Леха. Современная повесть о настоящем человеке

Поэтому выходец из небогатой интеллигентной семьи Алексей Малыгин и переживал по поводу финального поединка. С морально-психологической точки зрения, он не был полноценно готов. Чисто спортивный мандраж стократно усилился от новых, ещё неосознанных эмоций. Ленин называл это классовым антагонизмом. Но историю КПСС Малыгин пока в таком объеме не знал, поэтому на «гонках» проворочался в кровати почти до самого утра.

Поспать получилось всего часа три. За полчаса до будильника Леху разбудили пьяные вопли кавээнщиков, вернувшихся с ночной дискотеки «Планета обезьян». Шумные обсуждения какого-то облевавшегося филолога, визгливые вскрики будущих учительниц английского языка (по звукам именно в их комнату прорывались юмористы) и отдаленный грохот сковородок на кухне дальнейшему сну не способствовал. Леха дождался, когда победит настойчивая юношеская эрекция и врата иняза захлопнутся за субтильными творческими спинами. Встал и, в одних трусах, накинув лишь полотенце на шею, выскользнул в полутемный коридор. Принять холодный душ, затем нивелировать морозную процедуру горячим чаем. Выспаться не получилось, но и сонливость отсутствовала напрочь. Остатки вчерашних глупостей из головы выгнали струи холодной воды, а мышечный тремор слился с приятным покалыванием после растирания и более не беспокоил. Чашка черного крепкозавареного чая, опрокинутая в пустой желудок, окончательно вернула Малыгина в бойцовское состояние.

«Сейчас мы поглядим, какой – такой Сухов…» – вспомнилось «Белое солнце пустыни». И сразу стало проще. Вчерашняя агрессия ушла, оставив вместо себя веселую злобу. Желание подраться сменилось на спортивную игривость. Уже шагая с сумкой на плече, Алексей прикидывал рисунок предстоящего боя.

«Он ниже, но физически сильнее… Удара особо нет, но сериями задолбить может…» – очень трезво рассуждал Малыгин. «Опять же захочет закончить в первом раунде, чтоб перед друзьями и девками покрасоваться… На этом и надо ловить, “двоечками-троечками” не переиграть, клинчевать не стоит, но в разрез или на противоходе поймать можно…» – веселея, закончил теоретизировать Леха.

– Леша! Малыгин!

Алексей, практически вошедший в двери спорткомплекса, обернулся на оклик. Андрей Сергеевич Краснов собственной персоной. Первый вологодский мастер спорта СССР по боксу и руководитель школы. В распахнутой дубленке, без шапки. Белая рубашка без галстука расстёгнута до середины груди. Посверкивающая золотая цепь и массивный крест. Метрах в десяти, прямо на тротуаре приткнулся его знаменитый черный «Мерседес».

– Здорово, – он протянул руку.

– Здравствуйте, – стушевавшись и замешкавшись, – сумка соскользнула с плеча, пожал тяжелую ладонь Леха.

Он, признаться и не предполагал, что «дядя Андрей» знает его имя и фамилию.

– Заехал грамоты подписать… В Москву на денек надо выскочить, – Краснов не отпускал руку Малыгина, – с Ермаковым в финале?

– Да, – выдёргивать кисть Леха не решился.

– Ну, это естественно… – вроде бы сам себе ответил Андрей Сергеевич, немного увеличив нажим, – главное, не ссы, понял?

– Да, я вроде… – начал было Малыгин, но Краснов его перебил:

– Он для себя уже турнир выиграл и в «Лукоморье» отмечает, – потянул Леху на себя, – а ты, если его чемпионом воспринимать перестанешь, свой шанс просрать не должен. Есть в тебе мужик… Иди и дерись!

Краснов крепко тряхнул руку собеседника и, повернувшись, зашагал к «Мерседесу».

Леха озадаченно посмотрел в обтянутую коричневой кожей мощную спину. Получить такое напутствие от главного тренера сборной области, в составе которой, кстати, Ермаков был одним из основных спортсменов… Как-то странновато. Тем не менее внутренняя пружина немного ослабла – короткая реплика поддержки сыграла свою роль.

Время до финального боя пролетело быстро, точнее два с половиной часа отшагали свои 150 минут в полном хронометражном соответствии, но Малыгину они показались незаметной десятиминуткой.

Практически за пять минут до объявления готовности их пары, в спорткомплексе появился Харламов. К этому времени Леха, переодевшись в соревновательную форму, свалил из раздевалки и, скрывая небольшую трясучку, побрасывал забинтованные руки в самом дальнем углу гимнастического зала.

– Готов? – деловито поинтересовался старший товарищ, – заломаешь медведя как Александр Невский, а, ярославич?

Всё же постоянное общение со студентами истфака эрудировало даже постармейских физруков.

– Как бы самому не заломаться… – не найдя ответа остроумнее, бормотнул Леха.

– Давай я тебе посекундирую? – предложил Дмитрий, – или у тебя личный?

– Да нет… – Леха окинул уже порядком забитое помещение «Труда», – так-то тренер обычно меня выводил… Рома Ушаков, но он, вон…

Получилось немного обиженно. Харламов проследил за взглядом друга и в снарядной зоне увидел, что Ушаков держит боксёрские лапы под «двоечку» Ермака. Выглядело всё это эффектно. Резкие выбросы рук, хлесткие звуки точных и сухих попаданий, дергающаяся на спине крупная эмблема «Адидас. На трибунах, на самых удобных местах сидело с десяток парней бандитского вида, затянутых в черную кожу, и трое девчонок. Они, к слову заметить, не походили на обычных, размалеванных спутниц парней «героической профессии», а, скорее, напоминали пай-девочек из песни набирающего популярность тверского шансонье Михаила Круга. Лишь одна, со смоляным «конским хвостом», сидела в модных ботфортах, закинув ногу за ногу. Оставшиеся две девушки – спортивного вида брюнетка и высокая блондинка в норковой шубке – производили впечатление отличниц, случайно оказавшихся в дурной компании.

Парни, друзья Еремакова, вели себя более раскованно. Кто-то с профессиональным интересом следил за событиями на ринге, кто-то подбадривал ненужными советами Юрия, а ещё пара «бычков» откровенно пялилась на Малыгина, негромко переговариваясь и похохатывая. Это было второй ложкой дегтя к настрою. Первой – ассистирование тренера противнику. Хоть Ермаков и Малыгин были одноклубниками, Ушаков совершенно логично выбрал себе первого, как минимум по причине многолетнего знакомства. Однако это обстоятельство вдруг обозлило Алексея. В кипятке, начинавшей бурлить, спортивной злости, заиграло ещё несколько крупных пузырей.

– Я, правда, по боксу не очень… – Харламов заулыбался, – но полотенце выбросить смогу…

– Ты, главное, не кричи что-нибудь, типа, «прогибом бросай!», – демонстрируя внешнее спокойствие, отшутился Леха, – я обычно четко указания угла выполняю.

– Давай разомну трапецию, – Харламов развернул Малыгина в сторону главного ринга, оказавшись за его спиной.

Железные пальцы мастера спорта по самбо болезненно принялись перебирать волокна трапециевидной мышцы.

– У него прием один есть, – Харламов говорил негромко, сквозь гвалт приходилось вслушиваться, – он сближается без удара, пугает правой и бьет левой по печени… На глушняк обычно.

– Обычный финт, – поморщившись от боли, ответил Малыгин, – называется «коварный удар в печень». Я сам его отрабатываю и на лапах, и на мешке…

– Может и обычный, но ты Ермака боишься, поэтому дашь ему подойти. Он этим и берет вас, свежачков, глаза пучит – в ы ссыте, он подходит и вырубает, усек? Я такое не раз видел.

– Ты, что, самбо втихаря изменяешь? – Леха попытался повернуться к другу, но тот легко развернул обратно.

– Нет, я их подвиги, – кивок в сторону трибуны с друзьями Ермакова, – каждые выходные в «ночнике» наблюдаю. Да и ты стремительный… Нокаут, вон, сделал. Ермаку захочется приземлить тебя. И не «по очкам» … Такая публика.

– Бокс!

Голос рефери мгновенно стянул стены спорткомплекса «Труд» до пределов ринга. Собственно мир сузился ещё до того, как Леха нырнул под канаты, но пока шли короткие судейские процедуры, параметры можно было растянуть взглядом, ошарив трибуны или посмотрев на часовое табло.

Ермаков что-то буркнул, не поворачивая головы, в ответ на скоротечное наставление Ушакова и игриво – пружинисто двинулся навстречу Малыгину. Полуопущенные руки, никакой классической стойки – железобетонная уверенность в своём превосходстве. Резкий рывок, серия, отход. Леха, в попытке выйти из размена последним, провалился и тут же через руки пропустил тяжелый джеб в голову. Но и Юра не смог развить успех точного попадания. Не удержав равновесия, он был вынужден перестраиваться. Бой продолжался в этом же ключе. Чуть игривый наскок Ермакова, увесистая серия, правда, в основном по защите, отход. Лехины удары вдогонку цели не достигали – всё же скорость у Ермакова была на грани сумасшедшей.

Трибуны притихли. Спортсмены, готовящиеся выступать и уже выступившие, сгрудились в пределах судейских столов, ожидая яркой расправы над взмывшим иногородцем. Даже девушки, до этого явно скучавшие, жадно следили за развитием событий на ринге.

Явное преимущество Ермакова пока проявлялось лишь в самоуверенных атаках, яркой манере боя, полуопущенных руках и в фирменной экипировке. Малыгин же никакого урона ещё не получил, не считая скованности своих действий. Это было как раз то, о чём его предупреждали Харламов и Краснов – он боялся. Атаковать мастера спорта, да ещё нокаутера? И в подтверждении этого каждая контратака Малыгина захлебывалась в жёсткой ответке от Ермакова. Либо вообще не достигала цели.

Первый раунд закончился, явно оставшись за мастером. Не чувствуя особой усталости, а лишь ощущая бессилие, Леха опустился на табурет в своём углу.

– Жди, он скоро попрет, – Харламов, не утруждаясь восстановительными процедурами, громко зашептал Малыгину в ухо, – он тебя ниже, ему без мазы в голову рубить, через корпус зайдет… Просто будь готов, не гоняйся за ним, он тебя обыграет. Готовь на один-два встречных, слышишь?!

Леха невпопад кивал, краешком сознания удивляясь боксёрским познаниям своего самбо-секунданта. Желание того, чтобы этот финал быстрее закончился, нарастало снежным комом. Атмосфера всеобщей поддержки соперника давила на психику и сковывала мышечную готовность комбинировать. Лишь Харлам, залезая горячим шепотом в голову, заливал в пульсирующее сознание одну за другой вероятности победного исхода.

– Или сам иди ему навстречу, он этого точно ожидать не будет. Не такой план ему Ушаков рисовал, но только когда в угол его загонишь…

Звук гонга оборвал харламовские наставления и Леха поднялся.

Второй раунд стал на порядок агрессивнее первого. Маска игриво-уверенного технаря полетела в сторону, и Ермаков кинулся избивать Малыгина «по-взрослому». Прилетало отовсюду. С боковых, с прямых, проходил апперкот. Со стороны казалось, что даже классическая «двоечка» разбивала всю защиту Малыгина. Однако это было не совсем так. Леха стоически держался, пропускал, но не более трети от общего града ударов. Всё-таки защищаться проще, чем атаковать. К тому же у канатов он не задерживался, не позволяя противнику размотать полноценную работу «на снаряде». Ермак уже явно свирепел. Гул зала резко переходил на единый восторженный вой, сквозь пласт которого явственно прорезались выкрики «Вали!» и «Убей!». Обжигаемый такой поддержкой, Ермаков с полуопущенными руками и, бросками корпуса вправо-влево, откровенно кидался на Малыгина. Уже не спортивная злость двигала им, а желание казнить неуступчивого соперника. Всю свою силу, мощь и технику он демонстрировал уже и мимически. Скалил зубы, облитые темным пластиком капы. Излишне резко, с всхлипом выдыхал на каждый удар и, обходя с флангов, чересчур театрально пританцовывал. Он вел бой. Нокаут дело времени. Редкие выпады Малыгина его не пугали. Лишь один удар мог бы позвенеть тревожным звоночком, но Леха развивать успех не стал, по-черепашьи уйдя в глухую оборону.

Второй перерыв. Малыгин тяжело опустился на табурет. Отбитые плечи гудели, пока ещё не саднящей болью разбитых мышц, а лишь наливающейся синюшной тяжестью. Однако урон принятых на защиту ударов полностью забивал, сковав плечевой пояс бетонным раствором. Прежней легкости в руках уже не было.

Харламов что-то громко говорил ему, перекрывая шум трибун, но Леха не слышал. Он впервые за весь бой поднял глаза на оппонента, вальяжно развалившегося в своём углу. Было заметно, что постоянный прессинг серьёзно вымотал звезду вологодского бокса, но до заветного «вымахался» Ермакову было ещё, наверное, далековато. Мастер спорта, попялившись на трибуны, вернул глаза в ринг и их взгляды пересеклись. Леха не успел отвернуться и, успевший это заметить, Ермаков демонстративно сплюнул в его сторону. И вдогонку зло ухмыльнулся.

Не дожидаясь окончания минуты перерыва, Малыгин вскочил с табурета. Обида, трансформировавшись в злость, вдруг схватила за горло. Самоуверенный самец, в адидасовской майке, на своей территории вдруг стал для него главным врагом. Целью всей жизни. Далеко за границами понимания остались папа с мамой, крито-микенская культура, концепция неотомизма, что-то кричащий в спину Харлам и общага с пьяными кавээнщиками. Сгущающаяся в своём рывке неведомая сила вытолкнула его на середину ринга.

– Бокс!

Ермак всё в той же манере двинулся вперед, совершая катастрофическую ошибку. Уверенный в превосходстве, он совершил то самое сближение без удара. И нарвался. С такой скоростью Леха не бил даже на пике формы по снарядам. Легкий финт левой и мощнейший правый кросс между рук впечатался в мужественный подбородок Юры Ермакова. Потрясенный соперник рухнул на колено, но окончательно завалиться ему помешали канаты. Они же и ввели рефери в заблуждение. Пружиня спиной о витую опору, Ермаков поднялся и тут же пропустил ещё два увесистых боковых. Леха остервенело бросился добивать падающего, но между ними вклинился судья. Юра повис на канатах, однако на настил так и не рухнул. Рефери открыл счет. Гомон зала резко ушел в пике. В вязкой тишине лишь четко слышался голос рефери. На «восьмерке» Ермаков встряхнул головой и подал жест готовности. Гримаса непонимания ещё не потеснила решительность взгляда, однако своим присутствием на физиономии соперника добавила Малыгину импульс уверенной решительности. Ермаков после команды «Бокс!» подскоком оказался на ближней дистанции, пытаясь пробить область печени противника. Малыгин, ожидая этого, резко ушел влево, подняв на апперкот провалившегося визави. Юрий, теряя опору, мелко затрусил на ватных ногах в угол. Ещё не понимая, что это второй нокдаун, он не по-боксёрски выбросил руки в пустоту и свалился на канаты. Малыгин, изрядно измотанный желанием поставить точку, чересчур суетливо налетел на соперника и принялся с такой же нелепой хаотичностью сыпать ударами. Опытный Ермаков, воспользовавшись сближением, повис клинчем на Малыгине, не давая пробить завершающий удар в голову.

Зрители давно повскакивали со своих мест, причём даже те, кто не знал ни Малыгина, ни Ермакова. Таких драматичных поединков на заурядных городских соревнованиях ещё не было.

Харламов, грудью навалившись на подиум ринга, чуть слышно выводил:

– Леха-а, Леха-а…

Танец в клинче оборвал рефери, разведя боксёров в разные стороны. Леха впервые, поверх перчаток посмотрел в лицо оппонента. Ермаков заметно «плыл». Взгляд противника, потратив агрессию, безакцентно пятнал пространство вокруг Малыгина. Стойка уже не была по-чемпионски беспечной. Левое надбровье стремительно набухало.

– Бокс!

Ермаков, впервые с начала поединка, кружа начал уходить от Алексея, тут же занявшего центр ринга. Уверенности в движениях титулованного спортсмена не было – опыт же подсказывал всё правильно. Время. Оно сейчас работает на него. Малыгин же, испытав адреналиновый прилив, ощущал, как постепенно силы покидают его.

– Леха, тридцать секунд! – откуда-то издалека, сквозь целлофан пробитой головы донесся выкрик Харламова. «Делай концовку!» – отозвалось в нём голосом первого тренера обязательное боксёрское действо ярославской школы.

Широко шагнув и рискуя потерять равновесие, Малыгин задвинул Ермакова в угол ринга и тут же четко, как на тренировке, пробил «двойку». Высоко поднятые в защите руки открыли торс и ещё пара боковых прошла в подреберье. Соперник скрутил корпус и, уже не думая об активной защите, глухо ушел в оборону. Леха, расплескивая остатки сил, вкладывался в каждый удар. Меняя этажи попаданий, чувствовал, как сыплется мышечная стойкость, ещё минуту назад незыблемого, чемпиона. В этой остервенелости, он не услышал рефери, который, втесавшись между бойцами, спиной оттер Малыгина от, повисшего на канатах, Ермакова.

– В угол!

Пошатываясь, лишь на усилии воли, Леха отошел в угол ожидания. Медленно, в растяжку, рефери вел счет, согнувшемуся от пропущенных ударов по печени, Ермакову. На девятом, тот разогнулся и, подняв руку, встал в боевую стойку.

Всё же звание мастера спорта было заслуженным.

– Бокс!

Леха двинулся вперед, понимая, что у него есть ещё один удар, всего один, которым он может отправить соперника в третий нокдаун, тем самым, обеспечив себе победу в виду явного преимущества. Понимал это и Ермаков. Как и то, что до конца боя оставались считанные секунды.

Малыгин, бросился в сторону противника, тот ушел, тяжело срезав угол. Ещё одна неудачная попытка достать прямым.

– Тайм!

Рефери встал между боксёрами, подняв руки ладонями в стороны.

Бой был окончен.

* * *

Все происходящее в дальнейшем возвращалось к Лехе фотографическими пятнами воспоминаний, когда он, сидя в раздевалке, тяжеловесно сдирал кожуру набрякших потом бинтов. Напротив разместился Харламов, молчаливо принимая-передавая из малыгинской сумки полотенца – перчатки – минералку.

Победителем, по раундам 2:1, финального поединка признали мастера спорта Ермакова, которому, правда, сразу после поднятия руки понадобилась медицинская помощь. Благо, фельдшер дежурно присутствовал на турнире. Однако его квалификация и условия не позволили полноценно поставить на ноги потрепанного чемпиона. Несмотря на прилагаемые усилия, Ермакова стошнило прямо на колени окруживших его друзей. Очевидно, пропущенные в конце третьего раунда удары в голову и по печени создали встречный болевой эффект, вследствие которого Юра даже не мог нормально объясниться по симптоматике. В итоге, его, в накинутой на плечи дубленке, прямо в боксёрках, увезли в первую городскую больницу. Себя же Малыгин отчетливо вспомнил, только уткнувшись в раздолбанную дверь мужской душевой, куда, в прострации от принятых ударов и израсходованной энергии, он поперся прямо в боксёрской амуниции. Следующий снимок – суетное мельтешение спин и неровный срез скамейки, на которую спортсмен тяжело опустился. Как сошел с ринга, как прошествовал через весь зал, что говорил Харлам и зло выкрикивали с трибун друзья Ермакова – память не зафиксировала, оставив лишь неприятное послевкусие без четкого понимания причины. Адреналин ещё не выветрился из венозных тоннелей, поэтому боли не было. Дикая, неимоверная усталость с обидой напополам выгребала все чувства огромным половником армейской полевой кухни.

– Т… п… дил, – голос Хараламова, донесся откуда-то из подземных лабиринтов.

– Фто? – не вынимая капы изо рта, переспросил Малыгин. Он не узнал своего голоса. И дело было не в капе, которую Леха тут же сплюнул в ладонь, – не понял я…

– Ты победил, – уже отчетливее прозвучал голос Дмитрия, – рефери оба раза считал дольше, чем должен… В первый нокдаун я насчитал на тринадцать – пятнадцать, во второй не меньше семнадцати… И вся фишка в том, чтобы Ермак сейчас без последствий из больницы вернулся. Причём для всех. Для шишек из федерации, чтоб не угреться за кривое судейство. И для нас, чтобы его кореша к ночи в общагу не завалились. Разборку учинять.

«Для нас…» – внутренне отметил Малыгин и стало полегче.

Бинты комом свалились в раскрытую пасть спортивной сумки, стоящей на полу. Из неё же он вытянул джины и, превозмогая болезненную пульсацию в области селезенки, принялся натягивать прямо поверх боксёрских трусов.

– Хрень какая-то, обычные соревнования… С чего разборку-то затевать? – Леху мотало, одна нога скользнула мимо штанины – спросил он у Харламова.

– Алкоголь называется, – коротко ответил тот, трамбуя перчатки на дно сумки, – шары зальют сегодня в «Севере» или «Планете обезьян» и ночью вспомнят про «охреневшего в атаке»…

– В смысле про меня? – Леха продолжал тупить.

– Нет, про Николая Рубцова, поэта вологодского!

Харламов зачем-то подошел к дверям раздевалки, прислушался. За фанерой колыхался шум трибун и ринга, рядом слышался смех подростков.

– Давай уже, быстрее шевелись, – он вернулся от дверей и сел рядом, – или ты на награждение хочешь остаться? Все ж серебряный призер…

Дверь распахнулась. Через порог несколько суетливо, что для него было никогда не свойственно, шагнул Рома Ушаков. Тренер «Труда» и секундант Ермакова.

– Что, Лех, как ты, нормально? – скороговоркой выдал он.

В руках Рома теребил картонку грамоты и вымпел в триколоре российского флага.

– Нормально… Голова, вот, только раскалывается, – Леха через силу улыбнулся.

Его всё ещё коробило содействие Романа сопернику. Пусть и спорт, но всё равно цепляло.

– На, вот, тебе за второе место, – он сунул грамоту и вымпел Малыгину в руки, – Ермакова всё равно не будет на награждении, решили так всё отдать.

– Серьёзное что-то у него? – Харламов внимательно взглянул в глаза секунданту противника.

– Да нет, – Ушаков, заметно тревожась, оглянулся на дверь, – его братва к судьям подходили, мол, Малыга с локтя приложил. Газовали…

– Сука… – коротко матюгнулся Харлам.

– Да вы, чего?! – Леха, забыв про головокружение, соскочил со скамьи, – всё по-честному было! Какой локоть?!

– Краснова нет, разрулить некому, – Ушаков, словно не замечая финалиста, разговаривал уже только с Дмитрием, – может, ты, этта, своим позвонишь? Травникову?

– Куда? Я их только в смену рабочую и вижу. Да в зале… А ещё рано. И Новый Год опять же…

Харламов, подойдя к окну, задумчиво поскреб узоры измороси. Леха примолк, наконец, догнав, как может развиться ситуация. Он не по правилам, «по-сучьи», рубанул уважаемого человека. За это надо ответить. Деньгами или здоровьем. Краткий ликбез основ бандитско-уголовного уклада он в своё время получил ещё в Ярославле, а более подробные лекции дослушивал уже от Харламова, которого специфическая работа в ночном клубе снабдила богатым жизненным опытом.

– А они все в больничку укатили? – Харламов отлип от стекла и повернулся к Ушакову.

– Телки остались, вроде… – неуверенно пожал плечами Ушаков, – если они с ними были, а не прилипшие.

– Можно попробовать незаметно через пожарную лестницу выйти, – Ушаков мотнул головой куда-то за стену, – но, Димон, ты же, понимаешь, они найдут его…

– Пока искать будут, решим вопрос, – интонация Харламова была тверда, но без особой уверенности.

Тем не менее на Леху и этот лучик света подействовал успокаивающе.

Он резко собрался, натянул свитер, переобулся, вжикнул молнией куртки.

– Сейчас, – Ушаков, вышел за дверь, оставив друзей в раздевалке.

– Дим, ну, ты же видел, – начал было Малыгин, обращаясь к Харламову.

– Видел! – резко оборвал его старший товарищ, – и все видели, как какой-то лох залетный чемпиона разматывал! На глазах его девок!

– Но все же по правилам было, да и проиграл я…

– Проиграл ты для федерации бокса Вологодской области, по судейским бумажкам! А для понятийных ты с локтя Юру Ермака дважды на жопу усадил!

– Так что теперь с боксом завязать? – внезапно Леха ответно обозлился, – или в шахматы дернуться?!

– Да, нормально, всё ты сделал, – Харлам похлопал друга по плечу, – даже я в тебя не верил. А тут такое…

– Я не хотел, так получилось… – хмуро буркнул Малыгин.

Со второго этажа можно было выйти по лестнице через зал и на центральный выход через вахтера либо, пройдя мимо женских раздевалок, выйти на курительную площадку. Харламов вышел первым, зыркнув по сторонам, махнул Малыгину на выход.

– Иди по коридору направо, около бабских раздевалок выход на пожарную лестницу, около неё жди меня, – он показал куда-то за изгиб коридорного прохода.

– А ты куда? – не торопился вставать на маршрут Леха.

– А я через зал пройду, у Ушакова ключ возьму от замка навесного на лестнице и с улицы поднимусь, – Харламов слегка подтолкнул Малыгина, – только, не выползай на балкон, не свети рожу свою героическую…

Леха сделал несколько шагов, но, отчего-то передумав, развернулся в сторону выхода на внутренний балкон. Возможно, это был миниатюрный акт протеста против унизительной процедуры сваливания через черный ход, может быть жест тщеславия или банальная выходка из любопытства. При этом Леха отдавал себе отчет, что друзья Ермакова, парни явно необремененые душевными терзаниями, выслушивать аргументы защиты точно не будут. А попасться под их кулаки, монтировочные ломики или кастеты сразу после определения виновности – стопроцентная инвалидность. Где-то в глубине души, конечно, рисовалась картина почти мультяшного побоища одного героя против всех с его обязательной победой, но… Леха, несмотря на возраст, был реалистом. Сам Ермаков старше на несколько лет, а его группа поддержки вообще уже, судя по лицам, приближалась к категории «мужики». Плюсовались сюда короткие стрижки, перебитые носы, свирепые взгляды и накачанное мясо, обтянутое черной кожей. В общем, хорошего мало. Тем не менее Малыгин вышел на внутренний балкон, нависавший над пространством спортивного зала.