Звезда Суламифи

– Матерь моя, единственная и любимая, – неожиданно для самой себя прошептала девушка, обращаясь к светочу ночному, – я так люблю тебя!

Суламифь подумала о том, что та женщина, что дала ей тело и ныне уже покоится на кладбище, почему-то не вязалась с образом настоящей матери, чей облик жил во глубине сердца любящего. Да, у неё была мать, что являлась живым олицетворением всех матерей мира, и она даже назвала её для себя “Матерь Мира”… И Суламифь знала ещё одно: у неё есть две сестры – старшая и младшая. Но это были не земные, но космические – звёздные сестрицы. А ещё у неё было Семь Братьев. И она знала, что это были величайшие из величайших Духов. Откуда же известно было всё это, ей не дано было знать, но единственное, что она знала, это то, что “знает сердцем”.

– Наверно, я потерялась в земле, смешавшись с пылью и грязью, – подумала Суламифь, – оттого меня и найти не могут.

Добрыми и беспредельно любящими глазами матери смотрела небесная звезда, ясно отражаясь во глубине очей той, что ныне лежала на убогом земном ложе, единственное украшение которого составили обступившие мечты…

Соломон ещё раз взглянул на звезду не то умоляюще, не то понимающе и, приложив правую руку к сердцу, низко поклонился ей. Он был признателен за тот свет, что она неустанно льёт на Землю, согревая сердца нежнейшими токами своей звёздной Любви. Любовь! Как нужна была она миру, но, к несчастью собственному, мир не понимал этого, ибо не знал, что такое истинная, Божественная Любовь! Соломон опустил взор на землю и мысленно обвёл взглядом то, что было покрыто ныне чёрным покрывалом ночи. Сотни селений со спящими в них людьми когда-то уйдут в небытие вместе с теми душами, что так и не проснутся. Земля представилась гигантским кладбищем, и стало жутко от этой мрачной мысли. Нет, не для того, чтоб стать свидетелем этой печальной картины, пришёл он на Землю, но для того, чтобы увидеть её звездой и вот так же, стоя средь огненных токов родной планеты, любоваться ярким светом новорождённой звезды по имени Земля. Он твёрдо решил не покидать этого мира, покуда здесь не прольётся свет Любви-Мудрости. Не ради этого ли отдал он на поругание свою единственную звезду путеводную, имя которой ныне Суламифь?! Что сделал с нею этот мир и что ей предстоит увидеть за оставшиеся три тысячи лет, что осталось прожить на планете, опутанной тенётами мрака!..

– О возлюбленная сердца моего, – с великой скорбью в голосе произнёс Соломон, – найди в себе силы, что помогут сохранить Любовь ко всем смертным! Ты будешь идти без меня, как и шла до сих пор. И всюду станешь искать Любовь, но не найдёшь её. А чтобы поддержать силы твои, я взгляну с любовью глазами любого прохожего, способного хотя бы на мгновение вместить частицу токов любящего сердца моего. Ты будешь ошибаться, Суламифь, принимая за истинное чувство блеснувший отсвет дара моего, и, придя на свет, ты встретишь тьму в ликах смертных, но сохрани Любовь к ним. Ты помнишь, Суламита, всю глубину Вселенской Любви твоей?! Мне не забыть её вовеки, хоть сотни шкур человеческих придётся сменить, но помнить я буду одну Любовь твою, о дыхание сердца моего!

Соломон почувствовал странный солоноватый привкус на губах и был весьма удивлён тому, что из глаз его катились крупные слёзы. Ведь он не плакал даже на похоронах собственного отца – могущественного царя Давида, хотя глубоко, всем сердцем любил его. Неужели в груди бьётся сердце простого смертного человека, оплакивающего безвозвратную потерю? Но Соломон знал, что смерти не существует, как и не существует причин, способных вызвать слёзы отчаяния. А впрочем, никто не видит всю бездну человеческой печали, что всецело поглотила его царственный дух. И эта звезда, что ласково заглядывает в глаза, – она понимает его. Да, он просто человек, ибо им назначено быть ему, покуда облачён в шкуру простого смертного. Только тогда, когда умрёт та личность, имя которой было Соломон, – он не будет знать слёз. Но это уже касается его духа бессмертного.

Суламифь воскресла. Она увидела свою Матерь в ослепительно ярком сиянии бело-голубого цвета. Ей хотелось тут же устремиться в объятия этого ласково манящего света и припасть к огненному сердцу, полному безграничной Любви к порождению собственному. Но что-то удержало Суламифь, и она произнесла: ”Осталось всего несколько дней…” Очнувшись от звука голоса своего, девушка недоумённо подумала, как бы вопрошая себя: “Отчего же несколько?” Ведь она так молода, и смерть, как правило, отступает от юности, предпочитая брать в союзники старость. А впрочем, совершенно не хотелось думать о подобных вещах. Радость ожидала Суламифь, и она твёрдо верила в свою счастливую звезду, пообещавшую дать ей счастье – простое человеческое счастье. Она подумала о том, что Соломон, возможно, также не спит, и ей стало радостно от мысли, что они могут смотреть на одну и ту же звезду, ведя с ней безмолвную беседу. Сей огненный друг был не только союзником, но и пособником, и, более того, – пастырем, обещавшим освятить союз, скреплённый узами Любви. “Браки совершаются на небесах!” – не так ли гласит земная мудрость?! Да будет на то Воля Твоя, Творец Миров! Суламифь готова к жертве, она не отказывается заплатить годами оставшейся жизни за мгновения дарованного счастья неземного. Она сойдёт во прах, если того требуют законы этого мира… Соломон! Откликнись сердцем и вдохни мужество в трепетную душу бедной девушки, чтоб вновь ей почуять дыхание твоё рядом с собою и ощутить прикосновение руки на челе скорбном!.. Приди в мой сон, о волшебное создание, несущее в себе мириады миров, но любящее только одну, идущее только к одной – Суламите возлюбленной!.. Мир напряжён в ожидании дня, и тьма сгустила краски, грозя стереть все звёзды с ликующего небосвода. Но будь уверен, Соломон, Свет сердца моего, в одном, что мрака густота лишь ярче подчеркнёт сияние огней возлюбленной звезды твоей, имя которой сегодня – Суламифь. Благословен тот день, который свёл нас на земле велением Неба. Благословенна эта ночь, что, разлучив тела, соединила сердца наши. Благословенно светило огненное, что воскреснет завтра и даст мне узреть Солнце мира моего – тебя, о возлюбленный мой Соломон! Благо дню завтрашнему!

Луч Седьмой

Нестерпимо жгучее дыхание дня! Он приходит, чтобы подарить надежду, но уносит все неосуществлённые мечты. Утро пригрезилось Суламифи яркое и солнечное, но, открыв глаза, она встретилась лицом к лицу с густою серой пеленой. Крупные капли дождя уже начали отстукивать свою мелодию, что была похожа на плач неведомого существа…

– Отчего же в радости столько печали? – подумала Суламифь. – Неужели Любовь всегда сопровождают боль и отчаяние?!

– Всё в этом мире имеет свой противоположный полюс, – услышала она голос Соломона, прозвучавший где-то внутри её сознания.

– Он способен не только слышать мои мысли и отвечать на тайные вопросы, но и делиться со мною мудростью своей, —подытожила Суламифь.

Да, он мог рассказать ей о многом, и ему не составило бы труда объяснить, почему боль и скорбь являются неизменными спутниками радости и отчего Любовь всегда несёт с собою страдание. Смутное понимание всего этого жило в груди, потому что вся природа была построена на том основании: холод зимы был предвестником весны, и тепло осени таило в себе лёд грядущих колких вьюг. Ничто не замирало в этом мире: одно приходило на смену другому, и в конечном итоге жизнь поглощалась противоположным её полюсом – смертью… И конечно же, подобное положение вещей радовало, ибо только мудрый может радоваться разлуке, твёрдо зная, что на полюсе противоположном его ожидает встреча. И Суламифь попыталась, хотя б на мгновение, облачить своё сердце доспехами мудрости. Ах, как хотелось ей радоваться, но отчего-то печаль старалась перевесить чашу весов, не давая вспыхнуть глазам яркими огнями предвосхищения радости!.. “Ну что ж, дождь – это прекрасно! – произнесла Суламифь. – Можно идти по улице с заплаканным лицом, и никто этого не заметит”.

Быстро соскочив с постели, девушка стала судорожно натягивать на себя одежду, как будто страшно опаздывала куда-то. Конечно, она знала, что в такой дождь люди предпочитают не выходить из дома, но тем лучше, – никто не попадётся ей на улице и не станет приставать с глупыми расспросами. На ходу застёгивая пряжки одежд, она шагнула под густой ливень. И с первых же мгновений ощутив холод ледяных струй, она не подумала о возвращении домой, но решила бежать туда, где росли омываемые крупными слезами дождя тугие гроздья винограда. Там было грязно и скользко, но душа рвалась вперёд, и ничто не могло остановить полёта пущенной стрелы. Суламифь летела к цели, которой должна была достигнуть во что бы то ни стало.

Сердце едва не вырвалось из груди, когда домчалась она до места обетованного. Здесь был рай. И, несмотря на капли дождя, она почувствовала себя прекрасно. Здесь каждый листочек был рад ей, и она знала об этом. Кому же ещё возможно доверить свои самые сокровенные мечты, как не виноградной лозе, которая молча всё выслушает, и не осудит, и не посмеётся, как это делают люди! Вот и сейчас, в час глубокого одиночества земного, Суламифь не покинута, но находится в кругу тех, кто понимает её. Пусть кому-то покажется странным, но каждая виноградинка способна разделить печаль её и, более того, внести свет надежды и наделить токами радости. Некий незримый свет излучали друзья эти малые, от которого становилось тепло и уютно.

Суламифь не заметила, как кто-то подошёл к ней и бережно коснулся локтя. Она подумала, что это ветром тронутая лоза качнулась в её сторону. Но, обернувшись, девушка просто остолбенела от изумления: это был он! Широко распахнутыми глазами смотрела она на чудо, явленное воочию. Насмешливый взгляд Соломона быстро вывел её из оцепенения: должно быть, она весьма нелепо выглядела, что вызвало его улыбку.

– Разве сам Зевс явился пред тобою? – улыбаясь, спросил он.

Но Суламифь подумала о том, что гораздо менее удивилась бы, если б все обитатели Неба сошли на Землю. Что-то с ней явно было неладно: она не могла говорить и будто окаменела. Как прекрасен был её царь! Воистину, ни дождь, ни слякоть не способны стереть царственность, когда она является неотъемлемой чертой. Да, Соломон был Божественно красив! Но не за красоту внешнюю полюбила его Суламифь, – её привораживало нечто внутреннее, словами необъяснимое. Она ни за что на свете не смогла бы сказать, за что именно его любит… Да и кому объяснять?! Небо всё видит, и только перед ним в ответе может быть эта простая девушка, представшая ныне пред избранником сердца своего.

Соломон наклонился и подобрал плащ, упавший с его плеч… Густые пряди волос слиплись от непрерывно льющегося дождя, и борода также утратила былую пышность. Он был похож на мальчишку, готового сорваться и побежать по лужам, оглашая всю округу звонким смехом. Суламифь не могла даже предположить, что может встретить столько озорства в его взгляде. Хотя что же иное могло заставить покинуть пышный дворец и пройти несколько километров под проливным дождём, забрызгав белоснежный плащ грязью просёлочных дорог.

– А может быть, его привела Любовь? – подумала Суламифь. – Странная она у него какая-то, неземная!..

– Разве не о такой Любви мечтала ты, Суламита?! – тихо прошептал Соломон, пристально взглянув ей в глаза.

– О такой!.. – выдохнуть только и смогла девушка, залившись румянцем.

Она даже не успела заметить, как оказалась в его объятиях. Совсем продрогшая, она вдруг стала ощущать тепло его тела, что способно было проникать сквозь мокрую одежду. Она стояла, боясь пошевелиться и не имея мужества оттолкнуть его, как этого требовали правила приличия. Разве могла она подчиниться нормам земным, когда земля уходила из-под ног и казалось, что дух витает среди ярких солнечных облаков… Соломон бережно коснулся подбородка девушки и, наклонившись к ней, нежно дотронулся устами её алых губ, как бы пробуя на спелость плод… Суламифь вспыхнула, и ей показалось, что пурпурная краска залила каждую клеточку тела… Она желала тепла! Она готова была вкусить плод Любви и до дна испить нектар, уготованный ей любимым… Но вдруг, неожиданно для себя, она бросилась бежать, не видя дороги из-за застилавших глаза слёз. И, не понимая, зачем она это делает, всё твердила: “Не сейчас, не сейчас…”, – хотя и не знала, что подразумевает под этими словами. Сейчас она просто не могла думать ни о чём, ибо вся горела в некоем незримом пламени, охватившем всё её существо.

Соломон проводил взглядом возлюбленную и ни словом не окликнул, пытаясь вернуть назад. И когда она исчезла из поля зрения, он обратил взор в небо и возблагодарил Небеса за радость, явленную им сегодня. Дождь лил не переставая, и то ли капли дождя скатывались по щекам мудрого царя, то ли слёзы, о том было дано знать Богу одному… Соломон долго стоял ещё, как будто решая про себя некую труднейшую задачу. Затем он наклонился к лозе и погладил тугую кисть, омытую небесной влагой. Выбрав самую крошечную виноградинку, он сорвал её и поднёс к устам, тем дав понять Небу о принятом им решении… Нет, он не бросал вызов Небесам, но лишь исполнял их волю… Благословенна мудрость Владык Кармы: Они умеют ткать узоры судеб, что будут наилучшими для живущих на земле людей смертных – духов бессмертных. Соломон заплатит за их труд, лишь бы Суламиту свою восхитить красками чудными, на ковре жизни вытканными. Да, он, как никто из живущих в земле, сумеет украсить день её грядущий. Жди, возлюбленная сердца Огневого, ты сумеешь познать царственную поступь Любви!.. Я приду к тебе, твой царь, чтоб стать рабом, распростёртым у ног своей возлюбленной… Мой дух готов быть в рабстве вечном у Любви твоей, о царица моя, Суламита! Я – последний нищий в царстве твоём. Ты – моя жизнь, ты – моё дыхание, ты – сокровище мира моего. Жди меня, и я приду к тебе в ночь, чтоб принести тепло сердца в дом твой. Я постучусь в двери твои, лишь только угаснет этот сумрачный тоскливо-прекрасный день, что дал ощутить аромат губ твоих, о возлюбленная духа моего!

Луч Восьмой

Соломон! Мне так хотелось вспомнить руки твои! Я напрягала мозг, но он не сумел воспроизвести всю прелесть очертания ладоней твоих. Да и как ему вспомнить, если прошло уже три тысячи лет… Я – твоя Суламифь! Мне об этом сказало сердце твоё, что слилось в одном дыхании с моим. Мы говорим сердцами, и человеческий рассудок не в силах отразить всю красоту мелодии, рождаемой внутри. Но всё же я сделаю жалкую попытку увековечить в строке ту торжествующую ноту Любви, что рождена была нами в мире этом. Не охлаждается пыл, и с течением времени разгорается всё ярче ликующий пламень, охватывая собою все сферы жизни. Как могу я рассказать тебе о том, что пришлось испытать мне за долгие тысячелетия пути? Да и говорить о том не стоит, пусть пыль забвения веков покроет страницы истории моей земной. Тяжела жизнь человека и неприглядна. Я не скажу тебе о том, как мне было больно и одиноко. Зачем тебе знать боль мою, когда своей довольно было пережито?!.. Ты был Акбаром… Воистину, велик твой дух, сумевший сохранить всё величие красоты беспредельной… И когда я шла мимо гробницы твоей, ты окликнул меня по имени и, чтобы облегчить боль сердца, повторил истину о душе бессмертной. Я услышала простые слова, сказанные тобою: “И сброшенные мною одежды – не более, чем перо птицы, брошенное к ногам твоим, о возлюбленная моя Суламифь…” Наклонившись, я подняла перо и взглянула вверх, пытаясь разглядеть птицу, но небо было чистым и солнечным. Мне трудно было поверить в чудо; наверное, я слишком хорошо вжилась в роль человека и окаменела, как всё земное. Тем не менее я прижала к груди дар твой бесценный и затем поднесла к губам. Это крошечное пёрышко рассказало мне о многом. Лишь третья часть его была окрашена в изумрудный цвет, и ты сказал, что она символизирует моё знание, но две трети серо-серебристого цвета являли неведение. Да, я так мало знаю и о себе, и о мире, меня окружающем, и о тебе, возлюбленный мой. Моё познание заключается лишь в том, что я пришла Любить… Но отчего же, скажи мне, Радость моя светлая, люди так ненавидят тех, что несут им свет Любви! Стоило лишь полюбить кого-то, как это вызывало чувство отчуждения и даже ненависти. Как понять людей? Но ведь сами же они жаждут Любви: создаются семьи, заключаются браки. Ведь не с ненавистью же идут под венец!.. И ты, о великий целитель сердца моего, – ты сам создавал семьи и брал десятки наложниц… Как мне понять тебя?! Из глубины души прорвался сей вопрос, когда я ходила вдоль обветшалых стен крепости твоей старой и смотрела на усыпальницы жён твоих и дочерей. И здесь меня поразил голос, пронизанный глубокой сердечной тоской, и я поняла всю глупость своего вопроса: “Отчего было так много женщин?” Ты сказал: “Оттого, что я искал всего одну, но не встретил тебя, о единственная возлюбленная моя Суламифь!” Вся вселенская боль была заключена в ответе твоём. Да, ты тоже был человеком!..

Я не могу вспомнить руки твои, Соломон, помоги мне. Разве не ты обещал мне встречу через три тысячи лет? Конечно, мы встретились, но я приходила поклониться праху… И щекой горячей прикасалась к холодным величественным стенам усыпальниц твоих, и гладила безмолвный мрамор, и стояла средь безликой толпы, пришедшей поглазеть на останки великолепных сооружений… Я – часть это серой массы. Неужели твоё сердце сумело выделить меня и окликнуть вновь, как множество веков назад?! Ты восстал из могилы и ожил! Всем сердцем ощущаю Любовь твою: она разливается в мире. Я видела взгляд твой – ты смотрел на меня глазами то одного, то другого, но я узнала того, кто оживотворял этот взгляд. Всего лишь несколько мгновений способен смертный человек пропустить через себя столь могущественный ток Любви. Они и сами не понимали, отчего вдруг вспыхивали столь сильным чувством и загорались, будто факел. Но я в том видела лишь знак Любви твоей и дарила сердечное чувство признательности тем, кто сумел отразить свет духа твоего. Ты смотришь глазами неба, усеянного звёздами, и глядишь очами смертных земли… Где ты?! Скажи мне! Неуловимое видение – образ твой, но реальнее его не существует в мире ничего. Всё остальное для меня – иллюзия. Я попыталась жить жизнью человеческой, но это сплошная Майя. Они не знают, что такое Любовь, и, как малые дети, играют в неё. Мне не нужны пустые забавы, я устала идти к миражам. Ничего не отыскав в земле, обращаю свой взор к Небу: оно – венец Истины. Шаг за шагом я продвигаюсь по коридорам Вечности, открывая всё новые и новые двери. И где-то отыщу тебя, о нежнейшее Светило сердца моего!..

Скажи мне, мудрое создание, отчего не могу я вспомнить плавных линий рук твоих царственных, не оттого ли, что форму они утеряли земную? Но если нет тебя здесь, то какой же смысл в существовании моём? Нет любимого – бессмысленно искать Любовь!.. Касаюсь самой глубокой тайны, но утерян ключ, способный отомкнуть ларец запечатанный, сокровенное знание хранящий. Конечно, для тебя не существует ничего тайного, ты – Мудрости кладезь, ты – дыхание Солнца всепроникающего. И отчего избрал меня возлюбленною своей – остаётся загадкой. Быть может, твоя вселенская Любовь охватывает весь мир, не делая исключений. Но ты искал одну. И сам сказал об этом. О Соломон, открой сокровищницу светлую, свитки небесной памяти хранящую, и покажи картины жизни былой, – быть может, там себя узнаю и место в жизни обрету, Богом уготованное!

…Молчит Соломон, молчи и ты, Суламифь, не разрывай Неба просьбами, ибо тайна тайною остаться должна. Не дано ей прежде времени раскрываться, ибо таковы Законы Небесные. Бог всё видит, и слышит, и молчанием покрывает известное Ему. Помолчим с Ним и мы. А как сроки наступят, так и тайное станет явным.

До завтра, Суламифь, жди луча утреннего, что коснётся Чаши твоей, светом переполненной, и даст пролиться в мир ещё одной капле нектара Любви, чтоб пополнить кубок Знаний всего Человечества. О чувстве Вселенском Песнь сложить спеши в час утра раннего. Мир полон Любви к тебе и смотрит, не сводя глаз, восторгом переполняя бездонную сердечную чашу Соломона. Утро грядёт – рассвет, несущий пробуждение Суламифи царственной. Да минет ночь и воскреснет день солнечный, сжигающий мрачную пелену неведения, – да будет так!

Луч Девятый

– Скажи мне, Соломон, отчего люди плачут?

– У них к тому есть разные причины, Суламифь…

– Я не хочу, чтобы они плакали, я хочу их видеть всегда улыбающимися.

– Иногда им трудно бывает улыбаться, так же как и сейчас тебе… Улыбнись мне, Суламита моя нежная, и, уверяю тебя, весь мир преобразится от улыбки твоей: он станет более радостным и прекрасным…

Соломон обвёл взглядом окружающие их просторы и произнёс:

– Вот видишь, и Солнце стало ярче, и песнь ручья звонче, и щебет птиц намного жизнерадостнее.

И действительно, мир стал выглядеть иначе – Суламифь всем сердцем ощутила это. А впрочем, с приходом её возлюбленного всё вокруг менялось и как бы оживало. Но с уходом как будто угасало Солнце, и серая пелена безысходности начинала вырастать перед глазами. Попробуйте разгадать эту тайну, люди добрые, отчего так происходит: часы сливаются в единый краткий миг, когда ты рядом с избранником сердца, и мгновения выливаются в часы, когда нет его… Время затевает злые шутки с теми, кто влюблён, – так думалось Суламифи. Ах, как хотелось остановить это мгновение и вылить его не только в часы, но в столетия и даже тысячелетия! Нет, ей никогда не надоест быть рядом с любимым. Как звёзды эти ночные, она готова остаться на удалении, лишь бы видеть его!.. Совершенно незаметно подкралась ночь, и яркая звезда напомнила им о мечтах тайных, что поверялись ей одной. На душе стало радостно и спокойно: у них был союзник, что молча освящал союз двух любящих сердец. Звезда будто согласно кивнула, отвечая на тайный вопрос Суламифи… И Соломон покрыл нежнейшим поцелуем уста возлюбленной, как бы налагая печать на её внутреннее тайное решение.

– Не плачь, Суламита, не плачь, – звучало внутри, но девушка отчего-то не могла сдержать слёз. Они, казалось, хлынули потоком горячим из самого сердца, где долго ждали, затаившись, до суждённого им часа. Это были особые слёзы, – в них не было горечи земной, они падали как капли чистой росы, несущей радость очищения. Удивительно легко было в груди и чувствовалось, что нечто, сдавливавшее прежде, ушло безвозвратно. Светло и ясно билось сердце, согласно вторя биению великого мужественного сердца возлюбленного её Соломона. Неожиданно для Суламифи он поднял её на руки и, прижав к груди, пошёл вдоль стройных рядов виноградника прямо к речушке, журчавшей невдалеке. Дойдя к берегу, он бережно опустил её и, взяв за руку, усадил рядом с собой… Мудрейший из царей земных не находил слов, чтоб ясно выразить всё то, что хотелось бы ему сказать. Он заглянул в глаза девушки, во глубине которых блеснул свет далёкой звезды.

– Радость моя! – произнёс он. – Ты помнишь меня?!

И Суламифь вздрогнула, почуяв всю глубину тоски, заложенной в вопросе. Который раз он уже спрашивал её об этом!

– Я очень хочу вспомнить! – как бы виновато прошептала Суламифь, не до конца понимая, что же хочет её возлюбленный услышать от неё.

– Посмотри на ту звезду, что сияет в небе, и взгляни на её отражение, сияющее в водах. Они удивительно похожи, но стоит взбудоражить гладь вод, как светоч тут же теряет цельность. Ты, Суламифь, такое же отражение сияющего духа твоего, отображённое на глади моря житейского. Когда-то образ этот будет размыт и стёрт рукою Времени, но истинная Божественная сущность твоя будет сиять звездою…

Соломон посмотрел на возлюбленную и понял, что не стоит продолжать говорить ей подобные вещи, ибо, не находя должного понимания, она глубоко смущалась. Её земное тело – отражённое сияние духа неземного – не готово было вместить всё то, что он мог бы сказать ей. Какая бездна отчаяния мелькнула в глазах любимой! Он нежно обнял и прижал её к своей груди. Суламифь стала слушать, как трепетно бьётся его сердце, и ей стало ужасно неловко за непонимание своё. Зачем ей знать о той далёкой звезде, когда её Светило было рядом и она ощущала живое тепло, что было для неё дороже всего на свете! В ней, казалось, разливалась сама Вечность, и разум отказывался воспринимать слова, заворожённый нежным звучанием голоса возлюбленного. Она готова была слушать эту мелодию вечно, и ей неважно знать, о чём он говорит. Хотя Соломон не мог говорить глупых вещей, – все знали о том, что наделён он был от рождения мудростью необычайной. Но где же было взять столько прозорливости бедной девушке, знавшей в жизни одну дорогу от дома до виноградника?! И тем не менее, она знала, что сможет понять, о чём говорит её милый, если всем сердцем постарается слушать его. Именно сердцем!

Тихо шелестели листья, и река будто погрузилась в сон, умерив пыл журчанья своего. Соломон нежно гладил щёки возлюбленной, едва касаясь перстами. Она лежала на траве и не знала более прекрасного ложа. Низко наклонившись к ней, Соломон прошептал:

– Заклинаю глаза твои никогда не лить потоки слёз ни об одном из смертных. Пусть свежесть щёк твоих не осквернят капли горькие.