Алекс и Адель. Рождество в Нью-Йорке

– Джон, я немного занят… нет, не на работе. Вот чёрт! А вы где?

С любопытством смотрю на Алекса. Он проводит пятернёй по всклокоченным волосам и, сбросив вызов, поворачивается ко мне.

– У знакомого днюха, празднуют здесь недалеко. Завалимся?

– А это удобно? Я там никого не знаю, это всё-таки твои друзья.

– Ты знаешь меня, Морковка. Это главное.

Алекс уворачивается от моего удара и громко смеётся, запрокинув голову.

Морковкой называть меня может только папа!

Глава 4

– Тебе нравится джаз? – нервно кричу через приоткрытую дверь ванной. – Я видела, тут недалеко играют, может, сходим?

– В качестве разнообразия, может быть, – долетает до меня расслабленный голос Алекса.

Наклонив голову, закатываю к потолку глаза, стараясь не видеть покрывающих мою грудь засосов. Зажмурившись, изо всех сил пытаюсь вспомнить, как они появились, но всё будто накрыто железным колпаком. Хотя теперь я отлично помню, как мой язык изучал голый торс Алекса… а вот то, как он пытался меня сожрать, в памяти не воспроизводится. Может, кто-то сверху жалеет мою нестабильную психику?

Я хочу помнить… каждую секунду, проведённую с ним.

– Вспоминай! – приказываю своему отражению в зеркале, ткнув в него пальцем, и снова кричу: – Или Бродвей! Может, сходим на Бродвей?

– Завтра развлечение выбираю я, – делает он акцент на этом «я». – Мы идём на «Никсов». Билеты уже выкупил.

Отлично. Баскетбол.

– Ты что, за них кому-то душу продал? – выкрикиваю, глядя в свои глаза.

В самом деле, где он достал эти билеты?

– Нет! – кричит Алекс в ответ. – Только гостайну.

Очень смешно.

За такое в Штатах положена смертная казнь. На секунду страх за него сковывает сердце. Ну и работëнку он себе выбрал!

Упираюсь руками в умывальник и выдыхаю, кусая губы.

Он сидит там, за дверью, прекрасно зная, откуда у меня это. Как и то, что я делала, когда… добралась до резинки его трусов. Это нечестно, что он всё помнит…

Рассеянно перебираю свою одежду, разложенную на умывальнике, не зная, что надеть.

– Куда мы идём, напомни? – Разрываюсь между платьем, юбкой и своими мыслями.

– Одно местечко в Гринвиче. Ничего особенного. Там будет пара ребят из лаборатории и их френдгëрл.

Ничего особенного… и что же мне надеть?

– А твоя подружка… – Выхватываю из стопки красный пушистый свитер. – Джесс, кажется? Или Британи? Будет там?

Очень красивая мулатка с большими карими глазами. Экзотичная как розовый лимон. С очень уверенными задницей и грудью. Она мне сразу не понравилась, как только я увидела её у него на шее. Он постил совместные фотки в своих соцсетях всю осень, а потом она куда-то делась, но фото остались.

– Камила, – раздаётся прямо за моей спиной.

Резко развернувшись, прикрываю телесный пуш-ап свитером и вскрикиваю:

– Я голая!

– Ты в белье, – хмурится он, глядя на мои плечи. – Это не то же самое.

На мне трусы и лифчик.

Какого чёрта он так делает?

– Выйди! – с отчаянием требую я.

– Чего я там не видел? – продолжает Немцев рассматривать ту часть меня, где нет лица!

Его слова ударяют по моим нервам своей двусмысленностью.

Мы никогда раньше не водили двусмысленных разговоров. Он сказал так специально, чтобы меня смутить. И зачем? Ведь мы же договорились, что ничего не было.

– Алекс! – рычу, указывая пальцем на дверь. – Проваливай!

– Чëрт… – бормочет, протягивая руку и бесцеремонно выхватывая у меня свитер.

– Отдай!

Но мой протест ничто в сравнении с выражением его лица – он улыбается как безнадёжный олигофрен в третьем поколении. Тупо пялясь на отпечатки своего рта, разбросанные повсюду на моей груди.

Медленно подняв глаза к моему лицу, почëсывает затылок.

Резко отвернувшись, хватаю с умывальника другой свитер и натягиваю его на себя, но это меняет ситуацию ровно на ноль целых и одну сотую, потому что он еле прикрывает пупок, и я всё ещё в трусах, а Алекс вдруг оказывается за моей спиной. Поймав мой настороженный взгляд в зеркале, наклоняется и берёт меня в кольцо из своих рук. Открыв кран, подставляет ладони под струю горячей воды.

Я сглатываю и не могу пошевелиться. Колени вдруг становятся чертовски мягкими, потому что горячее дыхание Немцева щекочет мою шею. Он касается своей одеждой моих спины и бёдер. Я чувствую тепло его тела, мне хочется закрыть глаза, и в этот миг мозг услужливо подкидывает воспоминания…

Нет!

«Я верхом на нём. Сдираю с него футболку. Он поднимает руки, помогая, и набрасывается на мою грудь. Втягивает в рот сосок прямо через ткань кружевного лифчика, в котором я была вчера! Дёргает чашку вниз и набрасывается опять! Сначала на один сосок, потом на другой, пока я… как ненормальная прижимаю к себе его голову…»

Это кошмарное воспоминание теплом просачивается под кожу и собирается между ног тягучей болью…

Замерев как истукан, жду, пока он вымоет свои и без того чистые ладони и испарится к чертям, чтобы я… могла подумать о том, чем он, чëрт его дери, думал, когда позволил мне на себя забраться! Он не выглядел жертвой… совсем не выглядел…

Закрыв кран, Алекс отстраняется и спокойно вытирает руки полотенцем. Так тщательно, будто искупал их во фритюрном масле.

– Алекс… – рычу с угрозой. – Кончай!

– Что мне делать? – клоунски выгибает он брови.

– Проваливай! – указываю пальцем на дверь.

– Где мне кончать? – паясничает. – Прямо здесь? – указывает руками на кафельный пол.

– Хватит! – Топаю я ногой, собираясь то ли реветь, то ли смеяться.

– Хочешь, чтобы я кончил сейчас? Или, может, сначала поедим?

– Дурак… – Схватив свою юбку, запускаю в него, чувствуя, как к горлу подкатывает дикий смех.

– Я обычно не кончаю до ужина… – Уворачивается и пятится к двери. – Но могу кончить перед завтраком…

– Алекс! – смеюсь, запрокинув голову.

– Можем кончить вместе…

– НИКОГДА! – визжу, швыряя в него полотенце.

Увернувшись, подходит к двери и разворачивается, будто без этого наговорил слишком мало!

– Тебе нужно быть поаккуратнее с пивом, – задирает вверх свою толстовку.

Моя челюсть падает вниз, а краска смущения заливает лицо цветом перезрелого помидора .

Его плоский, покрытый светлыми шелковистыми волосками живот выглядит так, будто его… обстреливали шарами для пейнтбола, но это был всего лишь навсего мой рот.

– Оденься потеплее, – говорит, лукаво улыбаясь и возвращая толстовку на место. – Мы пойдём пешком.

Глава 5

В воздухе кружат крупные снежные хлопья, добавляя повсюду магии. Этому рождественскому городу и этому подсвеченному с размахом вечеру. Через два дня сочельник, и я очень рада, что попала сюда именно в это праздничное время. Уже совсем скоро Кевин останется дома один, и я решаю внести пункт о просмотре этого фильма в список наших с этим невыносимым человеком дел.

Оглядываюсь по сторонам, беспричинно улыбаясь и забыв на этот вечер обо всех своих терзаниях и бедах.

У меня дух захватывает!

Кажется, мне здесь действительно нравится.

Навстречу идут два Санта-Клауса, переговариваясь на испанском.

Запрокинув голову, рассматриваю фасады из красного кирпича и выкрашенные в чёрный пожарные лестницы, которые опутали их от самой крыши. Настолько знакомые виды, будто я здесь всю жизнь прожила. Всë-таки эта нация умеет спекулировать на каждом клочке своей собственности. Почему я не была здесь раньше? Кажется, потому, что мой отец терпеть не может перелёты длительностью более восьми часов. В самолёте он обычно становится капризным как ребенок, поэтому они с мамой уже лет семь проводят годовщину своей свадьбы в Дубае, лететь куда-то дальше Арабских Эмиратов он принципиально отказывается.

Это немного омрачает ситуацию, и моя беспечность на секунду притупляется.

Вчера в самолёте я нервничала и думала о том, что мне будет кошмарно сложно начать новую жизнь так далеко от дома и родителей, но как только я сошла с эскалатора и увидела…

Повернув голову, смотрю на точëный профиль Алекса.

У него на голове бейсболка с эмблемой «Нью-Йорк Янкиз» и капюшон толстовки. Выглядит он глубоко задумчивым.

С тех пор как я увидела его вчера, мне уже всё без разницы. Если он поблизости, я смогу ассимилироваться со скоростью света хоть в Ираке. Именно поэтому мне просто необходимо, чтобы всё стало как раньше! И я хочу, чтобы он тоже это понял и перестал на каждом шагу ставить мне палки в колеса. Неужели он не понимает, как легко можно всё разрушить нашими… сиюминутными прихотями. Да, чëрт возьми, теперь я прекрасно знаю, что он тоже этого хотел.

Обрывки моих воспоминаний вихрем проносятся в голове, глаза опускаются на его губы. Я так и не вспомнила наш первый поцелуй, и это выводит меня из себя больше всего.

Чëрт.

Чëрт.

Чëрт.

Тряхнув головой, обеими руками хватаюсь за его бицепс и спрашиваю беспечно:

– Как называется эта улица?

– Не имею понятия, – отвечает Алекс, напрягая мышцы, потому что мои ноги просто разъезжаются в разные стороны.

По всем каналам трубят про гололёд и про то, что городские больницы завалены пациентами с переломами. Я не хочу стать одной из этих жертв, поэтому цепляюсь за Немцева ещё крепче, потому что, в отличие от меня, он чувствует себя очень уверенно.

– Ты же знаешь, куда идти, да? – улыбаюсь, заглядываясь на украшенную сверкающими звездами витрину «Тиффани».

У меня на шее болтается их знаменитая подвеска в форме ключика, которую Немцев подарил мне на позапрошлый Новый год, перед тем как подписать контракт на работу в своей лаборатории. Он её узнал, чем снова взволновал мои расшатанные нервы.

– Не уверен, – говорит, тормозя нас на светофоре и осматриваясь. – Здесь дорогу перекрыли, придётся обходить.

– Тебе нравится тут жить? Не думал перебраться ближе к океану?

– Здесь предлагают лучшие условия для лабораторной практики.

– Я не про это, Алекс. Я про мечту. И про твои желания. А не про работу, – тихо смеюсь, ударив его кулачком в плечо.

– Намекаешь на то, что зануда из нас всë-таки я? – повернув ко мне голову, спрашивает Алекс.

– Ты гений, – мурлычу, улыбаясь.

Алекс довольно улыбается мне в ответ, чуть щуря свои зелёные глаза, и ровно говорит:

– Здесь таких полно.

Замерев, смотрю на него в ответ не моргая, потому что перед глазами вспыхивает картинка…

Твою мать!

К щекам приливает кровь. Будучи парализована откровенностью видений, чувствую приливы крови в тех местах, которым я бы посоветовала заткнуться!

Под трусами у него всё в полном порядке…

Настолько, что ниже пояса у меня вдруг всё напрягается и сжимается, а потом ноет и требует…

Господи, Немцев!

Смотрю на него, не зная, смеяться мне или плакать!

В его трусах помимо… сглатываю слюну… помимо всего прочего…

Мамочки…

Помимо всего прочего есть татуировка в виде подковы! Прямо над… над…

Что за идея такая! Только он мог до такого додуматься! Это что, на удачу?!

Меня раздирает от потребности спросить и от потребности посмотреть на его ширинку.

Прикусываю язык и сжимаю губы.

Его взгляд становится пристальным и таким… опасным. Будто он загнал меня им в угол и не собирается отпускать.

– Что с тобой? – выгибает светлые брови, с любопытством рассматривая моё застывшее в ужасе лицо. – Вспомнила что-то интересное?

– Э-э-э… – прячу от него глаза, – Ничего. В моем мозгу просто белое полотно. Ну знаешь, там, где должен был быть вчерашний вечер, там, слава богу, чистый лист!

Отпускаю его бицепс и засовываю руки в карманы. От греха подальше.

Алекс молчит, награждая меня в ответ тяжелым взглядом. На его скулах пляшут желваки, так сильно он сжимает челюсти, и я опускаю глаза, разглядывая носы его потрëпанных жизнью тимбов. Не могу же я ему сказать, что только что вспомнила, какой бархатный на ощупь его член! Какой он правильный и не маленький, когда он возбуждён…

Может быть, в добавок ко всему я вспомню, какой он на вкус?!

Боже…

И от этого воспоминания в животе зарождается тёплый вихрь, который спускается мягким томлением между моих ног.

– Адель, ты же знаешь, что можешь сказать мне всё что угодно, да, милая? – делает он ласковый голос.

– Да… потому что мы лучшие друзья, – решаю ему напомнить, растягивая губы в картонной улыбке.

Выходит паршиво, потому что Алекс не спешит улыбнуться в ответ. Между нами повисает тягостное молчание, перерастающее в почти осязаемое напряжение.

– Верно, друзья… подруга, – выдаёт Немцев и делает шаг в сторону дороги, отворачиваясь первым. – Зелёный загорелся. Не отставай, потеряешься – искать не буду.

– У меня навигатор есть! – рычу ему в спину, борясь с желанием запустить в его светлую башку пригоршней снега.

Почему он так упорно сопротивляется тому, чтобы мы вернулись в ту точку, в которой были до вчерашнего вечера? До того момента, пока не залезли друг к другу в трусы? Да я почти уверена, что его пальцы побывали в моих!

И от этой мысли щëки начинают гореть огнем.

– Он тебе никогда не помогал.

Обиженно поджимаю губу и выдыхаю в беззвëздное нью-йоркское небо.

– Алекс… – прошу примирительно, возвращая ладонь ему на бицепс. – Давай не будем…

– Отстань, Зануда, – раздражëнно бросает он через плечо, скидывая мою руку. – Просто, блин, помолчи сейчас, окей?

Насупившись, пихаю руки в карманы.

Глава 6

– Где ты жил в Париже? – спрашиваю у чернокожего француза по правую руку от себя.

У него на голове кудрявый бес и ослепительно белая улыбка на лице. Даже несмотря на то что он кажется немного непривычным, я не могу не признать его красавчиком. Здесь, в Штатах, смешалось столько разных культур, что к этому тоже нужно привыкнуть. Кажется, Немцев уже привык… судя по тому, что всю осень он провел с этой… как там её… Британи.

С усилием выталкиваю его из своей головы. Вместе с содержимым его трусов, кубиками его пресса и чëртовой подковой вокруг его… его…

Схватив стакан, делаю жадный глоток колы. Я решила завязать с алкоголем навсегда! Судя по всему, он пробуждает во мне самые тёмные и неуправляемые стороны, о которых я до вчерашнего дня даже не помышляла!

– Любишь Париж? – обаятельно улыбается парень, поднося к губам пиво и заглядывая в мои глаза.

Его внимание немного смущает. Я чувствую, как розовеют щëки, потому что его глаза всматриваются в мои так пристально, будто мы не о Париже говорим, а о том, что у нас с ним что-то в нём было.

Кажется, он меня клеит, и, несмотря на то что я не планирую звать его «к себе», мне его внимание льстит.

– О да, – улыбаюсь ему в ответ.

Не молчать же как отсталой, лишь потому, что моё правое ухо пылает от пристального взгляда одного охламона.

Заправив за уши волосы, увлечённо продолжаю:

– Два раза. Один раз я прожила там полтора месяца. Люблю этот город, мечтаю ещё раз там побывать…

– Что мешает купить туда билет? – мрачный голос Немцева бесцеремонно вклинивается в наш разговор, моё ухо продолжает пылать.

Повернув голову, смотрю на Алекса в упор, отвечая не без раздражения:

– Ничего. Может, я так и сделаю.

Изобразив абсолютный покерфейс, он подносит к губам третий за последние сорок минут бокал тёмного пива и… допивает его залпом, после чего демонстративно грохает стаканом о стол, а потом встаёт и направляется к бару.

Чтобы успокоиться, выпускаю из себя весь воздух и пытаюсь сконцентрироваться на своём приятном и обаятельном собеседнике! Жиль. Так зовут приятеля Алекса, на которого он меня бросил, сразу как мы пришли в этот бар, наполненный незнакомыми людьми всех национальностей. Ведь у него нашлись очень важные дела. Кажется, он собирается напиться или уже сделал это, потому что ведет себя отвратительно.

– Восемнадцатый округ тебе о чëм-нибудь говорит, красотка? – улыбается француз, крутя на деревянном, потрëпанном жизнью столе свой мобильный.

– А всего их сколько? Двадцать? – поддерживаю я разговор. – В восемнадцатом никогда не была. В путеводителе писали, что северные округа небезопасны.

– О да, детка. Там настоящее гетто, как здесь в Детройте. Не ходи туда одна, – понизив голос, подаётся он ближе.

– Да я и не собираюсь, – отвечаю, бросая взгляд на барную стойку поверх его плеча.

Туда, где мелькает чёрная толстовка Нью-Йоркского университета и русая макушка её владельца, в которую мне весь вечер хочется чем-нибудь запустить.

– Большой мальчик не в духе? – усмехается Жиль, проследив за моим взглядом.

Подойдя к стойке, мой худший друг перебрасывается с барменом какими-то шуточками, и перед ним возникает шот текилы, а после этого, словно по велению волшебной палочки, рядом с ним материализуются две девицы.

Впившись пальцами в свой стакан, наблюдаю исподлобья.

Судя по всему, они знакомы. Блондинка с высоким хвостом и силиконовой грудью и тощая мулатка с косичками, на которой такая микроскопическая юбка, что я начинаю непроизвольно переживать за её будущее потомство!

– Что-то не похоже, – цежу, сводя брови к переносице.

Я не ревную. Нет. Пусть делает, что захочет…

Переведя на Жиля глаза, натянуто улыбаюсь.

Он милый и всё такое, но я знаю его от силы сорок минут. Немцев же не бросит меня здесь, укатив с одной из «этих»? Это было бы настоящим свинством с его стороны!

Нервно одëргиваю собравшийся на талии свитер и жгу глазами коротко стриженный светловолосый затылок у барной стойки. Шоты текилы всё прибывают и опустошаются, а мулатка наклоняется и кладёт руку на плечо Немцева, что-то шепча ему в самое ухо. При этом Алекс смотрит прямо на меня, пьяно улыбаясь. Это выглядит отвратительно, потому что грудь мулатки буквально распласталась на его бицепсе, и кажется, Немцева это не парит, но вдруг совершенно не устраивает меня!

Мои внутренности натягиваются в струну, когда, зажав зубами дольку лайма, девица обнимает его за шею и тянется к его лицу. Ещё несколько секунд, и они целуются.

Какого чёрта?!

Вскочив на ноги и открыв рот, в шоке наблюдаю за тем, как её губы жрут губы Немцева, а руки шарят по его плечам и спине, но при всём этом этот кобель каким-то чëртовым образом умудряется смотреть прямо мне в глаза! Как чëртов статист фиксируя все оттенки моего шокового состояния.

– Я… мне надо… в туалет… – Пихаю плечи Жиля, чтобы он выпустил меня из-за стола, и улепетываю в сторону уборной.

Мне требуется вагон времени, чтобы привести свои мысли в порядок.

Глядя на свое отражение, в ужасе понимаю, что ревную как ненормальная. Что представляю, как выдëргиваю этой мулатке руки, а потом волосы. У меня никогда не было этого зловещего чувства собственности к нему, а теперь появилось! Вдруг в панике думаю о том, что однажды он встретит девушку, которую полюбит по-настоящему. Она перевезëт в его квартиру своё барахло, и они заживут долго и счастливо… а я… буду крестить их многочисленных белокурых детей…

– Мамочки… – шепчу, до боли закусывая губу, когда от стресса мой мозг активно включается в работу.

«– Трусишка… – шёпот Алекса обжигает дыханием кожу на шее.

Тёплая волна накатывает на моё тело…

Мы в такси, и я не могу оторваться от него даже на миллиметр. Теперь, когда могу его трогать, не получается остановиться. Вожу носом по его шее, как чокнутая кошка извиваясь в его руках.

Он тихо смеётся и ловит мои губы своими. Надавив ладонью на затылок, погружается в мой рот языком и издаёт похожий на рычание звук, шумно втягивая носом воздух.

– Девочка моя сладкая… – шепчет мне в губы. – Ты ко мне приехала?

– Да… – Упираюсь своим лбом в его. – Поцелуй меня… пожалуйста…

– Куда? Сюда? – прикладывает палец к моим губам.

– Алекс…– шепчу со всхлипом, запуская пальцы ему в волосы и подставляясь для его торопливых и жадных поцелуев и укусов.

– На тебе чулки? – хрипит он, оглаживая мои бёдра ладонями.

– Д-да-а…

– Для меня..?

– Тебя…

Его рука с силой сжимает мою талию, когда он пересаживает меня к себе на колени. Со стоном впечатываюсь промежностью в твердый пах, пока его губы лижут и покусывают мою шею. Сдëрнув вниз платье, всасывает кожу на моей груди и захватывает сосок через тонкую ткань лифчика. Обводит его языком и легонько ударяет, лаская. Ладонь медленно скользит вверх по бедру, поддевает пальцами край стрингов и оттягивает их в сторону…»

Закрыв ладонями лицо, визжу так, чтобы меня никто не слышал, потому что я понятия не имею, как жить дальше с той информацией, которую сейчас исторг мой услужливый мозг.

Глава 7

– Ты… пф-ф-ф-ф… с ним справишься? – выдыхает Жиль. – Чëрт, какой тяжёлый… – бубнит на французском, сваливая огромную тушу Алекса на кровать.

Кровать жалобно скрипит, и я боюсь, как бы она не развалилась к чертям собачьим…

– Да, – сложив на груди руки, заверяю парня. – Спасибо.

Выпрямившись, он осматривает распластавшееся на кровати тело и говорит:

– Пока, приятель.

В ответ тот издаёт какую-то нечленораздельную билеберду, которая смахивает на:

– ЛюблютебяЖильбертмойлучшийдруг!

Возвожу глаза к потолку.

Надеюсь, обойдемся без национальных русских поцелуев.

Не знаю, плакать мне или смеяться. Я первый раз в жизни вижу Алекса или кого бы то ни было ещё в таком состоянии!

Присев на корточки, начинаю расшнуровывать его ботинки, зло дергая за шнурки.

По крайней мере, он напился достаточно, для того чтобы не суметь уйти из бара самостоятельно, не то что в компании блондинок, брюнеток и мулаток.

Не делая ни малейшей попытки помочь, этот пропойца наблюдает за мной с глумливой улыбкой. Просунув руку в нагрудный карман куртки, достаёт оттуда мятную конфету и засовывает её в рот, а обертку бросает на пол.

Смотрю на него раздражённо, намекая на то, что он свинья.

– Могу принести тебе мыло. Ну знаешь, чтобы ты вымыл рот! – Это не помешало бы, после того как там побывала та мулатка.

– Понравился этот лягушатник, м? – тянет, смакуя каждое слово и не обращая на мои слова никакого внимания. – У него член до колен.

Уронив ботинок, смотрю на Немцева ошарашенно.

На его лице наглая усмешка, будто к нам в гости решил заглянуть его двойник-мерзавец!

– Конечно, – говорю не без издевки, принимаясь за второй ботинок. – У моего будущего мужа будет как раз такой. ОГРОМНЫЙ.

– Ты расскажешь… пф-ф-ф… своему… будущему мужу, как умеешь мухлевать в… карты? – бормочет Немцев, приподнимаясь на локтях.

– Я не мухлюю, – заявляю деловым тоном.

Последние пару лет.

– Я набью ему морду… – вдруг говорит он хриплым голосом.

– Кому? – спрашиваю раздражённо. – Жилю? Своемулучшемудругу?

– Твоему будущему мужу.

Вздохнув, смотрю на него, пытаясь понять, что и зачем он несёт?! А моя мама до сих пор считает этого человека гением…

– Агрессия – это путь в… ни… ку… да… – Стянув с него второй ботинок, шлёпаюсь вместе с ним на задницу. – А мой муж – не твоя забота! – Швыряю ботинок куда подальше.

– Твой отец так не считает, – цокает этот дурень языком. – Присматривать за тобой он попросил меня.

– О, ты отлично с этим справляешься! – обвинительно тычу в него пальцем.

В первый же день я оказалась в его кровати пьяная и голая! В первый же чëртов день!

Выражение его лица меняется как по мановению волшебной палочки. Становится непроницаемым. Зелёные глаза вспыхивают недобрыми искрами.

Зло смотрю на него в ответ. Сдуваю с лица упавшие пряди волос и, поднявшись на ноги, гляжу на него сверху вниз.

– Иди, – делает мне знак рукой, сгибая и разгибая все пальцы разом. – Помоги снять куртку. Своему лучшему другу.

Интонации его голоса заставляют меня насторожиться. Тем не менее я понимаю, что ему и правда нужно раздеться, и я не могу бросить его здесь пьяного и одетого, потому что… потому что люблю!

Встав над ним, решаю, как лучше будет это сделать.

Тяну за рукав, грубо веля:

– Сядь.

Кое-как отталкивается от матраса и, тряхнув головой, садится на краю кровати.

– Всё кружится… – снова трясёт он головой.

– Так бывает, – сообщаю я безжалостно. – Когда запиваешь «Гиннесс» текилой.

– Нерационально, да? – вдруг ласково произносит Немцев. – Никакой чëртовой логики, м?

Наши лица оказываются почти на одном уровне, а его рука вдруг обматывается вокруг моей талии и крепко сжимает, притягивая к себе.

– Что ты делаешь? – Упираюсь руками в его плечи.

– Ты зануда, Адель… моя любимая зануда, – слегка севшим голосом произносит он, глядя на мои губы.