Формула

Тамсанарп несколько раз кивнул и снова уставился на меня с выражением крайнего внимания.

– Но вы всё ещё не вполне верите мне – а, значит, и себе. Собственно говоря, себе в первую очередь. Возможно, вам следует побыть одному. Осмыслить происшедшее. С вашего позволения…

Он исчез.

Запаха серы не ощущалось.

Лимон, минералка и коньяк совершенно не пострадали.

Я понял, что, скорее всего, ещё не просыпался. Или это белка?

Нет, первый вариант нравится мне гораздо больше.

…Жизнь может вести вас прямиком в тупик.

Или стремительно возносить всё выше и выше, подобно приливной волне.

Цунами – практически, тоже приливные волны.

Мой случай – это не слишком широкий коридор. Освещённость всё время меняется. По обеим сторонам – соответствующие картины. Света впереди не видно. Вообще говоря, впереди не видно ничего – видно только то, что по сторонам. И в данный момент.

По месту работы я занимаю общественную должность секс-символа. Если кто-нибудь мечтает достичь того же, даю подсказку.

Самый верный способ – не иметь ни с кем отношений, за исключением вербальных. И, от случая к случаю, тактильных. То есть, говоря попросту, легких, изящных зажиманий.

Если вы не очень понимаете, что это такое – советую воздержаться от второй части. В сущности, в юридическом отношении это не опасно. Слухи о широком распространении исков по поводу сексуального домогательства сильно преувеличены. По крайней мере, в этой стране – здесь пока ещё навалом проблем посерьёзней. И потом – если вы станете уворачиваться от соприкосновений с коллегами противоположного пола – не подумают ли о вас то, что из таких действий вполне вытекает?

Один из моих приятелей бросил работу в школе, поскольку проникся мнением, что в глазах общественности это автоматически зачисляет его в предположительные педофилы. По-моему, он чересчур чувствителен.

Семнадцать лет назад, на третий или четвёртый день своей учительской карьеры, я проверял тетрадки. Дело было относительным вечером – то есть, по окончании второй смены. Старшеклассницы, в количестве доброго десятка, пришли со мной знакомиться, – и мы очень мило провели время. То есть, мило поболтали. В сущности, это не совсем моё представление о хорошем проведении времени с вполне годными, по крайней мере, на вид, к употреблению девицами, – но, как я уже сказал…. Наша разница в возрасте составляла от силы семь лет. Не очень помню затронутые темы – во всяком случае, наутро, мой педагогический рейтинг вырос на порядок.

В позапрошлом году ситуация повторилась с пугающей точностью. ( Я имею в виду ощущение дежавю, естественно. В самой ситуации ничего страшного не было).

Некоторые осложнения чуть не возникли позже – но об этом в другой раз.

Итак, никаких отношений.

Я не забыл свою начальницу. Я просто тактично о ней умалчиваю.

Также я пока умалчиваю о нашей школьной медсестре. (Или лицейной)? Но, совершенно очевидно, нашей. Ни у кого не хватило бы самоуверенности назвать её просто своей. Я имею в виду замечательную медсестру Лену по прозвищу «Железные колени». Попозже мы с ней познакомимся.

…Случилось так, что вторично за этот день в себя я пришёл опять лёжа – правда, не в кровати, а на диване. Как ни странно, в голове у меня практически полностью прояснилось.

Видимо, из-за этого идиотского сна.

Время приближалось к трём. Я дотянулся до «листалки» и включил телевизор. (Здоровенный ЖК и кинотеатр были куплены на остатки былого благосостояния – равно как и довольно навороченный компьютер, которым я, правда, не очень-то умею пользоваться. Современному человеку эти причиндалы заменяют мебель, так что торг здесь неуместен и приходится вкладываться по полной).

Сон, впрочем, не такой уж идиотский. Скорее, забавный. И даже, в чём-то, заманчивый. Да что там – крайне заманчивый.

Новости были какие-то скучные. По воскресеньям редко что-нибудь происходит. Оно, в сущности, и понятно – у всех выходной.

Не выключая телик, я поднялся, зашёл в туалет, обстоятельно отлил, и только после этого заглянул на кухню.

Обе бутылки и нарезанный лимон в пластиковой тарелочке находились на своих местах.

Если выбросить из головы давешний сон, то не могу припомнить, откуда взялись эти предметы. Впрочем, открытие скорее приятное – обычно, после бурного уик-энда, скорее, чего-нибудь недосчитываешься. Хотя, какой же он бурный? Вполне стандартный – для меня – уик-энд.

Я открутил пробку, с некоторой опаской понюхал. Нормальный коньяк. Следовало, пожалуй, снять пробу. Вполне положительный результат.

Теперь необходимо закурить и хорошенько задуматься.

Вообще говоря, с запоминанием снов дело у меня обстоит плохо. Скажем так – проснувшись в середине кошмара, я помню его в деталях – но только до следующего пробуждения. Иногда получается видеть сон не только изнутри, но и как бы со стороны. В этом случае можно, до известной степени, управлять событиями, – вот только не знаю, настоящий ли это сон, или разновидность какого-нибудь другого состояния.

Так или иначе, недавние события я помнил необычайно хорошо.

И, главное, – помнил Формулу.

О Принципе, кстати, тоже.

Некоторые осложнения, о которых я упоминал, начались тогда, когда одна из моих старшеклассниц решила, что влюбилась. Не то, чтобы она обрывала мне телефон или караулила в подъезде. Не делала попыток остаться после уроков под предлогом крайней непонятливости. Не заходила, невзначай, на перемене, чтобы с недвусмысленным видом облокотиться на стол.

Эта сучка сочиняла стихи.

И приносила их на рецензию.

Вы можете представить такое испытание? Это же прямо Данте!

Если вдуматься, в наши дни стихи как-то не читают – если это не Вишневский, и если это называть стихами. И, в сущности, вроде бы не пишут – Евтушенко и Вознесенский оставались последними, но мне давненько ничего не попадалось.

Таким образом, критерий оценки оказывается существенно размытым, и было совершенно непонятно, от чего отталкиваться. Не от Пушкина же? Пушкина следует поберечь – это наше всё.

Но в том-то и дело, что наша поэтесса писала четырёхстопным ямбом.

При этом девица была без очков, без русой косы, с пирсингом и мелированием – то есть, вроде бы, совершенно нормальный представитель младого и малознакомого племени.

Стихи у неё получались довольно благозвучные, с одним и тем же героем – много испытавшим и загадочным, благородно печальным и бла-бла-бла. Лирическая героиня реконструировала разные обстоятельства его жизни – безусловно, полной трагичных и героических событий.

Вирши не были так уж безнадёжно плохи. Просто она с ними опоздала – лет этак на сто.

Я отнёс бы их знакомому редактору в местную газету – но беда в том, что герой уж слишком был внешне похож на меня – от масти и проступающей местами седины до ямочки на подбородке. Предположим, поэтическую колонку хоть кто-нибудь читает.… Хотя, о чём я: эту прочли бы все – ещё бы: «Наша Вика!..».

Девицу звали Вика, и очередной опус она выдавала каждые две недели. Приносила и молча опускала на стол. На другой день являлась в учительскую и вопросительно смотрела на меня.

На протяжении года я хвалил их, высказывал отдельные косметические замечания и старался вести себя максимально естественно.

Вы спросите – с чего я взял, будто представляю для неё интерес не только как литературный наставник? Не выдумываю ли я? Не пытаюсь ли попросту потрафить свому самолюбию? В конце концов, девушка вела себя прилично и всё такое…

Я отвечу – вот именно, «всё такое». Её стихи были шифром, и не слишком замысловатым. Будучи единственным читателем, я видел, как нарастает напряжение. Если вы видели хоть одну передачу ВВС о сейсмологах, то поймёте.

Просто удивительно, что вокруг никому ничего не показалось. Как вы понимаете, такого не бывает, особенно в школе. Даже если её назвать лицеем.

Не знаю, в каком направлении устремилась бы ситуация в дальнейшем. Что-то шептало в моё ухо – развязка близится, и последствия мне не понравятся. Слишком уж напряжённой становилась эта тишина.

Всё закончилось совершенно неожиданно и странно.

Где-то за неделю до выпускных экзаменов, Вика вместе с братом и родителями попала в автомобильную аварию. Заурядное боковое столкновение двух легковушек на перекрёстке. Скорости были невысоки, и все отделались ушибами и царапинами. Все, кроме Вики. Удар пришёлся на её сторону, и сломанное ребро практически проткнуло сердце. Смерть наступила мгновенно.

Как шептались потом у нас, эксперты хоть и определили причину, но так и не смогли понять, почему так вышло. Встречный удар был не так уж силён, повреждения автомобилей и травмы пассажиров, соответственно, незначительны. Банальное ДТП, адекватные последствия. Ничто не объясняло, почему именно для Вики оно закончилось так ужасно.

Словно она побывала совсем в другой аварии.

Во всяком случае, конец того учебного года окрасился в печаль.

Стихи я припрятал. Возможно, когда-нибудь их всё же следует обнародовать.

Людям всегда кажется, что у них масса желаний. Но на практике – как, например, в случае с золотой рыбкой – они часто испытывают затруднения в выборе.

Мне нужно было совсем малюсенькое желаньице – чтобы не чувствовать себя идиотом при неблагоприятном исходе и, в то же время, обеспечить достаточную убедительность эксперимента.

И оно упорно не приходило в моё воображение. Возможно, из-за недостатка этого самого воображения. Знаю за собой такой момент. Обычно меня это не беспокоит. Но теперь ситуация выглядела комичной.

А может быть, мне просто не хотелось разбивать хрупкие остатки сна о суровую действительность?

Вы будете смеяться, но я пожелал ещё один коньяк. Не из-за того, о чём здесь уже было сказано. Просто потому, что это уже раз проходило, пусть даже и во сне.

Он появился, едва я закончил бормотать Формулу. Похоже, даже чуть раньше. Эти парни успели изучить мои желания.

Ненавидя себя за тупость и мелочность, я пожелал стакан свежевыжатого сока. Блок «Мальборо» нероссийского производства. Джинсы «Рэнглер» своего размера – в студенчестве мне так и не попались подходящие.

Постепенно кухонный стол оказался погребён под кучей разнообразных предметов, хорошо пахнущих и приятных на ощупь.

Что он там говорил про миллион долларов? Или лучше это будут евро?

Я осмотрел ровные пачки разноцветных фантиков. Потрогал одну из бумажек, повертел ей против света.

Пожелал, чтобы всё это добро, за исключением коньяка (или коньяку?), сока и сигарет убралось к чёртовой… в смысле отсюда.

Пожалуй, теперь мне стоит быть осторожней в выражениях. Никаких конкретных адресов.

Глотнул, закурил. (Надеюсь, я не слишком утомителен в этих повторах. На самом деле, их можно избежать. Просто имейте в виду, что такие действия производятся мной примерно с двадцатиминутным интервалом – если ситуация не вносит корректив).

– Как вижу, тренировка проходит успешно, – Тамсанарп возник между мной и окном, одобрительно кивая и потирая руки. – Всё просто, логично, убедительно. Может быть, слегка, не побоюсь этого слова, однообразно? Впрочем, это не возбраняется, я так, к слову. И вообще, похоже, работать с вами будет сплошным удовольствием.

Итак, я не сплю. Может, и в прошлый раз… впрочем, какое это уже имеет значение?

Парня я сразу узнал – и на этот раз даже обрадовался его появлению.

Что-то я разоткровенничался. В том смысле, что эти воспоминания о службе слишком… как бы сказать? Тенденциозны, что ли? Одним словом, однобоки. Но это легко понять – вспоминаются яркие моменты. То есть – не самые, в сущности, характерные.

У вас может сложиться впечатление, что наш лицей – это просто какой-то вертеп разврата. Ничего подобного. В первую очередь, это учебное заведение – и уровень преподавания у нас совсем неплох. В частности, преподавания гуманитарных наук, где посильный вклад вносит и ваш покорный слуга. Если хотите, я могу привести здесь несколько лучших конспектов…

…Я же сказал – если хотите.

Ежегодно наши выпускники получают медали, поступают в разнообразные ВУЗы и, насколько я знаю, даже их заканчивают. Существует впечатляющая статистика, но опять же – не уверен в том, что здесь для неё подходящее место.

В общем, я остаюсь в русле повествования и поэтому перехожу к медсестре.

Школьные медсёстры моего детства были бесформенными добрыми тётеньками в белых халатах и с неизменным шприцем наизготовку.

Наша Ленка тоже носит белый халат, но при её 178-сантиметровом росте он не слишком бросается в глаза. В глаза бросается всё остальное – прорывающие униформу сиськи, нахальные зелёные зрачки, курчавые волосы, которые меняют цвет и длину практически ежедневно.

Подозреваю, что со шприцем она не слишком хороша. Возможно, я не прав – наши подростки явно желают большего числа вакцинаций. Некоторые, с риском для здоровья, пытались проходить их повторно.

Ленка безусловно хороша в другом – и об этом мне поведал наш физрук Шурик (в миру Александр Михалыч), – поджарый пятидесяти-с-чем-то летний Бельмондо с неизменным судейским свистком на шее.

Михалыч – неоднозначная личность и мой хороший приятель. К нему мы, возможно, ещё вернёмся. Или нет? Во всяком случае, пока скажу, что он не типичный для кинематографа и литературы физрук. Он знает два иностранных языка и читает Шевченко в подлиннике.

В тот вечер, по окончании всех смен, мы играли в баскетбол. То есть, по очереди метали мячи в кольцо на пиво. Пиво было заготовлено заранее. Победитель получал право выпить первым.

Появление Ленки мы, естественно, не пропустили. Но, для приличия, сделали ещё по паре бросков – этакие мачо.

Я практически успел предложить девушке пива, когда Михалыч издал судейскую трель и гаркнул: «Перерыв!». После чего подтолкнул меня к раздевалке.

Физрук есть физрук – я проделал пять метров ускоренным шагом и воткнулся в нашу замечательную медсестру. Пятясь, мы оказались в пахнущей юношеским потом полутьме.

– Надеюсь, главную проблему нам удалось снять. Точнее – вам удалось, и это не может не радовать, – гость опять оказался в кресле. Удобно расположился с чрезвычайно довольным видом. Я готов был просиять ответной улыбкой. Но сдержался.

– Вы всегда находитесь где-то здесь, Александр Петрович?

Если он когда-то и слышал о такой стилистической фигуре, как ирония, то, несомненно, забыл.

– В сущности, да. Да, уважаемый Эдуард Сергеевич.

Нет, похоже, забыл не совсем.

– Понимаете ли, я просто обязан быть рядом с вами. Это моя работа – или призвание, если угодно. Вам, вероятно, приходилось слышать о джиннах?

– Я видел «Аладдина». Они действительно такого странного цвета?

Мне не нравятся камеры наблюдения. И, уж тем более, незнакомцы за спиной в роли этих камер.

Тамсанарп развёл руки в стороны и устремил взгляд в потолок. Глубоко вздохнул. Скрестил руки перед собой и уставился на меня, посадив голову почти на уровень груди.

– К сожалению, вам придётся с этим жить. Некоторое время я именно что буду у вас за спиной – и, поверьте, не из праздного, не побоюсь этого слова, любопытства. В конце концов, что это меняет? Я наблюдаю, поскольку это необходимо. Но я не оцениваю – точнее, оцениваю совсем не в том смысле, как это принято у вас. В сущности, можете считать, что меня нет. Уже нет. Возникнет надобность – зовите…

– Тамсанарп!

…Он неторопливо материализовался – кажется, даже в прежней позе.

– Кто вы?

Не должен ли я обращаться к нему как-то иначе? В смысле, добавлять «сэр», или «товарищ»?

– Я – гномон девятого разряда. С точки зрения распространённых у вас воззрений – сгусток энергии. Могу принимать практически любую форму – я говорю «практически», поскольку в экспериментах пока не было необходимости. Кажется, мой нынешний образ вполне адекватен?

Он подмигнул, или мне показалось?

– На время действия Формулы я буду сопровождать вас. Ненавязчиво, естественно. Но неотступно и постоянно.

– Что такое девятый разряд?

Когда-то я слышал о слесарях седьмого разряда. Дурацкий вопрос, заданный из праздного любопытства.

Тамсанарп, похоже, уловил суть и счёл целесообразным нахмуриться.

– Это не степень посвящения, как вы думаете. Простой порядковый номер. В смысле, девятая планета от окраины вашей системы. Вы привыкли называть её, не побоюсь этого слова, «Земля».

Насколько я помню, в нашей системе всего девять планет. И так называемая «Земля» из них седьмая. Или шестая? И от какого, собственно, края?

Тамсанарп сложил руки на груди и благожелательно ухмыльнулся.

– Вам предстоит существенно расширить свои познания, Эдуард Сергеевич. Перейти, так сказать, на совершенно новый уровень информированности, – будь на то ваша воля, естественно.

– Вы сказали – сгусток энергии. Следовательно, ваш возраст…

Тамсанарп остановил меня, развернув верёд ладони.

–…У гномонов не бывает возраста. Мы просто существуем – можно сказать, вне времени. Я имею в виду – времени, как вы его здесь понимаете.

Сказать, что я взволновался не на шутку – значит не сказать ничего. Передо мной сидела живая отмычка к чёрт знает, каким тайнам. В сущности, как бы не совсем живая. Но доступная зрению и говорящая.

Тамсанарп энергично помотал головой.

– …Я действительно присутствовал в жизни многих людей – большинство из них вам известны, вы человек эрудированный. Но… я не могу говорить о их – это противоречит правилам.

– Правилам? Каким таким правилам?

Гномон пожал плечами. В сущности, можно понять. Особенно мне. Каким-то там правилам. У меня в жизни тоже не более двух правил.

Или лучше сказать – принципов?

Возможно, даже всего один. Никогда не смог бы его сформулировать. Но всегда чувствую, когда ситуация под него подпадает.

Во всяком случае, интервью с тысячелетним свидетелем не состоится.

Очень жаль.

В раздевалке было темновато – но не настолько, чтобы я не увидел, как Ленка становится на колени, одновременно стаскивая с меня спортивные штаны. Остальное я не столько наблюдал, сколько чувствовал. Или, точнее сказать, ощущал?

Никаких предварительных ласк.

Никаких слов о чём бы то ни было.

В общем, то, что нужно.

Сияющий неземной красотой хвост нужен павлину исключительно для брачного периода. Возможно, с годами мой собственный поизносился и наиболее нарядные перья выпали. Или я просто понял, что их стоит приберечь для особого случая? Того самого, который может и не наступить?

Так или иначе, предварительный ритуал в какой-то момент начал казаться мне слишком уж утомительным. Дело тут, конечно, не в возрасте. Дело, видимо, в глубинной природной лени, проросшей сквозь асфальт традиций. Или в чём-нибудь ещё. Объяснений можно придумать массу, но факт остаётся фактом – в какой-то момент я осознал, что токовать мне по-прежнему интересно, но к делу это уже не имеет никакого отношения. И наоборот.

Альтернативы?

Я нашёл целых две. Собственно говоря, не думаю, что вам удастся найти больше, если не вторгаться на территорию Уголовного Кодекса. Вы можете это покупать – или обходиться своими силами. Разница не слишком велика, но экономия во втором случае очевидна. Что самое странное, в отрочестве я и понятия не имел о таком доступном способе самореализации. В моём воспитании что-то было безнадёжно упущено.

За последние десятилетия онанизм (скажем, наконец, это слово) подвергся пересмотру и полной научной реабилитации. Оказывается, от этого не сохнут ни мозги, ни руки. И. вообще, ЭТО, в сущности, полезно.

Желающие могут вырезать соответствующие статьи и прикнопить у себя в сортире – или где ещё там? Перечень источников приводится в приложении (см. стр. 258-314).

Полезно-то полезно, но уж больно скучно…

Оральный секс является несомненной разновидностью рукоблудия, но доставляет гораздо больше удовлетворения. При этом не только физического, но, главным образом интеллектуального, морального и визуального.

Вспомните: женщина стоит на коленях. Желательно одетая, но как бы несколько растрёпанная. Юбка полузадрана, блузка полурасстёгнута, потерянная туфля валяется в стороне, рука елозит по вашему лобку. И эти округлённые губы, эти втянутые щёки, этот подвижный, обволакивающий язык…

Настоящие мастера, правда, встречаются редко – ну, да и пусть себе. Успех и без того почти гарантирован – и, поверьте, секрет не столько в активной стимуляции, сколько в зрительном впечатлении. Мне, правда, приходилось слышать об извращенцах, которые при этом зажмуриваются. (И даже, возможно, по привычке, пытаются представить себе другую женщину?)

…Минут через десять, наша медсестра зачехлила шкурку, облизала губы, поднялась с коленок и удалилась.

По объяснению Михалыча, это тоже было что-то вроде профилактики.

Естественно, я поспешил забить место в графике.

– Что ж, значит, откровенных бесед на исторические темы не будет…

Гномон согласно покивал.

– Но ведь я и сам могу теперь перенестись в прошлое – разве не так? Или это тоже противоречит каким-нибудь правилам?

Тамсанарп сделал уклончивый жест.

– В сущности, нет…. То есть, можете, но не по-настоящему. Вопреки мнению многих ваших учёных, время всё-таки линейно. У вас не получится на самом деле оказаться среди динозавров, поскольку их кости покоятся на десятиметровой глубине. Вы окажетесь в том прошлом, которое себе представляете – не более того. По сути, станете действующим лицом, не побоюсь этого слова, инсценировки. Активно действующим лицом, если пожелаете. Но доступ к истинным событиям прошлого невозможен – главным образом, потому, что они уже произошли. Невозможен не только для вас, а в принципе.

Не скажу, что я был так уж разочарован. Путешествия во времени, на мой вкус, всё же выглядят чем-то надуманным. И этот эффект бабочки… Нарядная инсценировка – вот это по мне. Масса веселья и никакой ответственности.

– А если мне вздумается прожить в этом вашем театре год-другой? Или, скажем, десять?

– Вы имеете в виду, что вас хватятся? Конечно же, это предусмотрено. Вы не исчезнете от бдительного ока соседей и сослуживцев. Ваше место займёт двойник – и будет жить вашей жизнью. Если понадобится, до самой смерти.

– Таким образом, я всё-таки смертен?

– В своём теперешнем воплощении – безусловно. Это определено Принципом. Но ничто не мешает вам воплотиться в другой сущности. Или вечно странствовать в мирах своей фантазии.

Чем дальше, тем интересней. И всё больше мне нравится. Но слово «вечность» звучит как-то уж очень нешуточно.

– Существует ли какой-нибудь регламент? Скажем, не больше десяти использований Формулы в сутки – или что-нибудь в этом роде? Я имею в виду, ограничен ли я в своих действиях?

Тамсанарп пожал плечами с несколько снисходительным видом.

– Я понимаю – все эти истории о волшебниках, потерявших свою силу по причине крайнего перенапряжения…. Однако, это не более чем, не побоюсь этого слова, литература. На самом деле, задействуя Формулу, вы приобщаетесь к совершенно неиссякаемому источнику энергии. При соблюдении Принципа, ваша сила будет только расти. Естественно, при нарушениях она слабеет и может иссякнуть совсем. Примеры общеизвестны – я не могу называть имён, но разве мало в вашей истории случаев таинственного краха весьма заметных людей?

Случаев сколько угодно – что есть, то есть.

Получается, что основной двигатель человечества – Формула. И случайные люди, случайно набредшие на случайное сочетание звуков. При этом узнать что-либо доподлинно невозможно – прошлое закрыто от вторжений.

Офигительно умно придумано.

Кто же тогда этот, так называемый, гномон? Контролёр?

Тамсанарп сделал отрицательный жест. Я совершенно забыл про его телепатические способности. В сущности, это даже удобно – до тех пор, пока мне в голову не лезет ничего дурного.

– Скорее, я советчик, – гномон поднялся с кресла. Сделал шаг в сторону двери. – Моя задача – помогать вам пользоваться Формулой правильно. Нарушения фиксируют другие – и у вас вряд ли будет шанс свести с ними знакомство. В сущности, такие случаи пока не зафиксированы вовсе – но всё когда-нибудь случается в первый раз.

Всё-таки, загадочный тип этот Александр Петрович.

Я остановил его практически возле выхода.

– Не могу понять, почему вы звонили? И почему выходите в дверь, если можете просто… переместиться, или как там?..

Выцветшие голубые глаза сощурились в улыбке.

– А почему бы и нет?

Он помахал рукой.

Дверь закрылась, и я остался наедине со своим свежеприобретённым даром.

…И что вы с ним прикажете делать, собственно говоря?

Неожиданно, я осознал, что желаний у меня всё-таки до обидного мало. Более того – они претворимы в жизнь без применения таинственных способностей. Я привык существовать так, как существую. Или это просто недостаток фантазии?