Ночная таксистка

– Ох уж, и за честь, – усмехнулся в свою очередь Иваныч. – Забыл, как воевали с тобой? И ведь это я тебя на зону тогда отправил. Али простил? Или исправился?

– Ну, было дело, по-малолетству. Но ведь все справедливо было, Иваныч. Не, зла не держу. Надо было меня учить.

– Научился?

– Еще как. Даже спасибо скажу тебе за все. Ведь тогда мне мокруху шили, а ты один поверил, что не виноват. Вот и получил все только за свои грехи. А зона – она учит, еще как. Теперь я знаю, что можно, а что нельзя.

– Ой, только не говори, что исправился. Знаю я твои дела сейчас.

– Знать-то знаешь, а не поймаешь, – усмехнулся Ватикан. – Да и не обижаю невинных и сирых. А нагреть подлеца – это святое дело сделать.

– Прямо кара небесная в твоем лице, – засмеялся Иваныч.

– А что? Думаешь, зря Ватиканом кличут. Все и всем по справедливости.

– А Дима тут при чем? – полюбопытствовала Анна. Ей стало интересно, как странно пересеклись судьбы разных людей здесь, на ее кухне.

– А Дима сменил меня на посту, когда я на повышение пошел. Работали вместе. Толковый парень, умный.

– Только взрывной и чушь иногда несет, – вставил Виталик.

– Это от молодости, – пояснил Иваныч. – От растерянности иногда выдержки не хватает. Зато чуйка как у пса. Если след возьмет, но не упустит, поверь. Еще когда-нибудь и тебя прищучит.

– Не, я следов не оставляю, – гоготнул Ватикан и сыто рыгнул. – А вкусно же у тебя баба готовит, Иваныч. Сто лет домашнего не ел.

– Не баба, а Вера Андреевна она, – нахмурился Петр Иванович.

– Ладно, не обижайся, – миролюбиво предложил Ватикан. – Твоя Вера Андреевна – богиня еды.

– Ладно, я пойду отдыхать, – зевнула Анна, чувствуя, как сытый желудок отяжелил ее веки.

– Нет, Аннушка, ты погоди еще, потерпи. – Остановил ее Иваныч.

Анна, уже было вставшая из-за стола, опять присела, понимая – что-то будет важное.

– Ты вот что. Расскажи нам о своем детстве. О самом раннем, что помнишь?

– У нас сегодня день воспоминаний? – попыталась отшутиться Анна.

– И все-таки, – Иваныч потянулся к сигарете.

В этот момент на кухне появилась заспанная Тася с помятым личиком.

– Здрасти, – смущенно произнесла она, виновато глядя на Анну.

– С добрым утром, красавица, – улыбнулась Анна. – Не бойся, ругаться не буду. Ты большая девочка и умеешь делать выводы.

– Ой, Анечка, да я даже больше не понюхаю эту гадость. Просто интересно стало, что люди чувствуют, выпив.

– Ну и как? Почувствовала?

– Ага. Вроде все легко и весело, но потом… Даже ноги не слушались, так странно и страшно. И не помню, как до кровати дошла.

– Конечно, не помнишь. Я тебе относил, – рассмеялся Ватикан. – Ты свернулась клубочкам у меня на коленях и заявила, что ты кошка.

Все негромко рассмеялись, а Тася стала красной как борщ, остатки которого еще стояли на столе.

– Давайте, не будем смущать Тасю, было и было. Садись и поешь горячего немного, полегче станет, – Анна приглашающее протянула руку.

Тася вдруг побледнела, потом позеленела и, зажав рот рукой, бросилась в сторону ванной.

– Да убей меня копытом конь, у нее самое настоящее похмелье, с одного коктейля-то. Надо спасать сестренку, – Ватикан шумно вскочил.– Есть алка-зельтцер или аспирин на худой конец? Лимон, сода?

– Аптечка в коридоре, – показала Анна. И Виталик молниеносно исчез, прихватив кружку со стола.

– Петр Иванович, а можно ли доверять Виталику? – спросила Анна, едва тот скрылся.

– Никому нельзя доверять, даже самому себе, – уклончиво ответил Иваныч и добавил через паузу: – Но надо делать выбор. Или самому в одиночку выбираться из трясины, или все ж принять помощь. Уверен, что Виталик тебе не враг во всяком случае.

– Не понимаю, о какой трясине говорите, но я верю вам. Что вы хотите знать конкретно из моего детства и зачем это нужно?

– Все, что связано с твоим недугом и твоими особыми способностями.

– Но я была очень маленькая, и много не понимала. Вернее – ничего не понимала.

– Вот и расскажи обо всех деталях, что помнишь, ничего не упускай.

Анна задумалась, возвращаясь в уголки давней памяти.

И только она отрыла рот для рассказала, как ожил мобильник.

– Тарас! – Удивленно воскликнула она, даже не взглянув на телефон. – Извините.

Анна вбежала в комнату, плотно прикрыв дверь.

– Я слушаю.

– Аня, ты не спишь? Привет, это Тарас.

– Нет, не сплю. Только собираюсь, – сердце учащенно забухало где-то у самого горла.

– Извини, вчера не мог позвонить, – голос был несколько смущенным. – Сначала немного обиделся, прости – говорю, как есть. Потом подумал, что наверно отдыхаешь. А вечером срочная работа подвернулась. Конец месяца – сама понимаешь.

– А ночью? – сорвалось с языка. Нет, она не собиралась упрекать и требовать. Ведь ночью нормальные люди спят. Но, зная, что она работает, мог бы просто сказать – «привет, как дела?» в трубку.

– Прости, так получилось. Телефон разрядился, пока добрался до дома. Поставил на зарядку и уснул, устал очень.

– Ладно. Все в порядке. Рада тебя услышать, – Анна облегченно вздохнула. Оказывается, все так просто объяснилось. А она? Сразу на луну глядеть…

– У тебя все в порядке? – Долгожданные слова для любого человека, кто хоть раз чувствовал свое одиночество.

– Да.

– Хочешь, я к тебе днем заеду? Может что-то в магазине надо? Я сегодня почти весь день свободен.

– Спасибо, у меня все есть. – А сердце кричало: «Да, да. Ничего не надо, только приезжай сам. Просто так, чтоб почувствовать твое тепло рядом. Чтоб ночью не вопрошать грустноликую луну, почему только она ей подруга. Чтоб забыть о проблемах и мыслях, не всегда радостных. Чтоб не следить за чужими эмоциями, насторожившись брошенной собакой. Чтоб расслабиться и побыть просто собой!»

Но Анна промолчала. С чего она взяла, что может быть сама собой с Тарасом? Он для нее так и оставался темным пятном с проблесками эмоций какого-то непонятного интереса к ней. Да и как можно считать серьезным к ней отношение человека, который ничего не знает про нее? Может напугается и сбежит?

– Ну, как скажешь. Не буду навязываться, – в голосе прозвучало разочарование. – Но все-таки, я могу надеяться на новую встречу?

– Да, – и тут же: – Возможно. Только не в ресторан.

– Ты права, поход в ресторан был неудачным, – повеселел голос. – Тогда в субботу? Можно в парк на аттракционы сходить, весело поорать. Или в кино, например? 3D? Новая лента вышла, говорят крутая картина. «Обитель слепца» называется.

– Созвонимся к субботе, извини, мне надо сейчас отдохнуть.

Почему именно на это кино с многоговорящим для нее названием? Сердце тревожно сжалось. Тарас что-то знает? Чушь… Так совпало. Анна, ты становишься параноиком. А аттракционы она не очень любила, и никогда не орала на них от страха. Отец часто водил ее на такие развлечения. А ей даже немного было скучно. Ибо не понимала эмоций окружающих. Что тут страшного? Ведь видны все строго рассчитанные конструкции и траектории. Инженерная мысль спроектировала все до мельчайшего миллиметра безопасности. Но отцу было всегда весело, он будто становился сам ребенком. И Анна всегда соглашалась на парк, развлекая себя тем, что разглядывала евклидову геометрия в сложных сплетениях железа и бетона.

А вот в 3D отец ее не водил ни разу, хотя уже тогда появился этот формат. Почему? Она никогда не задумывалась. Если что-то отец считал не нужным, то это не обсуждалось, хотя он строго всегда следил за всеми новинками науки, техники и индустрией развлечений, и знакомил с ними Анну, но кино 3D в список его интересов не вошло. Что ж, это будет любопытным опытом.

По коридору прошаркали шаги, Анна вышла из комнаты. Ватикан тащил маленькое тело Таси, завернутую в махровый халат Анны, сложив его на манер детского конверта, из которого торчала мокрая голова девушки с несколько удивленным лицом.

– Отнесу ценный груз в комнату и вернусь, – притормозил Виталик. – Я ее намочил и дал похмелиться.

– Что?!!!

– Прости, протрезвиться. Бабушкин метод. На стакан холодной воды чайную ложку сахара, потом полчайной лимонной кислоты и только потом треть ложки соды. Пить пока шипит. Шипучка от трясучки – так бабка это называла, когда деду плохо было с утра. Классный антипохмелин, на себе не раз пробовал. Будь спок, Аннушка. Через часок оклемается почти полностью.

Анна вздохнула. Тасю было ужасно жаль, но, похоже, что она в надежных руках. И, отрицательный опыт – тоже опыт.

13

Детство? С какого момента Анна осознала себя, и что она знала об окружающем ее мире? Наверно она помнила даже свое рождение… Этот темный туннель со светом в конце. Хотя свет ею воспринимается совсем не как всеми. Но помнила и врачей, помогавших ей родиться. Видела их лица в масках как со стороны. Будто она на руках у них, и в то же время парит над всем этим. Чье-то удивление ее внешним видом. Нет, слов она тогда не понимала, но чувства уже видала и они ей не очень понравились. Тогда она и развернула всю мощь легких…

Что еще? Помнит бесконечные обследования, жуткие иголки, больно втыкающиеся в нежное тело. И постоянную давящую жалость к ней. Но над всем этим доброе лицо мамы. Ее жалость не угнетала, она была особенной – эта жалость, с примесью гордости даже. И с бесконечной любовью. Абсолютной, все меняющей и оберегающей любовью. Потом папа – сильный и громкий, постоянно пахший техникой и мылом.

Жили они в непонятном месте. Она тогда не знала другого мира. А этот – светлый, белый, стерильный, с поглощением чувств и эмоций, где ночь наступала только тогда, когда они хотели. И настоящим чудом было изредка видеть солнце и обнимать душой совершенно другой мир, наполненный живыми звуками. Только года в три Анна узнала, что дом ее называется – лаборатория. А мама здесь главная. Что она, Анна, особенная девочка, не такая как все. Хотя… особенными там были все дети. Она помнила мальчика без рук, рисовавшего удивительные мистические картины; девочку, никогда не спавшую; а какое-то время ее подругой была Вероника, которая знала будущее. Куда они потом все делись – этого Анна сказать не могла.

Помнила, что как-то родители поспешно ее одели, сунули в руку любимую куклу, и быстро куда-то шли по мягкому ковру лесного мха. Была ночь, но Анна хорошо ориентировалась в темноте. Папа рассказал ей про ориентир, которого они должны были держаться – это высокая мачта спутниковой антенны, и постоянно спрашивал маленькую Анну, в какой стороне та находится. Ей тогда казалась, что это очередная игра, и хотелось громко веселиться. Ей не было страшно, но тревожное биение сердец родителей делали ее притихшей.

Потом нарастающий звук огромной птицы. Это был вертолет. Ощущение полета с захватывающим шумом. И огромное озеро воды – бесконечное и величественное…Это все обрывки детских воспоминаний до пяти лет.

Потом настала совсем другая жизнь. Она совсем не была похожа на прежнюю. И она Анне нравилась. – спокойная, с частым солнечным светом, с новыми звуками и огромным количеством людей, которым не было до нее дела. Плохо было только одно – она начисто была лишена общения с другими детьми. А если они и приходили на редкие праздники, то ее все время заставляли надевать темные очки, что ужасно раздражало и мешало. Да и не было времени завести друзей, они постоянно переезжали, меняли дома, города. Пока наконец не осели в этом мегаполисе – не столице конечно, но и не в самом маленьком. Отец постоянно говорил – хочешь спрятаться от врага, то будь у него на виду. Кто этот враг и почему от него надо прятаться – Анна тоже не понимала. А на все ее расспросы родители умело переключали разговор так, что Анна потом и не возвращалась к ним. Она знала только одно, что ей надо скрывать свои особенности и прятать глаза от всех.

– А что за особенности, я че-то не понимаю, – прервал рассказ Ватикан. – И что не так с глазами? Чего я не знаю, поясните? А то сижу как истукан, растопчи меня конь.

Анна застыла в нерешительности.

– Не бойся, Анечка. Виталик – крепкий мужик, – подбодрил Иваныч и слегка усмехнулся.

Анна нерешительно сняла очки и медленно подняла веки.

– Ох, сожрать мне мертвого коня!!

У Ватикана открылся даже заплывший синяком глаз.

– Да что же… да как же, – только и мог молвить он. – И я еще сел к тебе в машину. Сдохнуть – не встать!!!

– А вот это уже про особенности Анны, она при всем этом видит больше даже, чем мы, – пояснил Иваныч.

Виталик судорожно глотнул остывший кофе и надолго замолчал, больше не прерывая рассказ Анны.

Мама была биохимиком, а папа инженером-физиком, просто помешанным в свободное время на автомобилях. Во всех новых жилищах обязательно отводилось место под мамин кабинет с бесконечными колбами и аппаратами. А у папы был вечный гараж с автомобилями – он даже занимал призы в каких-то загадочных гонках, куда Анна ни разу не ходила. Мама сетовала, что угробит себя этим, а вышло все не так в жизни. Умерла первой она – нелепо и быстро. Просто однажды не вышла из своей лаборатории, а когда папа спохватился, то нашел ее мертвой на полу. Лицо и руки ее были сильно обезображены язвами. Отец куда-то позвонил, и в ту же ночь они уехали из города, даже не похоронив мать. Анне было 10 лет. Впрочем, как потом Анна узнала, отец все-таки был на похоронах матери, тайно наблюдая со стороны. Родители очень любили друг друга.

С тех пор, куда бы они не перебрались, отец воссоздавал лабораторию мамы хотя бы внешне – раскладывал бумаги, ставил пробирки… и иногда долго сидел в ней вечерами, будто ожидая, что мама вот-вот вернется… но чаще он пропадал с машинами. Впрочем, нет. Анне он уделял больше времени. Он водил ее по всем уголкам города, рассказывал и показывал все значимые и не очень места. Дл я чего это было надо? Анна воспринимала это все так же – игру. И ей просто было хорошо вместе с отцом, ведь больше у нее не было никакого общения. Впрочем, вскоре отец приобрел компьютер, и вот там Анна смогла научиться общаться с людьми, строго соблюдая наказ отца – не рассказывать о себе всего никому и никогда…

Кстати, еще она помнила, что живя в лаборатории, ее и звали иначе. Анной она стала и с другой фамилией уже потом.

– И как звали? – спросил Иваныч.

– Простите, Петр Иванович, можно я пока промолчу. Это ведь не важно сейчас.

– Ты права, – согласился мужчина. – Правильный мужик был отец у тебя. А с ним что произошло?

– Он погиб. За рулем любимой машины. Хотя я не могу представить, как такое могло произойти с опытным гонщиком.

– Самоуверенность, – подал признаки жизни Виталик. – Знал таких. Слишком был уверен в себе и не рассчитал возможностей.

– Только не папа. Он не был таким. Он всегда был осторожен. Он помнил ответственность за меня. Он боялся оставлять меня одну. Он даже после смерти мамы отказался от участия в гонках, чтоб не рисковать зря.

– Кое-что прояснилось, – задумчиво произнес Иванович.

– И что? – Встрепенулся Ватикан. – Лично для меня ничего не прояснилось. Девочка из пробирки что ли?

– Нет, тут Виталик, другое дело. Мне пока не ясна вся картина, но боюсь, что Анна, выйдя из подполья на работу, завела какой-то механизм.

– Какой механизм? – Не унимался доказывать свою тугодумность Виталик.

– А что? Разве не слыхал последние байки про привидение за рулем ночного такси? Ладно Аннушка не общается почти ни с кем, но ты-то наверняка слыхал.

– Ну, слыхал. Так баек городских море. Я не особо обращаю внимание на это.

– Аннушка, ты пугала народ? – Улыбнулся Иваныч, обращаясь к девушке.

– Было дело.. – не без смущения призналась Анна. – Вот сегодня, например…

И она рассказала ночное происшествие.

– Вот, пожалуйста, – развел руками Иваныч.

Виталик ржал как сумасшедший.

– Ну, ты даешь. Понимаю теперь, как ты Куба и компанию обратила в бегство. Хотел бы я быть при этом.

– Так ты там и был, – улыбнулась Анна. – Только лежал без чувств и растил свой фингал.

– Не, ну я же не видал картинки. А жаль… Думаю, что пора мне и домой возвращаться. Куб не явится в этот город никогда. Знаю я его натуру. Он на мистике просто помешан, в штате обслуги у него даже ворожеи есть. Нет, милая моя, теперь Куба пусть ищут в другом месте. Теперь я местный владыка. И тут ты мне помогла. Ха-ха-ха.

– Ты про владыку не загибай, – предупредил Иваныч. – Ты Ватикан – анклав.

– Кто?!

– Маленькое государство в государстве. Но, не напрягай мозг – вредно. Мы сейчас про Анну.

– Да я Аньке друг по гроб, – Ватикан для пущей убедительности даже стукнул себя кулаком в грудь.

– Я мало чего понимаю, – призналась молчавшая до этого Анна. Она снова надела очки, от чего Виталик расслабился. – Какой механизм запустила, кому мешаю?

– Мы тут всю ночь не зря болтали, – признался Иваныч. – Не только водку пили. Нужны были еще детали от тебя. И Дима сейчас не зря рыщет.

– И что все это значит?

– Погоди, Аннушка. Еще жду доклада Димы. Ты давай иди отдыхать, да и у меня дела есть. А позже встретимся.

– Э, а мне что делать? – Недоуменно развел руками Виталик. – В сторону я, значит?

– Нет, Виталик, ты за охрану остаешься. Предложил Иваныч. – Анну нельзя оставлять одну. Анна, и с работой пока повремени.

– Ну как же так?

– А вот так. Берем на свое довольство. Так, Виталик?

– Я всеми руками «за», – отозвался Виталик. – При таком раскладе остаюсь тут под предлогом зализывания раны. И еще дружкам позвоню.

– А вот это лишнее, – отказал Иваныч. – в данной ситуации , чем меньше народа вовлечено – тем лучше.

–Да, ладно, Иваныч. Сделаю так, что комар носа не подточит. Никто ничего не узнает.

– Нет, – отрезал Иваныч. – Пару дней дайте.

– Мне теперь и на свидание не сходить? – Вдруг встрепенулась Анна. – Что же происходит?

– Лучше повременить, – опять скомандовал Иваныч.

– Ну, уж нет, – Анна встала. – Мало того, что устраиваете тут ночные заседания, какие-то расследования, интриги, так еще и меня под домашний арест. Имейте в виду, что у меня в субботу свидание.

– Тарас? – сощурил глаз Иваныч.

– И что с того?

– Один раз ты с ним сходила…

– А он-то тут при чем? – Анна начала терять терпение.

Иваныч лишь пожал плечами, все также многозначительно поглядывая на девушку.

– Все, мне надоело. Я спать. Будут вопросы или новости – будить после 14.00.

С этими словами Анна демонстративно вышла вон. Да что они себе тут позволяют? Что еще за тайны мадридского двора? Причем тут ее детство? Она рада, конечно, была вспомнить его и с кем-то поделиться, но видеть в этом интригу сегодняшнего дня – это чересчур…

А что там говорил Тарас? Уже засыпая, Анна улыбнулась, вспомнив о нем. Парк – идея, конечно, не очень, но с Тарасом все будет восприниматься иначе, чем в детстве с отцом. С Тарасом хоть на край света. А вот кино 3D будет для нее новинкой. И еще… ускользающая тема, идущая из подсознания. Ночь, рев мотора и скорость…Боже! Они существуют – эти безумцы, ночные гонщики. Сон на минуту как рукой сняло. А что если?..

Анна снова улыбнулась своей затее, но додумать ее не успела, как сказалось напряжение последних часов, и она уснула. Но мозг – этот труженик без сна и покоя, уже прокручивал планы и их осуществления, подключая для этого саму Вселенную.

Когда Анна проснулась, на улице уже смеркалось. До работы было еще куча времени. На кухне варила свежий кофе Тася, приспособив под свой рост небольшую табуретку, неведомо откуда взявшуюся. На подоконнике расположился Паша.

– О, спящая красавица проснулась, – вместо приветствия произнесла маленькая девушка.

– Здрасти, – робко поздоровался студент.

– Похоже, что мое жилище уже мне полностью не принадлежит, – без всякой злости сказала Анна. – Утром одни гости, вечером другие.

– Не ворчи, – посоветовала Тася. – Садись кофе пить с молоком.

– Да я что, против? Я уже привыкаю. – Согласилась Анна.

– Смотри, что Паша мне смастерил. Сааам, – гордо произнесла Тася, показывая ни табуреточку, будто это был по крайней мере трон принцессы.

– Удобно, практично, – похвалила Анна, разозлясь на себя, что сама не додумалась раньше об удобствах маленького человека. Похоже, что этот студент – добрый и внимательный парень.

– А еще, Павлик, – Тася произнесла имя на свой манер, будто это она его придумала, – принес классную игрушку про гонки. Реалистичность сто процентов. Никогда не думала, что буду визжать от восторга.

– Это еще что, – встрепенулся Павлик. – А вот еще есть виртуальные шлемы. Так вот там точно реально все.

– Кстати, про гонки. – Тоже встрепенулась Анна. – Тася, я уже поняла, что мастерица на все руки. Помоги мне костюмчик гонщика сваять.

– Кого? – Тася глаза вытаращила как блюдца.

– Мне надо очень для одного дела, для маскарада, понимаешь, – уклончиво ответила Анна.

– А, для маскарада. А что, скоро новый год или хэллоуин? – Тася сощурила глаза. – Не нравятся мне твои затеи.

– Ну Тусик…

– Ладно. Я – добрая фея, и исполняю желания. Только чур, Павлик с нами.

– Как это? Зачем?

– Ну, кто как не он знаток примочек всяких в экипировке гонщиков. Он в игре уже на сто восьмом уровне. Подскажет, – не унималась Тася.

– А что? Я согласен, прикольно будет в реале изобразить что-то из гейма, – тряхнул Паша жидким хвостиком волос. Глаза горели уже азартом.

– Хорошо, пусть будет и Павлик, – махнула рукой Анна. А чего ей было терять? За последнее время она стала обрастать друзьями как снежный ком. Причем компания подбиралась скорее на притяжении противоположностей, чем на схожести.

14

Анна решила устроить себе настоящий выходной. Сославшись на нездоровье, отпросилась с работы. Благо – заработок был сдельным и не зависел от выработки по часам. Она часа четыре провела в гараже, расположенном неподалеку в гаражном блоке, и тщательно проверила отцовский, а теперь уже ее, гоночный бугатти. Машина стояла при полной готовности. И хоть Анна не так часто, как хотелось бы, выбиралась на ней на прогулки, но всегда тщательно и придирчиво относилась к ее состоянию. Автомобиль был как памятник отцу, который в ней души не чаял, и с любовью проверял и ремонтировал каждую деталь. Анна отличалась такой же заботливостью. Она наизусть знала почти каждый миллиметр деталей, их взаимодействие, силу трений и даже потоки микросхем. Стоило девушке включить зажигание – машина встряхивалась как живая и, казалось, даже улыбалась, довольно урча сытым котом. У Анны с ней было полное взаимопонимание. Сколько шальных километров они накатали по разным дорогам, где царствовали только одни двое, да еще солнце, звезды и ветер. Бугги – так ласково называл автомобиль отец. И Анна мысленно, а иногда и вслух, называла ее так же, разговаривая с ней как с близкой подругой.

– Ну что, Бугги, не подведешь меня и на этот раз? – спросила Анна, ласково проведя ладонью по капоту.

Машина едва уловимо моргнула светом фар.

– Я так и знала. Ты чувствуешь все. И знаю, что если бы ты не была уверена на все сто, или что-то тебя насторожило, то обязательно дала бы мне знать.

Бугги несколько презрительно фыркнула. Да, случалось и не один раз, что Бугги проявляла характер. То вдруг не хотела заводиться, трясясь всем своим железным телом; то резко меняла траекторию и скорость движения, отчаянно цепляясь за дорожное покрытие; то неожиданно врубала музыку на всю громкость – все это и многое другое Анна научилась понимать. Таким образом машина чаще всего хотела предупредить о неполадках в своей системе, или остановить Анну перед какой-то опасностью. Анна была уверена в ней как в себе самой. Ей иногда даже казалось, что дух отца поселился в этой груде железа. Иначе, откуда такая чуткость?

Дома Анну ждал настоящий сюрприз. Едва она вошла в квартиру, как Тася заговорщицки втащила ее в комнату и указала на разложенный на диване костюм гонщика.

– Нет, Тася. Что за клоунада?– сморщилась Анна. – Я хочу быть похожа на ночного гонщика, а не на клоуна в цирке. Зачем тут плащ с рисунком?

– Согласна, перебор, – согласилась маленькая девушка, отбрасывая саржевую тряпку. – В сторону плащ. Хотя… рисунок Павлик подбирал. Классный.

– А шапочка с дыркой зачем?

– Ну как зачем? Это же шлем, – удивилась непонятливости подруги Тася. – Настоящего-то у нас нет.

– Есть. Я принесла. В прихожей, в пакете, – призналась Анна.

– Здорово! – воскликнула Тася, исчезая из комнаты.

– Впрочем, остальное все хорошо, – призналась Анна вернувшейся через секунду подруге. Ей стало жалко Тасю, та старалась ради нее.

– Остальное?! Аня, а что остальное-то? Лосины и курточка в облипку? Я их просто нашла в твоем гардеробе.

– Правда? Значит, я запамятовала, – несколько смутилась Анна.

– Так, ладно. Меняем планы не месте. Одевайся. – Скомандовала беззастенчиво Тася.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».