Откровение в Галисии

Долорес Редондо

Откровение в Галисии

Посвящается Эдуардо. Ты всегда в моем сердце

Моему отцу, истинному галисийцу, моей матери и их любви, не подчинившейся воле родственников и укрепившей мою веру в себя и в непобедимую силу чувств

Людям вообще свойственно заботиться о том, что о них подумают окружающие. Не беспокоятся только две группы населения – бездомные и аристократы. Те и другие поступают как им вздумается и не страдают из-за того, какое впечатление это произведет на других. Я говорю не о богатых бездельниках, которым только и дела, что закатывать вечеринки. Я о тех, кто с молоком матери впитал одну мысль – ничье мнение не имеет значения, кроме их собственного.

Агата Кристи. «Тайна замка Чимниз»[1]

Практически любой человек в доме мог это сделать.

Агата Кристи. «Скрюченный домишко»[2]

План был безупречен, его надежность – гарантирована. Майкл Корлеоне исключил все возможные случайности. Он был терпелив и рассчитывал посвятить подготовке целый год. Увы, судьба-злодейка лишила его этого года, причем самым неожиданным образом. И подвел Майкла Корлеоне не кто иной, как сам крестный отец, великий дон Вито.

Марио Пьюзо. «Крестный отец»[3]

Они будут с тобой жить, они будут с тобой разговаривать, как будто ты со мной.

Исолина Каррильо. «Две гардении»

Dolores Redondo

Todo Esto Te Daré

Todo esto te daré © by Dolores Redondo Meira, 2016. By agreement with Pontas Literary & Film Agency

© Распутина Ю.А., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление ООО «Издательство Эксмо», 2023

Спасательный круг

За дверью кто-то ждал. Настойчивый и уверенный стук свидетельствовал о том, что посетитель требует немедленной аудиенции. Ни гости, ни сантехники, ни курьеры не проявляют подобного рвения. Как вспоминалось ему позже, в глубине сознания мелькнула мысль: «Так ведут себя полицейские».

Еще пару секунд он задумчиво смотрел на курсор, мигающий в конце предложения. Этим утром работалось отлично – самый продуктивный день за последние три недели. Не хотелось признавать, но дело шло лучше всего, когда дома никого не было. Можно не придерживаться графика, не прерываться на обед и ужин по расписанию, а просто творить. Именно так и происходило на этом этапе работы над романом. Книга «Солнце Фив» будет закончена через пару недель. А то и раньше, если все сложится удачно. И до того момента ему предстоит жить своим творением и круглосуточно думать только о нем. Так случалось каждый раз: возникало ощущение живительной и в то же время разрушающей силы, которая и восхищала и пугала одновременно. Опыт подсказывал, что в ближайшие дни это чувство не исчезнет, с чем придется смириться.

Он бросил быстрый взгляд в коридор, отделявший гостиную от входной двери. Курсор продолжал мигать, словно желая выплеснуть на экран еще не написанные слова. Обманчивая тишина породила мимолетную надежду, что незваный гость ретировался. Но нет: мощная чужеродная энергия проникала даже через дверь. Он опять посмотрел на монитор и положил пальцы на клавиатуру, намереваясь закончить предложение. Искушение не обращать внимания на визитера было велико, но со стороны маленькой прихожей снова раздался настойчивый стук.

Раздражало не столько то, что работу прервали, а бесцеремонность посетителя. Хозяин дома пошел открывать, бормоча проклятия в адрес консьержа: сколько раз повторять, что не стоит мешать человеку, когда он занят? Резким движением писатель распахнул дверь.

Двое гражданских гвардейцев[4] в униформе, мужчина и женщина, сделали шаг назад.

– Добрый день! Здесь проживает сеньор Альваро Муньис де Да́вила? – спросил страж порядка, бросив взгляд на листочек, который почти утонул в его большой ладони.

– Да, – ответил Мануэль. Раздражение моментально испарилось.

– Вы его родственник?

– Муж.

Хозяин дома заметил, как гвардеец переглянулся с коллегой, но нервозность достигла уже такой степени, что было наплевать.

– С ним что-то случилось?

– Я альферес[5] Кастро, а это сержант Акоста. Мы можем войти? Лучше поговорить внутри.

Мануэль писал книги и без труда мог предугадать, как будут разворачиваться события. Если двое гвардейцев при исполнении предлагают пройти в квартиру, вряд ли они пришли с хорошими вестями. Хозяин дома кивнул и отодвинулся в сторону. В маленькой прихожей два стража порядка в зеленой униформе и армейских ботинках казались великанами. На отполированном паркете их подошвы издавали скрип – словно подвыпившие матросы пытались удержать равновесие на палубе небольшого судна. Мануэль провел гвардейцев в гостиную, где работал, и направился было в сторону дивана, но резко остановился, повернулся, чуть не столкнувшись с визитерами, и настойчиво повторил:

– С ним что-то случилось?

Прозвучало это скорее как утверждение, чем как вопрос. Пока писатель шел по коридору, тревога переросла в мольбы, монотонно отдающиеся в мозгу: «Нет, пожалуйста, только не это, только не это!» Хотя Мануэль понимал, что все напрасно. Молитвы не помогли, когда рак свел в могилу его сестру за каких-то девять месяцев. Она, измученная болезнью и истощенная, как всегда, пыталась поддержать и утешить брата, даже когда на ее белом, сливающемся с подушкой лице уже лежал отпечаток смерти: «Похоже, я не тороплюсь уходить из этого мира, как не спешила и прийти в него». Писатель униженно просил бездействующие высшие силы о чуде и в тот момент, пока, еле передвигая ноги, брел в кабинет врача. И там, в тесной и душной комнатке, доктор сообщил, что сестра не пережила ночи. Нет, молитвы не помогут, хотя Мануэль отчаянно продолжал надеяться, сложив руки перед собой, когда ему сообщили горькую правду, приговор, который не способен отменить ни один правитель.

Альферес с удивлением рассматривал внушительную библиотеку – книжные шкафы полностью занимали две стены гостиной. Затем бросил взгляд на рабочий стол, посмотрел на писателя и указал на диван.

– Давайте лучше присядем.

– Не хочу я сидеть. – Фраза прозвучала грубо, и, чтобы смягчить ее, Мануэль вздохнул и прибавил: – Пожалуйста…

Гвардеец колебался, явно чувствуя себя неловко. Он закусил губу и смотрел куда-то в сторону.

– Речь о… о вашем…

– О вашем супруге, – прервала коллегу сержант, решив взять ситуацию в свои руки. Альферес не скрывал облегчения. – К сожалению, у нас неутешительные новости. Весьма печально, но сеньор Альваро Муньис де Давила сегодня утром попал в серьезную аварию. Когда «Скорая» прибыла на место происшествия, он уже скончался. Примите наши соболезнования.

Лицо сержанта представляло собой идеальный овал. Еще больше его подчеркивала прическа – собранный на затылке пучок, из которого начали выбиваться отдельные пряди.

Мануэль четко расслышал: Альваро мертв. Но с удивлением поймал себя на том, что любуется правильными чертами лица женщины и заворожен ими, даже готов сделать комплимент. Сержант Акоста была наделена особенной мягкой красотой и, похоже, не осознавала этого, что лишь усиливало ее очарование. Позже Мануэль поймет: мозг включил режим самосохранения в шоковой ситуации и сосредоточился на совершенно посторонних вещах, как утопающий хватается за брошенный спасательный круг. Это продолжалось всего несколько драгоценных секунд, а затем сознание выдало лавину вопросов. Но вслух Мануэль произнес только одно:

– Альваро?

Сержант взяла писателя за руку (позже ему пришло на ум, что именно так она, наверное, привыкла обращаться с задержанными), подвела к дивану и усадила, легонько надавив на плечо и устроившись рядом. Мануэль не сопротивлялся.

– ДТП произошло ночью. Автомобиль, как мы полагаем, слетел с трассы, двигаясь по прямой в условиях хорошей видимости. Других машин поблизости не было. Наши коллеги из Монфорте считают, что сеньор де Давила заснул за рулем.

Мануэль внимательно слушал сержанта, силясь вникнуть в детали и не обращать внимания на все громче раздающийся внутри хор голосов, повторявших: «Альваро мертв, Альваро мертв». Теперь сознанию уже не хватало созерцания красивого женского лица. Краем глаза Мануэль заметил, что альферес принялся разглядывать его рабочее место: чашку с остатками кофе и забытой ложечкой; приглашение на церемонию вручения престижной литературной премии, которое писатель использовал как подставку под стаканы; мобильный телефон, по которому Мануэль всего несколько часов назад разговаривал с Альваро; мигающий курсор в конце последнего написанного утром предложения. Вот идиот – радовался, что работа спорится… А теперь все это не имеет значения. Ничто не имеет значения, раз Альваро мертв. Причин сомневаться нет, ведь к нему заявились гвардейцы, а хор голосов в голове завывает громче и громче. И вдруг писатель увидел ниточку, за которую можно ухватиться, второй спасательный круг.

– Вы сказали, Монфорте? Но это же…

– Монфорте-де-Лемос в провинции Луго. Нам позвонили именно оттуда, хотя ДТП произошло в небольшом городке неподалеку от Чантадо.

– Это не Альваро.

Уверенный тон Мануэля отвлек альферес от созерцания предметов на письменном столе. Страж порядка в замешательстве повернулся к писателю.

– Почему вы так думаете?

– Это не может быть Альваро. Позавчера вечером он уехал в Барселону, чтобы встретиться с клиентом. Мой муж – специалист по маркетингу. Несколько недель он трудился над проектом для сети гостиниц. Они провели пару рекламных кампаний, а утром у Альваро была презентация, поэтому он не мог оказаться в Луго. Видимо, произошла ошибка. Вчера мы созванивались. Сегодня – еще нет, потому что, как я уже сказал, у него важная встреча, да и я не встаю рано. Сейчас наберу ему.

Мануэль вскочил на ноги и устремился к рабочему месту, мимоходом заметив многозначительные взгляды, которыми обменялись гвардейцы. Начал неуклюже рыться в куче предметов, валявшихся на столе, задел чайную ложку, и она зазвенела, ударившись о край чашки с въевшимися пятнами кофе. Он схватил мобильник, нажал пару раз на экран и прижал телефон к уху, не сводя глаз с сержанта. Та с грустью смотрела на него. Множество долгих гудков, а потом звонок сбросился.

– Должно быть, Альваро на встрече, не отвечает.

Акоста встала с дивана:

– Вас зовут Мануэль, верно?

Он кивнул, чувствуя, будто на плечи ложится тяжелый груз.

– Подойдите сюда, присядьте.

Писатель послушно вернулся и сел.

– Мануэль, я тоже состою в браке. – Сержант бросила быстрый взгляд на потускневшее золотое кольцо на его пальце. – И знаю по опыту – прежде всего благодаря работе в Гвардии, – что мы никогда не можем быть абсолютно уверены в том, где сейчас находится наш партнер. Мы вынуждены учиться жить с этим, не мучаясь неизвестностью ежесекундно. Разумеется, была какая-то причина, по которой ваш супруг оказался в Луго и не рассказал вам об этом. Но мы точно знаем, что покойный – Альваро. На звонок никто не ответит, ведь телефон сеньора де Давилы находится в участке в Монфорте. Тело доставили в морг больницы в Луго, но погибшего уже опознали родственники. Без сомнения, это Альваро де Давила, сорока четырех лет.

В ответ на аргументы, которые приводила сержант, Мануэль лишь продолжал качать головой. Разумеется, она поняла по кольцу, что в браке он уже давно, и начала строить предположения. Всего несколько часов назад писатель разговаривал с Альваро, и тот был в Барселоне. Что, скажите на милость, он мог делать в Луго? Мануэль хорошо знает своего партнера и уверен: тот на деловой встрече, а не в какой-то богом забытой провинции. К черту все эти подозрения и общепринятые представления о супружеской жизни, к черту сержанта Акосту, которая решила читать ему нотации!

– У Альваро нет родственников, – возразил писатель.

– Мануэль…

– Хорошо, допустим, что есть, как у всех нормальных людей. Значит, он не поддерживает с ними отношений. Иначе я бы об этом знал, ведь мы сто лет знакомы. Альваро с ранней юности был сам по себе. Вы ошибаетесь.

– Мануэль, ваш номер записан в телефоне сеньора де Давилы с пометкой «при несчастном случае уведомить», – терпеливо объяснила сержант.

– Что? – пробормотал писатель.

Теперь он вспомнил. Много лет назад автоинспекция рекомендовала сделать специальную отметку в телефонной книге, чтобы можно было определить, кому сообщить, если с человеком что-то случилось. Мануэль нажал на экран и увидел точно такую же надпись у себя напротив имени Альваро. Несколько секунд он пристально изучал каждую букву, пока на глаза не набежали слезы. А затем снова попытался ухватиться за спасительную ниточку:

– Но никто не звонил. Со мной же должен был кто-то связаться?

Альферес, кажется, даже обрадовался появившейся возможности вставить словечко.

– Еще пару лет назад мы так и делали. Сообщали указанному в телефонной книге абоненту, а если такого не обнаруживалось, то набирали номер, обозначенный как «Дом» или «Родители». Но практика оказалась весьма травматичной и приводила к сердечным приступам, несчастным случаям и другим нежелательным последствиям. Мы стремимся стать лучше. Сейчас протокол предусматривает личный визит к родственникам покойного. Два сотрудника из ближайшего отделения являются, чтобы сообщить печальную новость или сопроводить человека в морг на опознание.

Так вот для чего все эти предложения присесть и успокоиться! Стражи порядка просто соблюдают формальности, когда передают ужасные известия. В этой игре правила знали только двое. Конечно, теперь Мануэль тоже в курсе, но легче ему не стало.

На несколько секунд повисла тишина, никто не шевелился. Затем альферес сделал знак Акосте, и та начала:

– Возможно, вы хотите позвонить кому-то из друзей или родственников, чтобы они поехали с вами…

Мануэль в замешательстве посмотрел на сержанта. Ее слова едва до него долетали, словно женщина-гвардеец находилась в другом измерении или под водой.

– А что от меня нужно?

– Как я уже сказала, покойного доставили в морг больницы Луго. Там вам сообщат, что делать дальше, и выдадут тело, чтобы вы могли организовать похороны.

Демонстрируя спокойствие, которого он на самом деле не испытывал, Мануэль поднялся с дивана и направился ко входной двери, вынудив гвардейцев следовать за собой. Писатель пообещал сразу же позвонить сестре, как только стражи порядка уйдут. Понимая, что нужно проявить самообладание, если он хочет поскорее отделаться от визитеров, Мануэль пожал гвардейцам руки и выдержал их пристальные взгляды, так не сочетающиеся с демонстрируемым при прощании дружелюбием. Еще раз поблагодарив альфереса и сержанта, он закрыл за ними дверь.

Прижавшись к холодному дереву, хозяин дома постоял несколько секунд в полной уверенности: стражи порядка слушают, что происходит внутри. С этой точки писатель по-новому взглянул на коридор, ведущий в гостиную: он походил на узкий стебель цветка, тянущегося к свету. Квартира, которую Мануэль делил с Альваро вот уже пятнадцать лет, с непривычного ракурса показалась огромной. Солнечные лучи падали из окна, заливая белую мебель и стирая границы между ней, стенами и потолком. И эта знакомая и уютная территория вдруг перестала быть домом и превратилась в ледяной океан, в безрадостную пустыню. И писатель снова почувствовал себя крайне одиноким, как в ночь, когда умерла сестра. Он обещал гвардейцам, что позвонит ей…

Мануэль грустно улыбнулся. Больше всего ему хотелось, чтобы это было возможно. Нахлынула тошнота – горячий незваный поток, – и глаза наполнились слезами: писатель понял, что единственные два человека, с которыми он хотел бы поговорить, мертвы.

Подавив рыдания, Мануэль вернулся в гостиную, снова сел на диван, взяв со столика мобильник, разблокировал его. На экране появился номер Альваро. Несколько секунд писатель смотрел на него, затем вздохнул и принялся искать в телефонной книге другого абонента.

Ему ответил нежный женский голос Мей Лю, секретаря, которая трудилась у Альваро вот уже больше десяти лет.

– Привет, Мануэль, как дела? Работа над книгой движется? Я сгораю от нетерпения. Шеф говорил, что роман очень захватывающий…

Он резко оборвал ее:

– Мей, где Альваро?

На другом конце провода ненадолго воцарилась тишина, и Мануэль сразу понял, что она соврет, и даже, можно сказать, прозрел, на секунду увидев тайные механизмы, управляющие людскими жизнями и, к счастью, почти всегда остающиеся скрытыми от глаз.

– Ну как же… он в Барселоне.

– Не ври мне, Мей! – Прозвучало грубо, хотя он не произнес, а скорее прошептал это.

Вновь возникшее молчание убедило Мануэля в том, что секретарь попалась и тянет время, отчаянно пытаясь найти способ выкрутиться.

– Я тебе не вру. С какой стати? – Голос Мей теперь звучал пронзительно, будто она вот-вот расплачется. Извинения, вопросы… Обычные хитрости, чтобы уйти от прямого ответа. – Альваро… Альваро в Барселоне, на встрече с руководством каталонской сети отелей.

Мануэль сжал телефон так сильно, что костяшки пальцев побелели, закрыл глаза и огромным усилием подавил желание швырнуть мобильник подальше, сломать или разбить его, лишь бы не слышать этой лжи, которая вливалась потоком с другого конца провода. Затем заговорил, еле сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик:

– У меня только что были двое гвардейцев. Они сказали, что Альваро погиб в ДТП и его тело находится в морге Луго. Поэтому еще раз спрашиваю – ведь ты, черт побери, точно знаешь ответ на этот вопрос: где твой шеф? – Мануэль говорил тихо и отчетливо, чеканя каждый слог и пытаясь не давать волю гневу.

Голос секретаря превратился в завывания, и писателю едва удалось разобрать слова:

– Мануэль, мне так жаль…

Он дал отбой. Мей могла бы стать его третьим спасательным кругом, но и этот лопнул.

Ледяная пустыня

В зале ожидания больницы веяло печалью. Между двумя рядами пластиковых стульев, установленных друг напротив друга, остался только узкий проход. В спертом воздухе пахло немытыми телами, и это зловонное облако окутывало ожидающих людей с печатью страдания на лицах. В замешательстве Мануэль вернулся в коридор, но охранник за стойкой не сводил с него глаз, и писатель кивнул, давая понять, что будет находиться где положено. Он отказался от идеи пройти к единственному свободному месту: пришлось бы пробираться между коленей и ног сидящих, бормоча бесчисленные извинения и спотыкаясь о чужие конечности. Мануэль решил, что будет стоять, а чтобы не привлекать всеобщего внимания, прислонился к стене, поближе к выходу, в надежде на порцию свежего воздуха. Правда, платой за это был суровый взгляд охранника.

Луго встретил Мануэля серым небом, словно тягостная атмосфера зала ожидания распространилась на весь город. Пасмурная и прохладная погода – температура едва поднялась до двадцати градусов – разительно отличалась от знойных солнечных дней, ознаменовавших начало сентября в Мадриде. Как будто бы писатель оказался в романе, автор которого применил литературный прием, чтобы создать печальную и гнетущую атмосферу.

Аэропорта в Луго не было. Мануэль сначала хотел прилететь в ближайший город, Сантьяго-де-Компостела, и взять там машину напрокат. Но чутье подсказывало, что он изведется, сперва ожидая рейса, а затем сидя без дела в салоне самолета. Самым сложным было отыскать в шкафу, где висела их с Альваро одежда, небольшую дорожную сумку, куда писатель впопыхах побросал самое, на его взгляд, необходимое. Правда, позже выяснилось, что он набрал с собой кучу ненужной одежды и забыл почти все, что следовало взять. Вспоминая последние минуты, проведенные дома, Мануэль думал, что это скорее походило на побег. Он быстро проверил, какие рейсы вылетают из Мадрида, в спешке собрался, намеренно избегая смотреть в сторону комода, на их совместный с Альваро снимок. Фотографию, которая теперь стояла у него перед глазами, сделал их общий друг в прошлом году, когда они ездили на рыбалку: Мануэль задумчиво смотрел на серебряную поверхность моря, а Альваро, подтянутый, с темно-русыми, сияющими в лучах солнца волосами, любовался своим партнером с одному ему свойственной таинственной улыбкой. Фотографию вставили в рамку, и писатель не мог на нее наглядеться. Она, кажется, отражала самую его сущность: человек, упускающий драгоценные моменты жизни, которые больше не повторятся. Краткий миг, запечатленный камерой, подтверждал подозрения Мануэля: он почти никогда не живет настоящим. Сейчас это было для него равносильно приговору.

В зале ожидания время, казалось, остановилось – в противовес той спешке, с какой писатель собирался в путь, словно минута промедления могла что-то изменить. Мануэль, как зомби, бродил по дому, заглядывая в каждую комнату, отмечая, что все вещи его партнера на месте, словно он и сам по-прежнему здесь: книги по фотографии, лежащие на столе альбомы для набросков, висящий на спинке стула старый, с потертыми рукавами линялый свитер, который Альваро носил дома и отказывался выбрасывать. Писатель с изумлением рассматривал их, словно со смертью дорогого ему человека эти предметы тоже должны были исчезнуть, просто испариться. Он бросил быстрый взгляд на письменный стол и машинально взял с него бумажник, мобильник и зарядное устройство. Удивительнее всего была уверенность, что он не сохранил проделанную с утра работу над романом – тот самый удачно написанный кусок. Затем Мануэль ввел в навигатор название ужасного города, куда ему предстояло отправиться. Почти пятьсот километров до пункта назначения он преодолел меньше чем за четыре с половиной часа, в молчаливой задумчивости, которую нарушали только беспрестанные звонки Мей. Но писатель решил не брать трубку. Он не мог вспомнить, везде ли выключил свет, уезжая из дома…

Мануэль услышал чьи-то рыдания: какой-то мужчина уткнулся в грудь, по-видимому, жены, и что-то бормотал. Писатель почувствовал себя неуютно. Он наблюдал, как женщина с усталым лицом гладила затылок мужа, и рассматривал других людей: кто-то поджал губы, а кто-то глубоко дышал и сопел, словно ребенок, пытающийся превозмочь боль.

Мануэль не плакал и не понимал, нормально ли это. Был всего один момент, когда он едва не разрыдался: как только ушли гвардейцы, очертания комнат начали расплываться перед глазами. Но, чтобы плакать, надо быть живым человеком. Или хотя бы реагировать на что-то. А дом писателя превратился в ледяную пустыню, которая частично заморозила и сердце в его груди. Как бы ему хотелось, чтобы этот арктический вихрь, захвативший его жилище, добрался и до мышц, которые приводили в действие безустанно работающий мотор, казавшийся теперь бесполезным! Кровообращение замедлилось бы, погружая Мануэля в летаргический сон, настолько глубокий, что даже не расслышать медленного стука сердца. Все лучше, чем жизнь, в которой больше вопросов, чем ответов.

Около стойки появились два человека в безупречно сшитых костюмах. Один остановился чуть поодаль, а другой что-то говорил охраннику, но так тихо, что тот вынужден был наклониться, чтобы расслышать. Блюститель порядка, не скрывая интереса к вновь прибывшим посетителям, кивнул и указал на зал ожидания. Говоривший с охранником обменялся несколькими словами со спутником, и оба направились в сторону сидящих на стульях людей.

– Мануэль Ортигоса?

Манера держаться и дорогие костюмы привлекли внимание всех находящихся в зале. Мануэль кивнул и одновременно подумал, что для врачей или стражей порядка эти посетители слишком уж хорошо одеты.

Тот, кто назвал имя писателя, протянул ему руку.

– Меня зовут Эухенио Доваль, а это – Адольфо Гриньян.

Гриньян тоже обменялся с Мануэлем рукопожатием.

– Мы можем поговорить?

«Да, точно не врачи», – подумал писатель и сделал жест рукой в сторону зала ожидания, предлагая пройти туда. Игнорируя удивленные взгляды окружающих, Гриньян поднял глаза и уставился на желтое пятно, которое занимало большую часть потолка.

– Боже, только не здесь… Сожалеем, что не могли приехать раньше и вам пришлось в одиночку проходить эту неприятную процедуру. Вас кто-нибудь сопровождает? – спросил Адольфо, хотя, по-видимому, и так знал, что нет.

Мануэль покачал готовой. Гриньян снова перевел взгляд на пятно на потолке.

– Идемте.

– Но мне сказали ждать здесь, – возразил писатель.

– Не волнуйтесь, мы отойдем недалеко. К тому же будем говорить о том, что вам следовало бы знать, – успокаивающим тоном пояснил Доваль.

Перспектива получить ответы хоть на какие-то вопросы одержала верх, и Мануэль вышел из зала за своими спутниками, чувствуя на себе взгляды измученных ожиданием людей. Наверное, им интересно, кто эти новоприбывшие. Трое мужчин молча прошли мимо охранника, который не сводил с них глаз, и направились в другой конец коридора, где находилась небольшая зона отдыха и автоматы с кофе и прохладительными напитками. Доваль сделал жест рукой в сторону их подсвеченных витрин.