Сезон мести. Дело прокурора – 2

Юлия Звягина

Сезон мести. Дело прокурора – 2

Что правильно, что нет – все в голове смешалось.

И прошлое на сердце, как тяжелая печать.

Нет сил любить, и жить сил не осталось.

Ах, если б только захотелось снова жизнь начать!

Пролог

Она поежилась и остановилась осматриваясь. Вечерний лес был тихим, мрачным и противно холодным. Под ногами хрустели пожухлые иголки и старые сухие ветки. Несмотря на осень, листьев на земле почти не было, наверное, потому что вокруг стояли лишь сосны и ели. Высокие, раскидистые они загораживали кронами и без того темное небо, наводя тоску и ужас.

– Послушай, что мы здесь делаем в такое время? Зачем все это?

– Шагай, шагай! – поторопил он, легонько толкнув ее в спину. – Стемнеет скоро.

– Нет, я не стану, – несмело возразила она. – Я не хочу!

– Да не ной ты! Все у тебя получится.

Наконец он остановился и завозился возле силков, в которых, запутавшись в сетке, билась небольшая птица.

– Посмотри, как ей жить хочется, – хмыкнул он, – даже крылья себе помяла, пытаясь вырваться.

– Нет-нет! Я не смогу! – Она всхлипнула, глянув на птицу, и закрыла руками лицо.

– Слушай, если помнишь, ты сама просила показать, как я это делаю, а еще обещала делать все, что я скажу. А как ты хотела, милая? За все надо платить. На, просто возьми нож и сделай, что я прошу. Иначе ты знаешь, что будет. Возьми, говорю!

– Вот только не надо мне угрожать! – высоким, надрывным голосом крикнула она, затем взяла дрожащей рукой красивый узкий клинок с идеально острым лезвием, присела и, на мгновенье замерев, резко замахнулась и ударила… Птица пару раз дернула сломанными крыльями и затихла, не успев издать ни звука.

Она посмотрела на струйку крови, стекающую по лезвию ножа, который все еще сжимала в руке, и вдруг заревела в голос.

– Ну что ты! Посмотри, красота-то какая! Прочувствовала? Умница моя, я знал, что тебе понравится. Человек по натуре своей хищник, и это ничто не изменит. Ну, что ты ревешь? Это же всего лишь дичь. Обычная куропатка. Ха-ха-ха! – рассмеялся он. – Вот примерно так я это и делаю, только не с птицей, а… с более крупной добычей. – Он вдруг посерьезнел и, с хищной ухмылкой посмотрев на нее, привлек к себе. – Хочешь научу?

Она замотала головой, не в силах произнести ни слова.

– Ну ладно. Тогда просто посмотришь. В следующий раз возьму с собой, договорились? Ха-ха-ха! – снова захохотал он. Лес тут же подхватил громкий каркающий смех и понес эхом в макушки деревьев.

– Нет! Я не хочу! Ты чудовище! – нервно крикнула она всхлипывая. – Зачем ты так?! Я ведь жду ребенка!

Оттолкнув его, она с силой воткнула нож в ближайшее дерево, затем, спотыкаясь и не разбирая дороги побежала в сторону шоссе, туда, где стояла машина. Хотелось поскорее уйти от этого страшного человека! Хотя бы ненадолго! Чтобы не видеть его противной ухмылки и колючего, цепкого взгляда. О большем она и не мечтала.

А он засунул убитую птицу в рюкзак и, выдернув из дерева клинок, пробормотал:

– Все правильно, именно так и должно быть. Дети должны быть сильными и бесстрашными еще до рождения. И они будут такими. Оба. Ха-ха-ха!

Глава 1

В кабинете следователя было накурено и тесно. Трое мужчин, склонившись над столом, заваленном фотографиями, обсуждали новое дело.

Один из них угрюмо качал головой:

– Похожи на ритуальные…

– Ну ты даешь, Лёня! Где же ты видел такие ритуальные убийства? – Другой перебирал снимки и совал под нос первому. – Посмотри! Посмотри!

– Тогда птица мертвая зачем?

– Вот именно! Птица только в последнем эпизоде. Говорю тебе, почерк разный. Скорее, в порыве ревности или случайное совпадение. Слу-чай-ность!

– Ты хочешь сказать, Коля, что это третья случайность? – с горячностью возразил Леонид. – И при чем здесь ревность? Ты забыл об убитом из арбалета дедушке с пасеки? Де-душ-ке! Какая ж тут ревность? А Фролова? Если помнишь, ее тоже убили в лесополосе, она была также привязана к дереву, как эта, – потряс он снимком.

– Фролову, вообще-то, убили в парке, а не в лесу. И сначала задушили, а потом уж ножом. А старика-пасечника? Вспомни! Его на даче нашли. И ни к какому дереву он не был привязан.

– Да, причиной его смерти была стрела, выпущенная из арбалета в упор, но потом в сердце был точно также воткнут нож! И не на даче, а на пасеке, которая тоже находится рядом с лесом. И парк, в котором убили Фролову тоже находится на краю леса. Я тебе говорю, все три дела схожи! – упирался Лёня, тыча в стопку папок, лежащих на краю соседнего стола.

Леонид Патрушев был начальником следственного отдела уже более десяти лет и знал, о чем говорил.

Однако его подчиненный Николай Зубков не желал учитывать опыт начальства и гнул свое:

– Да в чем ты видишь схожесть? Между ними никакой связи. Ни по способу, ни по месту убийства, ни по жертвам. Я все проверил!

– Коля, не тупи. Все три убийства произошли в лесу или рядом с лесом, примерно в одном районе. И во всех трех случаях фигурирует холодное оружие. И заметь, ни одного отпечатка. Стерты или в перчатках работали.

– Да ну и что! Все убийцы так делают – следы заметают. А периодичность убийства? Фролову убили еще позапрошлой весной. По-за-прош-лой! А старика нынешним летом. А вот эту, последнюю жертву, как ее… – Николай поискал на столе бумагу. – А, вот… Ася Кутепова, двадцать семь лет и так далее. Всего неделю назад ее убили! Ну, Лёнь! Прошел от силы месяц после пасечника, то есть временной интервал совсем небольшой. Но в этот раз все было иначе, никакого сходства с предыдущим убийством. Я же сам вчера ездил на место, когда тело нашли! Кстати, как выяснилось, в день убийства Кутеповой шел сильный дождь, – мотнул он головой в сторону окна, – который, возможно, и смыл все отпечатки.

Патрушев насупился и посмотрел в окно, за которым не было ни проблеска солнца – одна лишь беспросветная осенняя серость. Рано нынче осень пожаловала, впрочем, и август был необычно холодным. Что с природой случилось, непонятно…

– И что? Говорю тебе, серия! – Без сожаления оторвав взгляд от мрачного пейзажа, он снова уткнулся в еще более мрачные фотографии. – Возможно еще не все жертвы всплыли…

Николай вздохнул и задумчиво посмотрел на начальника.

– Может ты и прав, Лёня. Может, и серия. Но точно не ритуальные.

Третий молча слушал перепалку коллег, даже не пытаясь вникнуть в детали. Ему было неинтересно, да и думал он совсем о другом. Он вспоминал о встрече с другом, которого видел накануне, но радости эта встреча, очевидно, не принесла.

– Что, Слава, задумался? Есть мысли? – обратился к нему Леонид, заметив угрюмый вид товарища.

– Нет, – резко ответил тот. – Нет никаких мыслей. Ладно, работайте, парни, пойду я.

– Слав! – окликнул Николай. Тот обернулся и посмотрел угрюмо. – По делу Адамова нет вестей?

Ростислав отрицательно мотнул головой и вышел.

– Ж-а-аль, – протянул Коля вслед, – он бы нам сейчас здорово пригодился.

– М-да… Ладно, работаем, – шумно выдохнул Патрушев и вернулся к спору…

***

Месяцем ранее

Анна вышла из вагона и, передернув плечами, поставила на перрон дорожную сумку, чтобы застегнуть плащ. Ветер был совсем не летним – холодным, пронизывающим, настойчиво напоминающим, что осень не за горами. Она вдохнула полной грудью и с досадой поморщилась – после душного поезда слегка подташнивало, и так хотелось свежего воздуха, а тут… Впрочем, откуда взяться свежему воздуху в центре Москвы? Раздражение снова окатило с головы до ног. Анна одернула себя, пытаясь вернуть душевное равновесие. И что раздражается? Такая теперь у нее жизнь, пора бы привыкнуть.

Запахнув плащ и застегнув пуговицы до самого верха, она обреченно вздохнула и подхватила дорожную сумку, которая вовсе не была тяжелой – взяла только самое необходимое на первое время. Людской поток с чемоданами и авоськами тянулся медленно, Анна терпеливо шагала с той же скоростью и наконец вошла в зал ожидания. Присев в дальнем углу зала, она раскрыла сумку и, не доставая конверт, заглянула в него. Уже, наверное, в пятый раз. Ничего нового, там по-прежнему лежала внушительная пачка денег, но Анна была им совсем не рада. Было стойкое ощущение, будто ей заплатили, чтобы она исчезла.

Комок подступил к горлу. Вот опять она злится и жалеет себя! Ее жизнь сломалась, как дешевая техника или игрушка, сделанная из бумаги. Впрочем, ее жизнь никогда и не была дорогой, но она вполне устраивала Анну. Звезд с неба не хватала, просто была хорошим педагогом и жила себе тихонько на учительскую зарплату. Но вот случайное стечение обстоятельств, и все полетело в тартарары. Она прикрыла глаза и мысленно проговорила все, что решила в поезде, затем решительно встала и направилась к кассам дальнего следования.

– До Санкт-Петербурга, пожалуйста, один билет на ближайший рейс…

***

– Надежда Михайловна, это что такое? – слегка оторопев, Алексей смотрел на горшок к разлапистым цветком, стоящий на столе. Листья широкими лопухами свисали вниз, а прямо посередине торчал одинокий белый цветок.

– Это Спатифиллум, – горделиво сообщила та, подхватив на руки маленькую черную собачонку. – В народе называется «Женское счастье».

– А почему он тут? – еще больше удивился Адамов, женского счастья в этом доме априори быть не может, потому что он так решил.

– Ну как же, чтобы красиво было.

– Зачем? – начал сердиться Алексей.

Она подняла брови, искренне удивившись вопросу.

– Да как зачем? Пусть хоть этот цветок украсит твою берлогу. Ты посмотри, какое уныние вокруг.

Алексей огляделся и пожал плечами – никакого уныния, все как обычно.

– Ладно, пусть стоит, – со вздохом согласился он, но тут же поставил ультиматум: – Но поливать я его не стану.

– Да понятное дело, – снисходительно произнесла соседка. – Сама буду.

– Ну, я пошел, – Адамов повернулся и направился в прихожую.

– Алексей, ты куда? Сядь, поешь! Раббик, жди здесь, – приказала Надежда Михайловна и, опустив собаку на пол, ринулась в прихожую. – Ну, Лешенька, ну, пожалуйста! – ухватила она его за рукав, пытаясь силой вернуть в кухню.

– Надежда Михайловна, простите, спешу. – Раскидав тапки в разные стороны, Алексей схватил ботинки.

Однако та не отступала:

– Ну я же для тебя готовила, горячее еще, – обиженно сказала она и, подняв тапки, поставила на обувную полку. – Специально пораньше встала.

– Вы всегда рано встаете, сами говорили, – проворчал тот, снимая с крючка куртку.

– Да что же это такое! – всплеснула та руками. – Ну остановиcь ты хоть на мгновенье!

Алексей замер. Так когда-то говорила мама. И Аленка. Кинув на соседку хмурый взгляд, упрямо мотнул головой, но та смотрела так умоляюще, что он сдался. Снял куртку, снова нацепил тапки, вернулся в кухню и сел за стол. Наклонился, потрепал Рабби по загривку и кивнул соглашаясь.

– Ладно, только чай с пирожком.

Она довольно рассмеялась и засуетилась.

– Нет-нет, пирожок вчерашний. Омлет. Обязательно! Что я зря готовила? – Надежда Михайловна обиженно выпятила нижнюю губу, затем шустро развернула принесенный завтрак и поставила перед Алексеем. От тарелки шел ароматный парок, пахнущий укропом и чем-то давно забытым, навевающим ностальгию. – Помнишь? Как в детстве. Омлет, запеченный в духовке. Ну, укроп – это так, импровизация, знаю, что любишь.

Он поднял на нее глаза и смутившись скупо улыбнулся:

– Помню. В школьной столовой такой готовили.

– Приятного аппетита! – Надежда Михайловна махнула рукой, будто дала отмашку на старте.

– Сколько ж лет назад это было? А все помнится, – пробормотал он, пододвигая к себе тарелку.

Это снова напомнило ему далекое детство. И маму. И отца, когда тот приходил с работы уставший и погруженный в учительские заботы. Все садились за стол, обедали и делились новостями.

Надежда Михайловна почему-то всегда напоминала ему о безоблачном и счастливом детстве. И как же здорово, что именно сейчас эта напористая, немного надоедливая, но добрая женщина рядом с ним, иначе он бы не выжил. А ведь всего лишь соседка. Редкость в наше время. Или это просто две одинокие души сошлись на одной орбите и покатились вместе?

А она уселась напротив и, подперев рукой щеку, с умилением наблюдала, как Алексей уплетает слегка осевший, но все еще пушистый омлет.

– Не торопись, поешь нормально. Я потом все уберу, захлопну дверь и пойду к себе. Сегодня пенсию обещали принести. – Она помолчала, потеребила накрахмаленную ею же скатерть и подняла настороженный взгляд. – Лёшенька…

– М-м, – откликнулся тот, прихлебывая чай.

Надежда Михайловна запнулась на мгновенье и несмело спросила:

– Ты не узнал, как там Аннушка?.. Она что-то больше мне не звонит и не приходит… Уж второй месяц пошел.

Адамов помрачнел и, пожав плечами, равнодушно буркнул:

– Уехала, наверное.

Знал он, что Анна пару раз приходила к ней, и только в то время, когда он был на работе. Зачем, спрашивается?

Надежда Михайловна встала, прошлась по кухне, смахнула ладошкой пыль с подоконника, отметила про себя, что надо бы протереть, затем вернулась и села рядом с Алексеем.

– Послушай… Не забыл ты ее, я же вижу…

– Надежда Михайловна, пожалуйста, не начинайте! – рассердился Адамов и, не допив чай, отставил чашку. – Спасибо. Было очень вкусно.

Он поспешно вскочил и вышел.

А она только вздохнула и осуждающе покачала головой. Понимала прекрасно, страдает он, старательно скрывая свои переживания за маской безразличия и грубоватости, но чем ему помочь, не знала. И Анна на звонки больше не отвечала.

Сердце старой женщины ухало и отдавалось болью от переживания за этих глупцов, собственными руками погубивших свое счастье. Да только как заставить их любить? Никак невозможно. Вот, цветок этот дурацкий принесла. Зачем? Ведь и сама не верит в это «женское счастье». Она глянула на одинокий белый колоколец на тонком, длинном стебле и вздохнула, глупости какие, ей-то он счастья не принес. Ни мужа, ни детей, а жизнь прошла. Наверное, оттого и хотела во что бы то ни стало помочь Анне с Лёшенькой.

Надежда Михайловна убирала со стола и вздыхала, охая и шепча про себя слова молитвы: просила небеса наставить заблудших на путь истинный…

Вспомнилось, как она целых два месяца настойчиво приходила сюда каждый день к ряду, старательно подбирая ключик к сердцу этого сурового, замкнутого человека, замкнувшего себя по доброй воле, оттого одинокого и несчастного. А он никак не хотел вылезать из выстроенного собственными руками мирка: мрачного, беспросветного, никого в него не допускающего. И Аннушку прогнал по той же причине. Надежда Михайловна от нее все знала: о его прошлом и настоящем, и о том, как много лет губит этот несчастный человек свою жизнь местью, и о любви, которой боялся и от которой отрекся.

Говорить на эту тему он упорно не желал, и она отстала, лишь изредка делая попытки, когда было совсем невмоготу смотреть на его муки, которые он тщательно скрывал за оболочкой невозмутимого и бесчувственного человека. Но ее ведь не проведешь.

Да и толку от этих разговоров? Добротой да заботой бо́льшего можно добиться, чем в душу лезть со своими уставами и принципами. В конце концов, каждому свое: и характер, и уклад, и жизнь – с любовью или без.

И вот добилась, смогла, теперь хоть принимать ее начал, как свою, а не как человека из чуждого ему мира. Снова вздохнула тяжко, вышла в прихожую, в очередной раз убрала на место тапки, затем подхватила на руки своего любимца Раббика и, прихлопнув дверь, ушла к себе. Пенсию вот-вот должны принести. И хоть теперь надобности в ней особой не было, так как Алексей помогал, однако порядок есть порядок.

Глава 2

Стоя на перекрестке у светофора, Адамов крепко сжимал руль, стараясь усмирить нахлынувшие эмоции. Права! Во всем права учительница! Не забыл он Анну, конечно, не забыл. Но ему совсем не до личной жизни. Да и не по пути им – без него ей лучше, спокойней. Однако он здорово изменился в последнее время, признал Алексей. Анна его изменила и события последние. А соседка Надежда Михайловна со своей учительской твердолобостью и непреклонным упорством пробила огромную брешь в его броне, достигнув невозможного – стала практически родной.

Ожидая, когда загорится зеленый, Алексей достал телефон и набрал номер.

– Лига, здорово. Как там Загородняя?

В трубке послышался бодрый голос:

– Приветствую! Все сделал. Билет и конверт с деньгами отдал. Сим-карту приобрел на свое имя и положил туда же. Когда узнала, что от вас, брать не хотела, потом сказал все, как вы велели, и взяла.

– И что? Уехала?

– Да, сам вчера проводил. Села в поезд. Хвосты проверил, не беспокойтесь.

Адамов почувствовал непонятную горечь, а радоваться бы надо – теперь она в безопасности.

– Что мать?

– Мать ее действительно скончалась в больнице две недели назад.

– Криминал?

– Нет, проверил – все чисто. Инфаркт. Приступ случился дома, когда Анны не было. Скончалась в больнице.

– Надо бы проверить, Паша. Может, кто-то к ней приходил в тот день, напугал, вот инфаркт и случился. Или по телефону угрожали. Проверь.

– Хорошо, – согласился Павел. – Немного дайте времени.

– Ну просил же на «ты», – попенял Адамов поморщившись. – Все, до связи.

Светофор загорелся зеленым, и Алексей тронул с места.

Павел Лиговский был частным детективом, в прошлом оперативником в Новгородском УГРО, а еще раньше успел повоевать в горячих точках. Получив ранение, ушел из армии и подался в Органы, а уж потом занялся частным сыском. Адамов нашел его через Зарецкого и, проверив по своим каналам, приставил к Анне практически сразу, как только они расстались. От Лиги Адамов все о ней знал. Когда умерла ее мать, едва не сорвался – очень хотелось поддержать. Вовремя одумался, но предпринял все возможное, чтобы обезопасить ее жизнь.

Наконец решил просто выдворить ее из города, чтобы не отвлекаться от дела. Снял практически все наличные со счета, положил в конверт и купил билет до Москвы. Лиговскому дал поручение вручить конверт, а на словах попросил передать: «В городе оставаться опасно. Если не хочешь повторения, уезжай хотя бы на год. А лучше навсегда. От старой сим-карты избавься».

Понимал, что в очередной раз обижает этим безнадежным «навсегда», но что делать? Он не мог бесконечно охранять ее. Несчастная, нахмурился он, сколько она пережила за это время. А он, негодяй, так ее обидел. И тут же фыркнул – совесть мучает? Откуда? Откуда у тебя совесть, Адамов?! Брось! Главное найти Назаренко, а все остальное не имеет вообще никакого значения. Старательно затолкав слабые проблески совести подальше в закоулки сознания, Алексей стал думать о другом. На этот раз никак нельзя облажаться, не сможет он чувствовать себя спокойно, пока не найдет этого мерзавца. Хорошо, что Анна уехала. Так ему будет спокойней. Да, вздохнул он, на душе стало пусто, но спокойно.

На силу припарковавшись на тесной, забитой машинами улице, Адамов прямиком направился в городскую прокуратуру.

– Роман Федорович! – Алексей, презрев оклик секретаря, без приглашения вошел в кабинет Левашова. – Убийца на крючке, а мы бездействуем. Два месяца прошло, а мы на месте топчемся. Сбежит ведь! А может, уже…

Назаренко был в розыске, но все говорило о том, что тот не покидал город.

Левашов нажал кнопку на пульте, выключив звук телевизора и хмуро сдвинув брови, посмотрел на вошедшего.

– Алексей, сядь.

Тот присел на краешек стула, рассиживаться было некогда, нужно было еще к баллистам сгонять и в лабораторию.

– Ну, во-первых, доброе утро.

– Вы полагаете? – деланно удивился Адамов и вздернул брови, так и не ответив на приветствие.

Левашов шумно выдохнул и отвел взгляд.

– Прав, сегодня оно совсем не доброе.

– Вот именно! Время не терпит, Роман Федорович! Говорю же, сбежать может! Почему ничего не делаем? Патрушев проверил сведения моего агента? В Озёрки на базу отдыха сгонял кто-нибудь?

Это Кира Зарецкий нарыл сведения. Был там Заря, сто процентов. Засветил машину на камере у самого поворота на Клеверное пару недель назад.

– Проверили, Алексей. Нет его там. И не было… Да уехал он давно куда-нибудь за бугор. – Левашов махнул рукой и хмуро посмотрел из-под седых бровей. – И погоди ты про своего Назаренко! Тут… Тут такое дело…

– Что? – насторожился Адамов и умолк.

– Алексей… Из Москвы пришла бумага… – Левашов сделал паузу.

Адамов поднял глаза, пристально глядя на хмурое начальство, взгляд которого не сулил ничего хорошего. Что-то еще случилось, безошибочно определил он.

– Ты лишен звания, прости, – пряча глаза, сообщил Роман Федорович.

– Что? – снова повторил Адамов, теперь уже с изумлением. Он-то ожидал похвалы за раскрытие столь серьезного, громкого дела. Нет, он, конечно, не ждал особых почестей и наград, но…

– Да, Алексей Сергеевич. Все очень серьезно. На тебя заведено уголовное дело, а также начато внутреннее расследование.

– Какое дело? Какое расследование? – Адамов развел руками в недоумении.

– Ты обманным путем выкрал осужденную Загороднюю из СИЗО. Ввел в заблуждение следствие. Кроме того…

– Какое заблуждение, Роман Федорович? Я же все объяснил и рапорт написал. Это было в интересах…

– Не кипятись. Я полностью на твоей стороне. И если понадобится, буду защищать тебя в любой инстанции. Но подследственную ты выкрал. Да что там! Попросту устроил ей побег, подделав мою подпись и обманув начальника СИЗО Семенова. Было? М-м? – Левашов угрюмо посмотрел из-под седых бровей.

Адамов слегка смутился.

– Да, но вы же помните обстоятельства дела. Покушение на подследственную, сначала в СИЗО, затем на трассе. Я укрывал ее, да! Но исключительно в интересах…

Левашов снова перебил:

– В СИЗО полно отмороженных, и нападение в камере на Загороднюю к нашему делу может не иметь никакого отношения. А расследование дела о покушении на трассе так ни к чему и не привело. Так может, ты все это выдумал вместе со своей Анной? – спросил он и сердито добавил: – Я понимаю, ты хотел ей помочь, влюбился…

– Да вы что несете?! – Алексей нервно рассмеялся.

– Ну-ну, ты полегче! – Роман Федорович расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, разговор был не из легких, Адамов его лучший сотрудник. Был лучшим… – Я все понимаю, Загородняя не виновна, и ты действовал в интересах следствия. Но…

– Но?..

– Прости, – Левашов выразительно посмотрел в потолок, – я бессилен. В общем так, иди передавай Пашкову дела. С завтрашнего дня в прокуратуре ты больше не работаешь… Надеюсь не надо тебе напоминать, что из города уезжать нельзя?

Алексей открыл было рот, чтобы нагрубить, но понял, никакого смысла в этом нет – вопрос решен.

Однако Левашов его снова огорошил:

– Но и это еще не все.

Адамов поднял глаза на начальника, теперь уже бывшего.

– На тебя заведено уголовное дело по подозрению в убийстве Самойлова и Марениной, а также по подозрению в похищении Назаренко.

– Я вот сейчас не понял, вы что, обвиняете меня в двойном убийстве?! – повысил Адамов голос, едва не задохнувшись от негодования.

– Не я!.. Не я. Не надо утрировать, – урезонил Левашов рассердившись. – Московский Следственный Комитет возбудил дело.

– На каком основании?

– На основании фактов и улик. И… на основании заявления от Назаренко Игоря Георгиевича.

Адамов вытаращил глаза, а затем расхохотался.

– Так он в городе? Или в столице?

– Нет, он прислал письмо по электронной почте на сайт московской прокуратуры, где подробненько все изложил. Дескать, некий прокурор Адамов из-за старых необоснованных обид всех поубивал, а теперь пытается перевести стрелки на добропорядочного гражданина, который вынужден скрываться, едва вырвавшись из лап обезумевшего мстителя. И дополнил все это фактами.

– Фактами??? Да какими фактами?!

Левашов посмотрел угрюмо и промолчал.

– Адрес дайте, – сердито засопел Адамов.

– Какой адрес?

– Электронный адрес, с которого пришло письмо.

– Какой адрес, Алексей Сергеевич?! Вы отстранены от дела! И от работы! – шарахнул ладонью по столу Левашов, поставив точку.

– Ясно… – сник Адамов, но тут же вскинулся: – А как же улики? У баллистов, у Патрушева? – Алексей был просто в недоумении.

– Нет никаких улик, Алексей, – снова отвел глаза Левашов.

– Не понял. Как так?

– Дело передано в Москву вместе со всеми документами и материалами. Но…

– Что?

– До Москвы доехало не все. Экспертизы следов крови с кинжала в деле нет.