Неповторимое. Том 2

Когда совещание закончилось, все разошлись, а я собирался идти в оперативное управление разрабатывать оперативно-тактическую часть плана учений, вдруг опять звонок аппарата «ВЧ». Снимаю трубку и слышу вопрос:

– А где я буду в Ровно ночевать?

Сразу не понял, кто спрашивает. Но когда невидимый собеседник добавил, что приедет с ним еще человек девять-десять, то я сообразил, что это министр обороны.

– Я хотел вам предложить обкомовскую гостиницу. Это в двадцати минутах езды до полигона, – нашелся я.

– Во-первых, чужое предлагать некорректно; во-вторых, я еду не в Ровенский обком, а в Прикарпатский военный округ; в-третьих, я же еду не на блины, а на учения – почему я должен нежиться на обкомовских подушках? Я и все, кто со мной прилетит, будем жить в поле – на полигоне в палатках. Ясно?

– Так точно, товарищ министр обороны, – размещение на полигоне в палатках.

Министр положил трубку, а я задумался: погода на улице была скверная, да и прогноз не предвещал ничего утешительного – конец осени. В этом году похолодание началось рано, но главное – шли частые дожди со снегом. Конечно, эта «вводная» Андрея Антоновича поставила перед нами еще одну проблему. Ведь надо было разместить не просто министра, а министра обороны – члена Политбюро ЦК КПСС и его соратников. Даже если бы он не был членом Политбюро, то и в этом случае его нельзя рассматривать как просто министра. Это министр министров. Под его началом пять видов Вооруженных Сил и огромный тыл плюс Главные управления типа бронетанкового, автотракторного, ракетно-артиллерийского, инженерного, противохимической защиты, космического, ядерных боеприпасов – все это своеобразные министерства. И он собирается жить в палатке?!

Вообще надо сказать, что А.А. Гречко был большим оригиналом. Забегая вперед, расскажу об одном эпизоде, который произошел с ним в Финляндии. Об этом мне поведал начальник Главного штаба финской армии (в Финляндии вместо Генштаба – Главный штаб), когда я был там с ответным официальным визитом уже в 1981 году во главе нашей военной делегации. Произошло это так. В начале 1970-х годов Андрей Антонович был, тоже с дружеским официальным визитом, у финнов. В Хельсинки его вместе с сопровождающей группой разместили в центральной гостинице неподалеку от президентского дворца. Утром в воскресенье обнаружилось, что министра обороны СССР в гостинице нет. Поднялся переполох – это же настоящий скандал – министр обороны пропал в дружественной стране. Все службы были подняты на ноги, но министра не обнаружили! И лишь через три часа его заметили на экзотическом рынке, что на площади между дворцом президента и Финским заливом. Сюда еще до восхода солнца приходят яхты и другие небольшие суденышки из разных стран, а также съезжаются торговцы на автомобилях, и тоже не только из Финляндии. Разбиваются яркие шатры, расставляется оригинальная складная мебель для развешивания и раскладки по полочкам разного товара. Там можно увидеть все – от собольих и норковых шуб, драгоценных современных украшений и антикварных изделий до ружей, сабель, топоров и якорных цепей; от попугаев и обезьян Южной Америки до упитанных бычков, гусей и уток из Австралии; от свежего мяса всех видов, колбас, масла, сыров, свежепосоленной и живой семги до французских вин, армянского коньяка, ангольской папайи и кокосовых орехов; от снеговых и водных лыж до классических «мерседесов», «линкольнов» и даже летающих крыльев. Рынок-чудо, рынок-музей, причем с образцовым порядком. Когда он к вечеру разъезжается – остается чистая, без единой соринки, торжественная плошадь.

Так вот, видно, Андрей Антонович прослышал про это чудо и решил сам, тайком от охраны, в спортивном костюме в 7 часов утра (а подъем назначил на 8) выскользнуть из гостиницы. А дорожка – две минуты спокойной ходьбы. И ему удалось незаметно смешаться со всеми на рынке. Лишь специальная полиция, имея на руках фотографию Гречко, без труда, но уже в десятом часу обнаружила его на этом рынке. Министр, как жираф, неторопливо вышагивал между рядами, на голову возвышаясь над всеми, поэтому его видно было издалека, и он сразу бросался в глаза. Просто никому и в голову не могло прийти, что он окажется именно здесь. Через несколько минут после обнаружения адъютант и служба безопасности уже были возле него и уговорили идти в гостиницу. А он, довольный тем, что обвел всех, и довольный «экскурсией» без сопровождающих лиц, опять вступил в границы протокола визита.

Так что его желанию жить во время учений в палатке удивляться не приходилось. Меня беспокоило другое – на полигоне надо было не только создать нормальные человеческие условия и, в первую очередь, чтобы было тепло, но главное, чтобы служба охраны могла выполнить свои функции. Все-таки Западная Украина, лес, вдали от населенных пунктов. Это не Арбат и тем более не Кремль.

Но вот начались учения. Мы отработали все, что требовалось на Львовском и Игнатпольском полигонах, и войска с обоих «полюсов» устремились на Ровно, решая по пути отдельные тактические задачи, которые предусмотрены планом и которые в установленное время «подкидывают» посредники (до реальной встречи) сторон.

Точно в назначенный час я встретил министра обороны на аэродроме. На встречу прибыли и руководители Ровенской области. Несмотря на плохую погоду, настроение у всех было приподнятое. Надо заметить, что маршал Гречко у партийных и советских органов страны пользовался не просто авторитетом, а глубоким уважением, так же как и маршал Жуков. Вместе с министром прилетели, как всегда, начальник Главпура А.А. Епишев, Главнокомандующий ВВС П.С. Кутахов и несколько других офицеров, в основном операторов. Кстати, за сутки до начала учений к нам в 8-ю Гвардейскую танковую и в 13-ю армии, а также в их дивизии прибыли офицеры Генштаба и Главного управления боевой подготовки, которые все вопросы, начиная с подъема войск и штабов по тревоге, взяли на контроль. Разумеется, к ним я приставил своих офицеров с той целью, чтобы взгляды и тем более оценки тех или иных действий были одинаковы.

Но самое интересное, что с министром прилетел и первый заместитель начальника Главного оперативного управления Генштаба генерал-полковник Иван Георгиевич Николаев, что бывало крайне редко.

Так состоялось первое наше с ним знакомство. Отличительной чертой Ивана Георгиевича были не только его уникальная память и способность в короткие сроки подготовить любой документ высокой сложности, но самое главное то, что он «нюхом чуял» развитие любых событий. Это то самое предвидение, которым должен обладать любой офицер, а работник Генштаба – тем более. Пока министр беседовал с руководством области, мы с ним перебросились несколькими фразами, вследствие чего договорились поехать в штаб руководства учением, а там неподалеку и «резиденция» министра в палатке.

– Ну, так что? – обратился министр обороны ко мне. – День уже заканчивается, а мы все гуляем.

– Предлагаю проехать в штаб руководства.

Министр обороны поблагодарил местное руководство за приглашение остановиться в Ровно и сказал при этом, косясь в мою сторону: «У нас здесь есть турбаза». Затем пригласил их всех, а также сказал, что пригласит из Луцка (Волынская область) и из Житомира «на сражение, которое, очевидно, завтра начнется часов в 8–9 утра».

Начальник штаба руководства генерал Аболенс нас уже ожидал. В очень большой палатке, составленной из брезента с ярко-белым подбоем изнутри, были развешаны карты, популярно составленные схемы и диорамы. Я в течение часа доложил план проведения учения. Министр задал мне и начальнику штаба много уточняющих вопросов. Затем он захотел переговорить с командармами, а также с командирами развернутых, действующих на учениях дивизий (общение шло по радио, войска были в движении). Не все шло гладко, но разговор в целом получился.

Все, кроме Николаева, отправились в «резиденцию», а Иван Георгиевич получил у министра разрешение остаться с двумя своими офицерами для уточнения некоторых вопросов. Палатки стояли в спелом, но мрачном из-за промозглой погоды лесу. От палатки к палатке были брошены деревянные мостки, так как вокруг набралось много воды. Уже стемнело, и входы везде были освещены.

– Всем устроиться и через десять минут – на ужин. Где столовая? – спросил министр.

– В центре, товарищ министр обороны.

В столовой – большой палатке – собрались за общим столом. Было уютно, тепло, светло, а на столе аппетитная еда. Перед трапезой Андрей Антонович сказал, что успел «пробежать» газеты и даже проверить работу телевизора. В центре внимания прессы – подготовка к Всемирному конгрессу миролюбивых сил, который должен состояться в конце октября в Москве. Приступив к еде, продолжали обсуждать предстоящие учения.

– Павел Степанович, – начал министр, – а ведь с погодой – это твоя работа!

– Товарищ министр обороны, позвольте вылететь в Москву – я наведу порядок, – немедленно отреагировал маршал авиации Кутахов.

– Нет, Андрей Антонович, – вмешался Епишев. – Вы уж его не отпускайте до конца. Натворил – пусть сам и терпит.

– Верно, – поддержал Гречко, – пусть вместе с нами терпит. Надо только у него в палатке снять все обогреватели.

– Я согласен, товарищ министр. Но вместо них пусть дадут печку с дровами.

– Может, еще истопницу к печке? – добавил Алексей Алексеевич.

– А что? Мысль у Главпура всегда была революционной, – в тон ему сказал Павел Степанович.

– Вот видите, видите! Эти асы только в песнях распевают: «Первым делом самолеты…», а на самом деле постоянно думают о таране.

Пошутили, посмеялись и опять перешли к разговору об учениях. Гречко уточнил, где будут командные пункты командармов к 5 утра завтра и сколько езды от «резиденции» до КП одного и другого. Я сказал, что полчаса. Подъехал генерал Николаев, доложил, что все вопросы решил, и по приглашению Андрея Антоновича сел к столу ужинать.

В итоге договорились, что выезжаем в 5 утра: в 13-ю армию – министр обороны и другие, а в 8-ю танковую – генерал Николаев с группой операторов. Пошли по палаткам. Алексей Алексеевич безадресно ворчал: «Не дадут поспать…» А министр обороны, прощаясь, сказал: – Примите все меры, чтобы, во-первых, солдаты могли обсушиться, обогреться. Усильте им питание. Во-вторых, на маршрутах, где прошли войска, чтобы не осталась техника. Надо все убрать.

Конечно, мы бы и без этих указаний могли и намеревались все это сделать. А в этих условиях – тем более.

В штабе руководства все бурлило, как в Смольном. Я переговорил с командармами и командирами дивизий. Передал указания министра и растолковал, как все это надо сделать. Предупредил, что скоро буду у них. Приказал участковому посреднику района Ровенского полигона, в границы которого уже вступили передовые подразделения действующих войск, тоже подключиться. Я поехал лично убедиться, как все выглядит в действительности. Даже Г.К. Жуков на войне лазил часами на животе по передовой (о чем он сам пишет в «Воспоминаниях и размышлениях»), а нам тем более надо это практиковать. Командир любого масштаба всегда обязан находить время, чтобы не в кабинете делать выводы, а лично прикоснувшись непосредственно к жизни: без сопровождающих, самолично, повидать солдат и офицеров, побеседовать с ними открыто, по-человечески, душевно. При этом надо не туда идти, куда тебе предлагают или ведут, а туда, куда подсказывает твое сердце, опыт и интуиция.

Намотавшись за ночь по войскам, я, конечно, имел полное и ясное представление о состоянии дел: от планирования и дачи распоряжений и приказов до выхода подразделений и частей на определенные рубежи и знания их командирами главного – где, в каком составе и что намерен делать «противник». Конечно, положение руководителя учения, как и его штаба, в условиях присутствия министра обороны двойственное: с одной стороны, надо дать свободу действий (тем более во встречном сражении) обеим сторонам; но с другой – хотелось, чтобы войска, штабы и командиры проявили себя положительно и предстали перед министром обороны достойно. Все-таки министр не так часто бывает в войсках. Их много, а он один. Да и забот у него хватает помимо такого типа учений. Это нам просто повезло, что он выкроил время и приехал посмотреть, на что способны прикарпатцы.

Прикорнув часа на полтора, чтобы голова работала на должных оборотах, побрился, привел себя в порядок и без пяти минут пять я уже был перед министром. А он уже в первой своей палатке (у него были две спаренные палатки) сидит с Епишевым и Кутаховым и пьет чай с сухариками. Идиллия. Пять утра! Все улыбаются. Ну, думаю, это уже в нашу пользу.

– Валентин Иванович, – начал Епишев, – ведь каждый офицер должен быть прозорливым и видеть в указаниях старшего начальника и шутку, и серьез. Ведь Андрей Антонович пошутил насчет пяти часов утра. А вы, пожалуйста, – закрутили.

– Да еще и погода такая…

– Это верно, погода плохая. Но мы здесь устроились не хуже, чем в московской квартире. И все-таки надо ехать, – сказал министр.

Через 30 минут, как и рассчитывали, мы были на командном пункте командующего 13-й армией. Генерал-лейтенант Алексей Николаевич Зайцев толково доложил обстановку и свое решение на встречное сражение.

– Так чего вы стоите? Чего ждете? Хотите, чтобы противник внезапным ударом раздавил? – напирал Гречко на командарма.

Но тот не сдавался:

– Нет, не хочу, чтобы нас раздавили, но и действовать опрометчиво не стану – попаду в пасть противнику.

– В какую пасть? – не унимался министр. – Вы же сами сказали, что обложили противника своей разведкой.

– Верно. Но мне основными силами его сейчас не достать. Надо хотя бы выманить в подлесок.

– Пока вы будете стоять, он вас авиацией накроет несколько раз, – включился маршал авиации Кутахов.

– Какая авиация? Нижний край облачности 100–150 метров. Летчики в домино забивают и пьют… крепкий сладкий чай, чтобы поддерживать тонус и боеготовность.

– Но вы же не будете вечно стоять друг против друга? – спросил министр.

– Как только станет светать – начну активные действия, – сказал генерал и далее подробно доложил о своем замысле.

Министр обороны связался по телефону с командующим танковой армией и приблизительно задал ему те же вопросы – его ответы были аналогичны.

А в разговоре, тоже по телефону, с генерал-полковником Николаевым, который к этому времени уже был на КПП танкистов, Андрей Антонович выяснил, что они намерены ждать рассвета, а пока ведут интенсивную разведку.

Проехав некоторые подразделения и повидавшись с солдатами и офицерами, к 8 часам утра министр обороны был на главной вышке Ровенского учебного центра, которая стояла в центре полигона и с которой на 360 градусов открывалась перспектива в несколько километров. Центральная стержневая часть вышки была закрыта и застеклена, так что все хорошо просматривалось, и было тепло. Здесь можно было укрыться от непогоды. А «крылья» вышки на верхнем этаже были открыты и представляли собой хорошие смотровые площадки, где, кстати, было множество различных оптических приборов для наблюдения.

Когда мы приехали сюда, приглашенные гости были уже у вышки и приветствовали Гречко. Он пригласил всех наверх. На большом столе посредине комнаты была развернута карта, и Андрей Антонович свободно, будто сам был автором этой карты, рассказал об обстановке и о том, чего мы ожидаем. Выпив по чашке чая, мы вышли на смотровую площадку.

Внизу ветер чувствовался, но наверху он был еще более мощный и порывистый. Время от времени обрушивался дождь со снегом, так что надо было внимательно следить, чтобы кого-нибудь не унесло. Началась стрельба дальнобойной артиллерии. Затем подключились другие огневые средства. От опушки леса «Западных» (13-я армия) отделилась боевая линия танкового батальона и, ведя огонь на ходу, двинулась в атаку. Вслед за ней во второй линии на боевых машинах пехоты, прикрываясь танками, в атаку устремились мотострелки. Как мы поняли из доклада, «Западные» решили провести разведку боем, вызвать огонь на себя и тем самым вскрыть систему огня «Восточных» и одновременно захватить выходной рубеж, сбив с него охранение противника.

Танки «Восточных», занявшие огневые позиции по опушке своего леса, открыли интенсивную стрельбу, расстреливая с места атакующие танки и пехоту «Западных». Но последним все-таки удалось захватить желанный рубеж. Используя складки местности, старые окопы, кусты и т. д., они стали закрепляться, создавая для главных сил нужную опору.

«Восточные» понимали, что этого допустить нельзя. Развернув на фланге свой авангардный танковый полк, они решили сбить противника и выйти на его главные силы. Но «Западные», с учетом доклада разведки о перемещении в стане «Восточных», предвидели это. Поэтому тоже держали в предбоевом порядке свой танковый полк, понимая, что от первых столкновений будет зависеть, кто захватит инициативу в свои руки.

Как только танкисты «Восточных» развернулись и ринулись на батальон танков и роту пехоты, которые закреплялись на захваченном рубеже, стремясь «смести» эту их еще слабую оборону и выйти на главные силы «Западных», последние ударами своего танкового полка обрушились на фланг атакующих танкистов «Восточных».

Понимая, что авангардный танковый полк попадает в тяжелую ситуацию, «Восточные» отказываются от разгрома авангарда на захваченном рубеже и, развернувшись в сторону атакующего танкового полка «Западных» всем фронтом, решают отразить эту атаку.

Обстановка накалилась. Она накалилась и в поле, и в действующих штабах, и у нас на вышке. Здесь представители Ровенской области, естественно, расхваливали действия 13-й армии, то есть «Западных», а представители Житомирской – делали то же самое в отношении 8-й танковой армии, то есть «Восточных». Андрей Антонович Гречко посмеивался, периодически «подливая масла в огонь».

Начался ввод главных сил дивизий. Обе стороны решили нанести удар из-за своего правого фланга уже втянувшихся в бой частей. Получалось, что каждый хотел выйти во фланг и тыл друг другу. Огромная десятитысячная масса войск с одной стороны и такая же – с другой развернулись и, ведя огонь («холостыми») из всех видов оружия, двигались вперед. И хотя у нас почти никакой имитации не было, все грохотало. Обстановку жесткого сражения дополняли пронизывающий холодный ветер и неутихающий дождь со снегом. Лица у всех были пунцовые, носы – синие и мокрые, а глаза – выпученные.

Один гражданский взмолился: – Андрей Антонович, покурить бы…

– Сейчас, сейчас, друзья. Начинается самое главное.

И он начал пояснять, что происходит. Дивизии в целом развернулись нормально, и удар их мог быть эффективным. Но до столкновения главных сил и тем более пронизывающего друг друга удара мы не довели, чтобы не было перемешивания войск. Однако было другое – Гречко решил проверить войска на управляемость и приказал: вне оперативной обстановки отвести все части в исходное положение и доложить готовность к действиям, но на это дал не более 1,5 часа.

Столь жестким ограничением срока готовности проверялась управляемость. Но у нас по предмету управляемости были проведены многочисленные тренировки. Поэтому я особо не переживал, хотя дал твердые команды всем, от кого хоть в небольшой мере зависело решение этой задачи.

Наконец после трехчасового непрерывного пребывания на смотровой площадке Андрей Антонович любезно пригласил всех в застекленную теплую комнату, где по периметру большого стола стояли чашки с горячим дымящимся ароматным чаем и различные бутерброды. Гречко пожелал всем приятного аппетита и, сбросив мокрую плащ-накидку, сняв фуражку и расстегнувшись, удобно сел к столу.

Все последовали его примеру. И, с удовольствием взявшись за чай, проклинали погоду. Кто-то сказал:

– До чего сложно в такую погоду… Может, лучше было бы подождать, когда пройдет ненастье?

– А как же на войне? Там ждать нельзя. Поэтому и в мирное время войска приучаются к действиям, максимально приближенным к боевым. А вся жизнь военного – это жизнь на семи ветрах.

Наступила тишина. Я подумал, что Гречко выдерживал всех на открытой смотровой площадке, чтобы каждый прочувствовал, что испытывает в этот момент солдат, лейтенант, полковник да и генерал. Одно дело – смотреть на все это через стеклянные стены теплой комнаты, в который мы сейчас пили чай, а другое – быть вместе со всеми под одним небом. На мой взгляд, метод Гречко, то есть приглашение местных властей на учение, очень верный. Власти лучше будут представлять нашу военную жизнь, полную лишений и трудностей. С учетом, конечно, что настоящий войсковой офицер и его семья – это вечные странники. Хотя их интеллект нисколько не ниже, а чаще – выше тех, кто всю жизнь провел в центральном аппарате и считает себя личностью особого полета, особого круга.

Пока пили чай, разгорелся живой разговор на эту тему. А войска тем временем выходили в исходное положение. Я предупредил, что их ожидает и что это будет подобие тактико-строевых занятий с повторением отдельных элементов, но в крупных масштабах: в составе полка или сразу двух полков, а может, и дивизии. Всем категориям командиров – от батальона до дивизии – запастись большим количеством осветительных и цветных ракет для обозначения своего положения. Наконец, провести хорошие радиотренировки.

Через полтора часа все в основном было готово. Ветер значительно поубавил свою силу, а дождь вообще прекратился.

Я предложил министру: прежде чем действовать войскам, надо той и другой стороне обозначить свое положение ракетами. А затем можно давать команды. Так и решили.

Действовали полками. Какие только команды Гречко не выдавал – выполнялось все. Правда, я вынужден был иногда вмешиваться, чтобы правильно поняли, что именно требуется выполнить, в каком направлении действовать, что является основным ориентиром и т. д.

Наивысший класс виртуозности в действиях показал 279-й мотострелковый полк 24-й Железной мотострелковой дивизии. В то время полком командовал подполковник Игорь Николаевич Родионов, который в итоге своей службы стал, как известно, генералом армии и министром обороны Российской Федерации. И хотя все войска действовали нормально и выполняли именно то, что от них требовалось, этот полк действовал особенно четко и быстро. Присутствовавшие на вышке высказывались о нем одобрительно. Один министр обороны молчал. Но видно было, что он доволен.

Однако не обошлось и без некоторых эпизодов, которые заставили понервничать. Например, в ходе движения одного из полков танк попал в яму. Произошло это в 250–300 метрах от вышки, и все, естественно, стали свидетелями этой картины. Перед боевой линией танков простиралось залитое водой поле. Танки шли уверенно. Вдруг один «клюнул» и резко остановился. Лобовая часть его опустилась в воду. Танкисты пушку развернули наоборот, и танк сделал попытку вырваться из этой западни, рванув назад. Но грунт сзади стал проседать, а танк плотно сидел в воде. Но вот двигатель взревел, и машина медленно пошла вперед. Уровень воды поднимался, однако танк двигался. Напряжение нарастало: если вода зальет трансмиссию – значит, все. Танк двигался еле-еле. Уровень воды стал понижаться. Наконец танк из ямы выполз и остановился. Машину спасли.

Министр обороны сказал мне, чтобы механика-водителя доставили на вышку. Я передал эту команду и послал адъютанта к танку. Сверху мы видели, как на танке открылись люки на башне и у механика-водителя. Потом механик вылез на броню и, как мы поняли, получил распоряжение командира танка, который показал рукой в нашу сторону. Механик прыгнул в воду и быстро пошел к вышке. Его перехватил адъютант, и они, уже вместе, побежали к нам, поднялись на смотровую площадку. Нас много, все незнакомые. Механик-водитель спрашивает у адъютанта:

– Который из них будет министр обороны?

Андрей Антонович, конечно, услышал, хотя вопрос был задан вполголоса. – Это я буду! – в тон солдату сказал министр. Механик-водитель решительно двинулся к маршалу:

– Товарищ Маршал Советского Союза! Ефрейтор Пирогов по вашему приказу прибыл. – Ты откуда будешь?

– Как откуда? Из Вологодской области! Откуда же мне еще быть? – удивленно сказал Пирогов и посмотрел на всех вокруг. Тон был такой, что в голове ефрейтора наверняка крутилась мысль: «Непросвещенные. Ведь в Советском Союзе и есть-то одна Вологодская область». – А как тебя величают? – Алексеем Ильичом.

– Как же тебя угораздило в яму?

– Так ведь кругом море-океан. Ничего не видно, кроме воды. А что там под водой-то? Вот и вел машину по командам командира танка. И он не виноват. На его место хоть ротного посади или комбата, да даже Суворова – все равно бы завалился.

– А как же ты все-таки вырвался из плена?

– Надо было рисковать. Не пропадать же бесславно в этом болоте. Вот и говорю командиру: назад нельзя – засасывает. Давай рванем вперед. Он говорит: «Давай!» Вот я и пошел на первой передаче. Вначале вроде погрузились. Потом положение стабилизировалось – вода за бортом остановилась на уровне моих глаз. А затем я почувствовал, что цепляюсь за твердое, и пошло, пошло, пошло. Вот я и перед вами. А вообще-то повезло.