Исповедь коралловой женщины

Прочитала у Людмилы Улицкой про инвалидов. Она вспоминает мешки-обрубки, висящие на крючках в госпитале на Валааме, и колясочников – тележка на подшипниках, в руках – две «щётки». Вот такой дядя Саша имел сапожную мастерскую в 1-ом Смоленском переулке. Сандалики чинились у него. Позже на углу Смоленской возникла палатка ассирийца, он дома чинил обувь и был уже на двух ногах.

О причёсках

Разбирая фотографии с самого детства я проследила эволюцию причёсок. Сначала «под горшок» стригли всех малышей. И в 1-ом – 2-ом классе на фотографии за партами сидят одни «горшки». Потом – пробор с бантиком. Волосы у меня непослушные, их очень много, никакие заколки не помогают, я всегда растрёпана, и маму вызывают в школу. Скольких слёз мне стоило это времечко. Не за себя волновалась, а за маму – что она теряет время. Потом две косы толщиной с кулак на прямой пробор. С этой причёской я окончила школу.

Сейчас на программе «Умники и умницы» увидела умнейших девочек из военных училищ с двумя косичками. Как это мне напомнило то время!

Потом в институте – косой пробор, волна и одна коса. А потом пошли начёсы. Я стала ходить в парикмахерскую, сидеть под горячей сушилкой, испортила себе кожу, появилась перхоть. Из-за несчастной любви я срезала волосы, и мне очень шла короткая стрижка. Но опять-таки надо было ходить в парикмахерскую. Купила японский парик из натуральных волос. Надоело, сделала шиньон из своих же срезанных волос и закрепила его на круглом гребешке. Мне очень шла эта причёска. А в 60 лет муж мне сделал подарок – бантик. Шиньон лежит в шкафу, парик лежит в шкафу, волос осталось с «гулькин нос», но я ношу бантик.

О домашнем хозяйстве

Я сама готовила, научилась у тёти Лены, соседки. Сама стирала. Кусок хозяйственного мыла чёрного цвета, т.к.долго хранился, бак оцинкованный, доска с рёбрышками, гладильная доска, рубель, 2 чугунных утюга – мой инвентарь. Этими утюгами я и сейчас глажу, хотя есть современный электрический. Была кружка с водой и твой рот – и брызги воды. А перед глажкой всегда с мамой тянули за углы простыни, пододеяльники и скатерти. Сушили только во дворе и летом и зимой (соседи не разрешали на кухне). Между моими деревьями натягивали верёвку. Зимние вещи сушили на солнце, а отбивали палкой и веником на турнике. Ковёр чистили на снегу.

Все кастрюли в доме, когда появлялась дырка, и вода заливала огонь, относились мною в «Металлоремонт» в доме на Плющихе, рядом с «Ремонтом обуви». Этот Доходный дом был покрыт глазурованной плиткой. Вместо него сейчас стоит фешенебельный розовый дом, где живут богатые люди. В этом доме теперь магазин для животных «Бетховен». Так эмалированные кастрюли проживали у нас свою вторую жизнь. Потом появились алюминиевые кастрюли – вечные, а теперь – тефлоновые и наборы эмалированных кастрюль.

Из Болгарии привозила утятницу из жаропрочного стекла, испугалась и подарила её Наташе. Чугунные сковородки сохранились в бабушкиных времён. А эмалированную утятницу я использую на все 100% и по сей день.

Маленькая эмалированная детская мисочка, из которой я ела манную кашку, синяя в горошек, с большущей дыркой по середине, стоит у раковины, как память о детстве.

Часто за готовыми обедами, когда мне было лет 7-8, я ходила с судочками в столовую на втором этаже здания в Чудовом переулке. На первом были курсы иностранных языков и директриса Надежда Александровна говорила: «Такая малюська, под столом ещё ходит, а уже за обедами пришла». И на трамвайчике № 42 или пешком я возвращалась домой, да и по лестнице надо было поднять всё это на 4-й этаж. Этот дом сломали, а на этом месте потом построили гимназию рядом с метро станция «Парк культуры». Столовые вытиснились «Кулинариями» – это уже было ближе к дому, на Плющихе. В «Кулинарии» были бифштексы и ромштексы, свиные отбивные, люля-кебабы и котлеты по-Киевски, а не гамбургеры, чисбургеры и стейки.

Когда открылась прачечная на Малой Пироговской, понесла я туда две простыни и два пододеяльника. Воглые принесла домой и решила их прополоскать. Серая взвесь отбила мой порыв. Всегда стираю сама.

За семечки или воблу могла глотать рыбий жир. Тогда всех детей лечили от рахита. А фурункулы подмышкой лечили пивными дрожжами. Ходила с бидончиком за ними на Хамовнический пивной завод.

Мой любимый врач, Александр Львович Мясников, часто вспоминает о деде, отце своей матери. А вчера – о советском прошлом. Вот и перекликнулись мы с ним в воспоминаниях: о рыбьем жире (с какими уговорами мама заставляла меня выпить эту ложечку…), о гематогене, который мы принимали за шоколад, о салате «Морская капуста», о консервах рыбных самых дешёвых «Камбала», о свиных мозгах, замороженных и самых дешёвых (а теперь эти мозги подают в самых фешенебельных ресторанах, как деликатес). Никакого свежего мяса никогда не было, мы покупали уже порубленные куски мороженного мяса. 90 копеек стоило замороженное мясо кита. На каждом углу были «Столовые», «Кулинарии», «Кафе», «Парикмахерские», «Булочные», «Бакалеи», «Пельменные»…

«В Столешниковом переулке были две кофейни: француза Лефенбенрга в доме № 8, в которую я любил заходить» (Мариенгоф). Я специально ездила туда в самый лучший кондитерский магазин Москвы (бывшей кофейне Цумберга в доме № 6) и покупала фирменную «картошку» и пироженое «Наполеон», которые пекли в этой пекарне… Иных уж нет, а другие далече. А рядом, уже в юности, я заходила в букинистический магазин «Медицинская книга», когда нужны были книги по генетике. А на углу Столешникова был 2-х этажный старинный Доходный дом Е.А.Обуховой и Оболенского. Впоследствии его надстроили и организовали книжный магазин на двух нижних этажах с внутренней лестницей.

Почтовые ящики висели на каждом столбе и на каждом углу. А теперь все переписываются по электронной почте. Наступил цифровой век. Потом возникли «Шоколадницы», «Блинные», «Кофейни»… А теперь огромные «Перекрёстки», «Ашаны», «Пятёрочки», «Ленты», «Глобусы» и проч. До них надо ехать либо на личном, либо на общественном транспорте. Когда-то ходили только с авоськами, потом с хозяйственными сумками-мешками, потом с иностранными полиэтиленовыми пакетами, украшенными красивыми картинками. А теперь – рюкзаки за спиной, сумки на колёсиках, и багажник в машине.

У мамы всегда от малого гемоглобина возникали фурункулы, даже резали. Как мне было жалко её. На следующий день надо было печатать. Я всегда называла её птицей Фениксом, из огня возрождалась.

Под Новый год я попала в Морозовскую больницу. Помню, как переживала, что не успела сдать домашнее сочинение по «Муму» Тургенева. И ещё как мы наряжали еловую веточку и окна палаты снежинками, вырезанными из фантиков и папиросной бумаги, которую принесла мама. Эта больница была построена меценатом из купеческой династии Морозовых. Алексей Викулович Морозов в 1900 году принял решение о строительстве больницы для детей из малоимущих семей. В честь него больница и названа Морозовской.

Голову мыли с керосином, т.к.часто находили гниды вшей. Друг от друга в школе заражались. А клопов в доме было! И в диване, и за рамами картин, и бессмысленно было бороться, т.к.приползали по щелям и дымоходам от соседей. А тараканы ползали по лестницам! У нас в полуподвале жили люди. В кухне был мусоропровод. Приходилось работать с кипятком. Всё бесцельно. А потом общей дезинфекцией и ликвидацией мусоропровода добились полной чистоты. Пока не зацементировали под лестницей, пели сверчки.

На лето мама, если не могла достать путёвку в пионерский лагерь, отправляла меня к молочнице из Внукова (тогда это была деревня, аэропорта не было). Она приносила молоко всей Плющихе, а летом мы у неё покупали охапки сирени. Дом жёлтого цвета двухэтажный с деревянной лестницей в ряду таких же домов. За домом – сарай, в котором держалась корова.

Однажды я так наелась жмыха (украла у коровы), что всё кончилось плачевно. Первое лето мама дала с собой деревянные качели. Второй раз – настоящий гамак. Где всё это?… Там сейчас город.

Всё у нас было добровольно

ДОСААФ – Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту; ГТО – готов к труду и обороне; Всероссийское общество охраны природы, сандружина. Собирали по 10 копеек, но и бутерброд, и мороженое тоже стоили 10 копеек. Поэтому…, когда я работала в школе и собирала эти взносы, то за «бедных» и за «жадных» я платила свои деньги.

Спортивные увлечения

О коньках

Коньки-канадки с ботиночками мне достались от мамы, лежали на антресолях во время войны. Лыжный немецкий байковый с начёсом костюм тоже достался от мамы. Тётя Саша (портниха) приспособила его для меня. Снегурочек у меня никогда не было. Каток был между улицами Петровкой и Неглинкой, назывался «Динамо» (потом выяснилось, что Галка Минеева жила на Петровке, напротив него). На местном «Буревестнике не каталась. Никаких внутридворовых стадионов не было. Мы сами заливали малюсенький каток, который даже не был огорожен и освещён. Дворы всё-таки были обособленны друг от друга, были заборы. А сейчас – единое пространство на все дома Ростовских переулков. Потом уже каталась по аллеям в Парке культуры им.Горького, в Лужниках по аллеям и набережной. На ВДНХ не была, аллеи стали заливать позже, когда я уже не каталась на коньках. На этих стадионах были тёплые раздевалки. А на дворовой площадке ребята раздеваются на скамейке.

О лыжах

В школе на уроках физкультуры зимой были занятия на лыжах в парке на Девичьем поле. Первые лыжи были широкие деревянные, надевались на валенки, ногу всовывали в кожаный ремешок, пятка была не закреплена, болталась влево и вправо. Следующие лыжи выбирали по росту, были тоньше, деревянные с металлическим креплением. Их надо было смазывать воском. Позже лыжи стали делать из деревопластика с металлическим креплением для лыжных ботинок. Ездила на станцию «Левобережная», училась спускаться с холмов. Почти каждое воскресенье ездила на станцию «Сходня», спускалась с гор. Потом стала ездить на Ленинские горы. Конечно, с трамплина я не спускалась. А далее – лыжные походы. Лет в 60 я прекратила кататься на лыжах.

В волейбольную команду меня не брали ни в детстве, ни в туристических походах.

О плавании

Плавать я не умела до 14 лет. Отчим, дядя Володя, взял меня на Водный стадион, поддерживал, вдруг отпустил и сказал: «Выкарабкивайся». Так я научилась плавать по лягушачьи. Никакими другими стилями так и не овладела. Потом ездили в Серебряный бор на Москва-реку, затем на море, в Анапу, а дальше во всех морских круизах я плавала в бассейне на лайнере и во множестве морей.

О шахматах

В шахматы играть не научилась, хотя дяди Володины шахматы дома имелись. Я

не спортивная.

Но мы играли в домино, настольное лото и шашки. Потом, спустя десятилетия, я хранила эти настольные игры.

Личная гигиена

В туалете пользовались нарезанным газетами, не задумываясь о вреде свинца в них. Мамина папиросная бумага с машинописным текстом отправлялась туда же. А теперь все пользуются туалетной бумагой разного качества и цены. В трудные годы 90-е и нынешние люди запасались туалетной бумагой наряду с продуктами. В 90-е не стеснялись идти по улице со связкой через плечо, а теперь – с упаковками.

Георгий Данелия снимает фильм «Серёжа». Нужен рулон туалетной бумаги. Посылает на этаж выше к Сергею Бондарчуку. Ему как Герою Советского союза выделяется туалетная бумага по одному рулону в месяц…

Сандружины

Вспоминаю о сандружинах. Т.к.время было послевоенное, напряжённое функционировал Комитет борьбы за мир… Были лауреаты премии Мира (Илья Эренбург, Константин Симонов…). В школах было поставлено военное воспитание и организованы сандружины. Мы не знали, что войны более 80-ти лет не будет. В детях воспитывали патриотизм, готовность защищать родину, создавались сандружины, обязательно сдавались нормы ГТО. Оказать первую медицинскую помощь я и сейчас могу. И руку, и ногу, и голову шлемом забинтовать умею, и кровотечение остановить могу, и шина дома есть, и раненого на носилках вынесу.

На углу Мансуровского переулка и Остоженки был красивейший доходный дом в виде терема – это и был дом Санпросвещения, где проходили межшкольные и межрайонные соревнования сандружин. Я всегда участвовала. Никто никаких униформ не выдавал, никто, кроме бумажной грамоты ничем не поощрял. А сейчас волонтёру и униформу выдай, и бесплатно накорми на мероприятии, и на концерт бесплатно пригласи… А отдачи?

Сбор металлолома и макулатуры

Были соревнования отрядов и звеньев как в школе, так и в пионерских лагерях. Был стимул получить грамоту или значок      .

А сейчас, когда я зашла в свою школу, все стены оформлены витринами, в которых кубки, медали за индивидуальную победу в соревнованиях. Коллективизм вытеснен индивидуализмом. Поэтому наше поколение (стариков) – поколение неравнодушных, активных. И никаких денежных призов нам не сулили. Дома собиралась каждая газетка, каждая вышедшая из строя кастрюлечка. Ходили по домам, по подъездам, выпрашивали макулатуру или железный лом. Цветной лом сдавался без расчёта, что он дороже. Сейчас в пунктах сбора металлолома находят статуи, даже памятник героям войны, и водосточные люки, и никому нет дела, что в дыру на асфальте может провалиться человек или животное. В погоне за рублём люди теряют человеческий облик. И мэры, и губернаторы в погоне за Большим Рублём продают свою душу дьяволу.

«Может завод, может гидростанцию на металлолом разобрать. Сейчас за железо хорошо платят», – 80-90-е годы, Георгий Данелия. В 80-е в городе Александрове, где у нас была дача, вместо радиозавода на территории функционировал пункт сбора металлолома. Все изгороди, все баки и вёдра, все металлические пруты были украдены и оказывались на этом пункте. Не только пьянь, не только цыгане, но и просто безработные жили за счёт этого пункта.

Всё моё детство был один домуправ, дядя Коля, и один участковый, дядя Вася, и один участковый врач, Васильева (уже нет в живых), и один сапожник в сапожной мастерской, дядя Миша, и один директор магазина Артамонова, или Ливерса. А в более поздние времена каждый год менялись начальники ЖЭКов, заработав себе площадь, начальники «Жилищников». И ни с кого исполнения просьбы или распоряжения не добьёшься. С 2019 года живу с протёкшим потолком… Всюду один трёп.

В школе играли в шашки, в домино, шахматы мне не давались, разгадывали загадки, решали ребусы, шарады. Анекдоты я всю жизнь не запоминала, стержнем компании не могла быть. Но была предана до 7-го класса Ленке Катюшкиной, а с 9-го класса и по сей день – Ленке Бернаскони.

В 9-ом классе пришла маленькая, улыбчивая, некрасивая, заманчивая девчонка. Когда она улыбалась, становилась красавицей. Она писала сочинения, выражая своё мнение: «Я думаю», «Мне хотелось бы сказать». Начитанная, знающая наизусть стихи, с литературным языком… Вот тут во мне что-то произошло, какой-то переворот. Я заворожённо слушала всего Симонова наизусть, и меня потянуло на чтение, на экскурсии в литературные музеи, на встречи в Политехническом, на встречи у памятника Маяковскому, я покупала сборники «День поэзии», я начала ходить в Дом литератора. Впоследствии я ходила всегда в Дом журналиста. Я развила себя сама. Томик Симонова, 1949 года, жив у меня. Ленка стала известным журналистом, возглавляла в ТАССе Отдел культуры. А сейчас ребята участвуют в каких-то квестах, зарабатывают какие-то баллы. Мы ходили в походы, чтобы познать родину. А сейчас – одни лайки. Мы ходили по азимуту, знакомились с производством деревянных игрушек в Звенигороде, с производством перчаток, с производством шоколадных конфет. А сейчас им подавай Италию, Японию и на всё хватает денег. Смотришь передачу «Орёл или решка», теперь «По странам и континентам» называется. Цель ведущего потратить как можно больше денег с золотой карты на 12-ти комнатный номер в отеле, на жратву из стольких деликатесов, что слон не съест, и постель не 300 рублей, а 3000 долларов. Эти слова я писала в 2014 году, когда Донбасс был разорён первый раз, и я относила в пункт приёма вещи для погорельцев. А откуда же у Украинского телевидения (это оно ведёт эту программу) такие барыши? Это же деньги телезрителей и от рекламы. Так потратьте их на восстановление Донбасса, а не на желудок Титаренко и Жанны Бадоевой.

На выпускном вечере, в 1959 году, я была в мамином, 30-х годов, шёлковом платье.

Школа впоследствии стала гимназией. Я была там на выборах в 2015 году. Школу не узнать (как здание и по внутреннему убранству). В нише организован малюсенький музей школы. А всюду расставлены кубки и висят медали за победы в различных конкурсах.

Пионерия. Дом пионеров

Память детства – это пионерский период.

В пятом классе на торжественный парад на Красной площади 9-го мая собралась затемно. Нагладила белую маркизетовую кофточку, сшитую тётей Сашей, пионерский галстук, юбочку, из веток берёзового веника и гофрированной бумаги сделала яблоневые цветы… На площади вдруг пошёл холодный дождь, кофточка плакала красными слезами, я промёрзла и моих слёз было целое море. Каждый год ходила на демонстрацию. А, помнится, демонстрация с Московской консерваторией. Снимала у нас комнату певица, пригласила на первомайскую демонстрацию. Я впервые увидела знаменитого баса Александра Огнивцева. Он был «новым» Шаляпиным. Я готовила бумажные цветы: белые – из папиросной маминой бумаги, розовые – из гофрированной, которую покупала в Мосбумторге на Арбате (где маме покупала копирку и ленту для печатной машинки). У дворника просила берёзовый веник и на него нанизывала цветы. А теперь новоявленный Шаляпин выступает с одной и той же русской песней и ловит невест одна другой богаче…

В 1-ом Неопалимовском переулке, в бывшей Конной слободе, в бывшем особняке был организован районный Дом пионеров. Вспоминаю о нём с нежностью: занятия физкультурой, самодеятельность, потом занятия туризмом, – всё связано с ним.

Новый год. Мама сшила из марли пачку, из ваты нашила снежинки, дала мне бабушкины красивые тапочки. Я была снежинкой на сцене Дома пионеров.

День образования СССР, 30 октября. Я представляю Узбекскую республику. Мама даёт мне шёлковый халат с большими цветами, широкий шёлковый шарф, тюбетейку кто-то дал, а веточку хлопка взяли из кабинета биологии. Как я волновалась, чтобы прочесть без запинки какое-то стихотворение об арыке… А сейчас на каждого дитятю – няньки, репетиторы, машины, 100 звонков в день: «Где ты?». «С кем ты?», «Что поел?». Вот и выросли целые поколения с недоразвитой душой. Стоишь в метро в 70 – 80 лет, а напротив бабушка сидит с великовозрастным внуком.

Когда я была учительницей в 589-ой школе, на Пироговке, то для организации турпоходов приходила в Дом пионеров.

О пионерских лагерях

Летом девать нас было некуда. Родители «выбивали» на работе смену в пионерском лагере – это была мамина головная боль. Лето-то состоит из трёх месяцев. В рюкзак, а потом в чемоданчик коричневый, собирались трусики, маечки, платьица, сарафанчик, носочки с красными метками, чтобы не украли. Вспоминаются бабушкины монограммы…

Были отряды для малышей и старших, пионервожатые и поварихи, медсестра. Как мы ждали родительские дни: немного фруктов и конфеток. Любила я очень компот, особенно ягоды. Основная игра – «Казаки-разбойники»: один отряд прятался, другой выходил через час и искал по стрелкам и тайным знакам разбойников. Это было в Лобне, у озера чаек. Распевали пионерские песни, любимую мамой «Летят перелётные птицы». А одна девочка запела: «Эх ты чубчик, чубчик кучерявый…» – так я познакомилась с Петром Лещенко и Козиным.

Сейчас на месте этого лагеря огромный город Лобня. Прогресс слизал романтику. Мама любила ещё одну песню – «Я люблю тебя, жизнь». Пел её Георг Отс. А сейчас на программе «Дети-голос» 6-ти -12-ти летние детки поют взрослые песни о любви, о сексе на английском и других языках, подражая взрослым, не понимая даже смысла.

В лагере под Звенигородом переходили Москва-реку в очень бурном месте. Потеряла золотые часики – подарок мамы. Не нашли. Как же мне было стыдно. Эти часики Витя подарил маме.

А на 3-ем курсе Пединститута я была сама пионервожатой.

Мои увлечения

Про чтение

До Ленки Бернаскони я очень мало читала. За школой строился жилой дом рядом с клубом от Академии им.Фрунзе. Валялись балки, трубы. Мои соученицы Галка Романова и Люда Полтева, мне казалось, придумывали какие-то сказки о подземном мире, когда мы бывали на этой стройке. Какие-то тролли, какие-то мышиные короли. Оказывается, они это читали: и Конан Дойля, и Чарскую. А я – только уши навостро. Ленка заставила меня читать, и ни одна новая литературная сенсация не проходит мимо меня. Я знакома с лауреатами и «Большой книги», и премии «Тэфи», и премии Андрея Белого. Я прочла всю Рубину и Улицкую, и Метлицкую, и Прилепина, и Викторию Токареву, и, и, и… Открыла для себя Гюзель Яхину и Марину Степанову, и Марию Степнову. Не читаю Донцову и Маринину. Люблю и сама пишу эссе. Не люблю детективную литературу. Четыре шкафа книг. Скупают их штуками по 200. Люблю выписывать цитаты. Во все картины вставляю бумажки, на которых любимые выражения.

Мой дядя Ося по маминой линии Куперманов писал книги под псевдонимом Константин Осипов и дарил мне их (пятый пункт заставлял евреев принимать фамилии и отчества русских, чтобы выжить). В 1946 году он подарил мне подарочный ОГИЗовский однотомник Пушкина, в 1947 году – Лермонтова, затем Гоголя и Флобера. И все с подписью: ««Ляле Данциг…», «Лясеньке…», «Ире Данциг…» от дяди Оси». Листания, шорох страниц, тактильные удовольствия, запахи типографской краски – вот чего лишены вы, любители компьютеров.

По телевидению идёт отбор претенденток для полёта в космос в документальном фильме Константина Эрнста «Вызов», и он говорит: «Евгений Онегин – это о нас Всё!». Я же помню другую мысль Аполлона Григорьева: «Пушкин – наше всё!». Прошло 2 века и всё равно в век виртуальных миров, в век вхождения в атмосферу Марса и путешествий на Луну слово для нас Всё!

Как редко слышала о друге Сергея Есенина Анатолии Борисовиче Мариенгофе. Он покинул родину, и к таким у нас было определённое отношение. А мысли-то его преследовали вечные, например: «Всякая вера приедается, время от времени её необходимо менять: Перун, Христос, Социализм». Сейчас многие понимают, что мы стоим на пороге новой веры. А про гетеру Фрину как цепко, язвительно, но и умно написано: «Гетера Фрина захотела восстановить город Фивы, но поставила одно условие: чтобы на воротах города красовалась надпись: «Разрушен Александром, построен Фриной»». К сожалению, предложение было отвергнуто… А вот эти слова прямо по мне: «Каждый из нас придумывает свою жизнь, свою женщину, свою любовь и даже самого себя». А потом за это расхлёбывается всю жизнь. А в книге «Циник» он пишет про декреты советской власти с 1918 по 1926 гг.: «Голод, холод, люди едят своих детей, трупы, глину, траву» – в это время издаётся декрет о возведении памятника Робеспьеру – герою Французской революции. Где он? В это же время 200 миллионов людей пухли от голода, а 20 миллионов бегут из России.

Т.к. я не работаю, много читаю, перечитываю. Попалась книга Виктории Токаревой «Дерево на крыше». Как кратко она строит предложения, но как правильно оценивает жизнь. И сколько афоризмов! «Мы все погорельцы. Все ждали от жизни большего, хотели одно, получили другое. Каждому не додали». «В 60-е годы делали диссертации, а теперь – деньги. В 60-е надо было достать, а не купить». А теперь 1 кг сырокопчёной колбасы стоит столько, сколько 1г золота, а 100 г чёрной икры – дороже золота. Её героиня ищет в Германии халат для подарка. «Халат – удобная вещь, но в Германии такой продукции нет». Сколько юмора в этих словах. Есть пеньюар, но он не для хозяйственных целей. А вот эти слова заставляют хохотать: «Даже если Ленин окажется непохожим – тоже сойдёт, главное маленький, лысый и с рукой вперёд к победе коммунизма».

Начиталась Захара Прилепина. Понравилась следующая мысль: «Есть гражданская позиция Горького, который спонсировал большевиков, а потом бежал от них на Капри. Есть гражданская позиция Бунина, который написал свои желчные «Окаянные дни». Есть гражданская позиция Пришвина, который сидел в лесу и ездил в Москву только за гонорарами. Есть гражданская позиция Бабеля, который воевал в Конармии. А Газанов воевал в Белой гвардии. Кто его вспомнит, кто его печатает, кто его читает?». Вот и вся характеристика положения в литературе.

Читаю Варлама Шаламова «Последний бой майора Пугачёва». Люди тогда были жертвой ложной теории о разгорающейся классовой борьбе. Тогдашнее правосудие било по порядочности личности. И, умирая, они так и не поняли, почему им надо было умереть. «Душу их подвергли полному растлению: не заступайся, не поддерживай, топи другого!». Как я всегда боялась прочесть Шаламова. Это же круче Солженицына на порядок! Но Солженицын у нас в героях… Ревела во весь голос.