Pustota

Елена Рудакова

Pustota

1. Метро, ногти и волосы

С тех пор, как всё началось, у Алёны поубавилось клиентов. За соседним креслом работала педикюрщица Олеся, она отчаянно пилила постоянной клиентке разросшийся ноготь на большом пальце ноги. Полгода назад пыль разлеталась бы во все стороны, но теперь – ничего.

Колокольчик на двери зазвонил, и в салон вбежала Инна – черноволосая и черноглазая девушка в поношенном худи с логотипом «Спутник Телеком Плюс». Огромный знак плюса нелепо облетал Землю по орбите.

– Я раньше, это норм? – Инна бухнулась на стул перед Алёной.

– Норм, ты у меня первая сегодня.

– Серьёзно? Уже два часа!

Алёна оценила, как всегда, обгрызенные ногти Инны и вылила на руки клиентки полбаночки антисептика.

– Да, два часа, но такие времена! Боятся на маникюр теперь ходить…

– Странные люди, – Инна листала каталог с цветами лака, оставляя спиртовые разводы от ещё невысохшего антисептика. – Ну, подумаешь, отрезанные ногти и волосы исчезают. Куда и почему – никто не знает, так какой смысл переживать?

– Всем бы стальные нервы как у тебя, – с сарказмом усмехнулась Алёна, срезая порванные заусеницы на указательном пальце девушки. Инна утверждала, что не может избавиться от дурной привычки из-за ответственной работы. – В соседнем подъезде была парикмахерская. На той неделе закрылась… Что делаем тебе сегодня?

– Доверюсь фантазии мастерицы! Подлиннее только! – Инна нервно почистила кэш в телефоне.

– Ты ж опять всё съешь, Инна…

– А вот и нет, не съем! Откусанные ногти тоже пропадают и до желудка не добираются. Хочу что-нибудь зелёное и с травой! – Инна обожала растительные узоры. К тому же, от неё интенсивно пахло мятой, будто она пользовалась освежителем для воздуха вместо духов.

– Зелёный лак почти закончился… Хочешь морской бриз?

– Алён, не будь я твоей клиенткой уже пятый год, больше бы не вернулась. Нет зелёного лака, серьёзно?

– А ты знаешь цены на лаки теперь? Компании тоже из ногтевого бизнеса уходят. Зелёный лак остался только у Шанель.

– Манагерам из Шанель на метро ездить не нужно, вот они и не боятся… – Инна мечтательно разглядывала календарь с логотипом Шанель на стене.

– Метро ещё это! Как будто волос с ногтями мало на нашу голову, так ещё и метро как лотерея стало работать.

Зная вкусы Инны, Алёна рисовала рельефные и переливающиеся перламутровые волны на каждом ногте клиентки.

– Красота, – улыбнулась та. – Я вчера села у нас на Братиславской, и пока доехала до Трубной, поезд два раза заглючило. Вместо Печатников, мы оказались на Парке Победы, а вместо Римской – на Каховской. Хорошо хоть поезда стали красить в цвет линий: по ошибке в чужой сложнее сесть.

– Я стараюсь на метро не ездить. Один раз заблудилась и оказалась на Китай-городе вместо Третьяковской, запуталась в переходах, и… Держусь подальше, короче.

– Ты у дома работаешь, тебе и незачем ездить

Да, Алёна работала на первом этаже своей же многоэтажки. Однако после замечания единственной клиентки за день, Алёна решила съездить за зелёным лаком. Доставка у Шанель оказалась неподъёмной, так что пришлось рискнуть и спуститься в метро.

До Аномалии час пик в московском метро практически не кончался. Теперь же все, кто могли, пересели на машины от греха подальше.

Людей стало меньше, интервалы – дольше, так что Алёна ждала пять минут, пока светло-салатовый поезд не выехал на станцию. Мужчина, ждавший поезд рядом, перекрестился, прежде чем войти в вагон.

«Осторожно, двери закрываются! – раздался голос. – Следующая станция – Люблино. Уважаемые пассажиры, возможно прибытие на другую станцию. Пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Поезд продолжит движение по Люблинско-Дмитровской ветке».

Мужчина перекрестился снова.

Первый глитч в метро случился полгода назад. Тогда поезд перепрыгнул с красной ветки на синюю, и вместо Библиотеки имени Ленина оказался на Бауманской. Тогда никто не знал, что стоило бы поезду поехать дальше, и всё было бы нормально: все опять бы оказались на красной ветке, на Охотном Ряду. Разве что пассажирам, которые хотели выйти на Библиотеке, пришлось бы вернуться на одну станцию назад.

Тогда всё метро закрыли на два дня, объясняя ремонтными работами. В интернете началась паника, на дорогах – пробки. Поняв, что Москве без метро не выжить, правительство решило вновь его пустить.

Глитчи не сильно мешали передвижению: в среднем их случалось всего штук двадцать в сутки по всему метро. И, если поезда просто продолжали ехать по маршруту, ничего страшного не происходило. Конечно, случались задержки, когда два поезда подряд скапливались в туннеле перед станцией. Однако то ли благодаря мастерству диспетчеров, то ли благодаря загадочной синхронизации глитчей, аварии за полгода не произошло ни одной: поезда не врезались друг в друга.

Природу глитчей никто не понимал – по крайней мере, так говорили по телевизору. Глитчи так же невозможно было предсказать. Они случались в любое время и на любой ветке.

Поразительно, но глитчи в метро не сильно удивили жителей Москвы. Ведь за три дня до этого весь мир сотрясла Аномалия – срезанные ногти и волосы стали исчезать. Испарялись без следа. Никто не знал, почему и как. Никто не знал, связано ли это с глитчами в метро.

На Сретенском Бульваре Алёна заметила розовый поезд, уходящий со станции. Значит, заглитчело поезд с востока города и принесло сюда.

Алёна судорожно листала ТикТок, пытаясь заглушить тревогу. Не выходило. Да и вслух молящийся мужчина не добавлял релакса ситуации. Они уже проехали центр, где на пересадках набилось с сотню людей в вагон. Но пересадочный центр закончился – и все покинули поезд, кроме религиозного попутчика. Алёне предстояло ехать до конечной, где находился склад Шанель.

Поезд необычно дёрнулся, и звук рельсов изменился. Когда часто ездишь на метро, то уже умеешь различать ветку по стуку колёс. Алёна – нечастая гостья в подземелье – этого не умела.

«Станция Селигерская. Конечная. Поезд дальше не идёт, просьба – выйти из вагона!»

Алёна стояла у дверей, готовясь выходить. Но это явно была не Селигерская. Тёмная платформа, закутанная клубами густого серого тумана.

Стоило дверям открыться, как Алёна поняла: это не туман, а клубы пыли.

– Господи Иисусе! – завопил мужчина и упал на пол, закрывая голову руками.

«Конечная. Просьба выйти из вагона, – повторил записанный голос. – За нахождение в поезде, следующем в депо, положена административная ответственность!»

Что хуже: непонятная станция после глитча или административная ответственность? Алёна нащупала ступнёй пол платформы, и что-то хрустнуло. Клубы пыли расступились, и Алёна увидела, что пол покрыт стружкой из ногтей и локонами волос. Кое-где волосы холмами поднимались на полметра в высоту.

– Все, назад в поезд! – раздался хриплый голос машиниста по радиосвязи. – Быстро! Уезжаем!

Алёна еле успела вернуться в вагон, как двери закрылись, и поезд тронулся вперёд так быстро, что она упала на сиденье.

– Дочк, ты чего? – с ужасом спросил религиозный мужчина. – Ты зачем… туда?

Алёна не смогла ответить: она чихала. Половина вагона посерела от пыли.

***

Алёна вернулась домой без зелёного лака, но с ужасом в глазах.

– Алёнка, ты? – крикнула мама из кухни.

Не раздеваясь, Алёна села за кухонный стол и выпила крепкой заварки из носика чайника. Мама носилась по кухне в вечернем платье, жемчужном ожерелье и туфлях на высоком каблуке. Над и под глазами она нанесла все тени, какие нашла.

– Суп варю, – гордо объявила она, мешая вязкую коричневую субстанцию в кастрюле.

– Шоколадный?

– Конечно, твой любимый! Из «Алёнки». Шоколадный суп для моей шоколадки!

Перед Алёной оказалась тарелка с жижей. Если бы под шоколадным супом её мама имела в виду горячий шоколад или пуддинг, она бы с удовольствием съела всю плошку. Но в растопленном шоколаде плавали кусочки картошки, моркови, мяса…

– Как голова сегодня? Не болит? – спросила Алёна, доставая хлеб.

– Я сегодня прекрасно! – мама театрально прокрутилась вокруг своей оси и опрокинула гладильную доску. – Сегодня в полночь придёт Андрей Варфоломеевич!

– Откуда придёт?

– Из созвездия Медузы! Ты его уже встречала на прошлую растущую Луну!

– А-а-а… – протянула Алёна, листая ленту в телефоне и уплетая бутерброд с сыром.

В детстве Алёны мама была нормальной женщиной: работала бухгалтершей, ругала дочку за двойки, хвалила за пятёрки и водила в секцию художественной гимнастики. Но после гибели мужа в ДТП она не смогла оправиться. Стала путать фантазии с реальностью, говорить со стенами, и всё время ждала гостей то из космоса, то из телевизора. Но не делала ничего опасного.

Психиатры говорили, что она может пойти на поправку со временем. А может и впасть в состояние психоза, где попытается искалечить окружающих или себя. Чтобы избежать психоза, Алёна могла отправить маму на лечение в израильскую клинику, специализирующуюся именно на этой разновидности шизофрении. Но у мастера маникюра из салона эконом-класса, конечно, не было таких средств.

– Шоколадка, что ты такая бледная? – мама с удовольствием поглощала свежесваренный шоколадный суп.

– Ничего страшного. Аномалия достала…

– Аномалия, Аномалия… А, ты мне рассказывала, что ногти и зубы пропадать стали? Эта Аномалия?

– Ногти и волосы. И метро с глитчами работает.

– Это из-за Элвиса Пресли. Он после смерти стал одуванчиком, а они ногтями питаются. Нет, это другие цветы… Ноготки! Ну, календула.

– В прошлый раз ты говорила, что это из-за американских экспериментов на обезьянах с лекарствами против облысения.

– А Элвис не эксперимент, что ли? Там всё связано, ты не представляешь как! И видела какие у него шикарные волосы были?..

***

– Доброе утречко! – крикнула педикюрша Олеся, одной рукой подпиливая себе ногти на ногах, а другой держа булочку. – У тебя запись через десять минут по Инстаграму.

Ругаясь под нос, что уведомления снова не работают, Алёна бросилась судорожно стерилизовать инструменты. Кровь не исчезала вместе с ногтями, так что вероятность подхватить ВИЧ на маникюре оставалась ненулевой, как и до Аномалии.

– Здрасте! Можно? – в дверях показалась незнакомая клиентка.

Боясь отпугнуть первую новенькую за месяц, Алёна разложила перед ней всю коллекцию лаков, стыдливо припрятав пустой зелёный флакон.

– Режьте под корень, хочу короткие, – смело заявила клиентка.

Алёна отхватила кусок ногтя кусачками, и клиентка издала пронзительный визг.

– Что случилось? – поперхнулась булочкой Олеся.

– Ноготь… он не исчез! – крикнула клиентка, показывая на стол.

– У вас он настоящий? Не приклеенный? – уточника Алёна, сжимая кусочек абсолютно натурального ногтя между пальцами.

– Ведьмы! – прошептала клиентка и выскочила за дверь.

На столе Алёны лежал кусочек ногтя. Самостоятельный, не исчезающий кусок ногтя. Вот уже полгода невиданное зрелище.

– Ты как это сделала? – переборов страх, Олеся пощупала кусочек ногтя.

Алёна сорвала перчатки, отрезала краешек своего ногтя. Он не исчез.

Олеся схватила свежие ножницы, отрезала кусочек своего ногтя. Он исчез.

– Давай ты, – скомандовала Олеся, протягивая руку Алёне.

Алёна отрезала кусочек олесиного ногтя. Он остался лежать на столе.

– Что за чёрт… – схватилась за голову Олеся.

– Самой бы знать, – по спине Алёны тёк холодный пот.

Теперь Алёне пришлось предупреждать клиенток заранее, что их ногти не будут пропадать. Кто-то в ужасе отменял запись, кто-то безразлично пожимал плечами, а кто-то деловито отрезал ногти сам, чтобы они исчезли, и протягивал Алёне пальцы для покрытия лаком. Те, кто не боялся и клал руки под кусачки Алёны, обычно забирали отрезанные ногти с собой. «На память», – как они выражались.

– Я слышала, что в Лондоне Музей Ногтей открылся, – болтала одна клиента, пока Алёна рисовала ей золотые листья на ногтях. – Оказывается, не все ногти в мире пропали. Некоторые не испаряются, и никто не знает почему. Чистый рандом. Художники скупают сохранившиеся ногти за дикие деньжищи и делают произведения современного искусства. Ты попробуй с музеем связаться, тебя с руками и ногтями оторвут!

Предложение заработать звучало заманчиво, но после глитча в метро, вынесшего Алёну на заброшенную станцию, полную волос и ногтей, ей не хотелось высовываться.

***

Обычно Алёна и Олеся обслуживали женщин. Но однажды в салон зашли двое мужчин. «Двое мужчин в гражданском», – тут же про себя добавила Алёна, оценив их осанку и походку.

– Обычный маникюр! – объявил молодой мужчина, опустившись в кресло напротив Алёны. Другой, пожилой, пристально смотрел на неё, сложив руки на груди.

– Обрезной, аппаратный? – спросила она.

– Обычный.

Мужчины в гражданском десять минут непрерывно буравили Алёну взглядом. Она уже покрывала ногти молодого парня прозрачным лаком, но не выдержала и спросила:

– Что-то не так?

– Всё в порядке, – ответил пожилой мужчина. – Почему на вашем рабочем столе пыль?

– Потому что я пилила ногти вашего напар… друга.

– Почему пыль не исчезла?

– Не знаю.

Пожилой мужчина отодвинул молодого от стола и навис над Алёной.

– Ваша клиентка доложила нам, что отрезанные вами ногти перестали пропадать.

– Какая клиентка? – прошептала Алёна, отложив лак.

– Не важно. Важно то, что полмесяца назад вы были обычной маникюрщицей. А теперь – необычной. Почему?

Как правило, Алёна не отличалась смекалкой. В школе училась на тройки, математика давалась особенно плохо. Хотела пойти в универ, но завалила ЕГЭ. Всю жизнь над ней смеялись из-за недальновидности. Но вдруг что-то в голове перемкнуло, и она поняла, что нужно делать.

– Это из-за мамы.

– Так-так-так, – впервые заговорил молодой мужчина, достав блокнот. – И кто наша мама?

– Бухгалтерша на пенсии, – Алёна поднялась и отряхнула рабочий стол от ногтевой пыли. – Но она на связи со, скажем так, высшими силами.

– Так-так-так, – сказал старший мужчина так, что стало понятно, что молодой копировал его интонации. – Далеко она живёт?

– В этом же доме! – вдруг выкрикнула Олеся из угла. – Я готова сотрудничать!

– Так держать, гражданочка, – не глядя на Олесю, ответил пожилой мужчина. – Алёна Алексеевна, ведите нас.

Мужчины шли по обе стороны от Алёны, почти прижимаясь к ней. Будто рассчитывали, что она сбежит по дороге от салона до подъезда. Пока они поднимались в лифте и потом ждали, как мама откроет дверь, мужчины не проронили ни слова.

– Алёна, ты с друзьями? – удивилась мама, сегодня одетая в халат и все драгоценности, хранящиеся дома.

– Полковник Лихачёв, – кивнул старший мужчина. – И лейтенант Мёдов. Разрешите войти, у полиции есть к вам вопросы.

– Наконец-то! – обрадовалась мама. – Я вас заждалась! От ваших коллег в ноль-два ответа не дождёшься.

– Так ноль-два уже десять лет не отвечает, – заметил лейтенант, разуваясь на входе, а полковник пошёл на кухню в ботинках. – Звоните сто двенадцать или сто два.

Мама окружила полицейских вниманием, поставив на столе пять чашек чая и корзиночки с печеньем.

– Для кого пятая чашка? – спросил лейтенант, ставя пометки в блокнот.

– Для её высочества Небулы с Юпитера, – серьёзно ответила мама, наматывая на голову кухонное полотенце тюрбаном.

– У мамы диссоциативная шизофрения, – пояснила Алёна. – Иногда она не понимает, где заканчивается реальность и начинаются её фантазии. Однажды она вернулась домой, обняла меня и сказала, что теперь у меня есть супер-способности. Я подумала, что это очередной бред, но с тех пор, когда я делаю маникюр себе или кому-то ещё, ногти не исчезают.

– А если кто-то другой делает вам маникюр? – спросил лейтенант.

– Тоже не исчезают, – вспомнила Алёна эксперименты с Олесей в салоне.

– Волосы?

– Да. Если я отрезаю чьи-то волосы, они тоже не исчезают. И мои не исчезают. Короче, так же как с ногтями.

– Интересно, – барабанил по столу полковник. – У вашей матушки такие же странности?

– Нет, только у меня.

– Когда это началось? – спросил лейтенант. – И куда ходила ваша мама перед тем, как обнять вас и рассказать про супер-способности?

– Это было три недели назад. В четверг или… Да, в четверг. Мама просто ходила в магазин, гуляла…

– Гражданочка, – обратился полковник к маме, размешивающей чай хлебной соломинкой. – Где вы были четырнадцатого августа? С кем вы общались?

– Дайте подумать, – мама открыла микроволновку. Посмотрела в неё с минуту и сказала: – Четырнадцатого в Москву приезжала делегация из Гипербореи. Я встречала их на Савёловском вокзале. Они приезжали из Савёловска, столицы Гипербореи, конечно же.

Полицейские вопросительно посмотрели на Алёну, и та пожала плечами.

– Как вы добирались до вокзала? – спросил лейтенант.

– На метро, – ответила мама, наливая молоко в лишнюю чашку чая.

– С кем вы виделись на вокзале?

– Ой, да со всеми нашими! Бельмондо был, Моргернштерн, Ваня Ургант… Я думала, он давным-давно в Савёловск переехал, а, оказывается, четырнадцатого переезжал!

– Саня, проверь, где Моргернштерн и Ургант в тот день были, – сказал полковник. – Что именно произошло на вокзале?

– Каком вокзале? – удивилась мама и с испугом уставилась на полицейских, будто они только зашли. – Вы кто? Алёна, друзья твои?

– Алёна Алексеевна, как вы понимаете, что из того, что говорит ваша матушка правда, а что вымысел? – полковник стучал по фарфоровой чашке пальцами.

– Я не понимаю. Никто не понимает. Психиатр сказал, что, если мама пройдёт интенсивную терапию в больнице, занимающейся диссоциативной шизофренией, состояние улучшится… Но больница в Израиле.

– Понятно. Лейтенант, запиши, – полковник продолжал барабанить пальцами, обращаясь к маме: – Гражданочка, почему ногти и волосы, отрезанные вашей дочерью, не пропадают?

– Спросите Володю.

– Какого Володю?

– Как какого? Маяковского! Каких ещё Володь вы знаете?

– Что вы имеете в виду?

– Ногти! – мама потрясла руками, увешенными золотыми браслетами. – Ногти оставьте у памятника Володи на растущую Луну, и всё поймёте!

– Лейтенант? – спросил полковник.

– Луна сейчас растёт, – доложил лейтенант, проверив в телефоне.

– Хорошо. Так, Алёна Алексеевна. Во-первых, проследите чтобы ваша мама никуда пока не ходила, ни с кем не встречалась. До последующих распоряжений. Во-вторых, вот два пакетика. В оба сложите образцы отрезанных вами ногтей. Один – мне, другой – лейтенанту. В-третьих, поедете сейчас с лейтенантом Мёдовым к памятнику Маяковского, и оставите около него образцы ногтей. Лейтенант снимет всё на видео. Дальше – ждите указаний.

– Могу воспользоваться служебным автомобилем? – смущённо спросил лейтенант.

– Валяй. После следственного эксперимента Алёну Алексеевну доставляешь сюда, а себя – в отдел.

Провожая взглядом служебную машину, уносящую лейтенанта Мёдова и Алёну, полковник Лихачёв смотрел им вслед подозрительно и настороженно.

Лейтенант всю дорогу молчал и исподтишка рассматривал Алёну. Однако стоило ей повернуться к водителю, как тот отводил взгляд. На площади Маяковского лейтенант вручит Алёне пакетик с отрезанными ногтями и направил на неё малюсенькую камеру го-про, скомандовав:

– Гражданка Алёна Алексеевна Подпрудная помещает аномальные образцы ногтей на постамент памятника Маяковскому…

Он жестом показал Алёне поторопиться. Она высыпала несколько тонких полосок ногтей, отрезанных у мамы, и положила на тёплый от солнца гранит. Разумеется, ничего не происходило. Лихорадочно придумывая оправдание, Алёна замямлила:

– Лейтенант, вряд ли что-то произойдёт… Мама же не здесь была, она могла перепутать, и вообще…

– Внимание! – закричал в камеру лейтенант. – Смотрите, образцы пропали! Исчезли! Только что они лежали здесь, и просто исчезли! Как обычные отрезанные ногти! Означает ли это, что отрезанные гражданкой Подпрудной ногти исчезают, но с бОльшим интервалом времени?..

Алёна знала, что это неправда. Для такого же эксперимента она хранила в рабочем столе ногти, отрезанные на следующий день после глитча в метро, вынесшего её на волосо-ногтевую станцию, и они не исчезали уже три недели как.

Но почему эти исчезли? Неужели мама и правда оказалась во всём замешена?

– Эксперимент закончен, – объявил лейтенант, выключая камеру. – Я отвезу вас домой. Никому не рассказывайте о нашем с полковником визите и об эксперименте. Выходите завтра на работу как обычно. Мы с вами свяжемся.

***

Алёна ничего не слышала от полковника и лейтенанта до конца недели. Олеся с ней почти не говорила, стыдливо уделяя всё время полировке инструментов.

В воскресенье утром лейтенант Мёдов явился в квартиру Алёны и показал пластиковый пакетик, заполненный её ногтями.

– Второй комплект образцов не исчез. Дело либо в памятнике Маяковскому, либо в вас.

Не спрашивая разрешения, лейтенант прошёл на кухню, где мама смотрела телевизор и «курила» пластиковую трубочку.

– Вы друг Алёны, – вспомнила она, запахивая халат.

– Да. Нина Васильевна, какая связь между памятником Маяковского и Аномалией?

Та пожала плечами и протянула лейтенанту пластиковую трубочку. Алёна жестом показала ему повторять за мамой.

– Вы были четырнадцатого августа на площади Маяковского? – «закурил» лейтенант. – Что там произошло?

– На Маяковке не помню, когда последний раз была. Ведь столько дел. То с Гипербореей, то с рептилоидами.

– Нина Васильевна, я знаю, что в день, когда у вашей дочери проявились аномальные способности, на Савёловском вокзале не было ни делегации из Савёловска, ни Моргенштерна, ни Урганта. Зачем вы мне врёте?

– Слушайте, лейтенант, – схватила его за локоть Алёна. – Вы что, не понимаете, что моя мама больна? Ей нужно лечение, без него она не сможет ни на какие вопросы отвечать!

– Вспомнила! – щёлкнула пальцами мама. – Маяковка – это не просто площадь!

– Так-так-так, – достал блокнот лейтенант. – Подробнее.

– Это ещё и станция метро! Так ведь, шоколадка?

– Ну да.

– Так и зачем вы по площади ходили? В метро и людей больше, и они разговаривают. А не как этот памятник. Вот там, может, встретите Урганта из Савёловска, которого ищете.

– Кого мы там ещё встретим? – напирал лейтенант.

– Одной лишь Инстасамке известно! – перекрестилась мама.

Лейтенант тут же потащил Алёну обратно на Маяковку, но сегодня он оказался без служебной машины.

– Зачем нам туда ехать? – робко спросила Алёна, пока они шли к метро через парк. – В прошлый раз ответов мы там не нашли. Моя мама просто говорит первое, что придёт в голову…

– Другой информацией мы не располагаем, – ускорял шаг лейтенант.

На входе на станцию Братиславская Алёну парализовал страх. После глитча с ногтево-волосяной станцией она не спускалась в метро. Со станции потянуло холодным ветром, и волосы на руках встали дыбом: Алёна поняла, что стоит ей сесть в поезд, как они окажутся на той же станции.

– Я не могу поехать, – столбом встала Алёна.

– Что ещё?

– У меня страх метро. Метрофобия! Знаете, распространено после Аномалии. Лейтенант, поедемте на Маяковку на вашей машине. Но в метро я не пойду, извините.

С полминуты лейтенант смотрел ей в глаза, не мигая. Когда Алёна сдалась и отвела взгляд, он сказал:

– Алёна, давайте выпьем кофе. Поговорим.

Ближайшим кафе оказался фастфуд, где Мёдов набрал себе несколько бургеров и упаковок картошки.

– Всю смену не ел, – пояснил он, когда они сели на фудкорте.

– Приятного аппетита, – руки Алёны дрожали, когда она пила свой капучино.

– Алёна, план у вас был неплохой, – признался лейтенант, откусывая по половине бургера. – Может даже полковника Лихачёва вы провели. Никто в нашей профессии не ожидает лжи с благородной целью. Больная мать, метрофобия, Савёловск… Выкладывайте начистоту!

– Я вам всё рассказала, что знаю.

– Вы мне рассказали больше, чем думаете. С вами что-то произошло в метро? Глитч? Где вы оказались?

– Я вам ничего не могу рассказать, пока моя мама не поедет на лечение.

Лейтенант проглотил десяток картошек фри и громко рассмеялся, так что люди за соседними столиками оглядывались.

– Алён, пошутили и ладно. Я очень уважаю ваше наивное старание. Я и сам подобным образом попал в Отдел Аномалии. С бОльшим успехом, правда. За пять месяцев работы я всю жо… Все органы рву, пытаясь найти крупицы информации. И вы моя самая большая крупица!

– И почему я должна помогать вам, а не Лихачёву?

– А вы умнее, чем я думал, – рассмеялся лейтенант, заканчивая третий бургер. – У меня с Аномалией свои счёты. Лихачёва впутывать не хочу.

– Какие счёты?

– Алёна, информацию за информацию. Лады?