Академия Великой Матери

Любовь Черникова

Академия Великой Матери

ЧАСТЬ 1. Невеста принца и волшебные бабочки

Пролог

– Оэльрио! Оэльрио! Где ты, детка?

Я отлично слышала взволнованный голос нянюшки и в душе злилась: «Чего так орет? Спугнет же!»

– Хорошая киса, иди ко мне, – повторила шепотом, привлекая внимание животного.

Настойчиво вытянула вперед развернутую ладонью вверх руку. Еще один мысленный посыл: «Подойди!»

Горячее дыхание зверя обдало кожу, и я зажмурилась в предвкушении. Вот-вот смогу потрогать огромный, бархатный, чуть влажный нос!

Я даже задрожала от нетерпения – так хотелось поскорее запустить пальцы в серебристую, покрытую округлыми пятнами, мягкую и густую шерсть.

Вот только бы нянюшка перестала кричать!

«Ну, пожалуйста, Нисси!» – взмолилась я про себя, подкрепив просьбу мысленным требованием покориться.

Только вот с няней такие фокусы никогда не проходили. Эх…

Зато скрыться от нее в густом кустарнике мне ничего не стоило. Колючие ветки всегда расступались, открывая потайные ходы и тропинки, достаточно только пожелать. Это сводило с ума приставленных ко мне слуг, а тем паче отца, который жутко сердился, в очередной раз узнав, что я сбежала за пределы поместья.

– Леди Оэльрио! – раздалось ближе и строже.

Похоже, няня теряла терпение. Огромный зверь от меня отвернулся и настороженно поднял уши. Принюхался. В глубине его горла уже рождалось рокочущее рычание.

– Тише, киса, тише, – попыталась я его успокоить, подкрепив слова ментальным касанием.

Вздыбленная шерсть на загривке прилегла, расширенные зрачки немного сузились, и я залюбовалась поразительным оттенком светлых, голубых, прямо как мое новенькое атласное платье, глаз.

– Киса, я люблю тебя! – вырвались искренние слова прямо из глубины души.

Сейчас мне казалось, что нет никого ближе и прекраснее, чем эта огромная кошка, величиной с папину лошадь.

– Ну, пожалуйста, Великая Мать, дай мне еще немного времени, чтобы побыть с ней! – шепнула я.

Зверь словно распознал это мое желание. Темно-серый, с синеватым отливом, мокрый нос наконец ткнулся в ладошку и шумно выдохнул, заставив хихикнуть.

– Щекотно!

Еле сдержав визг восторга, я смелее запустила пальцы в нежную шерсть под подбородком и почесала, будто это обычная ловчая кошка. Раздалось мурчание, похожее на рокот далекого водопада, который как-то показал мне папочка.

Не сдержав восторга, обняла могучую шею и чихнула, когда в нос попали шерстинки.

– Ты такая мягкая! Мне нравится, как ты пахнешь. Хорошая киса, будем дружить? – шептала я, продолжая гладить и чесать густой мех, радуясь, что моя нехитрая ласка зверю приятна.

– Оэльрио! – позади раздался треск кустов и невнятное ругательство, в котором мое чуткое ухо уловило собственное имя. – Оэль… Великая мать! – закончила Нисси севшим до едва слышного шепота голосом.

Я почувствовала, как напряглись мышцы под мягкой шкурой, басовитое мурчанье превратилось в угрожающий горловой рокот. Усы встопорщились. Острые клыки, почти с мою руку длиной, обнажились. Огромная дикая кошка зашипела, демонстрируя внушительный оскал. Медленно попятилась назад, пригибая к земле мощную голову, хлестнула по бокам хвостом.

Та связь, что едва возникла между нами, неумолимо рушилась. Испугавшись, я выпустила могучую шею зверя и свалилась на землю. Поднялась, отряхивая с испачканного зеленым травяным соком подола налипшие сухие листья, и притопнула ногой от разочарования.

Напротив, на границе небольшой, скрытой в тени раскидистых ветвей, поляны, стояла белая как полотно Ханиссия – моя нянюшка.

– Нисси, – я строго нахмурилась, наблюдая, как женщина, не отводя перепуганного взгляда от зверя, судорожно пытается нашарить карман передника. – Нисси! Если ты это сделаешь, я прикажу кисе тебя сожра…

И все же нянюшке удалось. Отец несколько дней назад выдал ей амулет вызова, как раз на случай, если я снова что-нибудь «эдакое вытворю».

Мгновение, и мой любимый, но очень грозный папочка возник рядом с нами прямо из центра сгустившихся на глазах теней. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Один взгляд в нашу с кисой сторону, и тени уплотнились, а в руке отца соткался черный хлыст. Грозный лорд Яррант щелкнул им в воздухе, и выкрикнул:

– Арр'тхэллэ тирсет!

Кошка медленно отступала, продолжая скалиться, а затем, резко развернувшись, прыгнула в заросли. Но прежде, чем меня окутала пелена папиной теневой защиты, мощный хвост зверя хлестнул по ногам. Не устояв, я снова свалилась на землю.

– Оэльрио Сатем Дариа Яррант!

Оэльрио, это собственно – я. Сатем и Дариа – имена папы и мамы. Я аристократка, поэтому называют оба. Но главное, мое полное имя в такой ситуации не предвещало ничего хорошего.

Отец говорил негромко, но угрожающе, и я невольно покосилась на хлыст в его руке. А что? Ведь не раз обещал выдрать. Мало ли?

Лорд Яррант проследил мой взгляд и, поморщившись, легким взмахом развеял свое грозное оружие.

Фух! И на этот пронесло. Поднялась, отряхивая подол своего нового… Хм… Похоже, теперь уже старого атласного голубенького платья.

– Здравствуй, папочка! – с радостной улыбкой побежала навстречу, раскинув руки.

Мой отец самый могущественный маг империи Эрессолд, и Нисси, да и прочие слуги, всегда робеют в его присутствии. Но только не я. Ведь папа меня очень любит, и я его тоже. А потому мне нечего бояться, даже когда вокруг его ног стелется эта жуткая черная дымка.

Пока бегу, успеваю заметить, как Нисси поспешно поднимается с земли, придерживаясь за ствол дерева – видать, с перепугу свалилась. Отодвигается в сторону, опасливо поглядывая на тени отца. Те пытают дотянуться до нее тонкими щупальцами, но тут же возвращается к ногам лорда Ярранта, подчиняясь его воле. Без страха я делаю последние шаги прямо по туманному мареву, чувствуя легкий ласковый холодок, щекочущий голые, исцарапанные и испачканные коленки.

Сильные руки подхватывают меня, а я продолжаю ослепительно улыбаться, но по строгому взгляду понимаю, избежать наказания и на этот раз тоже не выйдет.

– Киса, да? – спрашиваю серьезно, будто еще совсем маленькая, и чувствую, как в груди отца клокочет гнев вперемешку со страхом. Это он что, за меня так испугался? – Папочка, киса хорошая! Она бы меня ни за что не тронула, – мне уже восемь, но я знаю, когда Лорд Яррант сердится, лучше притвориться малышкой, так папочка быстрее меня простит.

– Оэльрио, ты хоть понимаешь, насколько опасен Арр'тхэллэ?

Так. Похоже, дела и правда плохи. Все еще Оэльрио. Не Элья и не Льяра – значит, отец на меня зол по-настоящему.

Чернильная дымка продолжала ворочаться подле его ног. Черные длинные волосы едва заметно шевелились, будто живые. Попыталась успокоить их мысленным приказом, но наткнулась на полный негодования взгляд отца. Вот и нянюшка шажок за шажком, продолжала отступать, в надежде скрыться среди деревьев. Ха-ха!

– Ханиссия! – суровый окрик лорда Ярранта заставил бедную женщину зажмуриться и непроизвольно пригнуться, так и не опустив поднятой для очередного шага ноги на землю.

– М-милорд?

Похоже, она уже жалеет, что киса ее не съела. Или арр… Арр'тхэллэ? Так назвал зверя отец?

– Ханиссия, почему вы ослушались приказа и вышли с юной леди за пределы поместья?

– Мы гуляли в саду, мой лорд, а потом Оэльрио пропала. Я бросилась на поиски и обнаружила ее только здесь. Не понимаю, как это случилось снова, милорд. Простите меня, пожалуйста…

Нисси заламывала руки, а на ее лице было такое искреннее раскаяние, что мне стало очень стыдно.

– Папочка, Нисси не виновата! Я просто попросила кустики, и они меня пропустили.

– Попросила кустики?! – брови отца удивленно взлетели. – Элья! Это не просто кустики, это защитный периметр!

Вечер того же дня

– Сегодня я был вновь вынужден экстренно покинуть собрание во дворце, сработал амулет вызова, который я выдал Ханиссии. Хвала теням и Великой Матери за то, что я смог переместиться прямо к месту, где они находились. И что ты думаешь? Я застаю эту негодницу рядом с реликтом! Да не с каким-нибудь. Самый настоящий арр'тхэллэ во плоти!

– Великая Мать! – не сдержался седой, длиннобородый старик в сером до самых пят балахоне, украшенном замысловатой изумрудной вязью по подолу и вороту. Он пристально взглянул на меня ярко-зелеными глазами.

Я спешно прекратила болтать ногами и баловаться с цветком в горшке, заставляя его то раскланиваться по моему мысленному приказу, то копировать движения нянюшки. Нисси, получившая выволочку от отца, сложив руки на переднике и чопорно оттопырив губу, стояла у двери и намеренно не смотрела в мою сторону.

Все-таки обиделась…

Я снова почувствовала легкий укол совести. Ханиссия добрая и искренне меня любит. Няня прощает мне все шалости и читает на ночь волшебные сказки. Нужно будет обязательно попросить у нее прощения…

Тем временем старик подошел ближе, и я почувствовала, как запахло сеном. Он присел передо мной на корточки, сухой мозолистый палец приподнял подбородок, поворачивая мое лицо к свету.

– Удивительно! Такая малышка… Глазки, что тунбергранс на второй день цветения Реснички хлоп-хлоп, будто птичка-пчелка мель'саа над цветком кружится. Кожа, что лунный свет на созревающих плодах апэля…

– Друг мой, я ни слова не понял, как обычно… – проворчал отец.

– Я восхищаюсь красотой твоего ребенка, Сатем. И как только у такого бесчувственного чурбана, как ты, мог родиться этот нежный цветочек?

– Оэльрио пошла в мать, это очевидно.

– И слава Великой! Дариа…

– Пицелиус, пожалуйста! Не надо о моей жене.

– Где моя мамочка? – оживилась я, переводя исполненный надежды взгляд с отца, на этого забавного деда.

Всхлипнула горестно Ханиссия.

– Прости, – покаянно произнес дед, и взгляд его зеленых, как весенняя трава, глаз вновь обратился ко мне:

– Так как ты, говоришь, смогла выйти за защитный периметр?

– Кустики расступились, и я прошла.

– Кустики, – усмехнувшись в густые усы, повторил за мной старик.

– Я просто попросила… Они всегда меня пропускают, – ответила я уже не столь уверенно.

Язык ворочался во рту с трудом, будто не желая подчиняться. Глаза старика расплылись яркой зеленью, заслонив все прочее. Не видно стало ни отца, ни нянюшки Нисси. Сплошная зелень и узкие вертикальные зрачки арр'тхэллэ в ней…

Они принялись ритмично расширяться и сужаться. Где-то далеко забили барабаны. Мне было непонятно – это барабаны бьют, и зрачки расширяются им в такт, или наоборот?

Старик заговорил монотонно, но я не понимала ни слова, пока не провалилась в полное ничто, где не было ни звуков, ни завораживающей зелени…

– …Поразительно! Впервые вижу столь незамутненное проявление энергии жизни во всех трех формах разом…

– И чего мне ждать? Каждый раз она выкидывает что-то новое. Она играет, не понимая, какие ей подвластны силы. Однажды она взбаламутит всю Чащу, тогда конец. Я ведь теневик, я не смогу это контролировать или остановить, Пицелиус!

– Не переживай так, Сатем. Я наложил блок, твоя дочь не сможет использовать свою невероятную магию.

– Постой! Она что, перестанет быть магом?!

– Ну что ты! Я оставил допустимый минимум способностей. Хватит на бытовые нужды, – старик скрипуче рассмеялся. – Когда придет время, ждем ее в Академии. Я сниму блок, и мы научим твою дочь контролировать силу.

– Не знаю, правильно ли мы поступаем, но спасибо.

– Ты не всегда сможешь быть рядом, Сатем, а твоя дочь – это грозное оружие в руках врага.

– Я это прекрасно понимаю, – недовольно отмахнулся отец.

– Оружие следует хранить в ножнах, чтобы не порезаться, – ответил ему дед.

Я попыталась открыть глаза и спросить, почему я вдруг – оружие, но сон взял верх раньше…

Глава 1

…И оказался мир на грани гибели из-за той войны. И проснулась Великая Мать. Открыла глаза и поразилась увиденным. И воздела десницу, и пали новые боги к ногам Ее. И отворила Великая Мать уста и молвила слово. И покрылся мир дремучими лесами без конца и края. И рождали те леса зверей виданных и невиданных. И сжала Великая Мать в гневе десницу свою и лишила новых богов их силы. И велела им жить бок о бок с людьми и выживать в новом мире вместе. И стали зваться новые боги лла’эно и повели людей за собой сквозь Чащу…

Пицелиус, «Война богов. Лла’эно»

Кабинет императорского советника

– Сатем, у тебя еще есть пара часов до прибытия посольства из Файбарда.

Лорд Сатем Ллорг Яррант оторвался от карт, где делал пометки, и удивленно взглянул на собеседника. Тот смотрел в распахнутое окно, стоя спиной к советнику. Снаружи легкий ветерок играл среди листвы растущих поодаль деревьев, донося в кабинет запах листвы и свежести. Солнце пронизывало ажурные кроны, пели птахи.

– Если ты о сведениях, доставленных разведгруппой Вердериона, то я с ними почти закончил…

Где-то в кронах пронзительно вскрикнула потревоженная птица, и мужчина повернулся:

– Я об Оэльрио, Сатем.

Прежде чем ответить, Лорд Яррант обвел утомленным взглядом кабинет.

Каждый завиток на резных подлокотниках кресел, каждый изгиб барельефов, украшающих потолок и десюдепорты над дверьми и большими, до самого пола, распахнутыми окнами, сквозил сдержанной роскошью. Стены, обтянутые зеленым шелком, украшали портреты видных государственных деятелей прошлого. Пара белоснежных бюстов в простенках между окон, и тяжелые шторы в тон стенам, окантованные по краю золотой оборкой и прихваченные такими же лентами. Толстый ковер на полу, отлично скрадывает звуки шагов, дабы слуги не отвлекали от работы.

Этот кабинет – зеркальная копия императорского, и Лорд Яррант его полноправный хозяин вот уже почти двадцать пять лет.

– А при чем здесь моя дочь? – его ответ прозвучал, когда тянуть дальше не осталось никакой возможности.

Собеседник ни на миг не поверил его удивленному тону.

– Ну как же! Разве ты забыл, что сегодня в Академии Великой Матери день открытых порталов?

– А, ты об этом, – Лорд Яррант поморщился и вновь обратил хмурый взор к картам.

– Сатем!

– Алларик, прошу тебя, не начинай. Мне будет намного спокойнее, если Оэльрио останется в поместье под надежной охраной. Учителей для нее я найму, это не проблема…

– Сатем Ллорг Яррант! Если бы ты не был моим первым советником, правой рукой и другом, я бы решил, что ты либо идиот, либо заслан прохвостом Яртом Берди, чтобы нарочно меня изводить.

Темноволосый коротко стриженный мужчина шагнул ближе и оперся кулаками на столешницу черного, отполированного до блеска дерева. Точнее, прямо на злосчастную карту, не давая лорду Ярранту работать. До бледности светлая кожа сделала пронизывающий взгляд его черных глаз еще острее.

Сатем лишь на миг с ним встретился, и со вздохом опустил взор на украшенные перстнями пальцы, придавившие карту. Как и браслеты, выглядывающие из-под обшлагов строгого императорского мундира – они все были мощными, напитанными под завязку тремя видами энергий, артефактами.

Грозный теневой маг не любил украшения и редко ими пользовался. А вот мундир, черный с серебряным шитьем вдоль воротника-стойки и по краю рукавов, украшенный двумя рядами бриллиантовых пуговиц был такой же.

– Сатем?

Лорд Яррант медленно поднял взгляд и почти уперся носом в инкрустированный черными и обычными бриллиантами орден – знак отличия, сменивший в свое время корону. Этот самый орден сейчас, покачиваясь, оттягивал императору шею. Понаблюдав за движением регалии, советник пошутил:

– Алларик, тебе ли не знать, что загипнотизировать теневого мага не получится.

– Не пытайся уйти от разговора столь примитивным способом, – хохотнул Алларик Норанг Пятый, Император Эрресолда. – Если пойдешь прямо сейчас, успеешь доставить Оэльрио в Академию. Испытания продлятся до самого вечера.

– Послушай, блок на ее потенциал наложил сам Пицелиус, покоя его душе в чертогах Великой Матери. Он был гением, а нынешний ректор вряд ли сумеет снять блок, не навредив моей дочери.

– Уверен, ты его недооцениваешь. К тому же ему подвластна вся мощь местного источника. Он справится.

– Может и так, но я бы предпочел не рисковать своим ребенком, – Сатем поднялся, с сожалением глянув на карту и, в свою очередь, подошел к окну.

Император проводил его взглядом.

– Поторопись.

– Знаешь, Алларик, за прошедшие годы дар моей дочери больше ни разу не доставил нам беспокойства. Меня это устраивает. Знаешь ли, меньше проблем. Сам понимаешь, что будет, если кто-то догадается, на что способна Льяра.

Собеседник понимающе усмехнулся, но продолжил уговоры:

– Нам нужен дар Оэльрио, Сатем. Чаща велика, и друид подобного уровня не помешает Империи.

– У нас хватает друидов, Алларик, – не желал сдаваться советник.

– Не стоит исключать вероятность, что блок будет разрушен сторонним вмешательством или снят самостоятельно, как водится, в самый неподходящий момент, – использовал свой главный аргумент император. – Пицелиус предупреждал, что такое может случиться. Что если на ее непроизвольный зов соберется вся Чаща во главе с обезумевшими реликтами? Мало нам проблем с Файбардом и культистами?

Сатем поджал губы, мысленно признавая правоту собеседника, но ничего не сказал.

Император нажал:

– Сатем, твоя девочка выросла. Она должна учиться. Отправляйся прямо сейчас, как раз успеешь вернуться к приезду послов. Мне нужно, чтобы ты послушал нашу приватную беседу с Яртом. Возможно, заметишь что-то, что могу упустить я.

– Алларик, ты мой друг, но я не хотел бы рисковать ради империи еще и дочерью!

Лорд Яррант почти обиженно откинул назад смоляные пряди, выбившиеся из хвоста, прихваченного черной лентой. Его серые, на удивление, светлые для теневого мага глаза раздраженно сверкнули. Император стиснул челюсти, наблюдая, как у ног советника заклубились, перетекая, тени. Шикнул на них, и они тут же опали, будто растворившись в молочно-палевом ворсе ковра.

– Хочешь запереть девчонку в поместье до самой свадьбы? – во вкрадчивых речах Алларика послышался шорох вынимаемой из ножен стали, напоминая, что свое место на троне он занимает по праву.

– Будь моя воля, я бы вообще не стал выдавать Льяру замуж! Не за кого!

– Но воля здесь моя! – рявкнул император и добавил мягче: – Сатем, я понимаю, что как глава безопасности ты знаешь про каждого претендента слишком много, но твое собственничество не приведет ни к чему хорошему. Или выберешь ты, или моя племянница сделает этот выбор сама. Вспомни, хотя бы Дариа.

Одно упоминание имени жены заставляло сердце могущественного теневого мага болезненно сжаться, а чувство собственного бессилия подкатило дурнотой к горлу. Реакция не изменилась, несмотря на прошедшие годы.

– Алларик, пожалуйста! – почти взмолился он.

– Почему стоит мне заговорить о своей сводной сестре, и ты, как последняя размазня, прячешь голову в кусты? Это ведь твоя безумная ревность довела ваши отношения до катастрофы! Ты не смог смириться, что Дариа слишком свободолюбива.

– Как и все проклятые кошки! Она мне изменила, Алларик! – самообладание отказало советнику.

– Ты никогда не пробовал выяснить, как все было на самом деле? Возможно, ты сделал ложные выводы?

Лорд Сатем, играя желвакам, снова отвернулся к окну, стараясь глубоко и ровно дышать. Недопустимо терять контроль над эмоциями.

– Тебе бы стоило извиниться перед ней за ту сцену. Уверен, Дариа бы простила. Она всегда тебя прощала, – продолжал император.

– Знаешь, сколько раз я пытался? Она не захотела меня слушать! А потом просто взяла и исчезла. Я не смог пройти к ней тенями, сколько ни старался. Я больше ее не чувствую. Где бы Дариа ни спряталась, теперь она мертва. И прошу тебя, хватит об этом! Это не тот разговор, который настроит меня на продуктивное общение с послами Файбарда.

– Я бы почувствовал смерть сестры, – не унимался император.

Он бы ни за что не признался, но ему нравилась хоть в чем-то видеть слабость своего советника. Лорд Яррант тоже это знал, потому глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

– Хорошо. Если моя жена жива, почему за все годы не прислала весточки? Не навестила хотя бы дочь, если не желает видеть меня? – ладони советника ударили по подоконнику.

Алларик пожал плечами:

– Уверен, у моей сводной сестры имеются веские причины для подобного поведения. Она не желала, чтобы ее нашли. Именно потому я и приказал тогда прекратить ее поиски. – Император бросил взгляд на старинные напольные часы. – Отведи дочь в академию, Сатем, и возвращайся, у нас почти не осталось времени.

– Нет!

– Сатем Ллорг Яррант, отведи дочь в Академию! Выполняй приказ своего императора! Мне нужен не просто верный, но и сильный союзник в стане противника, а не беспомощная девчонка.

– Т-ты… Ты решил выдать мою дочь за принца Файбарда?!

Глава 2

Льяра

Ветер бил в лицо, играя волосами и конской гривой. Крутой поворот, и вот уже мои каштановые пряди смешались с молочными лошадиными, а затем все это богатство хлестнуло по щекам, попало мне в рот. Я развернула Апэль и, смеясь и отплевываясь на ходу, направила в сторону конюшен.

Апэль – моя лошадь, серая в яблоках тонконогая красотка с роскошной длинной гривой и хвостом, которые мне так нравится расчесывать, неслась галопом. Я сидела на ее спине, ощущая под собой горячее тело. Седел я не любила, а мой дар позволял прекрасно ладить с лошадьми. Пожалуй, только смоляной жеребец отца Демон не хотел меня признавать. Жуткая зверюга, полностью оправдывающая свое имя.

Сегодня выдался прекрасный погожий денек после целой недели затяжных ливней – давала знать о себе наступающая осень. Мы скакали по леваде, наслаждаясь ветром в лицо, жизнью и скоростью. Я была абсолютно счастлива, лошадка – тоже. Я это знала наверняка благодаря эмпатии.

Счастье всегда ощущается особенно ярко, по сравнению с другими эмоциями, отголоски которых я могу уловить, если нарочно сконцентрируюсь. Оно бьет бурным потоком, щедро разливая вокруг энергию жизни.

Легонько сжала крутые бока лошади коленями и мысленно скомандовала: «Домой!»

Апэль резко развернулась, из-под подков полетели комья влажной земли, и уже через несколько минут мы оказались на конюшне. Грохоча по деревянному настилу, миновали многочисленные пустующие стойла, добравшись до противоположного конца. Я ловко спрыгнула, не дожидаясь остановки лошади, а Михаль, младший конюх, привычно открыл воротца, ведущие на малый выгул. Он было уже собирался отправиться следом, чтобы обиходить мою лошадку, но я его остановила:

– Михаль!

Парень повернулся и, улыбаясь, убрал рукой упавшую на глаза челку.

– Госпожа?

Он был всего на два года старше меня и обладал густой копной соломенных волос, которые то и дело лезли ему в глаза. Внушительный рост и поразительная сила позволяли сладить даже с Демоном безо всякой магии. Прислуга поговаривала – в жилах этой зверюги течет кровь реликта, но моих способностей и знаний пока недоставало, чтобы узнать наверняка.

Я вот опасаюсь оставаться рядом с этим конем один на один, несмотря на все свои умения. Михаль же без особых проблем выгуливает, чистит, кормит, седлает и даже отваживается взбираться ему на спину. В такие моменты его светлые голубые глаза горят чистым восторгом, а мощный поток эмоций, дикое смешение которых я про себя называю «жаждой приключений», валит меня с ног, если забываю притушить восприятие. Наверное, эта смесь и делает Михаля для меня привлекательным. Он самый “яркий” из всех в нашем поместье. И самый симпатичный. Да и вовсе единственный молодой парень среди прислуги.

Мечтательный взор конюха остановился на моей скромной персоне, и я подошла чуть ближе, чем предписывают приличия. Глядя снизу вверх, спросила:

– Принес?

Конюх тут же нахмурился, его лучезарная улыбка угасла так же быстро, как погожий зимний денек.

– Угу, – обреченно кивнув, он покосился на распахнутые воротца, будто подумывая сбежать на выгул вслед за Апэлью.

Не давая Михалю опомниться, уперлась ладошкой в грудь, вынуждая отступить в открытое стойло. Я едва достаю ему до плеча и намного слабее. Вряд ли мне бы удалось сдвинуть эту махину с места, если бы он не поддался. К счастью, приказывать не пришлось. Не люблю я все это.

– Покажи, – я чуть не запрыгала на месте. – Ну дааавааай! – точнее, запрыгала, но после пары-тройки прыжков заставила себя успокоиться, лишь закусила губу от нетерпения.

– Госпожа, может, не стоит? Ваш отец меня уволит, если узнает, – в голосе парня проскользнула толика страха.

Я мгновенно ощутила кислый привкус этой эмоции, и он мне не понравился.

Нет. Так дело не пойдет, если я стану слишком ярко все чувствовать, то заражусь эмоцией сама. Мгновение молчу, ожидая, как намеренно раскрученная во время скачки эмпатия постепенно угасает.