Полная версия
Корона Суперзвезда
Через пару минут уже ни у кого не было сомнений в том, что мы на верном пути. Ирина принялась стыдить детей, мол, зачем устроили ссору, когда можно было спокойно, дойти.
– Можно было нормально объяснить, – буркнула Яна.
Я промолчал, но про себя подумал: «Нормально объясняют нормальным людям. Таким, как вы, дают пинка и жёстко приказывают».
Выбрать заведение получилось не сразу. Ирина включила режим разборчивого гурмана, который не станет есть где попало. Она не была похожа на человека, который проголодался сам и хочет поскорее накормить своих проголодавшихся детей. В итоге она выбрала заведение а ля карт, и нам пришлось около полутора часов ждать, пока нам приготовят. Вместо того, чтобы съесть не менее качественную еду гораздо быстрее и дешевле в бистро.
Дима устроил свой традиционный спектакль с кривляньем и ломкой, не стал ничего есть, Ирине не удалось его накормить даже из ложечки (школьника мать кормит в ресторане из ложки!!!), мать с сестрой поделили между собой его порцию.
Остаток дня прошёл более менее мирно, мы прогулялись вдоль моря, взяли напрокат велосипеды, покатались, потом на автобусе вернулись в Сочи.
Вечер ознаменовался истерикой, которую на сей раз закатила Яна. Во время прогулки она спросила, в каком месяце в Сочи белые ночи. Я ответил, что в Сочи не бывает белых ночей, они бывают только в северных городах, в Санкт-Петербурге, например.
– В Сочи тоже есть белые ночи, даже песня есть про это, – с непрошибаемой уверенностью заявила Яна.
– Песня как раз про ЧЁРНЫЕ ночи, – парировал я и стал гуглить «белые ночи».
И показал ей результаты поиска:
– Вот, смотри, если ты мне не веришь – материал Википедии, список росийских городов, в которых есть белые ночи. Южнее Петербурга белых ночей нет.
Из широко распахнутых глаз Яны брызнули слёзы, он побежала вперёд, вопя на всю улицу: «Всё равно! В Сочи есть белые ночи!!!»
В тот вечер Ирина не удосужилась мне что-то пообещать в плане интима, демонстративно осталась спать с детьми на диване в зале. Пришлось мне в одного пить водку в спальне, чтобы спокойно заснуть, ни о чём не думая и не анализируя события этого дня.
* * *На следующий день, 3 января, Ирина решила показать детям ещё одну достопримечательность – горнолыжный курорт Роза Хутор (старое название – Красная Поляна). Мы выехали на такси на вокзал, чтобы уехать на скоростном поезде «Ласточка», но таксист, узнав о цели нашей поездки, развёл нас на свои услуги. И мы доехали до места на моторе.
Мы побродили по улочкам горнолыжного курорта, сфотографировались в разных местах, зашли в кафе, перекусили… а на выходе Ирина закатила мне истерику – я не подал ей руку, чтобы помочь спуститься с двух ступенек.
– Я чуть не упала! Совсем не обращаешь на меня внимание! Я могла убиться, здесь голый лёд!!!
Я внимательно осмотрел «голый лёд» на ступеньках, тротуар, а заодно и всё вокруг. Дорогое место, пятизвёздные отели, идеальная чистота, всё убрано, где эта истеричка увидела снег и лёд!? Я пытался что-то объяснить, но… с таким же успехом можно было пытаться остановить снежную лавину. Взвинтила меня она изрядно, но я нашёл в себе силы не реагировать и молча выслушивал её попрёки, какой я неотёсанный мужлан.
Следующим пунктом нашей программы был подъём на вершину горы на фуникулёре. Мы взяли билеты и стали подниматься вверх. Под нами проносились верхушки деревьев, горные склоны.
Когда мы выходили из кабины фуникулёра на самом верхнем уровне, Ирина обнаружила исчезновение своей сумочки, в которой, среди прочего, был её паспорт. Возникла паника, разбирательство, кто где её видел последний раз. Выяснилось, что сумочка была у Яны, та лазила в ней, что-то искала. Ирина наорала на неё, та, по обыкновению, надерзила в ответ. По всему выходило, что сумочку забыли на предыдущем уровне, при пересадке с одного фуникулёра на другой – в кабине того, предыдущего фуникулёра.
Мы бросились к фуникулёрному смотрящему, объяснили ситуацию. Он стал звонить своим коллегам вниз, просить, чтобы они взяли сумочку и держали при себе, за ней сейчас спустятся.
Мы договорились, что я останусь наверху, а Ирина с детьми спустится вниз, заберёт сумочку и вернётся наверх. Проводив их взглядом, я огляделся. Вокруг было на что посмотреть – сверкающие заснеженные вершины, лыжники, спускавшиеся по склонам на большой скорости.
Я немного спустился с горы, и, по дороге, проложенной трактором, поднялся на соседнюю вершину. Сделал селфи и вернулся назад. Фуникулёрная станция была пристроена к ресторану, по периметру которого тянулся балкон.
Я взял в ресторане глинтвейн и стал прогуливаться по балкону, любуясь красотами. Допив, взял ещё один… полистал меню, побродил по залу, поднялся на второй этаж – там был VIP-зал, спустился обратно, вышел на улицу.
Прошло достаточно времени, для того, чтобы найти сумочку и вернуться, но Ирины всё не было. Я попытался позвонить – сбой связи. Оставалось только гадать, что там внизу происходит, и размышлять, что же мне дальше делать – спускаться или ждать здесь. Этим размышлениям я предавался за вторым глинтвейном, и за третьим, и за четвёртым… Я изрядно проголодался и уже подумывал о том, чтобы перекусить в ресторане, как вдруг раздался звонок. Это была Яна, она сказала, что они уезжают на электричке обратно в Сочи.
– Что!?? – вскричал я. – Но мы же… собирались провести время… пообедать… поужинать…
…Сбой связи…
Я запрыгнул в очередной фуникулёр и стал спускаться вниз. Принялся звонить Ирине, – связь уже была нормальной, – но она не отвечала на звонки. Наконец, на 10-й или 15-й мой звонок она ответила. На мой вопрос: «Что происходит?» она отрывисто проговорила, что паспорт ей помог найти некий мужчина, которому «не всё равно», теперь она уезжает, ей «ничего не надо» и ей «всё надоело».
– А зачем мы вообще сюда ехали? – я чуть было не сказал «а какого хрена я отвалил за это путешествие столько денег?!»
Но ответа я не получил. Разумнее всего было бы на промежуточном уровне пересаживаться не на идущий вниз фуникулёр, а на идущий вверх, чтобы вернуться на вершину, пообедать, выпить вкусных напитков, ещё раз прогуляться по горам, потом спуститься вниз, но не для того, чтобы тотчас сесть в электричку и ехать в город, а для того, чтобы продолжить веселье в каком-нибудь баре. В кои-то веки я выбрался в такое шикарное место, где чистейший горный воздух, красоты неописуемые, и что, вот так вот взять и уехать из-за какой-то истерички!!? Пускай она уезжает с «мужчиной, которому не всё равно» (вообще как-то не верилось в его существование), я буду только рад, и даже готов заплатить, чтобы он увёз её куда подальше…
Но я всё-таки продолжил спуск. Меня всё ещё грызли сомнения, когда я прошёл через турникеты, и для возврата на вершину уже надо было брать новый билет. В конце концов, я мог бы погулять по Роза Хутор, здесь тоже красиво, отобедать в приличном ресторане. До отправления электрички оставались считанные минуты, надо было срочно принимать решение…
И я, как дурак набитый, побежал изо всех сил, взял билет и запрыгнул в последнюю секунду в вагон… пошёл по вагонам, чтобы найти Ирину с детьми… но так я их и не нашёл. Позвонил ей, – попросил, чтобы она сообщила, в каком она вагоне, поднялась с места, чтобы подать мне знак, а то народу полным полно, – но она грубо мне ответила, типа, тусуйся один, и прервала разговор.
И тут я стал жалеть о том, что не остался в Роза Хутор. Сначала я озлился на неё за то, что испортила такую замечательную поездку. Но, после недолгих размышлений, стал злиться на себя. Это я, идиот, получил кошмарный стресс за свои же деньги. Когда я ещё выберусь в горы?! Да чёрт его знает! У меня появилась мысль доехать до Сочи и на следующей электричке вернуться в Роза Хутор, зависнуть там до утра, а там уже решать, что дальше делать, и куда ехать, то ли в Сочи, то ли прямиком домой. А истеричку пускай развлекает «мужчина, которому не всё равно».
Но, когда поезд прибыл на сочинский вокзал, я, выйдя из вагона, стал искать глазами Ирину… но не нашёл ни её, ни детей. Стал звонить – она не брала трубку. Выругавшись, я пошёл пешком по направлению дома, в котором мы остановились, беспрестанно ей звоня и громко ругаясь матом. Какими только словами я её ни называл, – жаль она не слышала)))
Я предположил, что её повёз в город «мужчина, которому не всё равно». Тогда какого чёрта я иду к ней?! Несколько раз я останавливался, чтобы подумать, в правильном ли направлении двигаюсь. Может, стоит пойти на вокзал и сесть в поезд, идущий в родной город?! Вещи можно бросить, невелика потеря, или заказать доставку курьером.
Так я останавливался, думал, заходил в магазин за крепким алкоголем, шёл дальше, снова останавливался, прикладывался к бутылке, думал… но, как лунатик, продолжал идти в Иринину сторону. Много мыслей меня посетило за этот час, что я шёл вдоль моря (я выбрал длинный маршрут, не идти же вдоль трассы!) мимо отдыхающих, чьё праздничное настроение не было подпорчено истериками всяких вздорных бабёнок с прицепами.
«Да, ты идиот… но не будь круглым идиотом, не возвращайся к ней, беги, пока не поздно, ты сэкономишь кучу времени, денег, и нервов!!!»
Так думал я, шагая по набережной, любуясь морем, и поглядывая на симпатичных девушек.
Дойдя до дома, я поднялся на этаж, постучался в дверь… щёлкнул замок, но дверь не открылась. Пришлось открывать самому. Тот, кто отпер замок, отскочил от двери. Все трое были в зале. В мою сторону никто не посмотрел, и слова в мою сторону не произнёс. Я взял со стола кусок хлеба с колбасой и прошёл в спальню… чтобы снова предаться своим дурацким рефлексиям.
Кто они такие, эти твари, чтобы так себя вести?! Как умудрились внушить мне комплекс вины?! Они воротят от меня свои рожи, вместо того, чтобы ползать передо мной на коленях и просить прощения!!! Они нагло жрут еду, купленную на мои деньги, в оплаченных мной апартаментах, а я стыдливо хватаю какие-то куски и прячусь в каморке!!! Как бы поступил на моём месте настоящий мужик, мой родной брат, например?! Да он бы вышвырнул всех этих блядей на улицу, закрылся бы на все замки и отключил бы телефон! Сколько раз он по пьяной лавочке выгонял свою жену, и ей приходилось ночевать у наших родителей, потому что все её родственники живут в другом городе. А потом ещё не хотел пускать, приходилось его долго уговаривать, хоть не всегда он был прав в их ссорах.
Так думал я, прихлёбывая из горла и закусывая колбасой с хлебом… пока не заснул.
* * *Утром, 4 января, опять же, со мной никто не разговаривал, и я ни с кем тоже. Ирина едва цедила слова сквозь зубы:
– Чай будешь? Яичницу сделать?
Какое-то время мы слонялись по дому, потом вышли на прогулку. Опять же, не разговаривая, иногда перебрасываясь фразами, типа, «пойдём туда или сюда?», «в магазин заходить будем или на обратном пути?»
Когда настало время обеда, я предложил сесть за столик открытого кафе под пальмами с видом на море. Было многолюдно, стол, который мы заняли, был последним свободным. Пришлось выстоять очередь, чтобы сделать заказ. Когда мы получили на раздатке свою еду и приступили к трапезе, стало ясно, почему здесь аншлаг. Еда была изумительнейшая – харчо божественный, шашлык и люля-кебаб – наивкуснейшие, хачапури вне всяких похвал! Ирина и Яна с кислым высокомерием поглощали пищу, одаривая презрительными взглядами посетителей за соседними столиками, и отпуская язвительные комментарии, типа, какое быдло тут собралось. Дима не притронулся к еде, как обычно, Ирине с трудом удалось впихнуть в него ложку супа. В своей обычной манере он ныл: «Мне надоело тут сидеть, когда мы отсюда уйдём!?»
Определённо, меня удивляли абсолютно все его высказывания. Ходить он не мог, потому что уставал раньше, чем начинал ходьбу. Сидеть нигде тоже не мог, потому что надоедало, едва только он куда-либо усаживался…
Всё же, было одно занятие, от которого он никогда не уставал: лежание на диване, или на полу, перед телевизором, и поглощение сладостей, подаваемых матерью или сестрой.
Закончив трапезу, мы пошли к морю. Ирина с надменным видом феодала шла подле меня, Яна с ещё более надменным и угрюмым видом шла поодаль, Дима, как кошак, путался у нас под ногами.
Ирина снизошла до разговора со мной. Назвала меня «упрямым бараном» за то, что не попросил прощения за вчерашний проступок. Поведала о том, что в одной кабине с ними с вершины горы спускался интересный мужчина, москвич, обеспеченный и деловой (я чуть не расхохотался, когда она это говорила – до чего же одинаково тупые курицы описывают мужьям посторонних парней, чтобы вызвать приступ ревности!!!), который, узнав о пропаже сумочки, сразу принял участие в поисках. Стал расспрашивать фуникулёрных работников, охранников, прочий служилый люд… если бы не он, сумочку бы не нашли, и виноват в этом был бы я!
Она всё нахваливала и нахваливала «мужчину, которому не всё равно», всё стыдила и стыдила меня, но никак не могла пробить брешь в моём бронированном равнодушии и задеть за живое. Тем более, после обильной еды, абсолютно невозможно было до меня достучаться.
Лет двадцать назад моя первая жена пыталась сделать то же самое, и уже тогда мне было абсолютно безразлично, какой там «интересный мужчина обеспеченный и деловой» пытался на дорогом джипе её увезти. Ей, двадцатилетней дурочке, тогда было простительно. Но с возрастом она поумнела и сейчас ни таких, ни каких-либо других глупостей не говорит и не делает.
Да уж, свезло так свезло, нынешней моей избраннице не суждено уж поумнеть. Ибо сказано: если в сорок лет ума нет – то и не будет.
Я как бы нехотя процедил:
– Чтож ты не продолжила знакомство с «интересным мужчиной, обеспеченным и деловым»? Ты же любишь цеплять в этом городе всякую дебилятину, тащить домой для замужества и создания семьи!
Яна одарила меня ненавидящим взглядом, заревела и с воем побежала вперёд. Ирина, в тот момент что-то говорившая Диме, не расслышала мои слова, и переспросила:
– Что ты сказал?
– Когда моешь уши компотом, не забывай выковыривать оттуда косточки, – отчеканил я в ответ.
Она побежала за дочерью, мы с Димой неспешно продолжали идти вдоль моря. Так мы прошли мимо истошно рыдающей Яны и успокаивающей её Ирины, пройдя немного дальше, повернули к морю и пошли к воде. Мы достаточно долго бродили вдоль береговой линии, пока Ирина с дочерью не подошли к нам. Препоручив Диму Яне, Ирина набросилась на меня:
– Как ты смел!? Она не любит, чтобы при ней плохо отзывались о её родном отце! Она моим родителям не позволяет плохо говорить…
И прочая, и прочая… среди которого было такое заявление: «Последний раз езжу на отдых с кем-то, буду теперь ездить одна!!!»
– Ага, я тоже! – обрадованно ответил я.
Мы продолжили прогулку обмениваясь дежурными фразами, «пойдём направо», «зайдём в магазин за едой», и так далее.
Вечером, нам кое-как удалось помириться, но Ирина, опять же, осталась спать с детьми под предлогом «успокаивать расстроившуюся дочь».
* * *Вечером следующего дня, 5-го января, мы сели на поезд, а днём 6-го прибыли домой.
Глава XXXII: половой инстинкт, жара, КОВИД, будни такие страстные
Суточное дежурство 10 июня 2020 года в ковидарии началось, как обычно, – кофе с бутербродами, болтовня с коллегами, уединение с Лолой. Помимо интимного общения у нас имело место общение словесное. В нём Лола отказывалась от любых намёков на смысл, и, хватая меня за руку, прыгала вместе со мной на территорию чистого нонсенса и радостной пошлятины. Даже когда я не понимал логики наговариваемых ею текстов, её энергетика оставалась неотразимой. Первые три часа на работе были супер… а вот четвёртый был плохой… позвонил охранник и сообщил, что на территорию больницы заехала «скорая помощь».
Мы переоделись и прошёл в приёмку. Клиент лежал на каталке, – очень запущенного бомжатского вида дядька 66 лет. Фельдшер «скорой» доложила, что «скорую» вызвали родственники, навестившие одиноко живущего дядьку, обнаружили его в таком плохом состоянии, и позвонили 103. Он злоупотребляет алкоголем, у него алкогольная энцефалопатия и панкреатит, когда-то делали операцию по поводу панкреонекроза, чудом остался жив.
Выслушав анамнез, я поинтересовался:
– Всё это прекрасно! Но при чём тут наша инфекционная больница?! Мы принимаем только коронавирус!
Фельдшерица весело сообщила, что сатурация без кислорода 86, в лёгких ослабленное дыхание, там 100 % пневмония. Я в ответ лишь расхохотался, тогда она смущённо призналась, что доставленное ею тело – её отчим.
Я махнул рукой, да ладно, мол, мне вообще всё равно. Привезла, так привезла.
При взятии эпид. номера возникла заминка. Диспетчер СЭС не могла выдать номер пациенту, у которого наличие инфекционного заболевания ничем не подтверждено, он прибыл из дома, и о заболевании известно только со слов фельдшерицы в противочумном костюме, которая утверждает, что в таком виде выслушала у пациента «ослабленное дыхание».
Кое-как фельдшерица уговорила диспетчера СЭС выдать номер на диагноз «Вирусное заболевание неуточнённое». И мы стали оформлять пациента.
Явился кем-то вызванный реаниматолог, осмотрел больного, долго возмущался, мол, какого чёрта его привезли в инфекционный стационар без теста на коронавирус, без рентгена, без КТ, вообще без каких-либо элементарных исследований! Ведь так можно хватать всех подряд прохожих с улицы и тащить их сюда.
– Дык по большому счёту так всё и делается, – заметил я. – Более 80 % наших пациентов не нуждаются в стационарном лечении, непонятно, что они тут делают.
Но этот явно нуждался, учитывая сильную одышку и низкую сатурацию, правда, не в нашем стационаре. И реаниматолог сказал, чтобы оформляли больного и поднимали в реанимацию.
На тот момент я уже был мокрый насквозь в своём противозачаточном костюме, с меня текло сквозь все поры, я просто задыхался. Вопреки запретам я был готов включить сплит-систему, но не нашёл пульт.
И я очень расстроился прибытию новой «скорой». На сей раз женщина с подтверждённым КОВИД-19 и пневмонией. Лола оформила историю болезни, взяла кровь, сделала ЭКГ, я пациентку опросил. Потом сходил в отделение, осмотрел, как невролог, больную в подостром периоде инсульта. Вернулся в приёмное… и к своему ужасу увидел очередную «скорую» с четырьмя (!!!) пациентами на борту. Это был согласованный с руководством перевод ковид-подтверждённых больных с пневмониями из точно такого же инфекционного стационара, как наш.
«Но какой в этом смысл?» – мысленно возмущался я, разглядывая свои руки в перчатках. Что справа, что слева, под перчатками перекатывались пузырьки воздуха. До меня не сразу дошло, что они циркулируют в жидкости, то есть в скопившемся поту. Выпустить его не представлялось возможным, так как две перчатки на каждой руке были плотно схвачены на кисти скотчем.
Я зашёл в соседнее помещение, поднял правую руку, и стал массировать её левой от кончиков пальцев к кисти, как бы выдавливая жидкость. Часть стекала в рукав защитного костюма, ибо нижняя перчатка была заправлена под рукав, часть на пол. Потом то же самое проделал с левой рукой.
Затем подошёл к открытому окну, оттянул от себя очки и респиратор, подышал… хотя было особо нечем, на улице стояла жара 40 градусов.
После чего вернулся в регистратуру, где оформлялись вновь прибывшие. Повезло ещё, что они оказались совершенно вменяемыми людьми. Одновременно с приёмом происходила выписка двоих пациентов из больницы. Им выдали больничные листы, выписки, обработали дезинфектантом вещи, заставили расписаться в документах и вымыться в душе. И только потом выпустили на улицу.
Процесс приёма новых больных в стационар и выписка выздоровевших из стационара через одно и то же помещение так долго обсуждали… что ничего не придумали, и в итоге оставили всё, как есть.
Постепенно я адаптировался к своему положению, с меня по-прежнему лился пот градом, но переносилось это более менее нормально. И я почти не расстроился прибытию очередного пациента. Санитарки почему-то в тот день в смене не было, и, чтобы помочь Лоле, я отвёл поступивших пациентов по отделениям, и, опросив последнего пациента, вернулся в чистую зону.
Перед этим я выбросил на улицу, в палисадник, копии выписок пациентов и лист бумаги, на котором были написаны данные опроса. До этого я либо сразу писал свой осмотр в программе «Инфоклиника», либо писал сообщение самому себе и отправлял по электронной почте, чтобы не забыть полученную информацию. Но в этот раз работать за компьютером в защитном костюме было абсолютно невозможно. Тем более, что испортилась клавиатура, цифры вообще не печатались. Не представляю, как медсёстры умудрялись работать в программе.
Итак, вернувшись в чистую зону в начале третьего, я переоделся в уличную одежду, смазал руки кремом, вышел на улицу, подобрал свои бумажки возле приёмного отделения, и пошёл в магазин купить себе холодных напитков. Походив по рядам, я взял 0,5 Старопрамена, 0,3 лимонного Швепса и полторашку кваса.
Швепс я выпил сразу на улице возле магазина, пиво выпил за обедом, а вот квас после обеда не зашёл вообще. Он оказался с каким-то странным и очень неприятным привкусом, я подумал, может, просроченный. Лола посмотрела на этикетку и прочитала надпись: «Квас окрошечный с хреном»… вот такой хреновый квас. Она тоже не смогла его пить, пришлось баклашку выкинуть.
После обеда я занёс со своих бумажек в инфоклинику данные по пациентам. После чего мы с Лолой выдвинулись в направлении моего офиса, в котором было то, чего так недоставало в нашей 12-й палате – кондиционера и душа… но на полпути нас развернул телефонный звонок – снова позвали в приёмку. Из БСМП (больница № 2, в которой в доковидную эпоху я поддежуривал) доставили лежачую реанимационную бабку на кислороде. Более полугода она находилась в психушке с диагнозом «Деменция». Три дня назад она стала загружаться и её направили по «скорой помощи» в БСМП с подозрением на инсульт. Инсульт ей быстро исключили, и, вместо того, чтобы вернуть её назад в психушку (как я это всегда делаю с подобными клиентами), стали дальше обследовать и положили в реанимацию № 3 (всего в БСМП их 4, три из которых являются специализированными и принимают только пациентов с чёткими диагнозами и изначально известно, за каким отделением они числятся, а вот № 3 принимает всякую мутную шваль, и каждое утро начмед с заведующими приходит туда разбираться, чтобы определить, за каким отделением закрепить того или иного больного. Эти обходы являют собой дикие срачи, заведующие ругаются между собой, не желая брать на себя то дерьмище, что там находится).
Так вот, эта бабка провалялась в этой реанимации 3 дня, и ни за каким отделением она не была закреплена. Ей сделали КТ ОГК (двусторонняя полисегментарная вирусная (?) пневмония тяжёлой степени), тест на коронавирус (положительный) и по согласованию с нашим начмедом переправили в нашу больницу.
Дровищи, одни словом. Не стал я её осматривать, сделал копию выписки и направил в реанимацию (там она и зажмурилась двумя днями позже).
Далее поступили ещё двое, муж с женой, с результатами КТ ОГК на руках (пневмония вирусная (?)) без выполненных тестов на ковид. Плюс ещё одна семья с пригорода с интересным анамнезом.
Итак, семья – муж с женой по 38 лет и их 15-летний сын. Анамнез: на днях мать семейства пошла на работу, на входе ей измерили температуру – 37,5 градусов. Её отправили в поликлинику, там сделали тест на ковид… оказавшийся положительным. У её мужа обнаружилась «пневмония с большой долей вероятности вирусная» (он работает холодильщиком, на работе подолгу пребывает в холодильниках-морозильниках), но у него тест отрицательный.
Так что всю семью заластали и направили в нашу больницу, сына взяли до кучи, тест ему не делали, равно как рентген и КТ.
Я спросил её: а что, нельзя было температуру перемерить, вы же зашли в здание с улицы, жара стоит сорокаградусная, вы могли просто перегреться!? Или сказать человеку, который измерял температуру, что, мол, всё нормально, я иду на работу, а ты стой тут и не отсвечивай… ну, как-то решить вопрос, чтобы обойтись без поликлиники и без тестов… а если муж попался с пневмонией, дык пускай сам её лечит, а вы с сыном, типа, с ним вместе не живёте, тем более у вас фамилии разные.
Она смотрела на меня, как баран на новые ворота, бормоча одно и то же: «У меня же тест положительный, мы все контактные»…
Да… мне стало ясно, что реальных своих проблем она не ведает. За отсутствием свободных палат в нашей инфекционной больнице, где всё смешалось, как в доме Облонских, разместили эту семью по трём разным палатам, в которых уже находились больные с самыми разнообразными диагнозами…
Уже темнело, когда мы вернулись в чистую зону. На улице я подобрал копию выписки лежачей бабки и записанные на листочек данные остальных пациентов, и, стал заносить информацию в инфоклинику.
Объясню, зачем я выкидывал в окно сделанные в грязной зоне записи, а потом, вернувшись в чистую, их подбирал. Из грязной зоны нельзя было что-либо выносить в чистую без санобработки в санпропускнике. Я бы мог проносить, конечно, но в санпропускнике дежурили санитарки, опрыскивававшие всех сотрудников дезинфицирующим раствором, некоторые из них дуры тотальные, они могли раструбить по всей больнице, что кто-то проносит из грязной зоны в чистую какие либо вещи, что называется, святая простота. Также, я бы мог свернуть бумаги вчетверо и сунуть в карман хирургического костюма, надевавшегося под СИЗ, но после работы в грязной зоне он был мокрый насквозь.