на одном боку медленно сполз в воду, перевернулся и пошёл дальше проходить порог в свободном плавании. Серёжа оторвался от катамарана и, уворачиваясь от камней, быстро поплыл вниз по реке по центральной струе, пока не оказался в тихом улове, видневшемся в конце порога; дальше река поворачивала налево за огромную скалу, которая закрывала весь вид. Для непросвещённых, улов – место у берега со спокойной водой, куда можно было причаливать.

С Юрой получилось хуже: он взобрался на катамаран, который к этому времени был разломан на две продольные части, и обхватил оба баллона, насколько мог их удержать. Так, лёжа на животе, добрался до последнего слива, который мы ещё могли видеть. Одно мы знали точно: за поворотом через некоторое расстояние снова начинались мощные препятствия.

Красноярцы, которые нас страховали ниже порога, бросили спасательный конец Юре. Он как-то умудрился его поймать, всё так же лёжа на баллонах, и мы облегчённо вздохнули – теперь его «маятником» просто прибьёт к ребятам. Но не тут-то было! Справа в реку вдавалась огромная скала, за которую зацепился спасконец, она-то и мешала катамарану или тому, что от него осталось, приблизиться к берегу. Юра завис среди бурлящего потока, обнимая баллоны и изо всех сил стараясь удержать их вместе.

А мы тем временем стояли на огромном валуне и наблюдали за происходящим. Коля, увидев, как разворачиваются события, отобрал у нас вёсла и стал швырять их через левый поток воды на берег. Сначала своё, потом весло Галки, а потом и моё. Моё не долетело. Я с тоской смотрела, как его захватывает вода и затягивает под скалу, куда весь этот левый поток и устремлялся. Весло исчезло в пене и не выплыло, хотя сначала была надежда, что его унесёт в конец порога, а там или прибьёт к берегу, или кто-нибудь отловит. Ах, моё хорошенькое весло! Как же я его любила! Постоянный спутник во всех походах. Верхняя часть весла с ручкой отстёгивалась, и можно было вставить другую часть – вторую лопасть для байдарочного варианта. Мне его изготовил кто-то из друзей из настоящего деревянного слаломного весла, покрыв специальным материалом, пропитанным эпоксидной смолой. Кромка весла была усилена металлической пластиной. Чудо, что за весло! А обводы! Этакая красота для тех, кто имел дело с вёслами для слалома. Тогда в продаже ничего такого не было, все вёсла делали сами, иначе приходилось использовать обычные дюралевые вёсла от советских байдарок, которые ни в какое сравнение не шли с нашими самодельными.

Вдруг Коля, не дав нам опомниться, с кличем «Я пошёл!» прыгнул в воду, прямо в центральную струю реки, и, маневрируя среди огромных камней, попал прямо в объятья Юры, и схватился за сломанный катамаран. Ребята с берега кинули ему ещё один спасконец, уже ниже скалы, и подтянули к берегу всю эту сложную конструкцию из людей, баллонов, привязанных вещей и обломков рамы.

А мы с Галкой всё ещё стояли посреди бушующего потока на камне, и уж прыгать с него нам никак не хотелось. Ребята крикнули, чтобы мы ничего не делали. Все люди были на правом берегу реки, а спасать нас предстояло с левого, ближе к которому был наш камень. Снимать предстояло через узкий, но мощный поток воды, уходящий примерно через пять метров ниже нас прямо под нависшую над рекой скалу – туда ушло моё весло и не вынырнуло. Было совсем неуютно. Пока все катамараны наших и красноярских ребят успешно проходили порог и причаливали к левому берегу, мы уныло стояли на камне и ждали своей участи. И вдруг из пены под скалой выкинуло высоко вверх моё весло, как было видно, целёхонькое. А ведь прошло примерно минут сорок. Значит, всё это время оно крутилось в бурном водовороте под скалой, и вдруг какой-то неведомой силой его подбросило из воды. Весло благополучно прошло порог и было выловлено красноярскими ребятами, которые как раз причаливали к левому берегу. Что происходит за скалой, было не видно; я боялась, что его опять упустят, но всё обошлось. Пока весло успешно двигалось по реке, все его увидели, а мы с Галкой стали кричать, чтобы его поймали. Правда, за мощным шумом реки вряд ли кто услышал наш крик, но мы размахивали руками, и это привлекло внимание. Слава богу, одна проблема была решена.

А мы продолжали стоять на камне! Наконец к нам прибежали ребята из Красноярска, быстро выстроились в шеренгу перпендикулярно берегу, обхватили друг друга руками, каждый из них накинул на плечи спасконец с привязанным на конце альпинистским карабином и бруском из пенопласта, чтобы карабин не тонул.

Первой поймала конец с карабином я. Сейчас я думаю, что поступила неправильно, нужно было сначала отправлять Галку – она ведь могла не знать, как правильно соорудить из спасконца альпинистскую обвязку со знаменитым узлом булинь. Но в тот момент я тоже плоховато соображала – было немного страшно пересекать мощную струю, которая так близко от нашего камня уходила в «чёрную дыру». В тот момент я решила, что лучше уж я первая рискну, а там ребята смогут что-то подкорректировать. Булинь я могла завязывать с закрытыми глазами. Это один из основных узлов, которые изучались в водных школах, а я не один раз, будучи инструктором, обучала слушателей, как его завязывать. Он надёжно закреплял на груди верёвку и в то же время не давал ей затянуться туже и задушить вытаскиваемого человека.

Выдернули меня за секунду. Я даже не успела испугаться – только прыгнула в воду, как уже была на берегу. Ребята, видно, тоже понимали опасность любого промедления, которое может привести к тому, что я просто уйду в водоворот под скалу. Они так меня дёрнули, что я, как быстроходный катер, вылетела на сушу. Тут я и обнаружила, что осталась абсолютно сухой. За ту секунду, что я была полностью погружена в воду, внутрь гидрокостюма ничего не успело затечь. Вот уж оверкиль!