А теперь о Шевченко и о «тупых хохлах». «Очень часто талантливый человек принадлежит к невежественной и бездарной породе, и совершенно независимо от него его личный талант окрашивается расовой ограниченностью» [40]. Трудно ясней сказать о расовой бездарности украинцев. А чем она объясняется? «Очевидно, в крови их проснулись те тюркские кочевники, которые когда-то терзали Южную Русь» [41]. «Хамы остаются хамами, обличая глубокое варварство своей породы. Говоря о породе, я убежден, что мазепинцы вполне справедливо отрекаются от имени русских: по духу и темпераменту это обруселое потомство половцев и печенегов, поднимающее вновь войну со Святой Русью. Сказалась чуждая благородным обычаям гостеприимства раса, только и способная, что на насилие… Степные тюркские народы оттого и исчезли, что кроме мелкого разбойничества они ни на что не были способны. Этот низкий уровень умственных способностей передался… и их мазепинскому отродью» [42].

Во времена Меньшикова господствовала концепция «триединого народа». Многие у нас, включая правителей высшего уровня, верят в нее до сих пор. А Ленин говорил об Украине во время гражданской войны: «Это новая страна, другая страна, а наши русопяты этого не видят». Опуская антирусские словечки Ленина, всю жизнь яростно воевавшего против мифического «великорусского шовинизма», в суть его определения следует вдуматься. Украина это действительно новая, другая страна, и непонимание этого порождает ложные надежды и неправильную политику.

Хватит разговоров о братском единоверном народе. Никакой он не братский, как говорят в подобных случаях, «Каин тоже был братом». И единоверным он перестает быть, раскалывая сегодня православие. Эпицентром украинского национализма была австрийская Галичина, воображавшая себя украинской Пруссией или Пьемонтом. Меньшиков призывал к войне с Австрией ради освобождения этой части «русской» земли, еще остающейся под чужеземным господством (в Италии подобные устремления назывались «ирредентизмом»). Он не подозревал, что работает тем самым на ненавистных ему мазепинцев, и был поражен, узнав, что в феврале 1914 года, т. е. накануне действительной войны с Австрией, в Киеве прошла демонстрация под лозунгами: «Да здравствует самостийна Украина! Да здравствует Австрия! Долой Россию!»

Вот так «братья-славяне»! Готовы воевать против нас на стороне врага. Мечту Меньшикова осуществил Сталин, присоединил Галичину к СССР, но сделал этим сомнительное приобретение, засунув в общий дом осиное гнездо, точно так же, как промахнулась Екатерина II, получив в нагрузку вместе с Польшей миллионы пригревшихся в ней евреев. Вообще-то Меньшиков славянофильством не страдал и открыто говорил об этом: «Я лично не разделяю мечты славянофилов о создании великой славянской империи». Он считал это невозможным, потому что «отдельные славянские народы не обнаруживали никакого химического сродства. Они не тянулись друг к другу, а скорее были заряжены силою отталкивания и расхождения» [43]. Мечту Н. Я. Данилевского о славянском единстве осуществил после войны тот же Сталин, но его быстро стали разваливать те же славяне – началось с титовской Югославии, а кончилось тем, что сегодня уже нет ни Югославии, ни Советского Союза.

Болгарию Меньшиков называл «подлой» и поделом: в двух мировых войнах она была на стороне врагов нашей страны, а недавно отказалась от выгодного для нее «Южного потока», повела себя как примерная, послушная овечка европейского стада.

О поляках и говорить нечего. Герцен признавал только за ними право нас ненавидеть, но он делал это, это когда Польша находилась под властью России, а сегодня? Русские ушли, а ненависть осталось. Теперь-то за что? За то, что Сталин подарил Польше обширные немецкие территории, никогда ей не принадлежавшие? Даже Черчилль тогда опасался, как бы польский гусь не умер от объедения, если мы обкормим его немецкой кашей. Не умер, сожрал, хотя даже Ульбрихт просил у поляков вернуть немцам хотя бы Штеттин. Не вернули.

Помните песню о Сережке с Малой Бронной и Витьке с Моховой, которые за Вислой сонной лежат в земле сырой? Согласно этой песне, их якобы помнит «мир спасенный». Ни хрена он не помнит этот мир, он, наоборот, уничтожает теперь памятники на могилах наших солдат. Может, его и не стоило спасать? Муссолини в апреле 1943 года предлагал Гитлеру заключить сепаратный мир с Советским Союзом, но Гитлер решил, что Сталин на это не пойдёт. А почему? Сталин в 1941 году готов был пойти на второй Брест при всех его потерях и унижениях, а в 1943 году договор мог быть заключён при условии отвода немецких войск на границу 1941 года. Сколько людей мы бы тогда сохранили! А Польша могла бы продолжать наслаждаться прелестями немецкой оккупации. Вот было бы хорошо!

А сегодня журналистка Д. Асламова в беседе с Лавровым говорит ему, что возмущенный народ предлагает подогнать бульдозеры и снести Катынский мемориал. «Ну что вы! – возражает тот. – Это было бы не по-христиански». Слизняк ты, а не министр иностранных дел! В попы иди!

Причём тут религия? Религия должна служить интересам нации, а не наоборот. Суббота для человека, а не человек для субботы. Можно как угодно относиться к Порошенко, но он поступает правильно с точки зрения национальных интересов, сражаясь за автокефалию украинской церкви.

Славянофилы в своё время договаривались до того, что «без православия наша народность – дрянь» [44]. Это какой дрянью надо быть, чтобы такое выдать? Если православие обладает таким магическим свойством придавать дряни мировое значение, почему она не придаёт его румынам? И. С. Глазунов, выступая однажды по телевидению, в сердцах назвал Румынию «европейской клоакой». Будь он менее знаменит, его могли бы сразу же поволочь по 282‐й статье за «разжигание».

Кстати, когда «Новое время» дало в феврале 1914 года информацию о безобразии, учиненном в Киеве украинскими националистами, местное начальство, стараясь замять эту мерзкую историю, стало её отрицать и призвало её не акцентировать: это возбуждает страсти! Это вносит раздор между двумя частями населения! Стремление пресечь «разжигание» было обращено преимущественно в одну сторону – в сторону патриотических выступлений [45].

Как всё это похоже! И сегодня кавказцы могут творить любые безобразия, но когда русские осмеливаются выразить свое возмущение по этому поводу, им строго приказывает «не разжигать». Проходят десятилетия, меняются режимы, а Россия по-прежнему «не для русских».

М. О. Меньшиков был сын священника и человек глубоко верующий, но у него язык бы никогда не повернулся изречь такую мерзотину, как «без православия наша народность дрянь». У него было особое отношения к знаменитой уваровской формуле «православие – самодержавие – народность», народность в ней он ставил не на последнее, а на первое место. «Страна может считаться православной и в то же время смердеть бытовым разложением, общим развращением нравов… Власть может почитаться самодержавной и в то же время быть бессильной, чтобы справиться с… упадком духа народного, того, что французы называют гением расы. И православие, и самодержавие не создают этого гения, а сами черпают из него свою силу, свою истину и красоту. Только из могучего корня идет сильный ствол и железные по крепости сучья… Кричите, сколько хотите, об истинности православия, о «веках святых»: все это было в прошлом… Настоящее православие, искреннее, верующее в Бога в народно-русских поэтических представлениях, православие национальное было, да сплыло или стремительно сплывает» [46].

Национальный дух у Меньшикова это не тот обычный в нашей религиозной философии бесплотный русский дух, который нисходит откуда-то с небес аки Дух Святый в виде голубине. Нет, он развивается на вполне определенной расовой основе. Меньшиков постоянно доказывал, что «прекрасные девизы: мир, свобода, равенство, братство, просвещение и пр. – все они неосуществимы, если нет единодушия народного. Все они разбиваются о раздор, свойственный слишком пестрым расам. Древние, более свежие народы безотчетно чувствовали, необходимость единодушия и потому отстаивали, сколько могли, единокровие свое, чистоту племени. В одинаковом лишь теле может обитать одинаковая душа», поэтому «стремление к племенному единству есть не каприз, а требование самой природы» [47]. «Внутри России мы искренно не можем допустить… равноправия. Тут другое тело народное и, значит, другая должна быть душа, именно – наша душа и только наша» [48]. «Каждый несет в своей крови и в нервных клетках смутную память обо всём, что думали и чем волновались предки. Душа не более как тысячеголосый хор предков» [49]. А представляете, какой это «хор», если предки разные? Сплошная разноголосица, кто в лес, кто по дрова.

По Меньшикову, «плоть есть оплотневший до ощутимости дух, как дух – простая эманация плоти» [50]. Дух, таким образом, вовсе не бесплотен, он лишь эманация плоти. Но что происходит с духом, когда он покидает плоть? Умирает он вместе с ней или нет? У христиан есть готовый ответ на этот вопрос, но в мире есть и другие веры, и кто может сказать и доказать, какая из них правильней выражает всё сложность мироздания? Каждый верующий будет восхвалять свою. Мы на короткое время сойдем с родной почвы, но лишь затем, чтобы потом снова на неё вернуться.

Юлиус Эвола говорил в особой главе своей книги «Бунт против современного мира», опираясь на индоарийскую традицию, о двух путях в потусторонний мир. Один из них назывался путь богов (дева-яна), другой – путь предков (пи-три-яна). Оба пути можно рассматривать как вечные, только тот, кто идет по первому, не возвращается, а тот, кто идет по второму – возвращается.

Первый путь в пояснениях не нуждается. Это то самое Царствие Небесное, Царствие не от мира сего, куда звал людей Христос, или Нирвана, куда звал людей Будда. Со вторым путем сложней.

Согласно толкованию Эволы, «другим путем идут те, кто фактически не продолжает жить, а постепенно растворяется в предках, в «тотемах», которые одни только не умирают», и ведут «личиночное, бессознательное состояние» или возвращаются в круговорот реинкарнаций [51].

Эвола употреблял термин «тотем», относящийся к религиозным представлениям первобытных людей, но его вполне можно заменить термином «архетип», который ввел КарлГустав Юнг для обозначения «коллективного бессознательного». Богов древнего мира он считал символами архетипов.

Но ту же самую мысль выразил и Меньшиков в своей статье «Души народов» (1914). «Ничто не умирает. Не умирают души людей и явлений. Не думайте, что умерли древние боги… они живут гораздо ближе к нам, чем мы думаем, они живут в нас самих. Это наши страсти, это племенные свойства, созданные вместе с нашей природой. Идолы богов разрушены… самое же существо богов осталось… Не где-то в Греции, а под черепом вашим помещается Олимп, управляющий судьбою вашей, и хотите вы этого или нет, сознательно или бессознательно вы до сих пор служите древним богам – мрачным или светлым, смотря по преобладанию в вас темного или светозарного начала» [52].

Гениальная мысль! Она включает в себя не только архетипы К. Г. Юнга, но и неудобопроизносимые «резидуумы» В. Парето, под которыми понимаются генетические программы определенных форм поведения человека, его действий, большей частью нелогичных (Меньшиков тоже считал, что «человек существо иррациональное») [53].

Меньшиков исходил из того, что человек создает богов своих по своему образу и подобию. И образ Одина с двумя вóронами на плечах и с двумя волками у его ног был в его глазах прообразом ненасытимой ничем и свирепой жадности «волкоподобной» германской расы [54]. О русских богах он не мог составить себе четкого представления, знал только, что светлый и благодетельный Дажбог был сыном Неба (Сварога) и олицетворял собою Солнце и что русские люди, согласно «Слову о полку Игореве», считались его внуками, т. е. прямым потомством Солнца.

О божествах восточных славян нельзя судить по пантеону князя Владимира, который был «интернационален», подобно римскому – римляне включали в свой пантеон, наряду со своими богами, и богов покоренных народов. Перун не был народным богом, его называют «княжеским», но он был скорее богом дружины. Варяги, как и пираты, не национальность, их вождями были скандинавы, а дружина, очевидно, состояла в основном из балтийских пруссов, отсюда и «русь» – Игорь ходил на древлян «со всей русью» – не народом, разумеется, а дружиной. Перун – не славянский и не скандинавский, а литовский бог.

Что же касается Дажь-Бога, то Меньшиков напрасно думал, будто не осталось преданий, как символизировали наши предки это светлое божество. В описании пантеона князя Владимира стоит через черточку «Хорс-Дажьбог», а «хорс» это иранское слово, обозначающее солнце («бог», кстати, – тоже иранское). Налицо плод многовекового симбиоза славян и иранцев-скифов. Иранская символика этого божества хорошо известна – крылатый солнечный диск. Еще одно божество этого пантеона, Симаргл, это иранский Син-марг, фантастическое существо, крылатый пес в рыбьей чешуе, символ власти над тремя стихиями.

Дажьбог был сыном Сварога, т. е. Неба. Имени Сварога в пантеоне Владимира не было и не случайно. «Svarga» на санскрите обозначает не то небо, которое мы видим, а, выражаясь христианским языком, Царствие Небесное. Русские считали себя прямыми потомками солнечного божества. «Владимир Красно Солнышки» это не поэтический эпитет, а признание его воплощением солнечного божества. «Язычники» почитали его как воплощение божества, христиане чтут как святого, – здесь мы имеем как бы синтез двух вер.

Для пантеона Владимира характерно преобладание в нем мужских божеств, из женских в нем представлена одна лишь не совсем понятная Мокошь, имя которой похоже на этноним финского народа мокши – может быть, это тоже было проявлением «интернационализма»? Но в древних мифологиях обычным было сочетание Небо-Отец, Земля-Мать. Позже на Руси Богородица – символ материнства – даже потеснила (как в южных романских странах) Божественную Троицу. Иконы с ее изображениями были самими почитаемыми.

М. О. Меньшиков в статье с заголовком, взятым у Гете, – «Вечно женственное» – поставил «женственность в хорошем смысле этого слова выше человечности». «Беды нет, что в закон женской природы вложена влюбленность плотская. Все-таки это любовь, а не ненависть, и, будучи плотской, все-таки это высокое душевное состояние» [55].

Но времена Гете прошли, и «чего недостает немцам теперь, это, конечно, не мужественности, а женственности. Первым из этих качеств за всех немцев гордился Бисмарк, противополагая мужественной тевтонской расе женственную славянскую». «Стараясь быть для чего-то как можно более мужественными… немцы… дичали. Они стали и в самом деле походить на своих предков – варваров, описанных Цезарем и Тацитом». «Женственность с этой точки зрения как будто выходит выше мужественности. Вместе с Шопенгауэром, в эпоху которого немцы начали нравственно дичать, множество людей искренно считают женщину «вторым сортом человека» [56]. «Мы знаем, до чего доводит торжество мужества, но ведь и преобладание женственности в иных странах ведет к гибели… Избалованное долгим миром общество даже забывает, что есть война. Оно постепенно перестает интересоваться защитой жизни и все внимание устремляет на комфорт, на развлечение… И очень часто слишком долгий мир накапливает собой тяжкую социальную несправедливость («зверит людей», как говорил Достоевский), из которой нет выхода. Одной женственности и кротости не справиться с мирными организациями зла». И когда начинается война, «на поддержку ослабевшей женственности должно выступить мужество народное… Недаром природа двойственна и в этом, как и во всем. Нам хотелось бы торжества одного начала, которое мы считаем благим. Но природа достигает равновесия жизни сочетанием двух стихий, а иногда и многих» [57].

Мысли Меньшикова уносили его далеко за пределы той религии, в которой он был воспитан и которая сдерживала их развитие. Пройдя через промежуточную стадию двух начал, он дошел даже до догадки об их множестве. «Природа создала не одну, а разные национальности» [58]. Почему? Да потому, что такова суть природы. Эту мысль подробно обосновал Пьер Шассар (1926–2016) в своей книге «Разнообразие в природе» и других своих работах. Природа разнообразна на всех уровнях – в звездных мирах, в химических элементах, в животном мире и в человеческом обществе. Это философское обоснование и оправдание национализма. «В исключительном своеобразии… заключается смысл жизни» [59]. Вы поняли, что этим сказано? Достижение и защита самобытности или, как сегодня предпочитают говорить из любви к иностранщине «идентичности», это главное в жизни, это и есть тот её смысл, за которым многие, подобно Чацкому, «ездят далеко», а он здесь, рядом.

Толстенные книги написал В. Парето. Меньшиков не мог их читать, но он не хуже Парето понимал значение «циркуляции элит», понимал, к чему приводит превращение аристократии в паразитические класс. О французской революции Меньшиков писал: «Великая революция родилась не из головы Руссо, а из инстинктов расы, почувствовавшей, что важный и необходимый орган народный – культурное сословие – а трофировался от праздности» [60].

У нас после революции побеждённые всё валили на царя, мол, царь был плохой, а то бы… Да нормальный был царь, но прогнил правящий класс, и на кого царь мог опереться, когда «кругом измена»?

Понимал Меньшиков так же, как и Парето, что на смену прогнившему классу приходит новый, более здоровый, но отнюдь не весь, а только его элита, потому что «управляет нацией всегда лишь едва заметная группа лиц» [61].

У Парето циклически сменяют друг друга, как волны, «резидуумы» комбинаций и сохранения агрегатов. Меньшиков прослеживал в нашей истории смену подъемов духа и затишья. «Волны русской истории вообще поднимаются не более двух раз в столетие» [62]. Он смотрел глубже Парето: «Никогда в истории не бывает так, чтобы в одну эпоху действовали только созидательные начала, а в другую – только разрушительные» [63]. Так что и в революции, если не просто тупо её ненавидеть, можно рассмотреть её созидательные начала. Ф. Нестеров включал в свою связь времен не только советский период, но и всю нашу революционную традицию, начиная с декабристов и Герцена. В августе 1991 года толпа «демократического» сброда сбила в Новгороде памятную доску со здания, в котором во время своей полуссылки работал Герцен. Эти дебилы не знали, что Герцен был противником Маркса и предрек крах марксистского эксперимента.

Меньшиков отнюдь не принадлежал к революционной традиции, совсем наоборот, но когда в 1907 году было предложено перенести прах Герцена и памятник ему в Россию, Меньшиков отнесся к этому иначе, чем современные безмозглые новгородцы. Он писал: «Герцен был, бесспорно, крупный талант. Полунемец-полурусский, он любил Россию всею полнотою души… Несомненно, кое-что полезное для России Герцен сделал, так почему бы праху его не найти места в родной земле? И почему бы медной статуе его, забытой в Ницце, не украсить собою могильного холма или даже площади родного города?» [64] Вспоминая о кружке Станкевича, Меньшиков сказал даже такое: «Бесконечные споры и одушевленные беседы тогдашней московской молодежи были, может быть, высшим расцветом нашей истории» [65]. А сегодня московские улицы больше не называются в честь Станкевича и членов его кружка: Белинского, Грановского, Герцена.

Меньшиков ненавидел Ницше как «антихриста», но тоже считал, что «история есть борьба двух начал – аристократии и демократии» [66], хотя и не отождествлял их с определенными народами. В общем, у Меньшикова многое можно найти, не уезжая далеко.

О Ломоносове говорили, что он не только основал первый русский университет, но и сам был университетом. Мы проанализировали романский синтез, подумали о возможности романо-германского синтеза, но в итоге подняли вопрос о русском синтезе. И, не смешивая для этого, подобно гоголевской невесте, разных наших мыслителей, мы остановились на одном из них, потому что он более полно, чем кто-либо другой синтезировал все, что нужно, в себе самом.

Существует мифология «мирового яйца», из которого вылупился мир. Идеям Меньшикова надо помочь вылупиться из христианской скорлупы. На каком-то этапе развития организма скорлупа жизненно необходима, на каком-то она начинает мешать. Если бы возникло действительно Русское Национальное государство, оно могло бы с полным основанием считать Меньшикова как своего предтечу. Принципиально важны представления Меньшикова о границах этого государства. Он допускал даже нарушение территориальной целостности Империи. «Допустим даже полное отпадение таких окраин, каковы Финляндия, Польша, Армения и т. п. Я лично был бы счастлив дожить до этого: я счел бы Россию сбросившей наконец своих маленьких врагов и очистившейся от чужеродных паразитов… Территория Империи нашей сократилась бы едва заметно (взгляните на карту), а территория русского народа не сократилась бы ни на один вершок. Она освободилась бы только от болезненных наростов и гнойных прыщей. Россия вернула бы себе национальное единство, в чем заключается истинный секрет силы и процветания рас». Меньшиков тоже настаивал на «неделимости России, но только России, т. е. территории, занятой русским племенем»

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

М.О. Меньшиков. Письма к русской нации. Приложение к журналу «Москва», М., 1999, с. 215.

Цит. по книге Ф. Нестеров. Связь времен. 3‐е изд. М., «Молодая гвардия», 1987, с. 36–37.

Ф. Нестеров. Связь времен, с. 41–42.

М.О. Меньшиков. Цит. соч., с. 222.

Ф. Нестеров. Цит. соч., с. 38–39.

Ф. Нестеров. Цит. соч., с. 43–45.

М.О. Меньшиков. Цит. соч., с. 219.

Там же, с. 502, 512, 497.

М.О. Меньшиков. Цит. соч., с. 151.

Там же, с. 537.

Там же, с. 285.

Там же, с. 69–70.

Там же, с. 337.

Там же, с. 432.

Там же, с. 156.

Там же, с. 75.

Там же, с. 179.

М.О. Меньшиков. Цит. соч., с. 89, 184.

Там же, с. 56.

Там же, с. 464.

Там же, с. 68.

Там же, с. 372.

М.О. Меньшиков. Цит. соч., с. 430.

Там же, с. 376–377.

Там же, с. 115–116.

Там же, с. 528–529.

М.О. Меньшиков. Цит. соч., с. 47, 48.

Там же, с. 86.

Там же, с. 155.

Там же, с. 376.

М.О. Меньшиков. Цит. соч., с. 535, 532.

Там же, с. 254.

Там же, с. 258.

М.О. Меньшиков. Цит. соч., с. 55.

Там же, с. 61.

М.О. Меньшиков. Цит. соч., с. 225.

Там же, с. 294.

Там же, с. 444.

Там же, с. 441.

Там же, с. 450.

Там же, с. 229.

Там же, с. 465–466.

М.О. Меньшиков. Цит. соч., с. 368.

Эта сентенция принадлежит А. Кошелеву.

М.О. Меньшиков. Цит. соч., с. 468–469.

М.О. Меньшиков. Цит. соч., с. 259.

М.О. Меньшиков. Цит. соч., с. 314.

Там же, с. 292.

Там же, с. 266.

Там же, с. 513.

J. Evola. Revolte gegen die moderne Welt. Vilsbiburg, Arun, 1993, S.79, 83.

М.О. Меньшиков. Цит. соч., с. 503.

М.О. Меньшиков. Цит. соч., с. 172.

Там же, с. 501–502.

<1 2 3 >

На страницу:

Перейти

2 из 3