Радиация

– Вечер добрый, – сказал Андрей. – Знакомьтесь.

Федор привстал и пожал руку.

– Федор, – представился он.

Симовна, мать Алешки. маленькая приземистая женщина с седой гулькой волос вскочила со стула и схватив Андрея за руки, принялась его целовать.

– Сядайте, – закружилась она возле гостей, извлекая из-под стола табуретки.

Федор разлил самогон по стаканам.

– За встречу, – поднял он тост.

– Солтисоном закусите, – Симовна подвинула гостям тарелку с рулетом. – кровянку попробуйте, только вчера пекли.

Федор потянулся к бутылке.

– Не гони, – сказал Алешка, – Андрей с делом пришел.

– Дело обмыть надо, не послушался Федор и откупорил бутылку.

– Дело вот какое, сказал Андрей – Чем больше за наше крыло проголосует, тем вернее мы выиграем. Свой человек наверху никогда не помешает. – он посмотрел на Симовну.

– О-хо-хо, – закудахтал Федор, – крылатые , перелетные.

– Молчи, – одернула его теща, – это житя наше. Кого выберем, с тем и будем.

– Лизка, – крикнул Федор, – голос продашь? – тихо в доме будет.

Из соседней комнаты раздался крик ребенка. На пороге появилась Лиза с малышом на руках.

– Изверг, детей побудил, – завизжала она, сам теперь присыпай.

Ребенок кричал, тер кулачками глаза. Личико его покраснело.

– Брысь, тица, – Федор схватил ложку и бросил в жену.

Лизка увернулась, заревела и побежала в спальню. Алешка кинулся за ней.

– Тихо вы, – проговорила Симовна, – договориться не дадут.

Федор стал разливать самогон в стаканы.

– Ты, вот, что Андрюша, саженцев бы нам привез: абрикосу, персик, винограда. У вас там вывели, я по программе бачила, в рик три урожая дают.

– Мама, – появился в дверях Алешка, – я тебе совхозных принесу.

– Ладно, вам, – Андрей вытащил из сумки листки, – будут саженцы, к весне завезем. – он щелкнул ручкой. – И консервов дадим. Вот Симовна, гляди, здесь по пунктам ответишь, здесь крестик поставишь, так всем и объясняй. За покойников сама опустишь бюллетени в урну. Лишние голоса не помешают.

– Дура – баба, – пробурчал Федор, поднялся, и схватился за спинку стула.– Все дураки. – сказал он и шатаясь, вышел из комнаты.

– Пьянь, – поморщилась мать, – Лизка говорит, третий день без просыху, насилу уговорила проводить их к нам. – Она взяла ручку. – Только не позжее апреля, – предупредила она, ставя крестик в анкете, – а то не примутся.

Андрей разделил стопку бумаг надвое.

– Это вам, – пододвинул он Симовне. – это тебе, – кивнул он Алешке, подперевшего голову рукой. И еще… – Он посмотрел на Макса. Тот вытащил пачку купюр и бросил на стол.

– Это на расходы. Завтра анкеты должны быть у нас.

– Вот те раз, – удивился Алешка.

– Не шуточки, – сказал Макс, дожевывая колбасу.

– Пойду, Федора поищу. – Алешка встал из-за стола.

Симовна сгребла деньги.

– Это он от радости, – сказала она.

Кока засмеялся. Макс хмыкнул.

Из спальни послышались шаги. Через порог перелез трехлетний малыш и засунув палец в нос, уставился на гостей.

– Васька. – марш к мамке. – крикнула Симовна.

Андрей поднялся.

– Нам пора.

Загремели стулья по деревянному полу. Симовна засеменила за гостями.

. Вы не думайте. Прямо сегодня и начнем, – тараторила она, – Куму подключу. Вместе в два счета, и Лизка поможет. Только бы охламон не мешал.

– Так мы его, – простодушно сказал Кока.

– Ни, ни, – испугалась Симовна, – он троих кормит, куда Лизке без него. Все ж хозяин в доме. Вот у вас как, – она спохватилась, – хоть отца застал.

– Ладно, – сказал Андрей, – Ни пуха вам.

Они вышли на улицу. Снег скрипел под ногами, за оградами рычали собаки, одна маленькая сорвалась и помчалась за чужаками.

– Фу, – повернулся к ней Андрей и размахнулся сумкой. Собака испугалась и отстала.

– Шавки, – выругался Андрей. В проулке было темно, выл ветер и мело снегом.

– Кажется, пришли, – Андрей постучал по калитке. Раньше бы он как свой потянулся за забор и открыл задвижку. Но кто знает, какую живность завели во дворе.

В окне зажегся свет, засветилась лампочка на крыльце. Закутанная в шерстяной платок, появилась мать Марьянки.

– Кто к нам пожаловал, – торопясь, она отодвинула задвижку и пропустила гостей, – Марьянки дома нет, ничего, проходите, она скоро будет.

Гости прошли через убранный палисадник к высокому выбеленному дому. Дом строил еще отец Марьянки, любил высокие потолки и аккуратен был донельзя.

Порядки после его смерти продолжали поддерживать. У тети Глаши занавески на окнах крахмальные, пол выметен, ни соринки, ни пылинки. На стенах картинки современные. На диване плюшевое покрывало. В хате запах пирогов. Не зная куда гостей лучше посадить, хозяйка засуетилась, телевизор включила, побежала за угощением. На столе появилась бутылка, сало, блестящие кубики пирогов. Прежде, чем поставить рюмочки, тетя Глаша протерла их полотенцем. Рюмочки были торжественные, для гостей. С тех пор, как Андрей уехал, они так и стояли в серванте.

Пока гости пили водку, хозяйка вскакивала, бегала на кухню, приносила то соленых грибов, то квашеной капусты.

Тем временем Андрей достал анкеты из сумки и разложил на столе.

– Ишь чего задумали, – удивилась хозяйка, – села за стол и одела очки, – за какую партию, – задумалась она.

– Вот здесь крестик, – подсказал Андрей.

– И нравится тебе это? – спросила она, подписав бумагу.

– Работа, – развел руками Андрей. – Спасибо на этом, – Теперь на выборы пойдете, будете знать за кого голосовать. Он поднялся, – пойдем, времени мало, еще пол села обойти надо.

Ребята опрокинули по рюмочке и недовольно поднялись.

– Марьянку не дождетесь? – всплеснула руками тетя Глаша.

Гости вышли в коридор и стали обувать ботинки.

– Погодьте, сейчас, – спохватилась хозяйка и вынесла пакет с пирогами, – вот с маком, эти с сыром.

Андрей замешкался, не зная куда положить пакет.

– Пристроил бы ты Марьянку, – наконец решилась мать, – мается она.

– Договоримся, – кивнул Андрей.

– Ой, наговорила, – хлопнула себя по лбу тетя Глаша, Марьянке не понравится.

Она высунулась из двери и прокричала в темноту:

– Заходьте еще.

В ответ шумел ветер.

– И чего ушли, – бурчал Кока, в тепле бы посидели, выпили, броди тут среди сугробов.

– С бабкой сидеть, скука смертная, – кричал Макс.

Слова уносились ветром. Ветер дул в лицо. Приятели кутались в воротники, надвигали кепки.

– Пойдем через кладбище, – крикнул Андрей, – так быстрее будет, – и свернул на тропинку. Они пошли мимо чернеющих крестов, свежих холмиков могил.

– Разрослось кладбище, – удивился Андрей количеству новых могил, скоро негде будет хоронить.

– И не кого агитировать, – подхватили за спиной.

– Как бы нам их заразу не подхватить, на раз в ящик сыграем.

– Хорош ныть, – крикнул Андрей, – соберем голоса и уедем, не век здесь куковать.

Друзья переглянулись и замолчали. Молча, они вышли из открытых ворот кладбища и пошли по дороге. Мороз набирал силу. Воздух был прозрачен. Над головой сияли звезды, словно шляпки гвоздей, вколоченные в небо.

Слева послышался скрип шагов по снегу. Из переулка вышел Алешка. Карманы его тулупа были оттопырены.

– Будет, чем согреться, – хлопнул он по карману. – Насилу выбрался. Федора спать уложили. Мамаша к куме собралась. Лизка боится сама оставаться.

– С Федором построже надо, – сказал Андрей.

– Ни, – замотал головой Алешка, – характер у него такой. Наутро как свеженький будет, не вспомнит ничего.

– Не скажи, – сказал Макс, засунув в рот жвачку. – За слова отвечать надо.

– Надо, надо, – поддакнул Кока.

– Себя вспомни, – обернулся Андрей.

– Нашел с чем сравнить, – возмутился Макс.

– Они за нас голосуют, – сказал Андрей, – время придет разберемся.

Со стороны клуба доносилась музыка.

– Рановато начали. – посмотрел на часы Андрей.

– Ленка музыкантов пораньше пригнала, – объяснил Алешка.

– Уважают, – поправил кепку Кока.

– Пускай, – сплюнул сквозь зубы Макс, – не такого покажем.

На крыльце клуба курили девчонки в распахнутых пальто, невзначай светя мини-юбками и затянутые в колготки коленками.

– Добрый вечер, – сказал Андрей. Девчонки присмирели. Андрея они знали свойским парнишкой, а тут представитель власти.

В зале было темно. Грохотала музыка. Разноцветные огни скакали по полу, стенам, освещая плакаты, привезенные Андреем. Из приоткрытой двери библиотеки лился свет. Все стойки с книгами были отодвинуты к стене. Посередине буквой Г стояли теннисные столы. Деревянные доски были перекинуты со стула на стул, чтобы ребятам было, где сидеть. В дверях появилась Лена с тарелками.

– Рановато вы, – сказала она, – мы вам сюрприз хотели сделать. Ну ничего. У нас рюмашек мало, может подвезете. И с выпивкой…

– Нет проблем, – сказал Кока.

– Много не бери, – предупредил Андрей. – Сюда каждый со своей идет. Какая дискотека без горилки.

– Чем больше, тем лучше, – Макс протянул деньги, – нас здесь запомнить должны.

– Не, один не пойду. – отказался Кока.– Поехали со мной, – кивнул он Лене.

– Лене стол сервировать, – сказал Андрей, – езжайте с Максом, только быстро. Магазин по трассе слева.

Макс хмыкнул и подтолкнул Коку к двери.

– Друзья у тебя не промах, – сказал Алешка, – а ты Ленка, смотри.

– Чего я, – зарделась Лена. – помогла бы.

– Ладно наговаривать, – сказал Андрей. – Сучка не всхочет, кобель не вскочет.

Лена перешла на другой край стола и стала усердно протирать вилки.

– Марьянка прейдет? – спросила она, как бы между прочим.

– Не знаю.

– А ты там часом не женился, – спросила Лена.

– Не женился.

– И правильно, – обрадовалась Лена, – я с дуру за Пашку выскочила, техникум бросила, а теперь страх, как учится хочется.

– Толку то, учится, – усмехнулся Андрей. – Сейчас устраиваться надо. Пока учиться будешь. Все места разберут.

– Скажешь, – перебил его Алешка, – умные люди всегда нужны.

– Насмешил, – засмеялся Андрей, – на фирме дворник больше любого профессора имеет.

– Ну и пусть, – сказал Алешка, – все равно бы пошел учиться, мамку жаль оставлять. У нас вся молодежь, кто в институт, кто на завод едет. Из одноклассников одна Марьянка осталась.

Музыка стихла. Андрей кивнул Алешке.

– Идем покурим.

Они прошли через зал. Девчонки, хихикавшие на скамейках замолчали.

– Намалевались, как на панель, – заметил Андрей.

– Они ж для нас, – сказал Алешка, – Замуж хотят, а хлопцев мало.

– Деревня, – усмехнулся Андрей. – а что Марьянка, так сама и живет?

– Живет. Сватался к ней один с Антонивцев, а она ни в какую. Он и отстал.

– А у тебя что? С Русланкой не вышло?

– Рассорились, – вздохнул Алешка, – она в город уехала.

– Оно и лучше. Встанешь на ноги, еще не ту найдешь.

– Найдешь, – бросил окурок Алешка, – ты то не нашел лучше?

– Времени нет, работа. Даже письмо некогда черкнуть.

– Все не ухватишь, – сказал Алешка.

– Пока не поздно, хватать надо. Время уйдет, пиши пропало. Империя валится, ты и подбирай.

На дорогу легла полоска света и к клубу подъехал джип. Кока выбрался из машины и подал руку девушке. Следом появилась еще одна.

– Времени не теряли, – Алешка закурил еще одну сигарету.

– Что за народ, – сплюнул Андрей, – только подруг не хватало. Мне что всю агитку на себе тащить.

В ответ загремела музыка. Девушки проплыли в клуб. Кока следом тащил два ящика водки. Макс нес пакеты.

– Дуняшек сагитировали, – подмигнул Кока и понес ношу в зал.

– Вы поаккуратнее. – предупредил Андрей.

– Порядок, – выставил пятерню Макс, – Они нам дорогу показали. – он закурил сигарету. – Тоска с ними, сами на шею прыгают.

К клубу подъезжали ребята на мотоциклах, приехал лесник на запорожце, подошел Иван. Андрей встречал новоприбывших, перекидывался приветствием. Почти всех он знал и его знали. Но теперь чувствовалось, что он им не ровня.

Андрей поднял первый тост. Он почувствовал, как на него устремились все взгляды. От него ждали слова. Андрей начал заученную, не раз звучавшую на собраниях речь.. Девушки стали шептаться. Иван опустил голову. Алешка подпер щеку рукой. Лесник стал разливать по второй. Слово взял Макс. Кока в окружении девушек рассовывал листовки. За столом шумели. После третьего тоста молодежь стала перебираться в зал. Парни тащили девушек танцевать.

– Андрюха, – давай стакан, – крикнул с противоположного края стола одноклассник.

– Как ты?

– Ничего, а ты?

– В городе работаю. Знакомься, моя жена Катя.

Катя сунула в рот мармелад и помахала ладошкой.

– Ей у нас больше нравиться, чем в городе. Приезжаем вместе на выходные. А ты, говорят, в столице?

– Да, к выборам готовимся.

Катя, высокая девушка с хвостиком, в длинном черном платье забралась к мужу на колени.

– Ладно, пойду, – Андрей стало неуютно, – Будешь голосовать, не забудь нас.

Он вышел в зал. Звучала медленная музыка. Девчонки на скамейках громко смеялись. Андрей почувствовал, что, хотя они не смотрели на него, каждая ждала его приглашения. Андрей подумывал, кого пригласить, как вдруг увидел Марьянку. Она разглядывала пары, словно кого-то искала. Парень направился к ней. Неожиданно возле нее возник Макс.

– Потанцуем, – взял он ее за руку.

Марьянка отступила и вырвала руку.

– Чего ты, – удивился Андрей, столкнувшись с ней лицом к лицу, – потанцевала бы.

– Тебя мать ждет, – сказала Марьянка и, развернувшись, выскочила из клуба.

– Дикарка, – сказал Макс, проводив ее взглядом.

– Схожу, узнаю, чего у них там, – сказал Андрей. – без меня разберетесь? Макс пожал плечами.

Андрей вышел из клуба, ожидая увидеть Марьянку. На крыльце курили ребята. Длинноногая Катя помахала рукой.

Андрей вышел на дорогу. Может Марьянка ждет его чуть дальше клуба. Он вспомнил, как в лесу она убегала от него, аукала, звала, а потом, когда он терял надежду ее найти выскакивала из-за дерева и они обнявшись, катились по траве. Через кофту от чувствовал ее упругие груди, от ее тепла кружилась голова. В стороне от дороги зашуршало. Парень остановился и позвал. Из кустов выбежала собака. Андрей схватил камень и кинул в нее.

Во дворе пахло печенным. На веранде горел свет.

– Наконец-то сына, – навстречу выбежала мать. Руки ее были в муке, – хоть бы зашел. Марьянка была. Отец хотел тебя видеть.

Андрей снял башмаки и прошел в кухню. Мать следовала за ним.

– Я в комнате постелила, ребятам на кровати, тебе на диване.

– Хорошо, – сказал Андрей и взял горячий пирог из миски.

– Молочка бери, – Вера поставила бутылек. – Соскучился по-домашнему. – она раскатала корж, – Может отцу тарелочку отнесешь. Ему по крошечке можно.

Андрей застыл с куском пирога.

– Не могу, – он сел на скамейку. – Знаешь, – сказал он, – всю дорогу ехал и думал, как вас встречу. А вышло совсем не так.

– Чужой ты стал, – вздохнула Вера, разрезая корж

– Может и так, по другому нельзя. Каждый за свое держится. Сейчас не ухватишь, ни с чем останешься. Вы меня каким воспитали – колокольчиком: всем помоги, отдай последнее. А сейчас не так. Я, знаешь, сколько прошел, пока, пока уму-разуму набрался. В армии чего думаешь в отпуск приезжал. Начальству водку таскал, картинки малевал. Потому три раза по недельке отдыхал. Помнишь, как пришел с дембеля?

– То-то радости было, – сказала Вера, – думали ты с нами останешься

– Остался бы, – усмехнулся Андрей, вспомнив цыганочку. – Степан так и живет один?

– Один. – отозвалась мать.

– Поделом, – сказал Андрей. А может к лучшему, что так случилось. -

– он помолчал. – когда в город приехал, не знал с чего начать. То грузчиком на вокзале. То картинку напишешь. Потом Макс помог, комок открыли. Я в киоске спал, за охранника и за продавца был Ни белья чистого, ни еды горячей. Ночью, ворвутся, по голове дубинкой, свяжут, спину исполосуют, лежишь, кровь глотаешь. Во жизнь, – Андрей посмотрел на мать. Вера вздохнула.

– За крохи пахал. Дурак, не знал, как деньги делаются. Вот Макс и просветил. Дай бог его папочке продержаться на выборах, он меня вытянет.

– Дай бог, – сказала Вера.

– Ладно, – Андрей взял тарелку с пирогами, – отнесу. Он зашел в комнату. Отец спал. Андрей поставил пироги на табуретку. Ночник на стене еле светился. От грубы шло тепло. Андрей перекрестился и вернулся на кухню.

– Сколько ему еще, – спросил он.

– Не знаю, – вздохнула Вера, – врачи три месяца определили, а он полгода протянул. Я уже и привыкла. Лежит себе тихонько. Я возле него. Все вместе. – она помолчала, – Жениться б тебе, Андрюша, я б внуков нянчила.

– Успеется, – Андрей взял пирог, – На ноги встану, тогда …

Хлопнула входная дверь.

– Твои пришли, – сказала мать, – идите, лягайте, я вам пирогов принесу.

Вера слышала за стенкой разговор, смех, скрип кроватей. Потом все стихло. Только изредка доносился всхрап из спальни и тихий стон Георгия.

Наутро Георгия не стало. Дождался сына, увидел его, и больше ничего его не держало. Вера, как тень бродила по дому. Хотя она и готовилась к этому дню, для нее все случилось неожиданно. Она не плакала, чтобы не сделать душе Георгия плохо. Вдова садилась в углу комнаты, где лежал ее муж тупо смотрела в одну точку; потом вставала, начинала что-то искать: платки, свечи, полотенца, не находила и снова садилась в угол. Марьянка, как только узнала о смерти Георгия, прибежала помогать. В доме еще пахло пирогами и было тепло.

Марьянка заглянула в спальню. Макс и Кока спали. Андрей одетый лежал на диване, уткнувшись в подушку.

– Помог бы чего привезти, – попросила Марьянка, – всем горе, не сидеть же.

Через пол часа Андрей с сумкой вышел из комнаты. Следом плелись сонные Кока и Макс. Они сели в машину и уехали.

Марьянка повесила на калитке белое полотенце. Люди один за другим шли в дом Веры. Вера кивала, не поднимая головы, на все соглашалась и даже не смотрела, что приносили. Марьянка складывала хлеб, яйца, бутылки масла, вместе с бабой Фроськой составляла меню на обед.

Иван с Алешкой вытаскивали мебель из залы: кровать, шкаф, чтобы людям больше места было, когда отпевать будут. Георгий в бога не верил, всю жизнь был коммунистом и всегда посмеивался, что Вера перекрестится прежде чем, как из дома выйти, не верил в отпевания и службы. Делать похороны надо было все равно по-людски. За батюшкой должен был съездить Иван в соседнее село, в Варваровке церковь разрушили с приходом Советской власти, а восстановить – не было денег. Чтобы растормошить Веру, привести в себя, Иван предложил ей ехать вместе с ним.

Вера собралась, накинула выходное пальто, пальцы не слушались. Иван помог застегнуться. Вера села в машину. Только недавно она ехала с Иваном к Георгию в больницу, а уже зовет к нему батюшку. Мимо поплыли домишки, укутанные снегом поля. Дорога обледенела. Иван ехал медленно. Дворники сновали по стеклу, стирая снег.

Прежде, чем войти в церковь Вера перекрестилась. Сегодня бог знал, как ей тяжело. Она встала у распятия. Он смотрел на нее.

– Боженька, – дай мне силы, – попросила Вера, шепча молитву. От запаха ладана у нее закружилась голова. Хор голосов возносил под купол церкви. Золотое сияние снизошло на Веру.

– Нам пора, – Иван тронул ее за локоть, – батюшка ждет.

Батюшка в черной сутане осенил Веру крестом. Иконки, грамоты, ленту и свечи Вера попросила купить Ивана. Народ расходился после службы. Толпа вынесла Веру на улицу. Неожиданно в руки ей сунули листовку. Вера узнала подняла глаза. Агитки раздавал Андрей.

– Сына, – удивилась Вера.

Андрей отвернулся и исчез в толпе.

– Видала, – спросил Иван, подсаживая Веру в машину, и сюда добрались, прохиндеи.

– Работа, – сказала Вера и сама не поверила себе. Может это был не ее сын, может она обозналась.

Снег перестал падать. Тучи грязной ватой повисли на небе. Бледная монета солнца катилась на закат.

В доме было тихо. Горела свеча. Воск оплыл желтой юбкой. Пахло лекарством. Марьянка позвала Веру на кухню и заставила поесть. Алешка с Дашкой чистили картошку на борщ. Баба Фроська отмеряла крупу. Неожиданно на улице зазвучал гудок. К дому, следуя за джипом, подъехал грузовик. Из кабины выпрыгнули люди в синих спецовках и стали сгружать гроб. Все, кто был в доме, проходил по улице: Алешка и Дашка, баба Феня, опершись на костыль, сбежались посмотреть на огромную лакированную дубовую, с золотыми вензелями усыпальницу для Георгия. Такого в селе еще не было. Вера закрыла лицо руками. На что такая роскошь.

Гроб в двери не входил. Пришлось снимать створку с петлей. Обратно поставили, дверь перестала закрываться. Да и зачем ее закрывать. В доме должно быть холодно, и люди постоянно приходят. У забора поставили венки из хвои и живых цветов.

– Все по форме, – сказал Андрей, раскладывая на столе перед Марьянкой привезенные колбасу, сыр, консервы. – Держи, – он положил горсть грильяжа в ее передник.

– Не надо, Марьянка вытряхнула конфеты на стол.

– А ты все такая же, – заметил Андрей, – посовременней была бы, – пристроили куда-нибудь.

Марьянка склонилась над столом и стала нарезать колбасу на тарелки.

– С выборами разделаемся – продолжал Андрей, – может выйдет что. – Он наколол кусок колбасы и отправил в рот. – Теперь все по другому. И ты не будь дурой, Максу глазки построй, он любит. На работу возьмет. Тебе ли в этой дыре сидеть.

У Марьянки навернулись слезы на глаза. Она еще ниже склонилась над тарелкой.

– Ты чего засмурилась, – у стола остановилась баба Фроська, бросай, хватит им закуски, лучше собери посуду на завтра.

Марьянка вытерла слезы, поправила выбившиеся из-под платка волосы, и не глядя на Андрея, вышла из кухни.

Она собирала тарелки, стаканы, ложки и вилки, заставила Алешку с Дашкой перемыть посуду, начистить буряка и моркови, отыскала большой портрет Георгия и обернула его лентой. Строгая, деловитая, она появлялась то здесь, то там в черном простом платке, давала поручения, и проносилась мимо Андрея, словно не замечая его. Андрей от нечего делать бродил по дому, крутил на пальце цепочку. В клуб он не пошел, как обещал Лене-библиотекарше, которая собрала сельчан на собрание, там друзья и без него разберутся, раздадут консервы сельчанам. Тем более что половина села уже подписалась за него.

Андрей вышел на крыльцо покурить. Небо было низкое, серое. Тучи продолжали собираться густыми копнами. Вот-вот и должны были обрушиться снеговыми ливнями. Если завалит дорогу, выбраться из села будет трудно. Андрей увидел мать. Она тащила два ведра воды, сгибаясь от тяжести. Черты ее лица заострились, платок сполз с растрепанных волос.

– Тетя Вера, давайте помогу, – выхватила ведро выскочившая из дома Марьянка и понесла на кухню. Андрей только и успел проводить ее взглядом.

– Простудишься сына, – сказала Вера, – поднимаясь на крыльцо, – расхристаный стоишь, – она поставила ведро, чтобы передохнуть. – Батюшка завтра утром будет, Иван привезет. Она хотела сказать, что видела сына возле церкви, но вдруг передумала.

После поездки в церковь, она будто обрела силы, на душе стало легче. Она поняла, что Георгий все равно будет с ней, как и сын, и Марьянка. Она о них думает, любит их. Сейчас везде свечки зажжет. Андрею молитвенник даст почитать, как в церкви наказали. А там и причастит его, бог их не оставит, это она уже точно знала.

Она перекрестилась, взяла ведро и открыла дверь.

На следующий день окна покрылись льдом. Термометр показывал 30 градусов ниже нуля. В комнатах было холодно. Ни Вера, Ни Марьянка уже не скидывали пальто. Началось отпевание.

Батюшка читал молитву. Люди зажигали свечки. Вера стояла у изголовья гроба. Воск от горевшей свечки капал на руку. Слова молитвы отзывались в душе, пламя свечи словно возносило их туда к Георгию. И это не ее муж, иссохший с желтой грамотой на лбу, лежал перед ней, она слушала и говорила с ним в себе на другом, только им ведомом языке. За спиной кто-то шептался. Вера обернулась и увидела сына. Он с ней, значит все хорошо, все так, как говорил батюшка.

Батюшка перекрестился и сложил руки “Аминь”

С улицы грянул оркестр. Гроб подхватили и понесли. Вера увидела, что Георгия уносят от нее и задохнулась, в груди стрельнуло. Она покачнулась и стала падать. Ее подхватили. Баба Фроська ударила Веру по щекам:

– Полно, милая, – успокаивала она, – идти надо, иди.

Вера послушалась и поднялась. На улице стояли люди. Вера под руку с Марьянкой спустилась с крыльца. За спиной послышался треск. Дом, как-будто вздохнул и просел.

Под звуки оркестра процессия двигалась по давно протоптанной дороге. Ветер трепал бахрому на катафалке, поднимал платья и юбки, срывал с сугробов снег и сеял мелкой трухой в морозном воздухе. Земля насквозь промерзла. В ворота кладбища вели свежие следы. Вчера тоже были похороны. Невзрачный холмик был украшен еловыми ветками и искусственными цветами.