Исповедь коралловой женщины

Опять перечитала «Как закалялась сталь». Почему он разорвал письмо Риты? «Не надо быть таким суровым к себе. В нашей жизни есть не только борьба, но и радость хорошего чувства».

2 декабря 1954 года. Это был единственный бой, где я не победила. По Анне Ахматовой «Мне показалось… мне захотелось… Это ты, но всё напрасно. Сердце, успокойся, его уж нет».

Много читала, жила образами героев. В дневник выписывала понравившиеся слова, цитаты. Думала, что первая делала открытие.

В моё время фильм «Сказание о земле Сибирской» и книга «Два капитана» формировали характер и образ идеальной любви. «Если надо пройти все дороги, пути», – поёт Вера Васильева…

А ещё трофейный фильм «Мост Ватерлоо», с Вивьен Ли, не оставил равнодушной ни одну девушку. Даже лица у актёров были благородные. А сейчас одни «Терминаторы», «Бандитский Петербург».

Потом идут записи карандашом. Под Новый год я обидела маму: я прогнала из дома дядю Володю. Её любовь – для неё это цепи.

Завтра зачёт, а я отхожу от долгих скандалов. Я – однолюбка.

Наступил 1956 год. В Доме отдыха Большого театра, на волейбольной площадке, увидела паренька, Славу Тищенко, отлично физически сложенного. Он был студентом Энергетического института. В Москве встречи продолжились. Жил он в общежитии, на Красноказарменной улице, только на стипендию. Поэтому никуда меня не приглашал: ни в какие кафе, ни в какие рестораны. Вечера отдыха в их Доме культуры и шатания по Москве – вот и всё развлечение, которое было у нас. А я жила только для него и хотела экзамен по химии сдать на пять только для него. А он с практики даже не позвонил, не узнал, как я сдала… Любила его все студенческие годы, тайно, домой не приглашала.

На зимних каникулах была в Ленинграде у очень далёких родственников. В квартире – 15 жильцов и один туалет, и одна кухня. В прошлом – это был доходный дом на улице Некрасова, 18. Купила пластинку песни из «Возраста любви» с Лолитой Торрес (в Москве не было).

«Как я буду жить до встречи,

Я не знаю,

Если вдруг тебя случайно

Потеряю».

Тебе 18 лет, а ты ещё девчурка, неопытная, ничего не понимающая в любви. Стыдно.

«Полюбила я парнишку,

А завлечь, не завлекла».

Весенняя практика в Нахабино. Славка на целине, не пишет. Я устала ждать.

1956 год. «Жизнь моя, любовь моя с чёрными глазами», – поётся хорошо, а на самом деле плохо…

«Может быть, он некрасивый,

Может быть.

Говорить он не умеет,

Может быть.

Ну а я люблю такого

И не вижу в том плохого.

Полюбила, полюбила,

И не знаю, как мне быть», -

пела Гелена Великанова из всех репродукторов.

Началось увлечение Гершвиным и джазом.

Песня «Любимый мой»:

«Может быть, я в среду с ним уеду,

Может быть, в четверг?

День тот превратится

В день весёлых приключений.

И мы себе вдвоём гнездо совьём

И песню запоём в гнезде своём.

Пусть только сердце ждёт,

И он придёт, любимый мой».

Конечно, на английском это звучит роскошно, а в переводе – топорно, но…

16 мая прочла Фёдора Достоевского «Неточка Незванова». Не надо столько слёз! А «Белые ночи» – все такие мягкотелые, сердечные. Никогда потом Достоевского не понимала.

Сдала ботанику Алексею Александровичу Курсанову, профессору. Все его звали «СейСаныч». Он понял, что я всё знаю на пять. До сих пор я помню каждый цветок и его название.

В моде песни Ива Монтана. «Опавшие листья»:

«Как я хочу, чтобы вспомнила ты

Что есть у самого моря тропа,

Где неожиданно наши мечты…

…Ветер осенние листья кружит,

Ему их нисколько не жаль».

Первая тетрадь закончилась. Второй дневник.

1957 год. Давно не заглядывала в дневник и не писала. «Любовь никогда не бывает без грусти…».

О фестивале

27 июня 1957 года. Открывается всемирный фестиваль молодёжи.

Дядя Володя мне подарил ФЭД, я сама фотографировала или просила людей меня сфотографировать.

Всё утро проторчала на Красной площади, разговаривала по английски. Кто-то указывал руками на все черты лица. И все пели: чи-чи-ли-ли, чи-чи-ли-ли… Это были чилийцы. Потом двое мексиканцев плясали в сапожках на каблуках (казаки), он отбивал чечётку, а она – в тапочках. Все здоровались, пожимали руки, фотографировались. У чилийца была соломенная шляпа и полосатая накидка (теперь узнала, что это называется пончо. И было модно одно время у нас). Все обменивались значками, а мы – пионерскими галстуками. Румыны в национальных костюмах. Турецкие спортсмены настойчиво спрашивали, почему закрыт Grandshop – ГУМ (в четверг он был выходной). Индийская группа только села в автобус, как полилась их песня из окон. Все одеты очень модно, но не ярко и не кричаще. Причёска по последней моде – чёлочка и длинные волосы по плечам (в 2019 и 2022 – повторение).

Снова была на Красной площади, видела поляков. Очень понравились их косынки, не на что было обменять. Теперь у меня три значка: один венгерский, другой немецкий и один наш комсомольский. Особенно диковинно видеть негров. Ну и чёрный, даже в синеву, а волосы вороные, а зубы как мел. Он из Камеруна. Очень много словаков и венгров. Один спросил меня:

«Как живьём?».

«А вам у нас хорошо?».

«Очень, очень».

С итальянцем разговорилась по-русски. У них советские фильмы не показывают. Всем Папа правит. Знает он наших Галину Уланову и Игоря Моисеева (наверное, танцор). Потом подъехал автобус с норвежками, в красных вязаных шапочках, с помпошками, а норвежцы – в гоночных кепочках.

28 июля 1957 год. Официальное открытие Фестиваля. Бескрайняя масса норода, все кричат:

«Мир, дружба»;

«Мы вас любим»;

«Хинди, хинди»;

«Салям алейхем»;

«Шалом»;

«Командор»;

«Френдшип»;

«Варшава – Москва»…

Безбрежное море улыбок, руки чёрные, белые, жёлтые… Москва расцвела. Встречи происходили и на ВДНХа.

Железный занавес рухнул. «Целомудренейшее советское общество раздвинуло свои эротические горизонты». Дети Фестиваля появились через 9 месяцев, и русская, белокурая светлокожая детвора разбавилась шоколадом. И сейчас в городе Череповце гордая 53-летняя Х растит двух паулят, но это не фестивальные дети.

Первая поездка на юг

31 июля 1957 год. Часть группы: я, Римма, Света, Наташа, Тамара, Оксана, – решили ехать на юг, в город Анапу. Домики – белые хатки, мощёный дворик, за домом небольшой сад, двор каждый день моется. Всё чисто. Сняли маленькие две комнатки. В дверном проёме висит гардина. Каждый день наедались фруктов, кто-то ходил на привоз. Весь день торчали на пляже. Море серо-зелёное, фиолетово-чёрное или зелёно-голубое или жёлто-голубое.

Решили с Риммкой поехать в Сочи. Сочи казались так близко, у самого носа, а оказалось 350 километров. Без всякой надежды уехать вышли на шоссе. За пятёрку подвернулась попутка, доехали до Геленджика. Жара 37 градусов. Ноги об асфальт обжигаешь, а поехали то в нарядных танкетках из искусственной кожи, ГДРовских, в одном платьице, с маленькой сумочкой и белой булкой. В одном селении даже кружки молока не нашлось за деньги. Вдруг подвернулась машина и сбросила нас через четырнадцать километров, у Михайловского перевала. Оттуда добрались до первой столовой. А вокруг инжир, кизил, ежевика. Лианы колятся, трава вся выжжена, колется. И, ох, удача – шофёр нас пожалел. Водитель везёт в Сочи для стройки шифер. Посадил бесплатно. Все бока за ночь были в синяках. По дороге узрели плодовый сад.

Набрали полные карманы и запазуху груш. И вдруг на велосипеде злой парень лет семнадцати – сторож. Наврали, что ничего не воровали и ещё нагло попросили яблок. Вдогонку в кузов он нам бросил два крупнейших яблока. Мы всем строили глазки, много обещали, но ничего не давали. По дороге: кипарисы, пальмы, магнолии, лавровые деревья, платаны, – всё обвито плющом и другими лианами. У земли колючая ежевика. Наступает ночь, ложимся на шифер. Холод пронизывает каждую клеточку тела, а мы и не знали, что на юге такие холодные ночи, кофточки бы взяли. А дорога извилистая, по спирали, начинаются Кавказские горы. На небе высыпали миллиарды звёзд, темнотища, красотища. Звезда упала. Сидеть уже невозможно – на пятой точке уже синяки и мозоли. После г.Туапсе шофёр пустил нас в кабину. Мчим 70 км/час. Доехали до Лазоревской и заночевали в кабине, сидя рядом с шофёром. Утром искупались в дикой речушке и двинулись дальше. Дагомыс… Лоа… В шесть часов дня открылись владения Сочи. Остановились у Морвокзала. Отправились осматривать город: чистота, зелень, необыкновенные деревья. Мы же изучали только подмосковную флору на практике, а субтропическая флора была в книгах, альбомах. Поели пельменей (была развита сеть пельменных в России). Пошли в Сочинский дендрарий. Ночевали в дендрарии под лавочкой, не стесняясь людей, отсыпались за двое суток. На Сочинском рынке попробовали у грузинок сочинский чернослив, чурчхелу (лакомство с орехами), гранат, груши, фундук. Всё дорого, но грузинки угощали. Произвела впечатление розовая японская «мимоза» (софлора), как будто розовый закат. Нарвали лаврушки домой.

О целине

А 15-го сентября мы уезжали на целину на полтора месяца (см. главу «Институт»).

Октябрь 1957 года. Едем на целину. Ехали в телятнике, спали на нарах, вповалку 10 человек. Было очень тесно. Я, как на зло, дома забыла колбасу копчёную. Кормили на полустанках супом из пшена и волосиков мясной тушёнки, который называется кулеш или солдатский суп. На второе – картофельное пюре с селёдкой, и компот (можно было просить добавку), и серый хлеб.

С нами ехали студенты Тимирязевки, Мединститута, МГИМО, МИСИ, Рыбного. Заводили знакомства. Ребята играли на гитаре, пели песни. Ехали несколько дней. В два часа ночи проезжали Муром. Потом Казань, мост через Волгу, горы Урала, Свердловск, Омск, пересекли Иртыш, Новосибирск, реку Обь, Бию и вот прибыли в город Бийск. В час ночи поставили нас на запасные пути и велели поспать до четырёх-пяти часов. Холод страшнейший. Спим на досках, рюкзак – подушка. А на рассвете подали машины, и мы поехали в совхоз Сростинского района, «Семеновод» он назывался, убирать овощи. Первый день на огурцы (норма 104 ведра). Вечером спины не разогнёшь. Потом морковь, свёкла, картошка, тыква, зерно. И так 22 дня. Днём – +22 градуса Цельсия, ночью – мороз, всё покрыто изморозью и ледяной коркой. Всегда встречали рассвет и провожали закат. Зрелище неописуемое, небо горело. Домой ехали уже в цельнометаллических вагонах, не в скотных. Мальчишки побрили свои щетины на один манер – бакенбарды и ободок бороды. Гадость! А сейчас это в моде. Гламуром считается. Я никогда обросших мужчин не любила, и, когда муж отрастил бороду, шесть месяцев я его к себе не подпускала.

Продолжение дневника

20 октября 1957 года, мне 20 лет. Как хочется любить! Мне хочется, чтобы меня очень-очень любили, преданно, самоотверженно. И сейчас сердце особенно требует ответного чувства.

Полгода не писала.

5 декабря 1958 года. Собрались на День конституции (тогда ещё праздновали) у Ленки Левиной. Аня Луговская пригласила двух ребят из ВГИКа: Роллан Сергиенко (из её города, Славянска, из этого-же города знаменитый Украинский режиссёр Александр Довженко). Он пришёл с другом, Миколой Винграновским. Лена пригласила знакомого Сашу, он принёс магнитофон – я первый раз увидела магнитофон (у меня был только патефон). Лена понравилась Роллану, Римма понравилась Миколе, я понравилась Саше. Выбежали на улицу, играли в снежки. Я обратила внимание на Миколу и назвала его медвежонком. С Сашей я потом встречалась. В актовом зале Педагогического института, на танцах, Сашка привязал меня к себе поясом, чтобы не убежала к другому. Однако…

На Новый год собрались опять у Лены. Микола сочинил Римме послание: «В твоих глазах два чёрных солнца», – но пошёл провожать меня, а не Римму. Мы целовались. У него не было второго пальца на одной руке. Мне стало так жалко его. Он рассказал, что в военное детство разводил костёр, а там был снаряд… Рассказал, как провалился в прорубь, о голоде на Украине, о волках, приходящих в их деревню, о его первой любви, о том, как он стал писать стихи, украв чужие перья, о том, как пишет сценарий, о их преподавателе Александре Довженко. За один вечер он мне рассказал так много, что мне хватило этого на много лет. Я пересмотрела все фильмы Довженко, перечитала все его сценарии. Я всегда была благодарна ему за тот вечер. Мне хотелось слушать его, служить ему, помогать ему, и я была бы хорошей женой творческому человеку. Я к этому всегда себя готовила. Римму не интересовала его внутренняя сущность, он ей нравился как мужчина. С Сашей я поссорилась из-за Миколы. После него со всеми казалось скучно, неинтересно.

3 января 1959 года. Три часа ночи. Запустили ракету к Луне. Читаю Эриха Марию Ремарка «Три товарища» (наверное, нет театра, который бы не поставил пьесу «Три товарища»). Я смотрела с Чулпан Хаматовой, в «Современнике», перечитывала раз десять:

«Для любви необходима известная наивность. Это дар Божий. Однажды, утратив её, уже не найдёшь никогда».

«Всякая любовь хочет быть вечной. В этом и состоит её вечная мука».

«Знание делает человека свободным, но несчастным».

«Город потонул, время умерло».

Здорово сказано!

10 июля 1959 года. Окончила институт. Риммка уехала в Находку. Любили мы с ней песню «Тишина». Тихим, бархатным голосом пел Владимир Трошин:

«Ночью мне покоя не даёт горькая моя вина.

По ночному городу плывёт тишина».

7 июля 1960 года. В дневник заглядываю редко. Риммка замужем, ждёт ребёнка.

«Я люблю тебя, жизнь,

Я люблю тебя снова и снова» –

любимая песня моей мамы.

6 ноября 1960 года. Ленка Левина добилась своего и стала Сергиенко (они и сейчас вместе). А Микола умер рано.

20 октября 1961 года. На день рождения из посёлка «Мирный» приехал мой институтский друг из Горного института Юрка Гаврилов. Подарил мне альбом для фотографий в синем бархате. До сих пор, заполненный фотографиями, он напоминает мне о том времени. Юрка был из города Ковров, из многодетной семьи, сирота, детдомовский. Сам себя поднял за уши. Красивый, но очень тонкие губы… Мы были только друзьями. По распределению он попал в город Мирный, где производилась разработка алмазов. Моя мама его очень любила, и умаляла меня выйти за него замуж. Он был бы для неё сыном, но испорченная образом Миколы, я думала, что жизнь всё-таки преподнесёт мне журналиста, или писателя. Отработав положенный срок в Мирном, Юрка уехал в город Конотоп, в Сумской области. Жил в общежитии, я ездила к нему в гости. Город грязный, весь угольный… Впоследствии женился, родил двух детей (переписывались). Кончилось трагично: – жена занесла топор над ним, попала в сумасшедший дом. Юрка один поднимал детей и навещал её.

19 ноября 1962 года. Звонок. Знакомый голос – Микола. Встречались пять дней подряд, расставались на 2-3 часа. Ездили в Дом творчества работников кинематографии, в Болышево, под Москвой. Развели костёр, пекли картошку. Чуть не сожгли весь лес, но пошёл дождь… Были у Чемодурова. Видела как Микола играет в шахматы. Это была такая жажда победы, самолюбия и упоения победой. Дал почитать стихи и два сценария: «Мир без войны» и «Царь».

«Я люблю глаза моей любви.

Глаза моей любви – глаза печали».

Он будет ко мне приходить, появляясь в Москве, т.к.я ему не навязываюсь. Он талантлив и горит как пламя (и скоро сгорит).

Опять приехал, остановился в гостинице «Юность» – слёт молодых писателей. Я – на работу, в школу, в этом же районе, а он – на базар, рядом, Усачёвский рынок. Купил огромный арбуз и дыню. Гостиница «Юность» была недоступна для простых людей. Я там была первый раз в жизни. Колька хорошо одет, элегантен, тощий, но волос спереди уже меньше, чуб начинает исчезать. Лоб очень большой. Читал новые стихи: «Ледяной мёд», «Чёрная радуга». Он уже вторую книгу к изданию готовит. Горд, самолюбив, знает, что талантлив. Скоро поедет с фильмом «Повесть пламенных лет» в Японию (жена Александра Довженко, Юлия Солнцева, сняла его в главной роли). Хочет написать сценарий о Бетховене.

24 ноября 1962 года. Опять встретились в гостинице «Юность». С ним незнакомец с казахским акцентом – это молодой поэт Олжаз Сулейменов (см.главу «Мир тесен»). Вместе сидели в ресторане. Это было совещание советской интеллигенции. Олжаз читает свои стихи, Микола показывает газету, где пишут о нём, что он очень талантлив: «Атомные примоды» – очень хвалят. «Коли мы с тобой посвидаемся?».

8 января 1963 года. Он опять приедет, уверен, что я всегда к нему приду, даже от мужа, от любовника. «Почему я тогда тебя не взял?»… Я его придумала. При мне он сочинил стихотворение (он говорил «стих»), называлось «Лошадица» или «Жеребица», не помню:

«Я гнав по шпалах и по тенях».

«На вольном берегу взволнованного моря».

Печатают отрывок из сценария «Президент». Когда говорит, глаза горят, слова где-то внутри звучат, а на верхней губе капельки пота. Вот таким он мне и запомнился. Я знала, что у него есть жена, но совсем другой любовью его любила.

6 марта 1963 года. Я срезала волосы. Все говорят, что очень идёт. Вечером позвонил Микола: «Я в Москве, увидимся?».

Дневник оборвался. Больше больших дневников я никогда не вела. Стихи, заметки с выставок, описание турпоездок записывала в записных книжках, в старости – на листочках, потом переписывала 100 раз. Волосы я больше никогда не срезала, хотя, правда, мне стрижка очень шла. На укладку ни времени, ни желания не было. А сейчас-то волос малым-мало, приходится под бантик подбирать.

Так я пришла к мысли, что и дневниковые записи – мамины и мои – и переписка мамы и Вити должны дойти до людей. Пробовала я и в «Караване истории» и в журнале «Story» (история), и в редакции «Слово», и «Азбука» поместить статью «Про это» – от ворот поворот. Зато судьба бывшей жены певца Малинина и её розоволосой дочери интересна. Скандалы артистов греют душу очень многим. Всех интересовала только судьба Лили Брик, и многим не нужна была история еврея, нужен был русский революционер. Взялся печатать журнал «Наука и жизнь». Журнал «Наука и жизнь» постепенно терял свой тираж, а ведь во времена моей молодости – это был главный источник знаний как и «Иностранная литература». Но редактор поняла, что в статье – эпоха 30-х годов, только не скандальная, а реальная. Я им очень благодарна. Помогала мне Леночка Девятова. Ведь уже в 2012 году она была настоящим Волонтёром. Ни копейки не взяла, а потратила уйму своего времени. И по сей день вспоминаю о ней с любовью.

Оля Медведева – литературный работник, пишет научные книги – познакомила меня с Аркашей Мурашовым, который работал с архивами Беккендорфа, а потом Волконского. Он отредактировал материал, сделал сноски на каждую фамилию тех лет.

И так вы поняли, что с 2012 года я переписываю черновики, диктую тексты, а «благородные» люди меня подводят: исчезают флешки, и в 85 лет я должна всё снова диктовать. А я считаю, что милосердие – это помочь человеку осуществить его мечту. И не отговариваться, что не нашлось времени, забыла…

Первую книгу «Сказка о любви» в печатном виде я готовила 20 лет. Молодая писательница, Степанова Мария Михайловна, осуществила мой план: описала все открытки, письма, вещи, судьбы чужого ей рода в книге «Памяти, памяти» по архивным документам намного позже всех моих идей. А за это время писательница Скорятинская издала книгу для детей «Про вещи бабушки» (не её, а по документам, по архивам). Всех интересует Лиля, но не Витя и не Ира. Мы – нолики истории.

Мне очень по душе слова певицы Галины Вишневской: «Для меня театр всегда был – жизнь, а жизнь – это театр». Характер у неё был железный, никогда не пресмыкалась и не меняла убеждений (это по мне, и это – я). И когда я стояла перед учениками, я, конечно, чувствовала актрисой, и каждая учительница – актриса.

Я и грибы

Я очень любила собирать грибы, ходила без компаса, поэтому один раз в Селятино набрала полное ведро опят и вдруг увидела снизу до верху обросшее дерево. Бросила это ведро, сняла с себя комбинацию, сделала мешок и пошла обрезать грибы. Выхожу – ведра нет. Полчаса кружила по лесу. С Божьей помощью нашла. Иногда выходила только на шум машин с дороги или шум поезда. И только с Виталием ходили по компасу, но тогда уже не блуждали. Грибы он не любил, но ходил со мной за компанию. «Будь таким как я хочу» – эти слова отозвались мне сполна. При разводе он эти слова сказал – это была причина развода.

И, когда я бывала за границей, в чистейших лесах Германии, я смотрела под ноги, а не наверх. Но у них собирать грибы не принято. Когда я была в Трускавце с экскурсией, мы приехали к каменным столбам, через которые надо было пролезть (толстые застревали). Я в буковом лесу находила белые грибы и просила повара на кухне их отварить или пожарить. На второй, на третий день мне снятся леса, грибы и никакой заморский пейзаж не сравним с русским лесом. А когда я сломала ногу (в 1972 году), то врач посоветовал мне ходить по кочкам. Я пошла в Селятино, там были посадки молодых сосен. Через два года я уже забыла, где у меня был перелом. И к непогоде нога никогда не ныла.

Не помню, чьё изречение, то же по душе: «Всё есть яд и всё есть лекарство. Тем или другим их делает только доза». Это и к людям относится, к их характерам, к их поведению и к грибам. Это и есть жизнь, которую нужно прожить с достоинством, а не просуществовать.

Театр, кино, телевидение

К Новому 2022 году по телевидению на программе «Культура» показывали артистов кино. Ожили уже ушедшие от нас Александр Абдулов и Николай Караченцов. А также показали Тамару Сёмину, Геннадия Хазанова и Аллу Сурикову молодыми, начинающими артистами. У нас есть возможность вспомнить и, главное, увидеть их улыбки, их иронию, услышать тональность их речи. А нас, смертных, увидят только на фотографиях, в застывших позах, немыми (какая мысль тогда теснилась в твоей голове?). Ты умер, и кто-то тебя вспомнит. А если все родные ушли в мир иной, то… Тишина… А артистов вспоминают через… Вот почему в очереди на поступление в театральный институт сотни тысяч, а в очереди на педагога никого нет.

Добро улыбки, подаренное артистом помнится всю жизнь, а жертвенность учителя забывается. И только верующему и «аз воздам».

29 января 1921 года. Телепередача посвящена 100-летию создания Московской филармонии «Зачем нам музыка играет?». Вопрос, который меня волнует всю жизнь, т.к. слуха у меня нет. Ответ: «То, что у нас отнимает жизнь, нам возвращает музыка».

30 января 2022 года умер заслуженный артист Леонид Куравлёв. Почему, когда уходит из жизни артист, о нём сообщают по всем средствам массовой информации? Все программы передач пользовались одними и теми же фактами и словами. Освещение смерти всем на показ по всем каналам.

Последние 10 лет он не снимался, не знакомился со сценариями, которые ему приносили после ухода жены в другой мир. Жить ему не хотелось. А мы же сами делаем свой мир интересным.

Моя подруга, как и Куравлёв, закрылась от всех и сказала: «Да не хочу я ничего и жить не хочу». Легла, отвернулась к стенке и ушла. А я ещё хочу общения. Поэтому такие бездарные телевизионные программы меня возмущают.

Идёт по телевидению передача «Умники и умницы». Победитель поступает вне конкурса в МГИМО. Начитанных ребят из Ингушетии, Осетии, Татарстана! Вопрос об авторе книг Диккенсе и его современниках: ««Ярмарка тщеславия» – кто автор?». С третьей попытки узнают, что Теккерей. «Холодный дом» Диккенса, «Женщина в белом» Уилки Коллинз – кто их сейчас читает? Это примерно так же смешно, как ответы на Красной площади на вопрос: «Кто такой Ленин?». «Я скажу тебе с последней прямотой – последняя прямота и есть жанр», Ольга Кучкина. Вы заметили, что когда передают концерт из Ла Скала, Шенбрунна, Берлина, артисту выносят один букет. У нас же фигляру Киркорову – сотни букетов, да ещё и подарки. «Я как живу, так и пишу», Захар Прилепин. Я давно хотела людям высказать эту мысль. 25 января день рождения Владимира Высоцкого. «Спасите наши души, нам бермудно на душе». Вы помните то время, когда каждый день говорили о Бермудском треугольнике? Сейчас ни слова. Всё моё поколение выросло на песнях Высоцкого. И мы его, наверное, понимали больше других. Ни один поход туристический не обходился без его песен. А уж смысл других стихотворений раскрылся потом, когда разрешили его напечатать. Прошло уже более 40-ка лет со дня его смерти, уже и сын постарел на наших глазах. Уже не ломятся в музей Высоцкого, уже не идут толпы почитателей на Ваганьковское кладбище. Но, заходя к Есенину, идут к Володе, а, заходя к Володе, идут к Есенину. Уже поколение рэперов и данспола должны кричать «спасите наши души». Ведь талант сейчас совсем не ценится, ценится медийность. Десятки лет мелькаю на экране телевизора одни и те же звёзды и звёздочки. 40 лет звучит один и тот же шлягер. Один блокбастер сменяет другой блокбастер. А талантливые артисты умирают в одиночестве, не востребованными.