Игра в ящик

Антон Голицын

Игра в ящик

1.

Я припарковался у студии и достал сигарету – обычный ритуал всех приходящих на работу. Спешить пока некуда. Было ясное весеннее утро, в такое утро хочется пускать дым колечками, смотреть сквозь белесые завитки на еще не закопченную зелень, любоваться девичьими ножками и думать о том, что жизнь не такая уж и плохая штука. Хочется думать, что все, что ты не решил вчера, сегодня обязательно решится.

На крыльце курили Юра – молодой криминальный корреспондент и оператор Серега. Кофр с камерой и штатив лежали у ног. Я неспешно подошел к съемочной группе.

– Что, уже кого-то убили?

– Нет пока, – Юра почесал рукой щетину на подбородке. Недавно она вошла в моду у молодых оперов. В нашем деле важно быть похожим на тех, с кем работаешь. – Едем на суд по отморозкам. А давай замутим реалити-шоу “Тюрьма”. Поставим камеры в изоляторе и будем транслировать.

– Ха, хорошая идея. Боюсь, правда, не разрешат. Да и с одним бы шоу разобраться…

– Кстати, Антон, ты там в реалити-то нам оставь симпатичных журналисток. И поглупее желательно, вмешался Серега.

– У нас не я, у нас зрители решают.

– А ты подкрути чего-нибудь.

– Не, парни, это не по правилам. Кстати, это не за вами машина приехала? Давайте уж езжайте. Нехорошо на суд опаздывать.

– Я воль, май дженерал! – Юра подхватил штатив и бросился к подъехавшей десятке. – Эй, смотрите, это что за гей-мобиль?

Я присмотрелся к машине и улыбнулся. Голубой ВАЗ спереди был разукрашен красными цветочками, а руль обтянут розовым плюшем. Из-за руля смущенно улыбался водитель. Обычно он ездил на черном “Дэу".

– Машина на сервисе, я у жены взял. Загружайтесь.

– Ой-йо! Смотрите, что здесь, – Серега прыгнул на переднее сиденье и извлек откуда-то большую тряпичную куклу с огромными глазами и нарисованными ресницами. – Это наша боевая подруга! Антон не хочет нам продавать в сексуальное рабство красивых журналисток. Будем удовлетворять себя тем, что есть.

Оператор разместил куклу у себя на коленях и, прикрыв глаза, принялся подкидывать ее вверх, изображая соитие. Троица в машине захохотала. Я картинно захлопал в ладоши и показал на часы. Не переставая смеяться, водитель дал задний ход, окатил бордюр струей сизого дыма и умчал группу на съемки. Пора и мне на работу.

До второго этажа, где расположен офис телекомпании, ровно тридцать две ступеньки. Как-то в плохом настроении сосчитал. Ровно столько же, сколько мне лет. Большинство журналистов и операторов почти мои ровесники, и мы общаемся примерно как тинейджеры за банкой пива. Ничего зазорного, все знают, что в любой момент каждого из них я могу лишить премии или уволить. “Ты хороший человек, это работа, ничего личного… Может, покурим?” – скажу я в таком случае. Костюмы, галстуки и надутые щеки сегодня не в моде. А войдут, так недолго и переодеться.

Проходная. В заднем кармане брюк карта доступа. Доставать ее лень. Я приподнимаюсь на цыпочки и дотягиваюсь ягодицами до считывающего устройства. Устройство приветливо пищит.

Коридор. Пробуждающиеся лица. Одни спешат по коридору с чашкой кофе из автомата, другие торопятся на съемки, кто-то идет из эфира или с монтажа, кто-то на перекур. С некоторыми я здороваюсь за руку, другим бросаю короткое “привет”, третьим просто киваю, а кого-то просто отмечаю взглядом. Телеканал делится на две примерно равные половины: тех, кто здесь работает и тех, кто здесь живет. Одной семьей, сросшейся, притершейся друг к другу настолько, что даже романы здесь редкость, почти инцест.

Кабинет. Щелчок по кнопке пуска, и тоже к автомату. Компьютер грузится ровно столько, сколько занимает ритуал общения с капризной кофе-машиной. Пара кликов, новостная лента “Яндекса”, первый глоток, и – день начался. Сегодня новости интересуют меня меньше всего. Проскроллив страницы три, я открыл дверь в ньюс-рум.

– А Люба у нас где?

– Не подошла еще, – ответил кто-то из журналистов.

– Как придет, сразу ко мне.

Люба появилась где-то через час, но я не обратил внимания на опоздание. Сейчас ей несладко.

Шла третья неделя реалити-шоу “Карьера”. Победитель должен был получить работу в отделе новостей нашего телеканала. Шестнадцать участников, отобранных на кастинге из сотни претендентов, сражались за симпатии зрителей. Проект вел я, а Люба делала всю основную работу – снимала сюжеты о кандидатах и одновременно была их консультантом и наставницей.

– Садись. Нам надо решить, кого выберут зрители.

– А может зрители как-нибудь сами разберутся?

Люба опустилась на стул. Стул был ниже моего кресла, и на гостей я всегда смотрел чуть свысока. Помогает в разговоре, к тому же весной и летом очень удобно заглядывать в женские декольте. Сейчас этого удовольствия я был лишен. Люба предпочитает водолазки, джинсы и ботинки на платформе размером с нефтяную. Почти не пользуется косметикой, часто говорит то, что думает и слегка вскидывает голову, когда ей что-то не нравится. Пару лет назад закончила филфак и до сих пор не избавилась от юношеского идеализма.

– Нет. Мы не можем рисковать. Они опять проголосуют за каких-нибудь гоблинов. Тебе же хуже будет.

– Почему-то я знала, что этим все кончится.

Люба выдавила подобие саркастичной улыбки. Сарказм – оружие слабых. Командир всегда прав.

По воскресеньям из четырех участников шоу жители нашего города выбирали одного. Мы обещали, что не будем влиять на результат. Но в прошлый раз они отдали свои смс блондинке с пышной грудью, выкинув из шоу моего любимчика – очкарика, помешанного на политике и футболе. Сейчас у меня было два фаворита.

– Ладно, давай решим: Сергеев или Злобина.

– Это уж вам решать. А меня увольте.

– Зачем же я? Пусть решит судьба.

Я отыскал в кошельке рублёвую монету.

– Ну вот. Орел, само собой, мальчик. Решка, значит, девочка.

Щелчок большого пальца, монетка закрутилась в воздухе. Я успел подумать, что именно так, наверно, и решается наша судьба. Чья-то прихоть, красивый жест, случайный выбор между здравым смыслом и желанием – и вот ты уже лежишь в канаве или на пляже карибского курорта.

Ладонь прихлопнула гривенник на кулаке левой руки. Орел.

– Итак, по итогам интерактивного смс-голосования большинство зрителей выбрали… Ивана Сергеева!

Я протянул кулак к лицу Любы. Из кармана раздались звуки похоронного марша. Девушка вздрогнула.

Надо будет сменить рингтон. Люди уже пугаются.

Сообщение было от директора, а в нем – ссылка на страницу в интернете. Недавно в наш город пришла мобильная сеть третьего поколения – “3 Generation” или просто 3G. Сотовая компания стала спонсором нашего шоу. Вместе с рекламным бюджетом мы получили скидки на телефоны нового стандарта. Теперь обладатели трубок с огромными сенсорными экранами целыми днями изучали новые устройства, так что работа почти встала. Я начал с рингтонов на основные номера. Мне хотелось, чтобы мелодия позволяла не просто узнавать абонента, но и настраивала на стиль общения с ним.

Я нажал на “play”. На экранчике телефона всплыла картинка мобильного видео. На длинном мосту, вроде где-то в Америке, шла охота за человеком. Точнее, за стареньким фордом. Снято было сверху, судя по всему, с полицейского вертолета. Водитель удирал от полицейских автомобилей на оживленном виадуке. Вот нарушитель врезается в какой-то внедорожник. Его бросает на микроавтобус. Форд продолжает успешно увиливать от преследователей. Камера резко отъезжает, и я вижу, что геймовер близко: в конце моста полицейские соорудили заслон из грузовиков. То же самое видит американский лихач и тормозит. Через секунду его догоняют две машины с мигалками. Фенита ля… Но форд судорожно дергается с места, неестественно резко набирает скорость и пробивает ограждение моста. Следующий кадр я так часто видел в кино, что, казалось, он не должен вызывать никаких эмоций. Но знание того, что в машине навстречу смерти летит живой человек, заставило сглотнуть неожиданно набежавшую слюну.

Шансов у водителя не было. Я показал видео Любе.

– Видишь? Вот реалити-шоу! Нам нужны борьба, кровь и слезы, а не утренник в детском саду.

– Может, тогда просто пришьёте пару участников?

Мы уперлись друг в друга взглядами, как борцы сумо. Хамит начальству. Это плохо. Или хорошо. Укатал ее проект. Ничего, зато повзрослеет.

– Надо будет, пришьем.

– Я ещё вам зачем-то нужна?

– Нет. Иди. Работай.

Я прочитал текстовую часть директорского послания: “Два часа назад в Штатах сняли на мобилу. Полмира посмотрело. Это наше будущее”.

Если эксперимент с 3G удастся, Люба, да и вообще журналисты будут не нужны. Сколько в нашем городе живёт? Тысяч шестьсот. Уж десять человек за день что-то интересное снимут на свой мобильный – а иначе зачем они его покупали? Мы прикормим их премиями и славой. У нас будут тысячи корреспондентов. Которым не нужен оклад. Которые не уходят в декретный отпуск. Которые не хамят начальству. И никаких нервов. Сидит пара человек и спокойно выбирает в интернете лучшие ролики.

Я посмотрел на мобильник с любовью.

“Скоро мы с тобой будем управлять миром. Ну, хотя бы маленькой его частью, что тоже неплохо”.

Телефон пиликнул ещё раз. Это была СМС, отправленная через интернет: “Ты нарушил правила и будешь наказан”.

2.

А начиналось все так. Я сидел в кафе в центре города в ожидании Глеба. В зале играл саундтрек к "Аризона Дрим".

– Ой да-да, ой да, ой да, ой-да-да!

– Get the money!

"Аризона" – вещь и так довольно грустная, а сейчас я еще и пребывал в привычной утренней депрессии. Состояние нелюбви к внешнему миру, к его предметам – холодным и неприятным. Я не хотел их видеть, а особенно касаться. Примерно такие чувства в детстве вызывает ручка подъезда, к которой однажды на морозе прилип язык.

Исключений было несколько: чашка кофе, компьютерная мышь, сигарета. Депрессия начиналась с момента пробуждения и лечилась работой. Мир вокруг теплел во время вёрстки новостного выпуска, а когда подходил эфирный дедлайн, внутри закипал адреналин и выплескивался наружу, оживляя всех и всё – так, по крайней мере, мне казалось. Тогда я чувствовал себя командиром батареи, ведущей огонь по врагу через жерла телеэкранов. Нервное возбуждение достигало высшей точки во время выпуска, и я еще долго не мог успокоиться. Чтобы заснуть, приходилось пить коньяк или виски, а то и есть снотворное. А утром все начиналось заново.

За стойкой копошились сонные бармены, большинство столов пустовало, лишь в углу сидели жеманные девицы с коктейлем. Я ждал Глеба, а тот опаздывал. Одна из девиц бросила на меня нарочито холодный взгляд и тут же отвернулась. Уж точно, я герой не ее романа. И дело даже не в потертых джинсах и взъерошенных волосах. Просто между мной и всеми остальными с утра существовала невидимая стена.

Весна ворвалась в прокуренный зальчик вместе с Глебом. Черные до блеска волосы, галстук цвета большевистского знамени, дорогой темно-синий костюм, под которым даже рано располневшее тело казалось почти изящным.

Глеб. То есть для меня пока еще Глеб, а для многих уже Глеб Семенович. Ещё недавно вольный стрелок, игравший на выборах то за красных, то за белых, то за тех и других сразу, теперь стал помощником губернатора. Сейчас он пребывал в состоянии “уже великий, но еще доступный”, и мне немного льстило его внимание.

– Что дальше планируешь делать? К нам не хочешь? – спросил Глеб, когда мы поздоровались. – Официальная зарплата, правда, сам понимаешь. Но скоро выборы. Тебе работка уж точно найдется.

– И рад бы в ад, да добродетели не пускают. До чиновника еще не созрел. А чернуха твоя – ну, как без куска хлеба останусь, может, пойду…

Однажды к нам в редакцию позвонили. Звонивший просил приехать в администрацию района, где шло досрочное голосование на местных выборах. Я поехал и не пожалел. На первый этаж, где обитала избирательная комиссия, шел поток алкоголиков, полубомжей и выживших из ума бабушек. Такси и автобусы подвозили все новые партии. Дух русских выборов – дух перегара и мочи – я запомнил надолго.

Журналистское расследование о покупке голосов за две бутылки водки привело меня к Глебу. Я сделал серию обличительных репортажей. И – ноль. Даже из избирательной комиссии, где Глеб представлял одну из карликовых партий, его не выгнали. Политтехнолог, как ни странно, не обиделся. Напротив, время от времени делился новостями, которых не было у конкурентов. Со временем я понял, что дружить с Глебом куда полезнее, чем воевать, и историю с водочным голосованием уже не вспоминал.

– Ты, вроде, какое-то дельце обсудить хотел? – я решил перевести разговор на другие темы.

– Да, есть тут одно. Как у вас с мэром сейчас дела?

– Нормально дела. Ровно все.

– А мочить вы его можете?

– Ну, сейчас он в белом списке.

Глеб, похоже, затевал очередную авантюру. Губернатор и мэр в нашем городе внешне вроде как дружили.

– В белом списке, говоришь… То есть в новостях мочить нельзя?

– Крайне нежелательно. Заммэра можно, районного главу можно, если по делу. Мэра нельзя. Почти священная корова. А ты что его, за вымя потрогать хотел? Иван Иваныч с Иваном Никифоровичем типа поссорились?

– Официально нет. Видишь ли, шеф практик. Если у мэра реальный рейтинг, он его на выборах поддержит. Если рейтинга нет, то он поддержит кого-нибудь другого. А поскольку рейтинг есть, хотелось бы попробовать его немного опустить. Желательно так, чтобы никто не заметил. Сам понимаешь, не всем нравится наш мэр… Спасибо. Девушка, и лимончик еще.

Глеб взял себе чай в фарфоровом чайнике. Я допивал вторую чашку кофе. “Аризону” выключили, и теперь в кафе играла какая-то попса. Как ни странно, между мной и Глебом стеклянной стены не было.

– То есть, как я понимаю, вы хотите напасть без объявления войны?

– Да, и так, чтобы враг даже не понял, что война объявлена. Чтобы наезд как бы от народа шел, от людей. Знаешь, во времена Перестройки была такая будка гласности – каждый приходил и говорил что хотел. Все уже забыли, а идея-то отличная. Как тебе?

– Времена гласности давно прошли. Никто на это не поведется. А будку сожгут пьяные гоблины в первую же ночь.

– Согласен. Поэтому я и позвал тебя. Ты человек креативный. И мне сейчас нужен креатив. Как ты знаешь, я в долгу не останусь. Мне нужно подготовить поле. Если сейчас мы его немного разворошим, засеем, то следующей весной что-нибудь взойдет.

– Даже не знаю, что тебе предложить… Стройки, помойки, пивные палатки – и так каждый день в новостях. Звонки народа в студию, может быть? Голосовалки по СМС?

– Ну, Антон. Даже “Местный” про это делает. А народ кроме мэра все равно в городе никого не знает. Может, какой-то отдельный проектик замутить?

Телеканал “Местный”, которым владел мэр, был нашим главным конкурентом. Быть может, оттого я не испытывал к городскому голове особых симпатий.

– Какой проект? Реалити-шоу? – Я усмехнулся.

– А что, хорошая идея. Реалити-шоу “Народный мэр”! Набираете десяток, как вы говорите, гоблинов, и выбираете из них мэра.

– Слишком явно. Мэрские сразу поймут.

– А устрой реалити-шоу “Взятка!” Пошли внештатников в мэрию со скрытой камерой.

Я засмеялся. Глеба никогда не поймешь, то ли серьезно говорит, то ли шутит.

– Сильно. Давай только ты сам кого-нибудь зашлешь, а мы снимем. И вообще, народ достала уже вся эта политика. Рейтинги всех новостных программ падают. Пипл хочет веселья.

– Веселья, говоришь. Хм, хм. Почему бы и нет? Только как все-таки это направить в наше русло? Эй, девушки! Да, вы, можно вас на секунду. Да, вас, вас.

Глеб обращался к жеманным красавицам. И тут произошло чудо. Девицы встали и подошли к нашему столику.

– Садитесь, садитесь. Я Глеб, это Антон, главный, между прочим, редактор СТВ. Мы проводим кастинг на реалити-шоу.

– Вау! Да вы врете, наверно?

– Врем, конечно. В телевизоре все врут. Но у вас есть шанс попасть в наше шоу без кастинга. Я отвечаю за отбор. Вот моя визитка. Позвоните вечерочком, и порешаем все. ОК?

– А про что будет шоу?

Куда только подевались холодные взгляды?

– Шоу будет про жизнь. А в жизни случается все. Значит, шоу про все. Ясненько, красавицы?

– Не очень пока. А до какого времени звонить?

– В любое время дня и ночи. Лучше даже ночи. А сейчас оставьте нас. Дела, знаете, дела.

Девицы вернулись за свой столик, но уже не спускали с нас глаз, что-то шептали друг дружке на ухо и хихикали. Глеб все-таки порядочная сволочь. Почему у меня так не получается?

– С реалити ты хорошо придумал. Конкретики только не хватает.

– Ты не размахивайся особо. У нас и делать-то особо некому. Журналистов мало. Всех нормальных ты себе на выборы забрал.

Стоп. Журналистов нет. Нужно шоу. Нужна будка гласности. Ящик гласности. Я допивал кофе, а в моей голове вызревал план. Мы не могли предложить участникам реалити-шоу миллион долларов. Мы не могли им предложить найти любовь. Мы ничего им не могли предложить, кроме славы. Сомнительной славы местного тележурналиста. Реалити-шоу “Ящик”. О! – “Игра в ящик”. Я вкратце изложил Глебу идею.

– Что не позволено Юпитеру, позволено быку… Если они будут бодать мэра, никто и не подумает…

– …что это заказ. Все будут думать, что это тупые гоблины чего-то не поняли. Они ведь народные корреспонденты? А народу что важно – трубы текут, дороги плохие. А виноват кто? Мэр. Антон, ты гений!

Глеб развеселился еще больше. Мне было приятно. Вот ведь, сделаешь что-нибудь хорошее, никто не скажет, что ты гений. Только мерзость вызывает у людей эмоции. И приносит деньги.

– Ты не учел один момент. Бабки. Колоссальные бабки. Без них сделать хорошее реалити нереально.

– А ты не делай хорошо, ты делай плохо. Какая тебе разница. Ты что, Познер, что ли? Тебе столько не платят. Все равно кроме тебя в этом здесь никто не понимает. Звучит красиво. Тебя запомнят, как создателя первого провинциального реалити-шоу. Спонсоров найдете. А ты получишь небольшой гонорар от меня лично.

Глеб назвал сумму размером в пять моих зарплат.

– Половину вперед бы. И, знаешь, совсем уж явно мочить мы не можем.

– Половину так половину. А мочить и не надо. Мне важен фон. Общий негативный фон. Главное, чтобы у народа складывалось впечатление – власть в городе ни хрена не делает…

Глеб развалился на диване и с удовольствием отхлебнул чай. Мы оба замолчали, каждый довольный собой. После творческого порыва всегда так – хочется расслабиться и сказать партнеру пару добрых слов.

– Я, Глеб, на днях прочитал в одном журнале: “На медиа-рынке мало одних мускулов, нужно быть еще и секси”. По-моему, про тебя. Мне вот иногда кажется, что ты и к жизни так относишься. Хочешь ее отыметь по полной.

– Интересное сравнение, надо запомнить. Но и ты ведь такой же.

Я? Вот тебе и раз. Нет, дело ведь не в деньгах. И не в тайной власти над рейтингом мэра. И не в славе, которая ждала меня в случае успеха шоу. И не в возможности сказать правду, пусть даже так, чужим голосом. И не в риске потерять все, если заговор раскроется. Дело… Во всем этом вместе. В жизни все закручено так, что…

У Глеба зазвонил телефон.

– Але! Да. Нет. Мне нужен выход на прокуратуру и ментов. Нет на ментов? Давай, ищи. Я за что тебе бабки плачу? Все, до связи.

Телефон зазвонил снова, Глеб заплатил за нас обоих, пожал мне руку и вышел, на ходу давая какие-то инструкции.

Я тоже направился к выходу. От депрессии не осталось и следа.

3.

Слова – опасная субстанция. У них хорошая память. Стоит потревожить ее, и вот ты становишься героем анекдота, над которым хохотал накануне, или неосторожная мечта сбывается стремительно и грозно. Мы, журналисты, – факиры слов. Мы заколдовываем фразы, прячемся в магический круг штампов и жонглируем горящими предложениями.

В коридоре СТВ образовалась пробка. Протискиваясь через толпу к комнате для кастинга, я удивлялся, какие разные люди хотят в телевизор. Хотят ли? И готовы ли выполнить секретную миссию? Подростковые прыщи, стразы на джинсах, в толпе мелькнула даже прическа “ирокез”. Анкету перед началом проекта мы выложили на сайт и напечатали в газетах. Большинство забили свои данные в сети, что предвкушало встречу с поколением “net”.

С самого начала мне повезло. Директор СТВ одобрил идею шоу, а коммерческий отдел почти сразу нашел спонсоров. Идея была, конечно, позаимствована у федералов. Впрочем, и они украли ее у западных каналов. Полтора десятка претендентов должны были снимать сюжеты под нашим мудрым руководством. Мы, в свою очередь, собирались показать зрителям весь творческий процесс. То, что обычно остается за кадром: смешные оговорки и ляпы, экстремальные ситуации на съемках, монтаж и редактуру. Зная консерватизм местных рекламодателей, название мы выбрали предельно примитивное – “Карьера”.

– Минуту внимания! – никакой реакции. – Хватит галдеть! А то никакого кастинга не будет!

Успокоились. Десятки любопытных глаз разглядывали меня.

– …А теперь ответь мне вот на какой вопрос. Как ты думаешь, кто такой журналист? – в глазах очередной претендентки бушевал шторм. Люба картинно вздохнула и посмотрела в окно. Я глупо улыбался. Кастинг шел уже третий час.

– Я думаю журналист, – наконец решилась девушка, – он как миллион долларов. Он должен всем нравиться.

– Спасибо, если вы нам подойдете, мы вам позвоним.

Большинство пришедших отвечали примерно так же. Этой удалось хотя бы образно выразить свое желание попасть в ящик. Я заглянул в список. Не зачеркнутой оставалась только одна фамилия. Но в кабинет никто не заходил. Хорошо бы вообще никто не заходил. Хорошо бы вообще все это было дурным сном. Я просто не представлял, что значит поговорить с семью десятками человек подряд.

– Шарапов! – крикнул я в сторону двери. – Я сказал, Шарапов!

Лучше б не шутил. Дверь медленно отворилась, и в кабинет вошел мужчина примерно моих лет с бритой головой, в армейских башмаках и солнцезащитных очках. Пальцы украшали перстни в виде черепов. Из-за ворота выглядывал хвост татуировки.

Приехали. Вот тебе и поколение “net”. На фото в анкете Шарапов, видимо, еще не был знаком с идеями русского национализма и выглядел получше.

– …а ты, Андрей, как думаешь, кто такой журналист? – этот вопрос я приберегал на финал беседы с претендентом. Шарапов думал не больше секунды.

– Журналист – это тот, кто говорит людям правду.

– Достойный ответ… И очень нестандартный. Порадовал, искренне порадовал. Спасибо, рад был познакомиться. Если вы пройдете кастинг, мы вам позвоним.

После ухода Шарапова мы с Любой еще минут сорок отбирали участников “Карьеры”. Десять человек определили довольно легко, а вокруг остальных развернулась битва. Когда оставалось только одно вакантное место, Люба вспомнила про Шарапова.

– Ну и пусть, что он выглядит как скинхед. Зато он взрослый человек, в отличие от остальных. Со своей позицией. Это привлечет зрителей.

Ага, правду будет говорить. Мне нужно, чтобы он нашу правду говорил. Этот парень, похоже, дрессировке не поддается.

– Фигура, конечно, колоритная, – я изобразил сомнение. – Отказываться от него не хочется. Но ты представь, что будет, если он в прямом эфире достанет флаг со свастикой? Ты его остановишь? Прикроют не только шоу, но и весь телеканал на хрен. Это тебе не выставки снимать.

– И что выставки? А когда я сняла про то, как заммэра в сауне с малолетками зажигал, ты это в эфир поставил? И что мне теперь снимать, кроме выставок?

– Хочешь правды – заведи себе блог и пиши сколько влезет. Только никто читать не будет. Потому что не нужна никому твоя правда. Людям нужна картинка, глянцевая картинка. И здесь тебе за нее платят деньги.

– То есть я, по-вашему, проститутка?

Я улыбнулся. На проститутку Люба совсем не тянула.

– Проститутки продают свое тело, мы продаем свой мозг. Все мы продаем себя в той или иной степени. Это только работа. И вообще, будь проще. Не нужны нам скинхеды в проект. У нас же шоу. Еще с этими намучаешься, поверь моему опыту. Берем Иванова.

Люба насупилась и молчала, накручивая прядь волос на нос.

– Хозяин барин.

– Вот и ладненько.

Я вышел на улицу, вдохнув сочный вечерний воздух с привкусом бензиновой гари и спекшейся за день листвы. Передо мной открывалась перспектива полупустого городского проспекта. На заднем плане дальние облака уползали на ночлег. Город зажигал, пока неуверенно, фары и фонари. Я почувствовал себя человеком, выпавшим из телевизора в какой-то другой, параллельный мир. Он притягивал, звал сесть за руль, вдавить в пол педаль газа и мчаться к кромке заката, пока ночь не съест город вокруг.

“Завертелось”, – подумал я как будто про какого-то другого. “Теперь только успевай уворачиваться и ловить удачу. А не ради ли этого стоит жить?”