Написано кровью моего сердца

– Нынче утром. Сосиски. И не пытайся сменить тему.

Голос звучал ровно, но в нем чувствовалось клокотание, будто в кастрюльке закипающего молока. Еще чуть-чуть – и оно вспенится, вулканом извергаясь на плиту.

– Я все понимаю, но хочу знать… должен знать, что между вами было?

– Правда понимаешь? – эхом переспросила я с удивлением.

Нет, я, конечно же, надеялась, что он поймет, но верилось в это слабо. Руки у меня уже были не ледяными, они взмокли от пота, и я вытерла их о юбку, не обращая внимания на оставшиеся разводы.

– Мне это не нравится, – процедил Джейми сквозь стиснутые зубы. – Но я понимаю.

– Правда?

– Правда. – Он пристально глядел мне в глаза. – Вы оба думали, что я мертв. А я знаю, саксоночка, какой ты бываешь, когда напьешься.

Я хлестнула его щеке – так неожиданно, что он не успел даже увернуться.

– Ты… ты… – зашипела я, не в силах подобрать для него оскорбление, в полной мере выразившее бы глубину моих чувств. – Да как ты смеешь!

Джейми бережно потер щеку. Губы у него чуть заметно дрожали.

– Я… хм… не совсем это имел в виду, саксоночка. И вообще, разве не я здесь пострадавшая сторона?

– Нет, – огрызнулась я. – Сперва тебя не было, потом ты… потом ты утонул, и я осталась одна с детьми на руках с-среди шпионов и с-солдат. И ты, и Фергус, оба вы ублюдки! Бросили меня, и Марсали тоже…

Я так кипела от переполнявших душу эмоций, что продолжать не смогла. И будь я проклята, если снова перед ним расплачусь!

А Джейми осторожно придвинулся и взял меня за руку. Я не стала вырываться, чувствуя его так близко, что могла разглядеть пылинки в бороде, обонять пропитавший одежду запах пота и дорожной грязи, ощущать исходивший от него жар.

Я силилась что-то сказать, но выдавала лишь бессвязные звуки. Джейми, не обращая внимания, расправил мне пальцы и принялся выписывать по ладони круги.

– Саксоночка, я вовсе не хотел сказать, что ты пьяница, – начал он, явно желая примирения. – Только то, что зачастую, Клэр, ты идешь на поводу у своего тела. Так всегда было.

Я наконец обрела дар речи.

– Ч-что ты хочешь этим сказать? Что я шлюха? Падшая женщина? Гулящая девка? Думаешь, это звучит лучше, чем пьяница?!

Джейми тихонько фыркнул. Я хотела было отнять руку, но он не отпустил.

– Я сказал, саксоночка, только то, что сказал. – Он крепче сжал пальцы, а другой рукой обхватил за предплечье, не давая встать. – Тобою движет твое тело. Разве не поэтому из тебя вышел такой хороший врач?

– Я…

Обида мигом испарилась. Надо признать, в его словах есть толика здравого смысла.

– Возможно, – ответила я, отводя глаза в сторону. – Но не думаю, что ты именно об этом говорил.

– Не совсем. – В его голосе вновь зазвенела сталь. – Послушай.

Я промолчала, но он меня не отпускал – а состязаться с ним в упрямстве бесполезно, хоть сто лет тренируйся. Нравится мне или нет, однако придется его выслушать… и самой сказать все, что он захочет узнать.

– Хорошо, – выдавила я.

Он перевел дух, но хватку не ослабил.

– Саксоночка, я тысячу раз делил с тобой постель, – негромко заговорил он. – Думаешь, я не замечал, как ты себя при этом ведешь?

– Вообще-то не меньше двух тысяч раз, а то и трех, – педантично поправила я, глядя на валявшийся на земле нож. – И да, замечал, наверное.

– Да, я знаю, какая ты в постели. И представляю… как у вас все было, – добавил он, поджав на мгновение губы.

– Ни черта ты не представляешь! – пылко ответила я.

Он хмыкнул, на сей раз нерешительно, и возразил:

– Представляю. Когда я потерял тебя, после Каллодена… я знал, что ты жива… но от этого было только хуже.

На сей раз хмыкнула уже я, но жестом велела ему продолжать.

– Я ведь рассказывал тебе про Мэри Макнаб? Как она пришла ко мне в пещеру?

– Не сразу, – холодно ответила я. – Но да, в конце концов ты собрался с духом и признался. И я тебя ни в чем не винила – и подробностей, кстати, не требовала.

– Да, не требовала, – признал он и потер нос костяшками пальцев. – Может, ты не ревнивая. В отличие от меня. – Он нерешительно замолчал. – Я расскажу тебе, как все было… если хочешь.

Я смотрела на него, кусая губы. Хочу ли? Если откажусь – не воспримет ли он это как знак, что мне все равно? Джейми ведь неспроста сказал: «В отличие от меня».

Я глубоко вздохнула, принимая условия сделки.

– Ладно. Расскажи.

Джейми отвел глаза и с усилием сглотнул.

– Это было… нежно, – тихо произнес он после долгой паузы. – И грустно.

– Грустно? – эхом повторила я. – То есть как это?

Он не сводил взгляда с жирного черного шмеля, сновавшего среди цветов.

– Мы оба оплакивали свою потерю, – медленно произнес Джейми, хмуря брови. – Она сказала, что хотела бы хоть ненадолго тебя вернуть… Наверное, имела в виду, чтобы я вместо нее представлял тебя.

– Не вышло?

– Нет.

Он поднял глаза, и его взгляд пронзил меня острым клинком.

– Такой, как ты, больше нет.

Это прозвучало вовсе не как комплимент. Даже словно бы обиженно.

Я молча пожала плечами. А что тут еще можно ответить?

– И?

Джейми вздохнул и вновь перевел взгляд на сцепленные руки. Правой он сжимал левую, словно бы напоминая себе о недостающем пальце.

– Было тихо. Мы больше не разговаривали.

Глаза он зажмурил. Мне невольно стало интересно, что же он сейчас перед собой видит? Однако, кроме любопытства, я, как ни странно, более ничего не испытывала… разве что жалость к ним обоим. Я ведь своими глазами видела пещеру, где они занимались любовью, – ту ледяную гранитную могилу… И вообще, в те дни на шотландском нагорье жить было несладко. Хотелось ощутить хоть капельку тепла…

«Оба мы оплакивали свою потерю» – так он сказал.

– Это случилось один лишь раз. И длилось не очень долго… У меня же… давно никого не было, – сказал он, заливаясь краской. – Но… Я без этого не смог бы. Она потом меня обняла, и… в этом я тоже нуждался. Я так и уснул в ее руках, а когда проснулся, она уже ушла. Но ее тепло осталось со мной. Надолго, – тихо закончил он.

А меня вдруг захлестнула ревность, и я, чтобы справиться с ней, стиснула кулаки и выпрямила спину. Джейми заметил, что я напряглась, и повернул голову.

– А как это было у вас? – спросил он, глядя прямо в глаза.

– Никакой нежности, – резко отозвалась я. – Или грусти. Когда он пришел и сказал, что не может оплакать тебя в одиночестве, мы поговорили. Потом я встала и подошла… сама не знаю зачем; в голове ни одной связной мысли не имелось.

– Неужели? – в тон мне отозвался он. – Ты что, напилась до поросячьего визга?

– Да, и он тоже! – огрызнулась я.

Знаю ведь, о чем он думает: Джейми и не пытался этого скрыть. Я внезапно вспомнила о том, как мы сидели в той таверне в Кросс-Крике, а он вдруг обхватил мое лицо ладонями и поцеловал, а губы его были сладкими от вина.

Я вскочила со скамьи и хлопнула по ней рукой.

– Да, до поросячьего визга! – заорала в ярости. – Я каждый день пила без просыху с тех пор, как услышала о твоей смерти.

Он протяжно выдохнул, снова зацепившись взглядом за сцепленные на коленях руки. Очень медленно Джейми разжал пальцы.

– И что же ты получила от Грея?

– Грушу для битья. По крайней мере, с этого мы начали.

Джейми изумленно вытаращил глаза.

– Ты его ударила?

– Нет, я ударила тебя! – рявкнула я.

Рука невольно сжалась в кулак, вспомнив тот первый удар в беззащитную плоть – слепой, безумный, выплескивающий всю глубину моего горя. На краткий миг я ощутила чужое тепло, но оно тут же пропало – а через секунду вернулось, когда меня швырнули на туалетный столик, хрустнувший под тяжестью, и навалились сверху, сжимая запястья и заставляя выть в голос от ярости. Что происходило дальше, помнила я смутно… точнее, отдельные фрагменты очень даже хорошо, но в цельную картину они не складывались.

«Как в тумане», – говорят про подобные случаи. Это значит, что объяснить такое невозможно; если сам не пережил, все равно не понять.

– Мэри Макнаб, – сказала я невпопад. – Она дала тебе… как ты говорил – нежность? Наверное, можно как-то описать и то, что дал мне Джон, только я это слово еще не придумала.

А мне оно крайне необходимо.

– Может быть, насилие. Отчасти.

Джейми заметно напрягся. Поняв его опасения, я покачала головой:

– Не в этом смысле. Я ушла в себя. Глубоко, чтобы ничего не чувствовать. А Джон… Он был сильнее. И заставлял меня чувствовать. Поэтому я его ударила.

Джон будто срывал с меня пелену отрицания, шелуху каждодневных бытовых забот, благодаря которым я держалась на ногах и хоть как-то существовала. Он сдирал бинты с гнойной раны горя, обнажая мое истекающее кровью нутро, не желающее заживать.

Густой воздух, влажный и горячий, застревал в горле. Наконец я нашла нужное слово.

– Триаж, – внезапно сказала я. – Так в медицине называется сортировка больных. Под всей этой шелухой я… умирала. Истекала кровью. А когда сортируешь больных… в первую очередь надо остановить кровотечение. Просто остановить. Иначе пациент не жилец. Вот Джон и… остановил кровь.

Залепив мою рану своей собственной – своим горем, яростью… Две раны, сжатые вместе: кровь течет, но уже не теряется зря, она попадает из одного организма в другой, горячая, жгучая, чуждая – но при этом дарующая жизнь.

Джейми пробормотал что-то на гэльском; большую часть слов я не разобрала. Он сидел, повесив голову, упираясь локтями в колени, и шумно дышал.

Я села рядом и тоже вздохнула. Цикады трещали все громче; их стрекотание, заглушавшее даже шелест воды и листьев, пробирало до самых костей.

– Будь он проклят, – пробормотал наконец Джейми и выпрямился. Он выглядел злым – но сердился отнюдь не на меня.

– А Джон… с ним все хорошо? – робко спросила я.

К удивлению – и некоторому облегчению, – Джейми чуть заметно улыбнулся.

– Да. Хорошо. В этом я уверен.

Хотя в голосе, как ни странно, прозвучало некоторое сомнение.

– Ты что, черт возьми, с ним сделал?! – встрепенулась я.

Он сжал на миг губы.

– Ударил. Дважды, – добавил он, отводя глаза.

– Дважды? – потрясенно переспросила а. – А он что?

– Ничего.

– Неужели…

Я откинулась на спинку скамьи. Теперь, успокоившись, отчетливо видела, что Джейми… Тревожится? Испытывает вину?

– И почему же ты его ударил?

Я постаралась, чтобы в голове прозвучало лишь любопытство, а не возмущение. Видимо, не преуспела, потому что Джейми вскинулся, словно ужаленный в задницу медведь.

– Почему? И ты еще спрашиваешь?!

– Вообще-то да, – съязвила я. – Что он такого сделал, чтобы его бить? Еще и дважды.

Нет, Джейми запросто мог кому-нибудь врезать, но обычно на то имелась веская причина.

Он недовольно фыркнул. Однако когда-то, давным-давно, Джейми обещал быть со мной честным – и до сих пор своего слова не нарушил. Он расправил плечи.

– Первый раз это было личное. Я вернул ему старый долг.

– То есть, выходит, ты просто дождался удобного случая? – уточнила я, остерегаясь спрашивать, что за «личный старый долг» мог у него остаться.

– У меня просто не было выбора, – раздраженно отозвался тот. – Он сказал кое-что оскорбительное, и я его ударил.

Я не стала ничего спрашивать, только шумно выдохнула через нос, чтобы Джейми услышал. Последовало долгое молчание, нарушаемое лишь плеском реки.

– Он сказал, что вы двое не занимались любовью друг с другом, – пробормотал наконец он, опуская взгляд.

– Ну конечно… Я же говорила. Мы ведь… Ох!

Джейми свирепо уставился на меня.

– Вот именно – «ох!», – передразнил он с сарказмом. – «Мы оба трахались с тобой» – вот что он сказал.

– Понятно, – пробормотала я. – М-да. Хм… Да, так и было… – Я потерла переносицу и повторила: – Понятно.

И впрямь яснее некуда. Джейми и Джона связывала давняя крепкая дружба, но я знала, что в основе ее – строжайший запрет каким бы то ни было образом намекать на влечение, которое лорд Грей испытывает к моему мужу. И если Джон настолько потерял самообладание, чтобы покуситься на святое…

– А второй раз?

Подробности первого я решила не выяснять.

– А второй раз уже за тебя, – сказал он, и голос у него смягчился, а хмурые складки на лице разгладились.

– Польщена, – отозвалась я с как можно большей иронией. – Но, право, не стоило.

– Да, теперь я понимаю. – Джейми немного покраснел. – Но я слишком вышел из себя и не мог уже сдержаться. Ifrinn! – буркнул он, наклонился за ножом и с силой вонзил его в перекладину скамьи.

Закрыв глаза и сжав губы, он забарабанил пальцами правой руки по бедру. Джейми давно так не делал – с тех самых пор, как я ампутировала обмороженный безымянный палец. Лишь теперь я осознала, насколько все плохо.

– Скажи, – попросила я чуть слышно сквозь стрекот цикад. – Скажи, о чем ты думаешь.

– О Джоне Грее. О Хелуотере. – Глубоко вздохнув, он открыл глаза, хотя избегал встречаться со мной взглядом. – Там я выдержал. Замотался в кокон, как бы ты сказала. Наверное, тоже начал бы пить, выдайся такая возможность.

Он дернул губами и сжал правую руку в кулак, тут же удивленно на нее уставившись: последние тридцать лет она почти не гнулась. Джейми разжал кулак и положил открытую ладонь на колено.

– Я справился. Но там была Женева… Я ведь и про нее тебе рассказывал?

– Да.

Он вздохнул.

– И там был Уильям. Когда Женева умерла, это случилось по моей вине, как нож в сердце… а потом появился Уильям… – Голос его стал мягче. – Ребенок располосовал меня, саксоночка. Вывернул все кишки наизнанку.

Я накрыла его руку своей, он перевернул ладонь, сплетаясь со мной пальцами.

– А чертов содомит меня исцелил, – сказал он так тихо, что я едва расслышала за шелестом реки. – Исцелил своей дружбой.

Джейми набрал полную грудь воздуха и шумно выдохнул.

– Нет, я не убил его. Не знаю, хорошо это или плохо, но я его не убил.

Тоже вздохнув, я прижалась к плечу Джейми.

– Я так и знала. И очень этому рада.

Туман сгустился в серо-стальные тучи, решительно плывущие над рекой и рокочущие громом. Всеми легкими я втянула в себя запах озона, а еще мужской кожи. От Джейми пахло хищным зверем, что уже само по себе аппетитно, но теперь к обычному аромату добавились загадочные – хотя и вкусные – нотки: колбасное амбре, резковатый душок капусты и… да, горчица, причем с какими-то странными специями.

Я принюхалась к Джейми, с трудом подавив желание его лизнуть.

– Ты пахнешь, как…

– Я пахну, как шукрут[33], – перебил он, скривившись. – Погоди. Сейчас помоюсь.

Он встал и шагнул было к реке, но я поймала его за руку.

Джейми посмотрел на меня и медленно притянул к себе. Я не сопротивлялась. Более того, руки сами поднялись его обнять, и мы с облегчением выдохнули в унисон.

Я была бы рада просидеть так вечность, вдыхать острый пыльный запах капусты и слушать стук сердца под моим ухом. Все сказанное – и недавно случившееся – никуда не делось, оно витало рядом с нами призраками из ящика Пандоры, но сейчас, в эту секунду, утратило всякий смысл.

Джейми заправил влажные кудри мне за ухо. Откашлялся и заерзал, и я неохотно его выпустила, хотя и положила руку ему на бедро.

– Хочу кое-что сказать, – заявил он вдруг очень серьезно, словно выступая перед судом.

Сердце, успокоившееся было, вновь затрепетало.

– Что?

Прозвучало это до того испуганно, что он засмеялся. Всего лишь раз фыркнул – но я с облегчением перевела дух.

Джейми взял меня за руку и заглянул в глаза.

– Не буду говорить, что мне все равно, ведь это совсем не так. И не буду обещать, что на этом успокоюсь. Скажу лишь одно: ничто, никакая сила на всем белом свете не сумеет нас с тобой разлучить. Или ты не согласна?

Он приподнял бровь.

– Еще как согласна! – с жаром ответила я.

Джейми выдохнул и уронил напряженные плечи.

– Хорошо. Потому что даже будь ты против, тебя бы это не спасло. И еще один вопрос. Ты жена мне?

– Ну конечно же, – в изумлении отозвалась я. – А как иначе?

Испустив шумный вздох облегчения, Джейми стиснул меня в объятиях. Я тоже обхватила его руками, сжимая изо всех сил, и мы выдохнули уже вместе. Он склонил голову, целуя мне волосы, а я прильнула к его плечу в распахнутом вороте рубашки; ноги у нас подогнулись, и мы сползли на свежевзрытую землю, укореняясь в ней, словно сбросившее листву дерево с одним стволом – крепким, монолитным – на двоих.

С неба упали первые капли дождя.

* * *

Джейми заметно просветлел, из синих глаз исчезла тревога… по крайней мере, на время.

– Где здесь можно найти постель? Я хочу тебя.

Я была только за, но вот вопрос меня смутил. В дом Джона мы, конечно же, пойти не могли – уж явно не за тем, чтобы заняться любовью. И если, допустим, сам Джон не стал бы возражать, одна мысль о том, что скажет миссис Фигг, вздумай я заявиться в дом в обнимку с верзилой шотландцем и подняться с ним в спальню… К тому же нельзя забывать и про Дженни…

С другой стороны, мне не хотелось укладываться голышом на лютиковую клумбу, где нам в любой момент могли помешать Бертрамы, кусачие шмели или внезапный ливень.

– Может, постоялый двор?.. – предложила я.

– А здесь есть такой, где тебя не знают? И чтоб поприличней?

Я нахмурилась. «Королевский герб», само собой, отпадает. Что до остальных… Неподалеку были две-три гостиницы, Марсали обычно брала там эль или пироги, но хозяева меня знали – как леди Грей, естественно.

И дело даже не в том, что Джейми лучше сторониться знакомых… Просто после известий о его трагичной гибели и моем поспешном браке с лордом Джоном люди и без того о нас толковали. И если вдруг полковник Фрэзер воскреснет из мертвых и явится за женой – эта новость взорвется бомбой и затмит даже уход британской армии из города.

Вдруг вспомнилась наша первая ночь, когда Джейми подбадривали из-за стены пьяные шотландцы. Я представила, как история повторяется и обычные посетители кабачка засыпают нас советами.

Может, на крайний случай где-нибудь здесь под кустом отыщется уютный уголок? Я огляделась. Однако день уже клонился к вечеру, и москиты с мошкарой вились под деревьями плотоядными тучками.

– Я найду нам место.

* * *

Джейми пинком распахнул дверь нового сарая для рассады, и мы очутились в пасмурной темноте, пахнущей горячими досками, землей, водой, влажной глиной и растениями.

– Ну как, пойдет? – спросила я.

Впрочем, Джейми искал укромное место отнюдь не для разговоров и новых упреков. Так что мой вопрос получился риторическим.

Он поставил меня на ноги, повернул к себе спиной и принялся распутывать завязки на платье. Дыхание обжигало голую кожу на шее, заставляя дрожать крохотные волоски.

– А ты… – начала я, но меня тут же перебили властным «Тихо!».

Я замолчала, как и он, услыхав негромкий разговор Бертрамов неподалеку. Кажется, они на задней веранде дома, который отделяла от реки густая изгородь английского тиса.

– Они нас не слышат, – вполголоса предупредила я.

– А мы и не будем говорить, – прошептал Джейми и, подавшись вперед, ласково сомкнул зубы на тонкой кожице шеи.

– Тихо, – рыкнул он снова.

Хотя я ничего не говорила, а мой стон получился слишком писклявым и мог встревожить разве что летучую мышь. Я выдохнула через нос и почувствовала, как Джейми дрожит от смеха.

Корсет ослаб, и под мокрую ткань сорочки пробрался прохладный воздух. Джейми помедлил, одной рукой распутывая ленты на юбках, а другой обхватил грудь, принявшись пальцем потирать сосок, твердый и круглый, словно вишневая косточка. Я снова застонала, уже не так пронзительно.

Хорошо все-таки, что Джейми левша, ведь именно левой рукой ему выпало избавлять меня от юбок… Наконец они кучей осели у ног, а меня неожиданно посетило яркое видение (как раз когда Джейми выпустил мою грудь и сдернул через голову сорочку) – как молодой мистер Бертрам решает вдруг проверить, не завяли ли саженцы розмарина… Вряд ли он умрет с испугу, но все-таки…

– Не будем мелочиться, – прошептал Джейми, видимо, прочитав мои мысли, когда я повернулась к нему голая, прикрываясь на манер Венеры Боттичелли. – Я, пожалуй, тоже разденусь.

Усмехнувшись, он стянул грязную рубаху (пальто Джейми сбросил еще у скамьи) и, не озаботившись тем, чтобы развязать тесемки, рывком сорвал штаны: те болтались совсем свободно, держась лишь на выпирающих костях, – так сильно он исхудал. Затем Джейми наклонился, чтобы спустить чулки, и под кожей проступили ребра.

Он выпрямился, и я положила руку ему на грудь. Она была теплой и влажной, рыжие волоски поднимались дыбом. Густо пахло мужским желанием, даже сильнее, чем травами и кислой капустой.

– Не так быстро, – прошептала я.

Он раздраженно рыкнул и потянулся ко мне, но я уперлась пальцами ему в грудь.

– Сперва я хочу поцелуй.

Джейми прижался губами к моему уху, облапывая зад.

– Разве ты в том положении, чтобы командовать? – прошептал он, крепко сжимая мне ягодицы.

– Да, черт возьми!

В ответ я тоже ухватилась пальцами за кое-какую часть его тела. Да, ему летучих мышей таким стоном не распугать…

Задыхаясь, мы смотрели друг другу в глаза, стоя в обнимку столь близко, что даже в темноте могли разобрать выражения лиц. Под насмешкой Джейми я видела строгость, под бравадой – нерешительность.

– Я твоя жена, – прошептала, касаясь его губами.

– Знаю, – тихо, очень тихо отозвался он и поцеловал.

Потом закрыл глаза и провел по лицу ртом, не целуя, а скорее очерчивая линии скул, бровей и подбородка, словно бы стремясь познать меня всю – до самого сердца, бьющегося под дрожащей плотью.

Я издала тихий звук и попыталась поймать его губы, прильнув к мужу, такому прохладному и влажному, щекотавшему меня волосками, всем телом. Между нами покачивалась восхитительно твердая плоть. Однако Джейми ускользнул от моих поцелуев. Сгреб на затылке волосы, заставил отстраниться и свободной рукой на манер слепого продолжил ласкать лицо.

Раздался грохот: спиной я задела стол для рассады, и поднос с горшками громко звякнул, замахав пряными листьями базилика. Джейми локтем отодвинул поднос в сторону и усадил меня на стол.

– Сейчас, – задыхаясь, выпалил он. – Не могу больше терпеть.

Он прильнул ко мне – и внезапно стало безразлично, не остались ли на столе осколки.

Я обхватила Джейми ногами, а он опрокинул меня на спину и навалился сверху, держась руками за стол и громко постанывая не то от наслаждения, не то от боли. Он медленно задвигался во мне, и я задохнулась от восторга.

По оловянной крыше сарая звонко барабанил дождь, заглушая любые мои стоны. Похолодало, но духота никуда не делась; наши тела были потными и разгоряченными. Джейми двигался медленно, и я выгнула спину, его подгоняя. Он в ответ обхватил меня за плечи и ласково поцеловал, почти остановившись.

– Я не буду этого делать, – прошептал он, не отзываясь на мои тщетные попытки добиться от него большей страсти.

– Что не будешь? – выдавила я.

– Не буду тебя наказывать, – сказал он так тихо, что я едва разобрала. – Не буду, слышишь?

– Не нужны мне твои наказания, ублюдок! – огрызнулась я, пытаясь его оттолкнуть. – Я хочу… Господи, да ты сам знаешь, чего я хочу!

– Да, знаю.

Он обхватил меня за ягодицу, касаясь скользкого места, где соединялись наши тела. Я негромко застонала в знак поражения и бессильно обмякла.

Джейми отстранился, но тут же рывком вновь меня наполнил, вызывая крик наслаждения.

– Позови меня в свою постель, – задыхаясь, произнес он, сплетая со мной пальцы. – И я приду. Хотя нет, все равно приду, позовешь ты или нет. Но помни, саксоночка, – я твой мужчина и буду твоим, покуда жив.

– Да! – выпалила я. – Пожалуйста, Джейми. Я так тебя хочу!

Он стиснул мне задницу обеими руками, оставляя синяки, и я выгнулась под ним, бессильно скользя ладонями по мокрой от пота коже.

– Черт возьми, саксоночка. Ты мне нужна!

Дождь с ревом колотил по олову крыши; рядом ударила сине-белая молния, едко пахнувшая озоном. Мы вместе оседлали ее, раздвоенную и слепяще-яркую, и гром эхом прокатился по нашим телам.

Глава 25

Дайте мне свободу

Закат третьего дня вне стен родного дома лорд Джон Уильям Бертрам Армстронг Грей встретил человеком свободным и сытым, с мозолями от кандалов и туманом в голове. Сжимая старый дрянной мушкет, он стоял навытяжку перед преподобным Пелегом Вудсвортом, вскинув правую руку, и повторял, как было велено:

– Я, Бертрам Армстронг, клянусь быть верным Соединенным Штатам Америки и правдою служить им против любых врагов и противников, клянусь повиноваться распоряжениям Континентального Конгресса и исполнять все приказы генералов и вышестоящих офицеров.

Черт возьми! И что ему делать теперь?

Часть 2