Обретение святых – 2022

В грамоте сообщается о посвящении Митрофана Ивановича в сан священника и назначении его на службу на Вятскую землю в церковь Происхождения Честного и Животворящего Креста Господня, стоявшую на торговой площади хлыновского посада. Необходимо отметить, что до обнаружения этой ставленой грамоты самым ранним документом, в котором упоминается церковь Происхождения Креста Господня, являлась тяглая дозорная книга Вятской земли 1615 г. [5, С. 195].

Из грамоты становятся известны некоторые биографические данные Митрофана Ивановича. Он, будучи церковным причетником (см. Примечение 1), был направлен патриархом Иовом к архиепископу Арсению Элассонскому, который рукоположил его последовательно в чтецы, подьяконы, дьяконы и, наконец, в священники на Вятку. Можно установить примерный отрезок времени, в который произошел указанный карьерный рост Митрофана. Для этого необходимо рассмотреть некоторые факты биографии архиепископа Арсения Элассонского.

Архиепископ Арсений содействовал учреждению в России Патриаршества и 23 января 1589 г. в Успенском соборе московского кремля принял участие в избрании первого патриарха всея Руси. В мае того же года патриарх Константинопольский Иеремия, рукоположивший митрополита Московского Иону в патриархи, покинул Москву. Но архиепископ Арсений, участвовавший во всех этих церемониях, испросил у царя Федора Ивановича разрешение остаться в Москве [7]. Следовательно, все служебные перемещения Митрофана с участием архиепископа Арсения Элассонского произошли в короткий промежуток времени, между маем 1589 г. и апрелем 1594 г.

Поскольку грамота была подтверждена следующими тремя патриархами, Митрофан должен был служить на Вятке как минимум до 1619 г., года поставления в патриархи Филарета. Поэтому информация о Митрофане могла отложиться в вятских документах начала XVII в. Но в дозорной книге 1615 г. причт церкви Происхождения Креста Господня вообще не указан. Вероятно, это может объясняться тем, что относящаяся к этому же приходу холодная (студеная) Троицкая церковь в 1615 г. строилась заново: «заложена на прежнем на церковном месте» [5, С. 195]. В таком случае причт этого прихода мог быть временно распределен по другим приходам.

Во всей Вятской земле по дозору 1615 г. обнаруживается только один Митрофан Иванов – поп Хлыновской Никольской церкви [5, С. 195]. Есть все основания полагать, что это именно тот священнослужитель, которому была выдана рассматриваемая ставленая грамота. Уже в самом раннем вятском документе, где отмечается этот Митрофан, вятской оброчной книге 1593—1605 гг., записана его фамилия – «никольской поп Митрофан Лопатин». Тогда он выступил поручителем по крестьянине Волковского стана Афанасии Семеновиче Аникееве при отдаче последнему на оброк деревни [8, Ф. 1113. Оп. 1. Д. 4. Л. 42]. Указание на то, что Митрофан уже тогда являлся священником Хлыновской Никольской церкви, дает основание полагать, что причиной его перехода на службу в эту церковь послужило какое-то другое событие, не связанное со строительством новой Троицкой церкви.

Самым важным событием в жизни никольского попа Митрофана стало его участие в сопровождении в Москву и обратно чудотворного Великорецкого образа святителя Николая Мирликийского. 1 сентября 1614 г. «попы и диаконы, которые у того чюдотворного Николина образа служат», отправились в Москву. А вернулись назад в Хлынов 30 августа 1615 г. «А к Москве ездили с чюдотворным сим образом протопоп Стефан Соффониев сын Юферев да поп Митрофан Лопатин, диякон Гаврило Малцов, церковной староста Козма Трофимов, псаломшик Никита Балезин, пономарь Стефан Морозов» [9, С. 261—262, 270; 10, С. 91]. В Москве 17 марта 1615 г. причт Хлыновской Никольской церкви («пожаловали есмя Николы чудотворца Великорецкого вятского протопопа Стефана, да попа Митрофана, да дьякона Гаврила с братьею») получил обновленную, ранее выданную еще царем Иваном IV Васильевичем Грозным, жалованную несудимую грамоту нового царя Михаила Федоровича. Грамота освобождала никольский причт от всех государственных и церковных налогов и повинностей, а также от суда местных органов власти кроме случаев убийства и разбоя [11, С. 104—105; 12, С. 107—108 (№98)].

А. С. Верещагин, рассматривая некоторые факты биографий тех священнослужителей, которые ездили в Москву, отмечал, что, согласно «Житию преп. Трифона Вятского», архимандрит Вятского Успенского монастыря Иона Мамин, не пускавший в 1612 г. умирающего Трифона в основанный им монастырь, только по просьбе соборных протопопов и священников («стало быть – протопопа Стефана и попа Митрофана») принял его в обитель за две недели до кончины [13, С. 30—31. См.: 14, С. 112—113]. В «Житии» имена соборных церковнослужителей не названы, однако, поскольку в указанное время соборной в Хлынове считалась только Богоявленская церковь, утверждение Верещагина может вызывать сомнение. Но, учитывая, что после возвращения в Хлынов из Соловецкого монастыря преп. Трифон проживал в доме никольского дьякона Максима Мальцева [14, С. 111], можно полагать, что священнослужители Никольской церкви также принимали участие в судьбе Трифона. В таком случае «собор» в «Житии» можно понимать как собрание священнослужителей, тем более что протопопы указаны там во множественном числе, а таковых в Хлынове было два – протопоп Богоявленского собора Павел Морозов и протопоп Никольской церкви Стефан Юферев.

Еще один интересный факт деятельности священника Митрофана Лопатина сообщает книга записи различных «крепостей» 1625/26 г. 8 января 1626 г. крестьяне Архангельского прихода Кстининской волости предъявили отпись, в которой в частности, указывалось, что колокол, принадлежавший Михаило-Архангельской церкви погоста Кстинино, ранее «взят был в Казани никольской поп Митрофан да диакон Гаврило Максимов» [8, Ф. 615. Оп. 1. Д. 2136. Л. 145 об.] (см. Примечание 2). То есть, колокол или был куплен ими в Казани, или пожертвован кем-то из казанских жителей, возможно, во время путешествия чудотворной Великорецкой иконы, и затем привезен на Вятку.

В черновом списке оброчной дозорной книги 1615 г. после перечисления деревень и починков, принадлежавших Хлыновской Никольской церкви, указано, что «дают тех деревень крестьяне никольскому протопопу Стефану, да попу Митрофану, да дьякону Гаврилу с крылошаны годовой оброк» [15, ОСРК, Q. IV.256. Л. 527об.—528, 549 об.; 16, С. 200]. Из чистового экземпляра дозорной книги эти фразы были исключены.

Источники зафиксировали и некоторые личные земельные владения Митрофана Лопатина. В оброчной книге 1610/11 г. упоминается сенной покос на левом берегу реки Вятки напротив Борисоглебской церкви погоста Никулицына, который ранее был починком, называвшимся Митрофановской попов [8, Ф. 1113. Оп. 1. Д. 4. Л. 156—156об.]. То есть этот починок принадлежал попу Митрофану. Погост Никулицын относился к Волковскому стану, поэтому становится понятно, почему в более ранней оброчной книге Митрофан Лопатин выступил поручителем по крестьянине-волковитине (см. выше). Так же назван этот починок в 1615 г., а в оброчной книге 1629 г. он уже называется просто Митрофановским [8, Ф. 1209. Оп. 1. Д. 903. Л. 278об.—279; 15, ОСРК, Q. IV.256. Л. 190]. Оброчная книга 1622 г. указывает угодья никольского попа Митрофана в Хлынове на посаде – сенной покос и «огородчик… у Здерихина врага» [8, Ф. 1209. Оп. 1. Д. 1031. Л. 5 об., 14] (см. Примечание 3). Огородчик отмечается и позднее, в 1629 г. [16, С. 127].

Сам никольский поп Митрофан Лопатин в последний раз в известных документах записан в писцовой книге 1629 г. в своем дворе на посаде Хлынова [17, С. 8], что отметил еще А. С. Верещагин [13, С. 31]. Несколько позднее становятся известны его сыновья. В судебном деле 1637 г. упоминается поп Никита Лопатин [8, Ф. 214. Оп. 3. Д. 173. Л. 6], который в переписи 1646 г. называется полностью – «поп Никита Митрофанов сын Лопатин», служивший (интересный факт!) в Борисоглебской церкви погоста Никулицкого и проживавший там с двумя сыновьями Никитой и Алексеем [8, Ф. 1209. Оп. 1. Д. 518. Л. 556]. 29 апреля того же 1646 г. он, как духовный отец одного из местных крестьян, выступил свидетелем при составлении его духовной памяти (завещания) и собственноручно подписал ее [18, Ф. 373. Оп. 1. Д. 1а. Л. 6—6об.].

В той же переписи 1646 г. в Хлынове «подле посаду за острогом» были переписаны дворы Петрушки Митрофанова сына Лопатина с детьми Мишкою да с Ивашком и Савки Митрофанова сына Лопатина с детьми Микиткою да с Петрушкою [17, С. 33]. Род Петра Митрофанова сына Лопатина поминается в синодике Успенского Трифонова монастыря. Там записаны всего два имени – иноки Акилины схимонахини и иноки Пелагии схимонахини [19, №3789. Л. 395]. Возможно, одна из них была матерью Петра, а значит женой Митрофана Лопатина.

Таким образом, у священника Митрофана Ивановича Лопатина было, по крайней мере, трое сыновей (см. Примечание 4): Никита, Петр и Савва. Никита и некоторые его потомки пошли по стопам Митрофана. Н. М. Михайлова подробно проследила родословную внука Митрофана Алексея Никитича Лопатина. Среди его потомков оказались священнослужители, чиновники, политические и общественные деятели. Самый известный из них – революционер, переводчик и публицист Герман Александрович Лопатин, проживавший в Нижнем Новгороде [20] (см. Примечание 5).

Ставленая грамота не дает информации о месте рождения Митрофана Лопатина. Поскольку его направили служить на Вятку, можно предположить, что Митрофан был родом оттуда. Как показано выше, некоторые документы указывают на его связь с погостом Никулицыным. Возможно, там была его малая родина. Поэтому не случайно его сын Никита служил в Борисоглебской церкви этого погоста. В годы жизни Митрофана Ивановича Лопатина на Вятке проживали два Лопатина с отчеством Иванович – Василий и Максим. Оба они жили в погосте Никольском (будущее село Усть-Чепецкое, нынешний город Кирово-Чепецк), Василий служил в церкви Николая Чудотворца пономарем, а Максим являлся бобылем. Несомненно, между собой они были братьями. Максим умер в 1614/15 г., а Василий в последний раз упоминается в 1629 г. [8, Ф. 1113. Оп. 1. Д. 4. Л. 58об., 129об.—130; Там же, Ф. 1209. Оп. 1. Д. 903. Л. 138, 229; Там же, Д. 1031. Л. 163об.; 21, С. 457]. Вполне вероятно, Василий и Максим Ивановичи Лопатины были родными братьями Митрофана.

Таким образом, ставленая грамота 1594 г. Митрофану Ивановичу Лопатину в попы на Вятку является важным источником по истории взаимоотношений церковного центра с отдаленной Вятской патриаршей областью, сообщает об отношениях патриарха Иова с архиепископом Арсением Элассонским, дает значимые и интересные сведения об одном из церковнослужителей Вятской земли и некоторую информацию о церковной истории Вятки конца XVI – первой трети XVII вв.

Примечания

– В грамоте Митрофан назван дьяком. Одно из значений этого слова «причетник, церковный чтец или певец, дьячок» [6, С. 398]. Так как первоначально Арсений поставил его в чтецы, до этого Митрофан, скорее всего, был пономарем.

– Здесь Максимов – это отчество дьякона Гаврилы Мальцева.

– Между прочим, это первое известное упоминание топонима «Здерихин враг».

– В одном из списков оброчной писцовой книги 1629 г. отмечается сенной покос Митки Митрофанова Лопатина «повыше Осиповские Гарские на яру» [8, Ф. 1209. Оп. 1.3. Д. 39. Л. 354об.]. Однако в другом списке этой же книги он назван Никиткой Трофимовым сыном Лопатиным [8, Ф. 1209. Оп. 1. Д. 903. Л. 208], а в оброчной книге 1622 г. – Миткой Трофимовым сыном Лопатиным [8, Ф. 1209. Оп. 1. Д. 1031. Л. 106об.]. Действительно в конце XVI – начале XVII вв. в Чепецком стане проживал Трофим Лопатин и несколько его сыновей. Так что этого Митку (Никитку) Лопатина нельзя считать сыном священника Митрофана Лопатина.

– По иронии судьбы я более 20-ти лет проживаю в Нижнем Новгороде на улице, названной в честь Германа Лопатина.

Приложение

[Л. 1] Божиею милостию се яз смиреныи Иев, патриарх царьствующаго града Москвы и всея Росии по благодати Господа Бога и Спаса Нашего Исуса Христа, даннеи нам от Пресвятаго и Животворящаго Духа, благословил есми дияка Митрофана Иванова сына и послал его о Святем Дусе сыноу и сослужебнику нашего смирения архиепископу Арсению Еласонскому. Он же его поставил в чтецы, и в поддияконы, и во дияконы, и совершил его в попы к церкве Происхожению Честнаго и Животворящаго креста на Вятку в Хлынов городок на площади в наше патриаршество. Он же по благословению нашего смирения священническая да деиствует во святеи божии церкви невозбранно. Аще кто к нему приходит детеи его духовных, и он их да разсужает по правилом святых апостол и святых отец, имея власть вязати и решати, и совет имея от нашего смирения во всем. Да не преходит от церкви к церкве без нашего благословения или не явя нашему намеснику ил [и] десятиннику. Аще ли преидет не явясь, и он священическая да не деиствует по сеи нашеи грамоте. И сего ради дана бысть ему сия наша ставленая грамота на утвержение его.

В царствующем граде Москве лета 7000 сто втораго апреля в 7 день.

Смиренный Иев, Божиею милостию патриарх Московскии и всея Росии. // [Л. 1об.]

Смиренный Игнатий

Ермоген

Филарет патриярх

Оригинал: ОР РГБ. Ф. 310 (Собр. рукописн. книг В. М. Ундольского). №1372.007. Для публикации использована цифровая копия рукописи: Собрание рукописей и старопечатных книг // Свято-Троицкая Сергиева Лавра // URL: https://lib-fond.ru/lib-rgb/310/f-310-1372-007/

Список источников

1. Собрание рукописей и старопечатных книг // Свято-Троицкая Сергиева Лавра. URL: https://lib-fond.ru/lib-rgb/310/f-310-1372-007/

2. Научно-исследовательский отдел рукописей Российской государственной библиотеки (НИОР РГБ)

3. Отчет Московского публичного и Румянцевского музеев за 1867—1869 гг. М., 1871. 247 с.

4. Володихин Д. М. Патриарх Гермоген. М., 2015. 300 [4] с.: ил. (Жизнь замечательных людей: сер. биогр.; вып. 1509).

5. Дозорная книга посадов и тяглых деревень вятских городов и уездов… 1615 г. (последние фрагменты) [г. Хлынов, Слободской уезд, г. Шестаков с уездом] // Любимов В. А. Старая Вятка. Поминая кварталы / Имена, даты, судьбы… / ред. И. А. Любимова; ред. публикации «Дозорная книга…» 1615 г. А. Л. Мусихин. Вятка, 2020. С. 193—282.

6. Словарь русского языка XI—XVII вв. М., 1977. Вып. 4 (Г—Д) / гл. ред. С. Г. Бархударов. 405 с.

7. Вахрина В. И., Маштафаров А. В., Флоря Б. Н. Арсений Элассонский // Православная энциклопедия. М., 2001. Т. III: «Анфимий—Афанасий». С. 442—446. URL: https://www.pravenc.ru/text/76326.html

8. Российский государственный архив древних актов (РГАДА)

9. Повесть о Великорецкой иконе святителя Николая и чудеса за 1551—1647 гг. / публ. прот. А. Г. Балыбердина // Обретение святых – 2014: сб. материалов VI Межрегион. церк.-науч. конф.: (г. Киров [Вятка], 18—19 окт. 2014 г.) / отв. ред. прот. А. Г. Балыбердин. Киров, 2015. С. 244—280.

10. Верещагин А. С. Повести о Великорецкой иконе святителя Николая. Послесловие к Повестям (издателя) // Тр. ВУАК. Вятка, 1905. Вып. IV. Отд. II. С. 85—102.

11. Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею имп. АН. СПб., 1838. Т. 3. 1613—1645. 496+21 с.

12. Древние акты, относящиеся к истории Вятского края. Приложение к 2 т. сборника «Столетие Вятской губернии». Вятка, 1881. 245+XXV с.

13. Город Хлынов в 1615 году по Дозорной книге кн. Ф. А. Звенигородского / послесл. А. С. Верещагина // Тр. ВУАК. Вятка, 1906. Вып. III—IV. Отд. III. С. 1—34.

14. Житие преподобного отца нашего Трифона, Вятского чудотворца / публ. П. Д. Шестакова. Казань, 1868. 161 с.

15. Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (ОР РНБ)

16. Церковные и монастырские земли на Вятке по Дозорной книге князя Ф. А. Звенигородского 1615 г. // Тр. ВУАК. Вятка, 1905. Вып. V—VI. Отд. III. С. 197—210.

16. Писцовая книга 1629 года Хлыновского уезда. Письма и меры Оф. Толочанова да подъячего Андр. Иевлева / сообщ. А. А. Спицын // Тр. ВУАК. Вятка, 1914. Вып. I. Отд. II. С. I—II, 1—216.

17. Вятка: Материалы для истории города XVII и XVIII столетий. М., 1887. 311 с.

18. Центральный государственный архив Кировской области (ЦГАКО)

19. Кировский областной краеведческий музей (КОКМ)

20. Род Лопатиных – из крестьян и попов Вятской губ. // Домашний архив. История в документах семьи. URL: http://www.domarchive.ru/archive/fonds/1_rod/1037

21. Дозорная книга посадов и тяглых деревень вятских городов и уездов… 1614/15 г. (фрагменты) [Березовский и Чепецкий станы Хлыновского уезда, г. Слободской] // Любимов В. А. Старая Вятка. Квартал за кварталом. Первая часть. Начало (От Засоры до Раздерихинской) / 2-е изд., доп. и перераб. Киров (Вятка), 2007. С. 433—480.

Балыбердин А., прот. НОВЫЙ ВЗГЛЯД НА ДРЕВНИЕ ТРАДИЦИИ ПРАВОСЛАВНОЙ ВЯТКИ

5 декабря 2022 г. Вятской епархии Русской Православной Церкви исполнилось 365 лет. Хотя, в строгом смысле, эта дата не является юбилейной, но она обращает внимание на исторический путь Православной Вятки, который подробно описан в «Очерках истории Вятской епархии», изданных в 2007 г., когда она отмечала 350-летие. Тогда же краткий обзор этого пути был представлен в статье священников Сергия Гомаюнова и Александра Балыбердина «Вятская епархия в прошлом и настоящем», опубликованной в «Журнале Московской Патриархии» (2007, №8) и сети интернет.

За пятнадцать лет, что прошли с момента выхода этой статьи, в жизни Вятской епархии произошло немало важных событий. В 2012 г., десять лет назад, она стала митрополией и ныне состоит из трех епархий – Вятской и Слободской, Яранской и Лузской, Уржумской и Омутнинской. В 2017 г., в дни Великорецких торжеств, Вятскую митрополию с Первосвятительским визитом посетил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл. Построены новые храмы, возрождаются исторические святыни, развивается жизнь приходов и монастырей.

Опубликованные прежде материалы по истории православной Вятки в целом не утратили своей актуальности. Пересказывать их содержание нет необходимости и более уместно сосредоточиться на тех аспектах, темах, проблемах и вопросах, в изучении которых историческая наука наиболее продвинулась. Особенно, если с ними связаны традиции почитания святых, чудотворных икон и святых мест, совершения крестных ходов и паломничеств, которые в последние годы получили широкую известность. Открытия последних лет заставляют внести в них ряд дополнений, уточнений и исправлений, в части в понимание двух наиболее древних религиозной культурных традиций православной Вятки – Никулицкой и Великорецкой, которые на рубеже 1980—1990-х гг. были возрождены и ныне активно развиваются.

Никулицкая традиция почитания святых Бориса и Глеба

Наиболее древней религиозно-культурной традицией православной Вятки принято считать культ святых князей Бориса и Глеба, небесных покровителей выходцев из Новгорода Великого, которые, согласно вятским летописцам, летом 1181 г. пришли в среднее течение реки Вятки, взяли штурмом Болванский городок вотяков и заселили земли между устьями Чепцы и Моломы, основали первые русские поселения. Они же построили первые храмы, учредили первые крестные ходы, написали первые иконы, в том числе образ святых Бориса и Глеба, который автор «Времянника» называет «начальной» вятской иконой. Этот образ хранился в церкви села Никульчино и с незапамятных времен приносился в Хлынов особым крестным ходом, сама форма которого напоминала военный поход новгородцев.

После того, как в середине XVI века главной святыней Православной Вятки стал Великорецкий образ святителя Николая, культ святых Бориса и Глеба оказался в тени новой традиции, благодаря которой Хлынов стал известен столице, а Православная Вятка оказалась вовлечена в жизнь Московского Царства. Это не могло не сказаться на судьбах древнего культа, который к концу XIX века, фактически, исчез. Из периодической печати тех лет известно, что даже паломники – участники крестного хода не могли объяснить его происхождения и смысла. Однако после того как в 1995 г. крестный ход был возрожден, с ним также возродился интерес к тому, что произошло в Никульчино, кем были предки вятчан и зачем они пришли в наш край? При этом очевидно, что эти события, произошедшие на заре вятской истории, не могли не повлиять на весь ход дальнейших событий. В том числе на отношения с местным населением, возмущенным яростным «находом» новгородцев, и основание г. Хлынова (Вятки, Кирова), которому со временем было суждено стать столицей православной Вятки.

В поисках ответов на эти вопросы исследователи обратились к устному преданию и памятникам местного летописания, в том числе к «Повести о стране Вятской», в изучении которой за прошедшие годы был сделан значительный шаг вперед. В первую очередь, благодаря открытию полного текста «Сказания о вятчанах», который был обнаружен Даниэлем Кларком Уо в Национальной библиотеке Республики Узбекистан и впоследствии описан в монографии «История одной книги: Вятка и «не-современность в русской культуре петровского времени», увидевшей свет в Санкт-Петербурге в 2003 г. [1]

Открытие «Сказания о вятчанах» всколыхнуло интерес к вопросам русской колонизации Вятского края. Ответом на этот вызов стала монография А. Л. Мусихина «Вятка: Символы и смыслы» [2], которая, по представлению Вятской епархии, была номинирована на премию Кировской области. Причем, неслучайно, так как во время работы исследователя с памятниками вятской письменности, хранящимися в центральных архивах, епархия оказывала посильную помощь в приобретении их электронных копий, которые позже были переданы в фонды Вятского Духовного училища.

Посильное участие в этих исследованиях также принимал автор этой статьи, которому посчастливилось не только исследовать памятники вятского летописания, но также нести послушание настоятеля Борисоглебской церкви села Никульчино и одного из организаторов Никулицкого крестного хода, многократно бывать в местах, ставших колыбелью православной Вятки и наблюдать их, что называется, в полевых условиях. Результаты этих наблюдений не раз были представлены на конференции «Обретение святых», в статьях, опубликованных по итогам работы [3, 4], а также в книге «Начало Страны Вятской», изданной приходом Никулицкой церкви и опубликованной в сети интернет [5].

Итоги всей этой большой работы по изучению Никулицкой традиции можно представить в виде следующих тезисов.

Впервые известие о походе новгородцев, взятии Болванского городка и основании Никулицына, появилось в вятских статьях «Летописца старых лет», написанных между 1666 и 1674 гг. [6], после возвращения первого вятского епископа Александра с Большого Московского собора 1666—1667 гг. и до его отъезда из Хлынова в январе 1674 г. Откуда это известие попало в «Сказание о вятчанах» и «Повесть о стране Вятской», составители которых его значительно дополнили и раскрасили различными подробностями. Опираясь на известные им источники, в соответствии с историческим моментом и собственными представлениями об участниках похода 1181 г., которых автор «Сказания о вятчанах» называет беглыми холопами, а автор «Повести о стране Вятской», оспаривая это мнение, «самовласцами», то есть полноправными новгородскими гражданами.

О том, насколько это соответствует истине, известные нам источники судить не позволяют. Важно другое – критика в адрес «Повести о стране Вятской», причем, часто обоснованная, не отменяет факта первого упоминания о походе 1181 г. в «Летописце старых лет», что делает особенно актуальным исследование именно этого источника и заставляет с вниманием отнестись к событию, с которого когда-то началась история русской Вятки.

По мнению А. Л. Мусихина, это позволяет сделать вывод о том, что «в более раннем вятском летописании существовала только одна дата – 1181 г., которая никак не соотносится с датой похода через Вятку ушкуйников в 1374 г.» [4, C. 20]. Все попытки отождествить эти два события на основании того, что их даты подозрительно похожи, следует признать несостоятельными. Напомним, что первым это мнение высказал А. С. Верещагин (1835—1908), предположивший, что автор «Повести» намеренно состарил историю Вятской земли на два века, чтобы «воспрославить своих вятских праотцев и связать их начальную историю с историей знаменитых новгородских древних славян», и «по тем побуждениям букву летописного известия (6882—1374 г.), обозначающую 800, заменил буквой, обозначающей 600 (6682—1174 г.), и такой ничтожной, по-видимому, „поправкой“ поход новгородцев на Вятку отнес ко времени более раннему, чем он был, ровно на двести лет» [7, С. 90—91]. При этом вопрос о происхождении дат начала русской колонизации Вятки и времени основания г. Хлынова по-прежнему остается дискуссионным [4].

Что касается нравственного облика пришедших на Вятку новгородцев, то обстоятельства их похода, центральным событием которого стало взятие Болванского городка и Кокшарова, сами по себе, свидетельствуют о том, что их поход носил захватнический характер. На что, среди прочего, указывает тот факт, что новгородцы вторглись в земли вотяков во время жатвы, когда те не могли дать им организованный отпор и позволили пришельцам овладеть землями центральной Вятки, расположенными между устьями Чепцы и Моломы, точь-в-точь на широте Новгорода Великого 58°31» с. ш. (для сравнения: координаты Хлынова – 58°36», Никульчино – 58°34», Орлова – 58°31», Котельнича – 58°17» с. ш.). Что позволило переселенцам применить на новом месте известные им сельскохозяйственные технологии и выращивать знакомые культуры, в первую очередь, хлеб.