В объятьях с тенью

Мария Соколова

В объятьях с тенью

«В этом городе воздуха столько – вобрать бы весь…»

В этом городе воздуха столько – вобрать бы весь,Надышаться с лихвой, распахнуть грудь.Ведь есть же ещё это утро, и день есть,Значит есть свобода успеть что-нибудь.Этот город дыханьем мостов предваряет ночь,Мне б научиться так обнимать Небеса.Боже, Ты дал всё, чтобы мне помочь,А за что ропщу, то не взяла сама.Этот город даже колодцы не роет вглубь,Все они столпами окон уходят ввысь.Мне назначена встреча в аллее печных трубС самым важным на свете, имя ему Жизнь.

Добрые руки

Свет на конце иглыВ добрых руках поник.В утку – шампур стрелы,Зайца на воротник.Если умчусь в печаль,Следом за мной не мчись.Дальнею будет даль,Недостижимой – высь.Следствием этих строкМожет быть, будет боль.Добрые руки – рок,Вздёрнутый надо мной.Добрые руки – меч.Добрые руки – взрыв.В мрамор меня облечьБудете так добры?

И. Б.

Сегодня я была у Вас в гостях, бродилаПо вашим десяти, хотела Вам сказать:Простите мне, моя нога ступила,Где Ваша не могла ступать.Там пустота (не Вы ли её пели),Я побывала всеми из вещей:Столом, шкафами, вырезанной дверью(Пожалуй, самой странной из дверей),Кроватью, что неловко будто…И полками, вколоченными в след —Печать от молодого Петербурга,Не резавшего коммунальных клет.Там тишина, какая есть не в каждом храме,Кресты из облаков на потолке,Там пустота. И полукруг оконной рамы,Напоминающий о гробовом венке.Там всё прозрачно, хорошо и настояще,Там сокровенно, несмотря на сотни глаз.И стол, и шкаф, давно там не стоящий, —Там всё навечно отпевает Вас.Джон Донн уснул, Иосиф Бродский тоже.А мухи между рам, пока Вас нет,Всё так же мрут, и у Земли всё то же:Всё так же третья в очередь на свет.Вы знаете, мне было так обидно,Что стены невозможно взять в карманИ унести с собой, да, видно,Память – это лучший чемодан.Поклон за честность – краскам не сошедшим,И хрусту половиц, и неглижу.Где ищущий встречается с нашедшим,Немного загостилась, ухожу.Пойду в свинцовый город вхолостуюБродить, искать каких-то новых слов.Увы, но мёртвые поэты не диктуютСобою не дописанных стихов…

Рождественское

Вечер волной накрывает день.Белый снег золотят фонари.Волосы серо-седых ветвейПутаны, как мои.Путаны лица моих тревогИ любовей, ушедших ко дну.Слава Тебе, что во мне сберёг,Господи, хоть одну.Если бы город по небесамНе лупил световым столбом,Может, видна бы была звезда,Та, что блестит о Нём.В ретуши лет я гадаю вязьСеребра на моём окне.Может, проснётся душа, крестясьВ стуженом серебре.Вечер волной накрывает день.Снег золотят фонари.В ёлке размашистой мчит оленьИ возятся снегири.

Мало

Дышу от ноты до нотыВ придуманном мире.Надо мной точно плачет Кто-тоСамый верный и самый сильный.Дышу от слова до слова,Мне истины мало,Чтоб оплакивать тех, которыхНе существовало.Мне мало быть просто частью,Но и целым – мало.Мне нужно выстрадать счастье,Которого не бывало.И боли мне мало тоже:Из конца в начало!..Бесконечности круга, Боже! —Мне мало! Мне мало! Мало!Дышу от звука до звукаВ мире, где нету меры,До последнего стукаЕго сил и Его веры.

«Человек разлинован, как лист, отрезан, зашит в тетрадь…»

Человек разлинован, как лист, отрезан, зашит в тетрадь,Иссечённый косым дождём наклонных.Ветер ли станет эту тетрадь листать,Оставляя промеж страниц свои стоны?Ветер ли вздыбит павлиньим хвостом, распушён и густ,Веер алых полей, рябой, но стройный?Ветер ли вспомнит чёрствой бумаги хруст,Превратившейся в пыль под его воем?Человек неподвластен себе, он заперт внутри границИ внутри времён, и внутри тела.То ли дело свободный размах перелётных птицИ гранитная мощь Невы – то ли дело!То ли дело – книги, разомкнувшие стрелок круг,Они даже пахнут по-прежнему сквозь время,Словно не было стольких лет и стольких рук.Истлеет бумага, Рукопись не истлеет.Что у меня осталось и чем превозмочь предел,Шкалу, мерку, грань, берега, уставы?Моей свободе – единственный удел:Мысли и карандаш в правой.

Летний триптих

IВсё в голове. Почти ничего снаружи.Ужезрачку уже некуда. Столько «если»,столько «бы» через ушивлезлои сидят в этой крошечной головёнкес поджидающей точкой где-тона краю света,заплетённого в шторах, щемяще тонких.Холодно. Лето.IIЭто лето дарит нам неземное небо,резкие тени на мостовых,меняет местамичёрное с белым на зебрепод ногами, которые самизнают, куда им идти по такой красоте площадей,но мы не пускаем их:бегите скорей, скорей,только не к, а от,и пусть будет счастлив тот,кого от, и да будет днесь ему вдоволь хлеба,и долги ушедших днейда оставит ему восхитительное неземное Небо.IIIИнтро. Дождливо. От ёлок – одни силуэты:Грустные лапы – кляксами на вечернем небе.Лето.Такое, каким привыкли, в ч. б. и сепии.И отнюдь не тоскливо, напротив, совсем свободно,Словно бы капля могла не лететь книзу.А куда угодно. Куда угодно.Реприза.В крещёном дождями воздухе пахнет травами.На правах безвозвратно ушедших все эти годыБудем считать правыми.Аминь. Кода.

В объятьях с тенью

Под лунной пудрой – жестянки крыш —Ломаный горизонт города.Музыка эхом в прохладе нишТреплет гранитные бороды.В объятьях с тенью встречать рассвет,Накрепко заплетясь стеблями.Солнце тронет – и тени нет.А может, и вовсе не было.

Прогулка

Седым мотыльковым светом,просеянным через сито,мучнистое утро скрылоотрез гранита.Ещё не проснулись окна,над портом застыли краны,заводы не закурили.Рано.Сливаясь с прозрачной дымкой,здесь Фёдор Михалыч бродити с первым лучом неспешнов рассвет уходит.Дорога открыта шагу,а контурный город – взгляду.Похожие на раскраску,парят фасады.И всё, что под взгляд ни ляжет,продлится, когда я кану:дома, мундштуки заводов,жирафы-краны.Пора. У меня есть время.Довольно бродить во мраке.Уже золочёный зайчикзажёг Исаакий.

Памятник

В матрёшке привычек, страхов, заколоченных окон

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.