Дело об ожившем мертвеце

Я выскочила в коридор и, проходя мимо своей спальни, осторожно заглянула в неё. Оливер сидел в постели, держа у себя на коленях поднос с завтраком, а в ногах у него со счастливым видом похрапывал Скелет. Оливер слабо улыбнулся, увидев меня, я моргнула и улыбнулась ему в ответ и только тогда вдруг сообразила, что на мне ничего нет, кроме ночной рубашки. Ну, и некоторого количества грязи вдобавок. Во время вчерашней ночной суматохи это ещё как-то могло проскочить незамеченным, но сейчас, при ярком дневном свете? О-хо-хо… А между тем вся моя одежда в спальне, а на моей кровати лежит незнакомый парень. М-да, ситуация…

Делать нечего, пришлось отправиться дальше в том, что на мне есть.

– Мама! – крикнула я вниз, выйдя на лестничную площадку.

– Что ты кричишь, Вайолет? – откликнулась снизу мама. – Воспитанные юные леди так себя не ведут!

– Мам, ты одежду мою принести можешь? – спросила я. – Она в моей спальне, а там…

Тяжёлый вздох, затем:

– Да-да, конечно, моя дорогая.

А вы знаете, ведь несколько лет тому назад у нас в доме была прислуга, которая как раз всякими такими делами и занималась. У нас с Томасом сначала была няня, затем две гувернантки – мисс Стоун сначала, а затем миссис Баркер, – только все они давно уже уволились. Точнее, папа их уволил, потому что дела у нас шли всё хуже, денег становилось всё меньше, и нам пришлось, как говорится, затягивать ремни. Больше всего я переживала, когда от нас ушла наша экономка, миссис Китон. Так хорошо, как она, ко мне никто никогда больше не относился. Помню, как миссис Китон подкармливала меня сахаром – совала сладкие кубики тайком, когда мама этого не видела.

Впрочем, одна служанка у нас в доме оставалась до сих пор. Мэдди. Она жила в одной из двух комнат для прислуги в мансарде, под самой крышей. В обязанности Мэдди входило разжигать по утрам огонь, прибирать, подметать, следить за чистотой и менять постельное бельё. Обычно она же помогала нам с Томасом умываться и одеваться. Но, как нарочно, именно сейчас Мэдди не было – папа дал ей недельку отпуска, и она укатила к своим родственникам в Йоркшир.

А раз не было Мэдди, значит, все домашние дела ложились сейчас на мамины плечи, и нельзя сказать, что это её радовало. Вот и в то утро, помогая мне одеваться, мама не переставала бубнить себе под нос о том, что в сутках всего двадцать четыре часа, а рук у неё только две, а сама она не семижильная. Я слушала и чувствовала себя всё более виноватой в том, что спасла прошлой ночью Оливера, а значит, добавила маме хлопот.

Но если уж по-честному, то не очень я винила себя за это.

На завтрак мама приготовила нам яичницу с ломтиками бекона и свежим – точнее, почти свежим – хлебом. Завтрак я впихивала в себя с большим трудом: что-то бурлило у меня в животе, сопротивлялось. Наверное, так подействовали на мой желудок вчерашние переживания. Да меня и до сих пор не отпускали тревожные мысли, связанные с Оливером, хотя я сама не могла понять, почему так много думаю о нём. Ведь, по сути дела, я почти не знала его и провела с Оливером больше времени, когда он был «мёртв», чем когда «ожил».

Интересная мысль, кстати. Я оторвала взгляд от моей тарелки, посмотрела на папу, который надраивал в углу свои ботинки, и задала ему вопрос, который не переставал мучить меня с прошлой ночи:

– Скажи, пап, а Оливер… он действительно был мёртв?

Папа пожевал губами, подумал, прежде чем ответить.

– Нет, я так не думаю, – сказал он наконец. – И доктор Лейн тоже сказал, что парень просто был без сознания. И затылок у него разбит.

– То есть его ударили? По затылку? – уточнила я, вдумчиво пережёвывая ломтик бекона.

Скелет осторожно потрогал лапой моё колено – рассчитывал на то, что я поделюсь с ним.

– Очень похоже на то. Надо бы расспросить его о том, что он помнит, только, боюсь, рано ещё это делать. Пусть немного в себя придёт.

– Но сегодня утром ему, кажется, легче стало, – подала голос стоявшая возле раковины мама. – И щёки слегка порозовели, и доктор сказал, что он выглядит намного лучше, чем можно было ожидать после таких передряг.

Ну, для того, чтобы выглядеть лучше, чем прошлой ночью, Оливеру большого труда не требовалось. Вчера-то он был ничуть не краше мертвеца.

– А семья у Оливера есть? – спросила я.

– Нет, по-моему, – покачал головой папа. – Я его спрашивал о том, кому дать знать, что он жив, и Оливер ответил, что некому об этом сообщать.

Мне стало ещё больше жаль этого парня. Я нежно погладила Скелета по длинному, нацеленному ко мне в тарелку носу и подумала о том, что нам нужно каким-то образом поддержать, подбодрить Оливера.

Только сейчас, зевая и потягиваясь, на завтрак явился наконец Томас.

– Добрейшее утречко! – весело поздоровался он.

– Он в курсе? – вопросительно взглянула я на папу.

– В курсе чего? – моментально насторожился Томас.

– Чуда, которое произошло вчера ночью! – с чувством объявила я.

– Не драматизируй, Вайолет, – замахнулась на меня кухонным полотенцем мама. – А ты не слушай её, Томас. Просто вчера ночью было небольшое происшествие…

– Парень, которого мы считали мёртвым… – начал папа.

– Которого ты считал мёртвым, – поправила его мама.

– Ладно, которого я считал мёртвым, на самом деле не умер, – нахмурился папа. – Просто был без сознания. Твоя сестра нашла его, когда он вылез из своего гроба и разгуливал по кладбищу. Под дождём. По грязи.

Томаса, похоже, эти жуткие новости не слишком потрясли. Он наморщил свой нос и спросил, хмыкнув:

– Как же так? Ты что, пап, не проверил его, прежде чем в гроб засунуть?

Папа метнул на Томаса взгляд, в котором явно читалось: «Немедленно заткнись, а не то…» Впрочем, ничего особенного такой взгляд не предвещал, а сам папа при этом становился ужасно похожим на летучую мышь. На доброжелательную летучую мышь в съехавших к кончику носа круглых очках.

А вопрос-то мой брат задал очень хороший. Правильный вопрос. Ведь до сих пор подобных ляпов у нашего папы никогда не случалось, он очень тщательно выполнял свою работу. Что ему могло помешать на этот раз? Что отвлекло его внимание?

– Ну хватит за столом болтать, дела пора делать, – сказала мама, с грохотом ставя перед Томасом полную тарелку. – Кто позавтракал – давайте, проваливайте с кухни.

Так и закончился тот наш разговор, последнее слово в котором, как всегда, осталось за мамой.

Оливер весь день отдыхал, пролежал в постели, а мои родители ближе к вечеру вновь вернулись к разговору об этом парне. Они сидели в гостиной, а я шла мимо, услышала имя «Оливер», ну и…

Ну хорошо, не стану я вам лгать. Да, я подслушала, о чём они говорят. Зашла в соседнюю комнату, взяла стакан, перевернула донышком к себе, к стене приставила, ухо приложила… Да что вы, сами не знаете, что ли, как это делается?

– Ну и что нам с ним делать? – раздался в стакане мамин голос. – Не можем же мы его оставить жить у нас, правда же?

– А почему бы и нет, собственно говоря? – ответил папа. Затем я услышала звон стекла и бульканье жидкости. Понятно, это он налил себе бренди. – Мне, например, ещё одна пара рук точно лишней не будет. Если у него действительно нет никого и пойти некуда, пусть работает здесь за еду и кров.

– Но мы совершенно не знаем, кто такой этот Оливер. А вдруг он лунатиком окажется или неуравновешенным. Или вообще маньяком, не приведи Господь?

Я с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться. Ну мама! Это кто же из нас, интересно, драматизирует-то, а?

– Он не сделал ничего, чтобы его можно было заподозрить в чём-то таком, – ответил папа. – И вообще, нужно лучше думать про своих ближних, дорогая. Лучше.

– Лучше! Тоже мне священник нашёлся! Нет уж, Эдгар, давай смотреть правде в глаза. Оливер почти взрослый молодой человек, и он нам никакой не родственник. Что скажут соседи, когда узнают, что он у нас поселился?

– А зачем им вообще знать о том, что происходит у нас здесь, на кладбище? В курсе только один доктор Лейн, но он понапрасну болтать не станет, к тому же мы все до сих пор не понимаем, что на самом деле случилось вчера ночью. Парень молчит и, похоже, сам ничего не помнит. Я думаю, что его, скорее всего, сшибла какая-нибудь телега. Или он упал и головой о бордюр как следует приложился… – Папа помолчал немного, а затем добавил: – А если что, можно всем сказать, например, что Оливер наш дальний родственник. Троюродный. Кому какое дело до этого?

– Тебе его жаль? – спросила мама.

– Ну… – Папа снова помолчал. – Скажем так, я чувствую себя в ответе за то, что с ним произошло.

– Ты какой-то рассеянный стал последнее время, – с упрёком в голосе заметила мама. – Я понимаю, дела у нас идут не блестяще, а будут идти ещё хуже, если ты не перестанешь бесплатно хоронить всех, за кого некому заплатить, и…

– А кто ещё их похоронит, если не я? – перебил её папа.

Мама со стоном вздохнула. Так она всегда вздыхала, когда чувствовала, что спор проигран и возразить ей больше нечего.

– Хорошо, дорогой, пусть будет по-твоему. Но отвечать за это тоже будешь ты!

В отличие от мамы, я нисколько не боялась того, что о нас могут подумать люди. Нет, боялась я другого – того лица, что мелькнуло за нашим окном, чтобы растаять в ночной тьме. Кто бы это мог быть? И как раз в ту ночь, когда возле своей раскопанной могилы нашёлся Оливер. Что это, неужели простое совпадение?

В ту ночь мне не давали уснуть теснившиеся в голове вопросы. Кто это был там, за окном? Куда он исчез? И не был ли это тот самый человек, что пытался отправить Оливера в могилу?

Глава 5

Три дня прошло, прежде чем Оливер, кажется, пришёл в себя. Внешне, во всяком случае. В том, что воспоминания о ночи, когда мы нашли его слоняющимся среди могил под проливным дождём, не оставят Оливера до самой смерти, я нисколько не сомневалась. Как и меня саму, впрочем.

Возможностей поговорить с ним о том, что случилось, было у меня немного. Каждый раз, когда мы с Оливером оказывались наедине, сразу же, как по заказу, появлялась мама. Окидывала нас стальным взглядом и спешила увести или услать меня куда-нибудь подальше.

Как только Оливер окреп и поднялся на ноги, папа предложил ему стать своим помощником. Я думаю, что папу до сих пор мучила совесть за ту ошибку, которую он допустил с Оливером, когда чуть не похоронил его. Оливер, в свою очередь, был очень признателен папе, что, само собой, нисколько не удивительно, поскольку идти ему было некуда. Во всяком случае, Оливер не помнил такого места, куда он мог бы пойти от нас. И вот теперь папа уже вовсю вводил Оливера в курс дела, объяснял ему все премудрости похоронного бизнеса. Одели Оливера в старый папин рабочий комбинезон – коричневый, залатанный, слегка великоватый Оливеру, зато очень чисто отстиранный (стараниями мамы, разумеется).

Я молча, не говоря ни слова, наблюдала за папой и Оливером, но внутри у меня при этом всё так и кипело. Хотя мы с Оливером общались нечасто, он мне нравился. Да-да, на самом деле нравился, но при этом мне очень хотелось, чтобы папа и меня замечал почаще. Да, я понимаю, ему давно нужен был помощник, и я всегда пыталась стать для него этой самой ещё одной парой рук. Между прочим, я лучше, чем кто-либо, знала все тонкости похоронных ритуалов, бальзамирования, и в гробах отлично разбиралась. Но вот выпало мне несчастье девчонкой родиться, и потому не нужны были папе мои знания и умения, не желал он меня всерьёз принимать. Сколько бы раз я ни говорила о том, что хочу стать его помощницей, он всегда реагировал одинаково: погладит меня по голове, потом скажет, что я должна жить среди людей, а не с мёртвыми возиться. И всё на этом.

А ведь на самом деле это всего лишь предрассудки. Предрассудки и глупости. Ну почему, скажите, не может женщина быть гробовщиком? Женщина дарит ребёнку жизнь. Так почему бы ей и в последний путь не проводить человека? Всё очень логично было бы, по-моему. Между прочим, я то ли слышала, то ли читала, что в глухих сельских общинах обязанности гробовщика выполняют именно женщины. Пожилые. И уж они-то как никто другой знают всё о жизни и смерти, можете не сомневаться.

Я и маме обо всём этом говорила, но она лишь фыркала в ответ и говорила что-нибудь вроде:

– Кое в чём ты папе можешь помогать, конечно, но становиться гробовщицей? Помилуй, разве это подходящее занятие для молодой леди? Да разве найдётся такой дурак, чтобы на гробовщице жениться?

– Но ты же вышла замуж за гробовщика? – парировала я.

– Не равняй себя со своим папой, Вайолет, – отвечала, покачивая головой, мама.

На этом разговор заканчивался, и меня усаживали за вышивание или ещё какой-нибудь ерундой пытались занять.

Мне было достаточно неприятно знать, что моё место в похоронном бюро со временем займёт Томас. Но он хотя бы мой брат. А взять в помощники, что называется, первого встречного, да не с улицы даже, а с кладбища!.. Прямо из могилы, можно сказать! Нет, это вообще никак в моей голове не укладывалось. Несправедливо. Нечестно.

Короче говоря, спустя недолгое время глаза бы мои на них не смотрели – на папу и его помощника. Чтобы дать выход своим чувствам, я занималась гробами. Полировала деревянные гробы до такого блеска, что в них можно было глядеться как в зеркало. Кроме того, были у нас и металлические гробы, и бархатом обитые, и украшенные замысловатой резьбой тоже. Но больше всего мне нравилось то, что на нашем языке называлось «вечными цветами». Это действительно были цветочки – очень красивые, искусно сделанные из свинца, иногда даже помещённые внутрь стеклянного шара. Прелесть, одним словом.

В тот день стояла ясная погода, и я, закончив полировать очередной гроб, вышла на улицу. Уселась на лавочке под старым дубом, книжку открыла, а Скелет разлёгся у моих ног и принялся сосредоточенно грызть какую-то щепку. В тёплом воздухе пахло дождём.

Я дочитала роман как раз до того места, когда Франкенштейн пытается оживить своего собранного из трупов монстра, когда на моё плечо легла чья-то рука. Разумеется, я вздрогнула от неожиданности и испуганно вскочила на ноги.

А это оказался Оливер.

– Добрый день, мисс, – сказал он.

Скелет оставил в покое недогрызенную щепку и внимательно посмотрел на Оливера, забавно, почти наизнанку вывернув одно своё ухо.

– Ты можешь называть меня просто Вайолет, – ответила я, стараясь добавить голосу больше теплоты и дружелюбия, чем испытывала на самом деле.

Мне показалось, что Оливер почувствовал это.

– Я вас огорчил? – спросил он. – Простите, если так. Я… на самом деле, мне не совсем понятно, что я здесь делаю, но действительно очень, очень благодарен вашей семье за то, что вы взяли меня к себе. Вот я и подумал, что, может быть, вы и я… э… может быть, мы могли бы стать друзьями?

И он присел на скамейку рядом со мной.

– Нет, ты меня ничем не огорчил, – вздохнула я. – Ты тут ни при чём. Это всё мой отец. Понимаешь, я хотела сама стать его помощницей, ведь я всё знаю о нашем бизнесе. Всё!

Тут я на всякий случай оглянулась вокруг, чтобы убедиться, что нигде не видно мамы и она не высунет свою голову из-за ближайшего куста, чтобы отчитать меня.

Оливер улыбнулся – это была долгая, ленивая, сказала бы я, улыбка.

– Держу пари, что в один прекрасный день он сам поймёт это, мисс… Вайолет. Что-то должно будет измениться, и изменится!

– Ну, разве только крепко по голове получит! – сболтнула я и немедленно пожалела об этих своих словах. Пожалела, однако справиться со своим любопытством всё-таки не смогла и спросила: – Кстати об ударах по голове. Позволь спросить: ты помнишь что-нибудь из того, что с тобой тогда случилось?

Оливер прикрыл глаза, словно пытаясь найти в памяти ответ на мой вопрос.

– Что я помню?.. Боль я помню. Вот здесь. – Он повернулся ко мне спиной и раздвинул на своём затылке волосы, показав глубокую рану, которая теперь начинала понемногу зарубцовываться. Лежавший у наших ног Скелет сочувственно заскулил. – А что было до этого?.. Нет, не помню. Знаю, что меня зовут Оливер. Моя мама умерла, когда я был ещё совсем маленьким. А когда подрос, мой отец послал меня на улицу зарабатывать на жизнь чистильщиком обуви. Ещё, кажется, я недолго ходил в бесплатную школу, которой руководила некая мисс Блисси. Её школа находилась в Медном переулке. Нет, эта школа ничего, можно сказать, мне не дала. Читать толком я так и не научился, считать вот разве что неплохо умею. – Он немного помолчал. – А вскоре и моего отца не стало. Ушёл однажды на работу и больше не возвратился.

– О, мне очень жаль, – поморщилась я, услышав это.

– Да не стоит, – небрежно пожал плечом Оливер. – Он, в общем-то, мог и не умереть. Просто решил, что я достаточно прочно уже стою на ногах, чтобы прожить самостоятельно. – Он наклонился и потрепал Скелета по холке. – С тех пор чем я только не занимался. Подстригал газонокосилкой траву на лужайках для богатых людей, окна мыл, но, конечно, в основном ботинки прохожим чистил. А потом… потом… – и Оливер замолчал, не договорив.

– А что было потом, ты не помнишь, да?

– Не помню, – со вздохом признал он. – Тут целый кусок моей жизни куда-то вылетел, и я даже не знаю, насколько большой кусок. Дальше всё словно окутано туманом, сквозь который я ничего разглядеть не могу.

– Но этот туман со временем рассеется, правда же? – спросила я.

Мне вспомнился случай, произошедший с Томасом, когда он в пять лет упал с ветки и потом не мог вспомнить ни того, как он туда залез, на это дерево, и ни того даже, что тогда ел на завтрак. Но прошло сколько-то времени, и брат припомнил, что на дерево полез, потому что гонялся за Бандитом – это был большой рыжий кот, уличный, дикий. А затем с гордостью объявил, что в тот день на завтрак были варёные яйца – и не ошибся, он их действительно ел.

Оливер вновь поднял веки, посмотрел на меня, а я с удовольствием заглянула в его светло-карие, ставшие теперь такими живыми глаза. Тот отсутствующий, пустой взгляд, который был у Оливера в ту ночь на кладбище, бесследно исчез.

– Хочу надеяться, – сказал Оливер. – Может быть, я не просто упал и головой ударился? Что же, интересно, на самом деле тогда со мной произошло?

– К сожалению, в данный момент у нас нет никакой возможности это узнать, – вздохнула я.

– Не понял, что вы имеете в виду? – озадаченно спросил меня Оливер.

– А то, что для этого нужно было бы взглянуть на вещественные доказательства, – пояснила я. – Но, видишь ли, кто-то украл твои бумаги. Твоё свидетельство о смерти, протокол о причине смерти и протокол о том, как и где тебя нашли, тоже. Пропали все эти документы, так-то вот.

– Что? – Оливер с силой пнул лежавший в мокрой траве камень. Он полетел далеко прочь, и Скелет немедленно метнулся следом ловить его. – Меня огрели по голове! А документы мои украли! Если уж это не подозрительно, то я уж и не знаю просто…

Теперь, когда я сказала о пропавших документах Оливера вслух, мне самой всё это стало казаться ужасно подозрительным и странным.

– Тебя привезли к нам, но мой папа ничего необычного не заметил, иначе сделал бы тебе вскрытие, – заметила я, наблюдая за тем, как Скелет катает пойманный камень.

– Вскрытие?.. – переспросил Оливер.

– Да, исследование трупа для установления причин смерти.

Оливер тяжело сглотнул, затем пробормотал, с шумом выдохнув воздух из лёгких:

– На самом деле, я даже думать об этом не хочу. – Он посмотрел в сторону кладбища и добавил: – Я… думаю, мне нужна помощь.

Его голос неожиданно и резко изменился, он сделался ниже, в нём появились страдальческие нотки.

– В чём именно? – спросила я, протягивая руку за отложенной в сторону книгой.

– Ну… – нахмурил лоб Оливер. – Ведь если… кто-то пытался убить меня…

Скелет оставил в покое камень и уставился на Оливера, склонив голову набок. Я же сама была слишком ошеломлена, чтобы сказать что-либо.

– Я не знаю, кому и зачем это было нужно, – продолжил Оливер, рассеянно глядя вдаль, на ряды могил за кладбищенской оградой. – Я никогда никому ничего плохого не делал. Но если они действительно пытались меня убить, а теперь узнают вдруг, что я выжил, то и ещё раз могут попробовать, – он снова сглотнул. – Мне и так всё время было как-то не по себе. Так, словно со мной произошло что-то ужасное. А теперь, когда выясняется, что кто-то украл все мои документы, все, как это… вещественные доказательства, совершенно ясно становится, что это…

Оливер не договорил. Это за него сделала я:

– Убийство, – с трудом шевеля онемевшими от ужаса губами, произнесла я. – Настоящая попытка убийства.

– Вот почему мне нужна ваша помощь, мисс, – взглянул на меня Оливер, и на этот раз я не стала его поправлять, не стала напоминать ему своё имя и просить его называть меня на «ты». – Мне нужна ваша помощь, чтобы раскрыть… моё собственное убийство. Или попытку убийства. Во всяком случае, я собираюсь сделать всё возможное, чтобы эта попытка не повторилась…

Глава 6

Сначала необычная просьба Оливера ошеломила меня, но очень быстро этот шок сменился радостным возбуждением.

– В самом деле? – воскликнула я, прижимая к груди книгу о Франкенштейне и его чудовище. – Если я правильно поняла, ты хочешь, чтобы я занялась этим расследованием?

«Это будет здо́рово! Это будет весело! И опасно!» – подумала я. Моя мама пришла бы в ужас, узнай она об этом, но мне такое дело будет по нраву, в этом я ничуть не сомневалась. Что ж, не хотят, чтобы я участвовала в семейном бизнесе, тогда таким способом докажу им, что чего-то сто́ю.

Кроме всего прочего, это важное дело, очень важное. Ведь если кто-то действительно охотится за Оливером, он же не оставит своих попыток добраться до него, правда же?

– Я слышал, как вы разговаривали со своим отцом, – сказал Оливер. – Вы очень умны, мисс, и знаете всё-всё о том, что связано со смертью.

Я кивнула, очень польщённая тем, что он считает меня такой специалисткой, однако были у меня сомнения в том, стоит ли нам с ним только вдвоём браться за такое опасное и сложное дело.

– А может, для начала нам в полицию обратиться? – спросила я.

– Ваш отец сказал, что это дохлый номер, – пожал плечами Оливер. – Они и пальцем не шевельнут, чтобы расследовать убийство какого-то уличного мальчишки, которого к тому же и не убили до конца.

– М-да, – хмыкнула я. – Пожалуй, папа прав. – Мне в колени уткнулся Скелет, и я принялась задумчиво поглаживать его шелковистую шерсть. – Ну да, тем более что если убийца по-прежнему на свободе, он не должен знать о том, что ты остался жив, Оливер. Наверное, это действительно лучше всего держать в тайне.

Тайна! Ах, какое прекрасное, какое волнующее слово – тайна! А слова тайное расследование? Ну это вообще с ума сойти! Звучит как название одной из тех потрёпанных книжек в мягкой обложке, которые Томас выпрашивает в школе почитать у своих приятелей постарше. А на страницах таких книжек целый незнакомый, волнующий мир с мужественными, проницательными детективами и хитрыми беспощадными злодеями. Чудесный мир!

Оливер некоторое время обдумывал мои слова, уставившись светло-карими глазами в сторону кладбища. На ближайший к нам надгробный камень опустилась запоздалая, последняя летняя бабочка. Замерла, мягко раскрывая крылышки и снова складывая их над своей спинкой.

– Вы правы, – сказал наконец Оливер. – Я должен избегать любого риска. Так вы поможете мне?

– Да! – несколько поспешнее, наверное, чем следовало, воскликнула я, стремительно вскакивая на ноги. Скелет негромко одобрительно пролаял. – Разумеется, помогу. Предоставь всё мне, и я придумаю, с чего нам начать.

Оливер облегчённо вздохнул и улыбнулся. Глаза его посветлели и радостно заблестели.

– Благодарю вас, мисс. Вы просто не представляете, как я вам обязан.

– Вайолет, – снова напомнила ему я. – Зови меня просто Вайолет.

– Хорошо… мисс, – лукаво подмигнул он мне.

Я швырнула в него книжкой про Франкенштейна. В шутку, конечно же.

Весь вечер я ломала голову над тем, с чего начать наше расследование. Задачка была трудной, но меня это только радовало, потому что я наконец была занята настоящим делом.

Снова и снова я вспоминала слова Оливера о том, что пропажа папки с его документами выглядит очень подозрительно. Наверное, именно с этого и следовало начинать. А ещё можно попытать счастья в полиции – быть может, там удастся узнать что-нибудь полезное, даже если у нас не будет на руках никаких доказательств.

* * *

На следующее утро мы со Скелетом нашли Оливера в морге. Он обмывал из шланга пустующую на данный момент мраморную плиту. На Оливере снова был надет старенький коричневый комбинезон, к нему добавилась надвинутая на лоб кепка. На гвоздике возле двери висел один из древних твидовых пиджаков, которые мой папа носил в далёкой юности. Надо полагать, что теперь он тоже перешёл в собственность Оливера.