bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 8

У него перехватило дыхание.

В ворохе упавших юбок Марта напоминала некую юную богиню, выходящую из морской пены; такую герцог однажды увидел на незаконченном полотне в мастерской одной столичной знаменитости. Впрочем, богиня вряд ли носила короткую, выше колен, сорочку, из-под которой пикантно выглядывали кружевные зубчики панталон, и уж точно на точёных Венериных ножках не красовались белые чулки, подхваченные под коленами подвязками. Его светлость аж глаза прикрыл, дабы избежать вожделения. Не помогло. Какая сволочь вздумала на неё это напялить? Это же так… соблазнительно. Нет, как хитро продумано! Мол, была бы герцогиня фальшивая – подменным было бы только платье, но посмотрите хорошенько, приглядитесь: на этой особе ещё и нижнее бельё от лучшей швеи! Конечно, это та, которую ищут!

Глянув в широко открытые, полные стыда и отчаянья, карие глаза, его светлость словно пропустил удар кулаком под дых. Ему нужно больше доказательств. Больше. Он не купится на этот кроткий ангельский взгляд. Пусть сперва докажет свою невиновность… невинность…

– Чулки можешь оставить. – Герцог с неудовольствием отметил, что по непонятной причине охрип. – Всё остальное долой. И ближе к свету, быстро, – добавил сквозь зубы. Его реакция на Марту – Анну, черт её дери, Анну! – совершенно ему не нравилась. – Не стесняйся. Жену свою я и не в таком виде лицезрел, даже не одну, а с несколькими кавалерами, а если ты – простая деревенская девушка, как утверждаешь… В деревне ведь и нравы просты, наверняка уже кувыркалась с кем-то не сеновале, а? Признайся, было?

Это что же, теперь он ей все обиды припомнит, на жену накопленные?

– Зачем вы так? – прошептала Марта. Но больше ничего говорить не стала. Бесполезно что-то доказывать; скорее бы это всё закончилось, ей уже всё равно, как, лишь бы закончилось… Медленно стянула через голову чужую сорочку, пропахшую душным цветочным запахом. И почему это его светлость всё время заходит ей за спину? Ненормальный какой-то. Девушки рассказывали, что мужчин в первую очередь интересует грудь, а потом уже остальное…

– Тебя что, наказывали? – Герцог провёл ладонью по вздрогнувшей от прикосновения обнажённой спине с трогательно торчащими лопатками. – Не понимаешь? У тебя вся спина в отметинах от розог, и давнишних, и свежих, кто тебя так?

– Пастор Глюк…

Голос у Марты сел. Потому что именно сейчас, стоило услышать о наказании, водворился на место кусочек памяти, рассыпавшийся в лесной избушке, и стало ясно, отчего временами горит и чешется спина. Шрамы заживать не спешили, кожа у Марты была, не в пример прочим, нежная; видать, от неизвестного отца доставшаяся… Метки от лозины, вымоченной в солевом растворе, покрывались коростой, горели от проступающего во время работ пота, пачкали, бывало, сукровицей нижнюю рубаху. И ещё она вспомнила, каково это – быть привязанной к столбу, вздрагивать от каждого удара и ощущать, как впиваются в незащищённые груди и живот острые выступы бывших сучков, лишь слегка сглаженные телами тех, кто здесь отбывал своё до Марты. Три столба были крепко вкопаны в земляной пол в специальной комнате при домике святого отца, три «столпа смирения и умерщвления плоти и страстей человеческих…»

– Что ты натворила? – уже мягче спросил герцог.

– Ничего. Это не… наказание. – Марту пробила дрожь. – Он всех красивых девушек порол. Особенно постом. Чтобы не соблазнялись и других не вводили в искушение.

– Не заговаривай мне зубы. Продолжаем. И бельишко снимай; у тебя как раз на попке должна быть родинка.

– Ваша светлость, – не выдержав, взмолилась Марта, пытаясь обернуться, но была жёстко удержана за плечи, – а если там действительно что-то есть? Бывают же совпадения…

Сильные мужские пальцы побарабанили по её плечу.

– Бывают. А что ты так разволновалась? Сама не знаешь, как выглядишь? Ты что, в зеркало на себя не глядела?

– Откуда у нас зеркала, ваша светлость?

– Довольно. – Окончательно потеряв терпение, герцог одной рукой перехватил её поперёк живота, пригнул к столу, а другой – сдёрнул с девушки панталончики, как с малого дитяти, которого собираются высечь. И гневно выдохнул, не обращая внимания на сдавленный писк Марты. Родимое пятно в форме сердечка было на месте.

– Ах ты… – тихо проговорил герцог, чувствуя, как глаза заволакивает багряная пелена гнева. – Ты всё-таки… и ты осмелилась плести тут…

Ещё немного – и он убил бы её на месте. За наглую ложь. За то, что едва не повёлся на эти чудесные, кроткие, как оказалось, лживые глаза, на краснеющие ушки и плечики, на россыпь веснушек, с которыми Анна безуспешно боролась. Убил бы… И только собственная ярость дала ему понять, как же, оказывается, он хотел, чтобы эта… эта дрянь оказалась не потаскухой, а милой прелестной девочкой, свежей и незапятнанной, о которой он когда-то грезил…

Он оттолкнул Марту с такой силой, что та впечаталась животом в край стола и распласталась на столешнице, как лягушка, а сам навалился сверху. Она даже не успела понять, что происходит, а железные пальцы уже сомкнулись на её шее, пригвоздив, не позволяя поднять головы. Что, что он увидел? Чем она его прогневала?

– Не дёргайс-с-ся, – от злости светлейший зашипел, как разъярённый питон. – Лживая дрянь…

– Ваша светлость! – придушенно вскрикнула Марта, поняв, что вот сейчас и произойдёт непоправимое. – Не надо, пожалуйста! Я девственница!

– Молчи! – коротко и страшно рыкнул он, заламывая ей руки за спину. Ещё немного – и он вывернул бы их из суставов, и никакая дыба не понадобилась… В дверь сильно ударили. Марта зарыдала в голос.

– Ваша светлость, – послышался голос синеглазого капитана. – Вы просили предупредить, если чересчур расшумитесь.

– Вон! Убью! – коротко выдохнул мужчина, ещё сильнее придавив девушку. Рыкнул – и только сейчас воспринял её последние слова.

Бог мой… Анна, конечно, притворщица… но такого не сыграешь.

Стиснул зубы.

Вынудил себя ослабить хватку.

Приподнявшись, залепил себе пощёчину. Боль отрезвила, привела в чувство.

– Винсент! – окликнул гневно. – Ты ещё здесь?

– Да, ваша светлость, – отозвался из-за двери капитан. – Я вам ещё нужен?

– Нет. Иди. Я в порядке.

Герцог шумно вздохнул и перевёл взгляд на распластанное под ним, дрожащее тело. И ведь убил бы… Вот из-за подобных вспышек его и боятся. И ходят о нём различные слухи. Да пусть боятся, лишь бы подчинялись, но не всегда оно к месту. Кажется, он перепугал девчонку до смерти. Неужели и впрямь – невинна?

Потёр лицо ладонями. Третьи сутки на ногах, демоны дери его дражайшую беглую половину, не удивительно, что сорвался. Надо взять себя в руки. Осталось недолго.

– Ну, ну, Марта, – погладил девушку по бедру. – Всё, я не сержусь. Не бойся.

Она приподняла голову, попыталась обернуться – да так и замерла, боясь лишним движением вызвать очередную бурю. Думала, что ко всему готова, а оказалось – чуть не умерла только от намерения герцога, что же будет, когда он приступит к делу? Ведь наверняка теперь не остановиться: уже и раздел, и разложил под себя, сейчас просто успокоит, чтобы не дёргалась и не мешала получать удовольствие… И продолжит. На всё его высочайшая воля. Он тут царь и бог. Вздумает Марта сопротивляться – позовёт солдат, один раз уже грозился…

Обречённо закрыла глаза. Услышала властное:

– Лежи так. Не двигайся.

Так и есть. Сейчас начнётся…

Мужская ладонь погладила напрягшуюся ягодицу. Это герцог, не устояв перед зрелищем оголённых полушарий, бережно огладил одно, то самое, что пробудило в нём недавно зверя. Потайное девичье местечко, светящееся золотистым пушком в изножье, так и притягивало взгляд, но его светлость, сдержавшись, отвёл и глаза, и потянувшуюся было к запретному руку… Не мальчик – кидаться на женские прелести, как на леденец. Слава Богу, навидался и напробовался на своём веку, чтобы не сходить с ума от доступного тела. «Но, Бог мой, какая кожа…» – думал, невольно оттягивая то, что должно было последовать.

Дело требовало завершения.

Не будет одинаковых родинок у двух, хоть и невероятно похожих, женщин. В природе не существует абсолютных повторений. Да, эта девочка почти копия Анны, но если приглядеться тщательно – видишь и различия: чуть меньше рост, чуть изящнее сложение – что удивительно для крестьяночки-то… Ступни куда миниатюрнее, волосы более насыщенного оттенка. Родимое пятно не могло повторять оригинал в точности. Если бы не ярость, вырвавшаяся из-под контроля и временно ослепившая – он бы понял это сразу. Сердечко на прелестнейшей девичьей попке было слишком идеальным… Слишком… На девичьей, восхитительной…

Не о том ты сейчас думаешь, одёрнул себя его светлость. После. У тебя ещё будет время. Пригладил разнывшийся шрам над губой, вздохнул, прогоняя ненужные поползновения изголодавшегося по любви самца. И, склонившись над соблазнительным задком, попробовал подцепить то, что с первого взгляда казалось пикантным родимым пятнышком.

Марта ёжилась, чувствуя, как твёрдые ногти царапают кожу на бесстыдно выставленном напоказ седалище, и начинала недоумевать. Его светлость – извращенец? Что он там делает? Может, это ласки какие-то изуверские, о которых она ничего не знает? Неожиданно кожу обожгло, но сразу же по больному месту ласково похлопали.

– Вот так и делаются фальшивые приметы. – Её чуть сильнее вжали в стол, и она совсем уже снова приготовилась страдальчески зажмуриться, но тут прямо перед носом появилась большая мужская ладонь, демонстрирующая кусочек чёрной бархатистой кожи. Марта едва не завизжала от страха и неожиданности. Это что, её кожа? – Пластырь для мушек, – снизошёл до объяснения герцог. – Чего-чего, а этой дряни у моей супруги скопился порядочный запасец. Всё, Марта, всё. Поднимайся.

Какое там – поднимайся! Кажется, у неё отнялись ноги. Видимо, что-то сообразив, герцог подхватил её подмышки и помог выпрямиться. Помедлив, подтянул на место панталончики. Сунул в руки сорочку.

– Да ты меня слышишь? Всё, хватит тут голышом стоять, соблазнять меня. Одевайся. Давай-давай, быстро.

Не в состоянии поверить, что насилия не будет, она судорожно прижала рубашку к груди. Скомканный комок батиста не мог прикрыть затвердевших от холода и пережитого ужаса сосков, но Марта, похоже, не осознавала собственной наготы.

– Ты меня слышишь? – строго повторил герцог. Она уставилась на него бессмысленным взором. – Эй! Милая! Очнись! – И попытался вытащить из намертво сжатых пальцев сорочку.

– Я… я Марта, – вдруг всхлипнула девушка, – Марта! Пожалуйста, не надо!

– Понял, понял. – Он всё-таки сумел завладеть смятой тряпкой, расправил, кое-как натянул через голову икающей от слёз девчонке, помог просунуть в прорези дрожащие руки. – Ты Марта, простая деревенская девушка, так? Ты не Анна… – Она истово закивала, растерялась, замотала головой и поспешно принялась оттирать влагу со щёк и подбородка. Похоже, приходила в себя. Подцепив с пола ворох юбок, герцог скептически посмотрел на неё.

– Ну, нет, милая, камеристкой быть я не нанимался. Иди-ка сюда. – Увлёк её к камину и силком усадил в кресло. Прикрыл юбками. – Ты меня понимаешь? – Она вновь затрясла головой, но уже осмысленно. – Сиди здесь, голоса не подавай, просто жди, когда я тобой займусь… Да не в том смысле займусь! Надо же с тобой как-то определиться, не выгонять же на улицу на ночь глядя…

Марта, наконец, прозрела. И не поверила своим ушам.

– Вы меня отпустите? Правда? Ваша светлость… – Перехватила руку герцога и жарко поцеловала. Никогда так не делала, даже к пасторской… особенно к пасторской руке не могла подойти, как её ни шпыняли прихожане, но тут – само собой вышло. Светлость с досадой крякнул, но руку не отобрал. Прикосновение Мартиных губ и мокрой щеки было неожиданно приятно.

– Перестань, милая. Довольно. – Он постарался подпустить строгости в голос, но не мог, чёрт дери, чувствуя вину – и перед кем! Подавив вздох, погладил девушку по голове.

– Ты поняла, что нужно делать? Ну-ка, повтори.

– Сидеть тут, – с готовностью отозвалась Марта. – Молчать. Ждать, когда вы меня выгоните… ой, то есть…

– Вижу, поняла. Вот и сиди.

Его сиятельство украдкой перевёл дух.

Если бы не капитан, привыкший угадывать малейшие изменения в интонации светлейшего голоса…

– Винсент! – окликнул. Тотчас дверь скрипнула, будто за ней давно ждали. – Заходи. Ты мне нужен.

Капитан рейтаров, скорее всего, так и дежуривший у порога, вошёл, почтительно наклонив голову.

– Здесь, ваша светлость.

Окинул взглядом комнату – и пристально посмотрел на Марту. Та, запунцовев, спрятала лицо в юбки и постаралась зарыться в них поглубже, а потому не заметила, как Винсент Модильяни вопросительно и несколько обеспокоенно глянул на своего господина: «Она?» – а тот едва заметно качнул головой. И уж тем более Марта не могла видеть, как бравый синеглазый капитан сдержал вздох облегчения.

– Восстановите наблюдение за Гайярдом, – распорядился герцог, наливая вина.

– Оно не снималось, ваша светлость.

– Хорошо. Что говорят наблюдатели? Будешь, кстати?

– Благодарю, пока предпочту воздержаться. Менталисты сообщают: тайных попыток проникновения ни в ваши покои, ни в кабинет не было. Странное оживление магических потоков в районе моста и соседних кварталов говорит о скрытой слежке, но конкретных шагов пока нет. Мы себя тоже не проявляем.

Его светлость усмехнулся.

– Они ждут.

– Осмелюсь спросить…

– Ждут результатов моего свидания с супругой, – желчно пояснил герцог. – Выкину ли я их наживку за порог или проглочу, купившись? Знают, что я скор на расправу, и, наверняка, решили, что раз уж девчонку до сих пор не выгнали – значит, отправили к палачу и допрашивают. А это процесс долгий: трудно выколотить сведения из человека, который ничего не знает… Им нужно убедиться, что я занят, свернул поиск и снял с дома охрану. Вот тогда – они сунутся в дом за тем, что не сумели взять в первый раз. Винс, убираем внешние посты. Оставляем только менталистов и ждём визита в Гайярд.

– Уже сделано, ваша светлость. Однако…

– Что?

– Эманации чужой магии замечены неподалёку отсюда, как раз напротив ворот. Выход под контролем. Они действительно ждут – появитесь вы или нет.

– Чёрт. – Герцог в досаде хлопнул ладонью по столу. – Хотел сам взять подлецов, на месте, а теперь не уйти. Выйду – спугну…

– В этом нет необходимости, ваша светлость. Мы хорошо знаем своё дело. Не упустим.

– Думаешь, скоро попытаются?

– Думаю, ваша светлость. Их терпение не беспредельно, да и время на исходе – вы же сами дали бриттам срок до полуночи, после чего велели убираться из столицы. Уверен, к плану с двойником, – еле заметный кивок в сторону притихшей Марты, – эти умники имеют непосредственное отношение. У вашей супруги недостаточно сильное воображение, чтобы продумать все детали… Наверняка она уже в посольстве. У неё могут быть дубликаты ключей?

– Она сама считает себя ключом, – процедил герцог. – Я ведь когда-то разрешил ей доступ в спальню, только об обязательной печати не упоминал, так что Анна в полной уверенности, что сможет пошарить в главном тайнике и без меня. Конечно, она заявится собственной наглой персоной.

– Я лично прослежу за поимкой.

– Винс… – Герцог хлопнул капитана по плечу. – Ты читаешь мои мысли. Помни: требования к секретности остаются в силе. Чтобы ни одна мышь не просочилась через ваши кордоны, никаких слухов, никаких догадок! Город спит спокойно и видит сны.

– Я помню, ваша светлость. Позвольте идти?

– Иди. И привези мне Анну… или её голову. Как уж выйдет.

– Слушаюсь, ваша светлость.

Неожиданно герцог притянул капитана к себе и, заключив в объятия, мощно хлопнул по затянутой в панцирь спине.

– И будь осторожен. В последнее время она путалась с выходцами из Некрополиса, могла и их привлечь. Не теряй бдительности.

Синеглазый, усмехнувшись, буднично кивнул, отсалютовал и вышел. Не оборачиваясь на Марту, герцог бросил в пустоту:

– Одевайся. Я не смотрю.

Спохватившись, она принялась шустро напяливать юбки, почти не путаясь в завязках. Подглядывание за старшей тёткиной дочкой-горничной, когда та красовалась в господских обносках, не прошло даром: интуитивно она находила нужные шнурочки, пуговки, крючки. Вот только с лифом опять вышла неувязка. Надеть его кое-как получилось, а вот стянуть… Заслышав шаги, обернулась и вскрикнула: герцог стоял рядом.

Молча, в который раз за этот вечер, он развернул её спиной к себе. С ловкостью опытной камеристки справился со шнуровкой. Лишь однажды поинтересовался:

– Не туго?

Марта, словно язык проглотив, лишь мотнула головой.

Закончив, его светлость осторожно сомкнул руки вокруг девичьей талии, огладил юбки – ладно ли сидят, и, склонившись, осторожно прикоснулся губами к нежной шее, прямо к границе, от которой начиналась загорелая полоска. И как он не заметил её раньше? Его-то благоверная всеми силами старалась отбелить кожу и пряталась от солнца, у него это совсем вылетело из головы. Верно говорят, что предубеждение слепит глаза и застилает разум. Марта перестала дышать, и из опасений, что она задохнётся, герцог великодушно прекратил лёгкий флирт.

С тоской посмотрел на затейливый переплёт высокого окна, за которым уже чернело ночное небо.

Последние часы ожидания мучительны. Особенно, если связаны с осознанием того, что после свершившегося события для тебя лично наступит иная эпоха. Эра. Даже если этого никто не заметит.

– Ваша светлость… – услышал он робкое.

– Что, милая?

– Я могу идти?

– Сколько тебе лет, Марта? – не отвечая на вопрос, поинтересовался он.

– Семнадцать. А что?

– Два года разницы между вами… И целая пропасть. Вы словно из разных миров, хоть светит вам одно и то же солнце. Ладно, это я о своём. Сейчас я не могу тебя отпустить, потерпи. Слишком многое зависит от того, останешься ты здесь или выйдешь. Скоро Винсент закончит кое-какие дела, привезёт сюда кого надо – и ты свободна. Только вот что: у тебя есть к кому пойти здесь, в Эстре? Родня, подруги? Видишь, никого. Куда же я тебя выпущу? Побудь пока здесь, а утром я отправлю тебя домой, с сопровождающим. Он проследит, чтобы тебя никто не обидел, ведь наверняка кто-то видел, как тебя арестовывали, уже пошли слухи… Не бойся, мы заткнём слишком болтливых. Я ведь кое-что тебе должен?

Марта воззрилась на него в священном ужасе. Он? Всесильный герцог де Фуа д’Эстре – он ей должен? Сейчас небо обрушится на землю или пойдёт дождь из лягушек.

– Я… – Его светлость оглянулся, словно в поисках поддержки. – В общем, иногда я бываю неправ. Не держи на меня зла. Устал я что-то…

Он снова покосился на окно. Прислушался. Не видна ли цепочка факелов от подъезжающей процессии, не скрипят ли ворота? Впрочем, наивно ждать немедленного результата, Винсент уехал четверть часа назад и раньше полуночи вряд ли вернётся…

На плечи герцогу с размаху опустился груз нескольких суток бессонной работы, нервов, допросов, поисков, разочарований, политических дрязг и закулисных игрищ, устраиваемых жаждущими поплясать на его костях. Бог сподобил его родиться герцогом, а может, лучше было бы простым смердом? Иметь под боком вот такую незатейливую, но зато уж, наверняка, верную жёнушку, чтобы смотрела обожающе, несмотря на все его глупости, чтобы рожала ребятишек, чтобы видеть, как растёт и множится семья, заполняют землю его повторения, в чём-то похожие на него, в чём-то – сами по себе. Просто, мирно, без затей… Герцог провёл ладонью по лицу. Идиллия. Скоро приедет капитан… и вместе с действительностью они ткнут его светлейшую морду прямо в грязь. По самые уши. И он будет хлебать – и благодарить небеса за то, что удостоили его родиться герцогом, дабы мочь навести хоть какой-то порядок на этой грешной земле…

– Устал я что-то, – повторил.

Прошёл к камину, скинул внезапно потяжелевший камзол прямо на пол, сел в кресло. Не поднимаясь, потянулся – и подбросил в огонь несколько поленьев.

– Вот что мы сделаем, Марта. Я сейчас отдохну, посплю немного, потому что впереди у меня большая работа, до самого утра, а ты – сиди здесь и никуда не уходи. Чтобы я открыл глаза, а ты тут, рядом. Поняла? Кивни.

Марта послушно кивнула и опустилась на скамеечку у ног герцога. Тот уснул мгновенно, откинув голову на широкую спинку, и Марте казалось, не на кресле он сидит, а на троне, и она у его ног как верная собачонка. Почему-то эта мысль не была ей неприятной. Скрипнув, приоткрылась от сквозняка оконная створка, потянуло ночным холодом, и девушка, обмирая от собственной смелости, подняла с пола сброшенный светлостью камзол и завернулась, как в шубу. Сразу стало тепло, а заодно и понятно, что атлас – он хорош только для балов и праздников, где пляшут и веселятся, а в обычной жизни нужно бы что-то подобротнее. Ох уж, эти господа…

Она сидела, не шелохнувшись, и смотрела на синие огоньки, пляшущие по догорающим поленьям.

Спасибо вам, ваша светлость, за вашу доброту, за то, что не побрезговали перед деревенщиной извиниться, за заботу. Только бесполезно это всё. Капитан Винсент, он хоть и бравый военный, и, видать по всему, ваш друг, но к барону «затыкать рот» не пойдёт, хоть и надо бы, только Марта не скажет, что надо, потому что – стыдно о таком говорить. Они – господа, а она…

Её словно отшвырнуло неведомой силой в прошлое, за многие лье и месяцы отсюда. Кто она?

Щеку словно наяву опалила пощёчина.

«Да ты кто есть? Грязь под моими ногами, и только!» Да, это было, было, даже вспоминать больно и страшно до ломоты в челюстях… Старый барон люто клацал зубами и брызгал слюной, хрипя в лицо. «Знай своё место, приблуда! Мать твоя прижита невесть от кого и тебя под забором нагуляла, гляди, скоро сама по рукам пойдёшь… Что ты кочевряжишься, святую из себя строишь?»

«Ваша милость, – угодливо шептал пастор. – Ничего, обломаем, обломаем… Возьмите пока Августу, она за честь сочтёт, ручки лобызать будет…»

«Это которая сисястая? С голубыми глазищами, весёлая такая?»

«Она, ваша милость. Кланяться будет и благодарить…»

…Выпоров девушек, пастор нет-нет, да и тёрся о спину какой-нибудь наказанной, нет, не о спину, а почему-то о попу, и сутана его при этом сильно оттопыривалась. Марта не была наивной простушкой, в деревне трудно сохранить неведение о том, что происходит между мужчиной и женщиной, но смотреть на грешное поведение того, кого называли «святым отцом» и целовали руку с пучком розог, было противно. Её чуть не стошнило, когда однажды не повезло, и «избранницей» оказалась она. Впрочем, некоторые из девушек вели себя по-другому: смущённо хихикали, томно выгибали спины, как-то странно отставляя задки, словно кобылки под жеребцом… Пастор был доволен. Он любил «распознавать грех», а особо грешных – уводить в отдельную каморку, где и наказывал очень уж сильно – судя по доносящимся вскрикам и стонам. Грешницы почему-то особо удачно выходили замуж, причём кто-то неизвестный снабжал их щедрым приданым. Поэтому селяне не возражали, когда на очередной проповеди священник призывал вести к нему голубиц для очищения от возможной скверны. В основном – не возражали. Дядя Жан не знал, что племянница туда ходит, иначе бы прибил – не её, а тётку, которая в ногах у Марты валялась, вымаливая, чтобы та пошла вместо её дочек. Первый раз Марта дала слабину, а потом – боялась, что если откажется, Джованна отыграется на дяде. Грозилась ведь в питьё ему подсыпать что-то нехорошее…

…В пасторскую каморку для особо грешных вела ещё одна дверца – со двора. Земля у входа была плотно утоптана копытами. И не раз болезненно чуткий слух Марты улавливал помимо сопения, испуганных или довольных вскриков и копошений в чуланчике, лошадиное фырканье и звяканье сбруи снаружи. Потом она самолично увидела, тайком обежав молельню, кольцо коновязи… нет, два кольца, вделанные в бревенчатую стену.

К ней пастор больше не приставал, только порол. Барон запретил её трогать. Сперва, говорит, я её вместо любимой племянницы муженьку подсуну… утрётся муж-то, ему всё одно, с кого невинность получить, в темноте и не разберёт… а потом для себя приберегу. Уж больно похожа на племянницу, буду пользовать – начну представлять, что с ней…

Правду говорят, что божьи жернова мелят медленно, но верно. Отправился барон на войну, не успел самолично племянницу выдать, как-то обошлись без Марты. А с войны владетель Сара и трёх близлежащих деревушек вернулся, разбитый параличом после какой-то странной, поговаривают – дурной болезни. Целый год девушки выходили замуж безбоязненно, не отбывая законной повинности в барской спальне.

…А сегодня утром тётка отправила её с поручением к пастору. Поручение-то было плёвое – попросить облатку для болящей бабки, тёткиной матери, не могла она нынче сама к причастию пойти. И только сейчас Марте подумалось: а какое это причастие, коли день – не воскресный? Вторник сегодня, нет службы-то…

И обдало её запоздалым ужасом. Последним за этот долгий день.

На страницу:
3 из 8