Маленькая гамма

В конце концов, Амадей сделал глубокий вдох. Он должен был рассказать Карамуру. Пусть хотя-бы пожалеет. Может, войдёт в положение. Или хотя-бы не расквасит ему нос. Тоже как вариант. Конечно, вспоминать последующее для юноши было не самым приятным, но и молчать уже сил не было. Он должен знать.

– Когда нам было по десять лет, я пообещал сестре, что изобрету такую таблетку, которая избавит всех людей от всех проблем. Одним летним днём мы решили сбежать в сад. Её гувернантка-француженка то ещё нечто. Белла качалась на качелях, а я листал книгу, вроде бы «Робинзон Крузо». Всё, как всегда. Я увлёкся чтением, не заметил, как Белла потеряла сознание. Я обратил на это внимание, лишь когда на меня свалилось её тело. После чего несколько дней меня не подпускали к ней. Это были самые худшие дни в моей недолгой жизни. Когда же я смог пробраться к ней в комнату, она попросила дать ей обещание. Я должен помогать всем тем, кто нуждается в моей помощи. Не бросать никого. Никогда, – Амадей тяжело вздохнул и прикусил нижнюю губу. Тёмные зелёные глаза его были полны слёз, изредка вздрагивал острый подбородок.

– А на следующий день она умерла. Через два дня скончалась мать. И я остался совсем один. Понимаешь? Неприспособленный к жизни граф? Один. Я никому не был нужен… Чтобы просто выжить я сбежал из дома, надеясь на поддержку своих родственников за чертой города. Они тоже умерли. Дом сгорел ещё за месяц до всего произошедшего… Все. Все вокруг меня умирают. Я не существо. Я не гамм. Я ходячее проклятие, – молодой доктор стукнул кулаком по полу то ли от бессилия, то ли от подкатившей злобы.

5 Глава: «Я»

Амадей, сидя рядом с Карамуром, заметно погрустнел. С каждым словом лицо его менялось от печального к обречённому и наоборот. Впервые Фаусту было жаль парнишку. Амадей лишь опёрся головой о колени. Тяжесть воспоминаний снова расковыряли старые раны.

– Ты никогда не рассказывал о таком, терять близкого – это, конечно, очень тяжело, – смог выдавить из себя Карамур. Ему было стыдно за некоторые свои поступки перед молодым врачом. Вся его агрессия, вызванная неизвестной болезнью Клосеньки, вызывала в мужчине ярость ко всему, что движется. Ему казалось, что Клосенька не сможет пережить его. Оттого на душе становилось мерзко и пусто. Он не знал, как помочь своему ребёнку, но где-то там внутри очень этого хотел, – Но отбирать то, что не принадлежит тебе – низко и подло.

– Можно подумать, ты бы стал меня слушать, – немного язвительно ответил Амадей. Его немного смутило то, что Карамур отнёсся к его словам сострадательно. Прежде, такого никогда не было. Возможно, больше никогда и не будет. Молодой доктор лишь недоверчиво зыркнул на сидящего рядом гамма и хмыкнул.

– Если бы ты не пытался увести мою жену, я ничего не имел бы против твоего общества, – твёрдо сказал Карамур и посмотрел на Амадея с некой злобой и отвращением. Последнего испугала такая резкая смена настроения. Было видно, что доктор не хотел рассказывать кое-что, что давно терзало его душу. Но сейчас это нужно было сделать. Как минимум потому, что больше такого шанса у оного не будет.

– Странно, что после родов она предпочла уехать в северную часть полушария, оставив тебя одного… Она ведь до последнего любила тебя, – Карамур нервно дёрнулся от последних слов. Что-то будто укололо его грубое сердце.

– Она умерла, – коротко бросил Фауст. Амадей даже чертыхнулся о таком заявлении. В воздухе повисло недосказанное: «Почему ты не сказал?». Карамур тяжело вздохнул и с негодованием посмотрел на врача. Какое ему должно быть дело до жены чужого существа? Тем не менее, ему польстило и то, что его супруга осталась предана ему до самой смерти. И он действительно жалел, что в прошлый раз наговорил при ней Амадею на прощание.

Молодой доктор застыл в недоумении, а потом лишь печально покачал тёмно-зелёной головой. Он даже не подозревал о таким раскладе событий и всегда удивлялся, почему Фауст был таким недовольным и злым всё это время. Но всё оказалось намного прозаичнее, чему был не рад никто из присутствующих.

– Извини, я не знал, я даже не подозревал, что всё получится так… – Амадей виновато потупил взгляд, больше утыкаясь носом в костлявые коленки. С каждой секундой осознание того, что же всё-таки произошло всё больше и больше заставляло понимать, что же он для себя потерял. Молодой доктор тяжело вздохнул и мотнул голову, сбрасывая наплывающие на него воспоминания.

– Я думал, Петровски уже каждому кусту растрепал, – ехидно сказал Карамур. Первый вызывал у него скорее некое отвращение, нежели ненависть. Фауст старший последовал примеру Амадея и принял похожую позу. Уткнулся носом в колени, тем самым теперь он подпирал оными голову.

– Он не такой уж и плохой. Георгий много потерял за время своей молодости… Я иногда поражаюсь его стойкости и хладнокровности в некоторых ситуациях… – попытался оправдать главу гамм Амадей. На это Карамур лишь закатил глаза и зло ухмыльнулся.

– Петровски конченный самодовольный придурок, и никакие происшествия с его прошлым не заставят меня думать о нём иначе! – хмыкнул Карамур и с вызовом посмотрел на доктора. Последний лишь приподнял бровь, выражая этим своё то ли недовольство, то ли удивление. Тем не менее, никто никому не возразил.

Прошёл уже час с момента их пребывания в этом коридоре. Можно даже сказать, что два этих существа поладили. Ну как, относительно, конечно. Возможно, именно благодаря их уединению они смогли выяснить отношения, а не начать потасовку в комнате дочери Карамура.

Первым всю эту тишину решил прервать Фауст старший, как глава дома, да и просто как волнующийся за своего ребёнка отец.

– Как бы там не было, я хочу извиниться за некоторые свои несправедливые по отношению к тебе слова и действия. Знай только одно, никогда больше не появляйся в этом поместье, – сказал Карамур, приподнимаясь с каменного пола. Амадей нервно вздохнул, но ничего не сказал в ответ. Он прекрасно понимал, что не сможет наладить контакт с таким тяжёлым по характеру существом, но где-то в душе оный был рад, что всё закончилось так, нежели собственной пробитой головой.

– Единственное о чём я тебя прошу в этот момент, постарайся помочь моей девочке, – уже более напряжённо сказал Фауст. Доктор всё никак не мог понять, что же по-настоящему тревожит главу семейства: ревность к жене или смерть дочери. Но одно Амадей знал точно – связываться с Карамуром очень опасно, нет, скорее, травмоопасно.

Молодой доктор не сразу понял, что произошло: Карамур протянул оному свою руку. Амадей немного растерялся и не сразу понял, что к чему, ибо раньше подобного жеста он мог ожидать только на самых их первых встречах. Когда же терпение Фауста подходило к той грани, что этой рукой он мог проломить парню черепушку, Амадей подал и свою руку. Рывком Карамур поднял доктора с пола и теперь они оба стояли на ногах.

– Единственное моё условие – ты будешь должен выполнять то, что я скажу, иначе – всё это не имеет смысла, – спокойно сказал юноша, пожимая узкими худыми плечами. Фауст тяжело вздохнул. Делать было нечего, придётся слушать своего недруга в таком серьёзном деле.

– Я согласен на всё, лишь бы ты спас мою дочь, – на том и порешили. Мужчины, более не говоря друг другу ни слова, двинулись к двери. Первым в комнату буквально влетел Карамур. Его внимание было целиком и полностью поглощено его Клосенькой, которая сейчас страдала от удушающего кашля. Отец подошёл к её кроватке: девушка была практически прозрачной, вокруг были лужицы чёрной жидкости, а платочек, в который та кашляла, был насквозь пропитан этой жидкостью.

Фауст осторожно присел на кроватку к девочке, а в следующее мгновение обнял крошечное создание. Гаммочка обняла отца в ответ. Карамур почувствовал себя очень дурно. Никогда прежде он не позволял себе обнимать своего ребёнка, ведь считал это «телячьими нежностями», которые только разбалуют его Клосеньку.

Глава семейства впервые почувствовал тепло от своего ребёнка. Это достаточно необычное явление, учитывая, что кровь всех гамм холодная. Клосенька уткнулась длинным остреньким носиком в мужское сильное плечо и тяжело засопела. Ей было приятно от того, что отец проявил к ней даже такую незначительную заботу, пускай даже на краю гибели оной.

Комната девочки была сама по себе небольшой, но из-за присутствующих в ней гамм, казалась ещё меньше, чем она есть. Тёмные стены и пол, будто готовы были готовы склеиться друг с другом. Настолько те казались низкими. Окна этой комнаты никогда не были освещены солнечным светом, потому что солнца здесь быть не могло. Слабый свет давали зажжённые по углам канделябры и фонарик над дверью. Сколько раз Карамур не уговаривал девочку поселиться в освещённой части дома, Клосенька отказывалась. Ей по душе, да и не только по ней, было приятно оказаться в темноте, нежели на солнце. Последнее настолько сильно ослепляло чёрные глазки, что девочка не могла даже открыть их, чтобы посмотреть происходящее вокруг.

Двухспальная кровать казалась огромной из-за небольших размеров гаммочки. Если сравнивать оную с Карамуром, тот просто не смог бы полностью лечь на неё – не хватило бы места для такого большого гамма. А девушка просто на просто утопала в этих пуховых перинах и одеялах.

Фауст отстранился от существа и заметил, как по бледным щекам стекают крошечные слёзки. Это настолько поразило его, что на секунду тот даже абстрагировался от происходящего вокруг. Он никогда раньше не видел, как его девочка плачет. Карамур, не зная, как успокоить своё чадо, лишь вытер своей рукой влажные дорожки на бледных скулах девушки.

Клосенька слабо всхлипнула и прижалась макушкой к большой сильной руке отца.

– Никогда бы не подумал, что она такая ласковая, как мать… – подумал Фауст и погладил пушистую голову своего ребёнка. Если бы не грохот со стороны Амадея, а этот гамм умудрился уронить коробку с сервизом, Карамур бы не отвлёкся от занятия, которое так поглотило оного.

Фауст лишь закатил глаза, а Клосенька тихонько хихикнула. Карамур напоследок потрепал девочку по голове, а потом пошёл помогать доктору поднять чудом не разбившийся сервиз.

Клосенька лишь со стороны могла наблюдать за происходящим. Амадей решил заварить для пациентки чай, а её отец молчаливо сносил все причуды молодого доктора. Гаммочке это показалось весьма забавным, ибо Фауст старший всегда слушал только самого себя.

Через полчаса Амадей заварил чай, который обладал весьма странным и резким запахом. Карамуру не нравилась идея, где доктор отравит его ребёнка какой-то гадостью. Но если он поможет гаммочке хоть немного облегчить состояние оной, он отдаст за него многое.

Амадей приблизился к кроватке девочки. Не решаясь присаживаться с подносом, дабы не обжечь Клосеньку и окончательно не разгневать напряжённого отца, доктор сначала поставил поднос с чаем с на прикроватную тумбочку, а только после сам присел на край кровати. Гаммочка сама взяла чашку с чаем, не дожидаясь, когда незнакомый мужчина решит её напоить. Девушка очень не любила чувствовать себя беспомощной, особенно перед незнакомыми ей существами.

Чай оказался отвратительным. Горький терпкий вкус так сочетался с вяжущей консистенцией до такой степени, что сводило челюсть. Под обеспокоенный взгляд гаммочка выпила всё до последней капли. Выбора у оной не было, доктор мог так просто и не уйти. Клосенька была не в настроении капризничать или паясничать из-за ужасного чая. Тем не менее, странная жидкость действительно избавила существо от кашля. Гаммочка теперь не задыхалась в собственной крови. Карамур был рад этому больше всего до момента, пока Амадей не заговорил:

– Так она же ничем не больна, у неё скоро начнётся перерождение и подобные симптомы вполне естественны для гамм перед этим процессом, – заключил молодой доктор, слегка оборачиваясь к отцу девочки. Сама же гамма убрала красивую резную чашку на поднос и вопросительно уставилась на Карамура. До этого момента он ей ничего такого не рассказывал.

– Петровски что-то говорил уже на этот счёт… Но она девочка и… Разве такое возможно? – глава семейства застыл то ли от шока, то ли от чего-то ещё. Лицо его не отразило никаких эмоций, зато в глазах показался страх. Степень его варьировалась от слабого до достаточно сильного. Фауст потёр переносицу, не переставая смотреть теперь уже обеспокоенным взглядом на молодого доктора.

– Да, Клосенька – самая настоящая гамма. И как любому из наших братьев ей свойственно перерождение… Правда, я не знаю, чем это может кончиться для неё, я ещё никогда не встречал существ женского пола… – именно тут Карамура охватила настоящая паника, которая нарастала с каждой секундой. Тяжесть воздуха сдавила его лёгкие, и он решил ослабить бабочку на шее.

Глава семейства находился в огромном замешательстве. А маленькая Клосенька лишь хлопала своими прекрасными чёрными глазками, даже не понимая, что её ждёт через считанные часы.

– Ей будет нужен покой. Пять дней ты не должен тревожить её и, возможно, она выживет, – не успел договорить доктор, как перед ним материализовался сам отец. Амадей вскочил со стула, чуть не опрокинув оный и поспешил сделать несколько шагов назад к двери.

– Пять дней… Да… А ты не думаешь, что за эти пять дней она может погибнуть? – хозяин поместья был не на шутку разозлён. Молодой доктор вытянулся, готовый отразить удар. Но он прекрасно понимал, что всё это тщетно. Карамур был в сотню раз сильнее и проворнее молодого гамма.

Что-то коснулось рукава пиджака Фауста. Тот резко обернулся. Клосенька схватилась маленькой своей лапкой за ткань и жалобно посмотрела на отца. Последний практически мгновенно остыл и уже не хотел устраивать потасовку в комнате. Чёрные глазки девочки блестели от подступающих слёзок.

– Папа, я справлюсь, я обещаю! – жалобно пискнула девушка. Фауст обречённо помотал головой. После присел рядом со своим ребёнком и взял её маленькую ручку в свою.

– Никогда не обещай того, с чем ты не справишься, – более твёрдо сказал Карамур, хоть и голос его дрожал. Глава семейства был очень обеспокоен предстоящими событиями. Казалось, этот холодный гамм выглядел сейчас очень уязвимо. Ему было страшно. Возможно даже впервые по-настоящему страшно.

– Я справлюсь, я же сказала, – более тихо добавила Клосенька. Пронзительный взгляд прекрасных девичьих глаз Фауст был просто не в силах больше выносить. Эти глаза. Они так напоминали ему погибшую жену, что Карамур отвернулся. Ему было больно видеть снова эти чёрные прекрасные глазки, но теперь полными слёз. Отец в последний раз повернулся к своему родному существу. Клосенька смотрела на него в одно время и грустно, но в то же время и уверенно. Упертости ей было не занимать. Карамур был очень горд, что эта черта досталась именно его дочери. «Если уж чего она захочет, то обязательно добьётся,» – подумал про себя глава семейства и позволил себе слегка улыбнуться. Фауст потрепал по голове дочь, а после прижал к себе изо всех сил.

С одной стороны, если она умрёт – он попросту не переживёт это. Может сойдёт с ума, может чего ещё похуже начнёт творить. До такого состояния гамм лучше не доводить. Но если Клосенька и выживет, отец никогда её больше не увидит. Ей придётся воспользоваться артефактом, чтобы выжить. Эти мысли загоняли молодого Фауста в ступор. Он не знал решения этой ситуации, не понимал, как оный может повлиять на судьбу своего ребёнка. А может, и не стоит оно того? Карамур не понимал этого.

– Примерно через полтора часа должен случиться первый всплеск радиации в крови Клосеньки. Тебе нужно быть как можно дальше, это может отразиться и на твоём состоянии, – Амадей, чуть осмелев уже занял другой стул, который находился напротив сидящего Карамура. Если вдруг недовольный отец решит открутить ему язык, то его остановит лежащая посередине кроватки Клосенька. По крайней мере, он на это надеялся.

– Я со всем справлюсь, не переживай, – это были слова его дочери. Нет, слова его горячо любимой жены перед началом родов. Карамур в бессилии опустил голову. Он никогда бы не поверил, если бы ему сказали, что гаммы способны на такие нежности. Никогда. Но теперь тот прекрасно осознал, что хоть они существа и не люди, а самые настоящие нелюди, если можно так выразиться, гаммы способны испытывать огромный спектр эмоций. И это так сильно раздражало главу семейства, что тот сжал кулаки до побеления костяшек.

– Хорошо, моя маленькая, я буду ждать тебя за дверью, – не беря во внимания недовольное ворчание Амадея, Фауст сказал это, чтобы хоть немного приободрить девочку. Конечно, вмешиваться в процесс перерождения это безумно опасно. И неизвестно даже, что сможет привести к смерти гаммочки: неудачный или прерванный процесс.

Клосенька злобно взглянула на отца, отчего тот даже на секунду замешкался:

– Нет, ты не можешь сидеть рядом, ты должен быть как можно дальше, – эти слова немного рассмешили Карамура, что можно было видеть по его чёрным блестящим глазам. Глава семейства лишь погладил пушистую голову ребёнка и бросил что-то вроде: «Хорошо, так и сделаю».

Когда же Фауст решил покинуть комнату, ибо находиться в ней было просто на просто невыносимо, Клосенька пискнула ему в след:

– Погуляй с Гришей вместо меня, – сердце Карамура дрогнуло, а сознание заполонили жуткие и тревожные мысли. Он так не хотел им верить, но осознание надвигающейся беды стремительно влезало в его прекрасную голову. Фауст не хотел принимать тот факт, что ему придётся существовать с сыном до самой его кончины. Без неё. Без Клосеньки.

Отец быстро ретировался из комнаты. Глаза его не выражали ничего кроме боли. Нет, он не пойдёт к сыну. Точно не сейчас.

Амадей обеспокоенно взглянул в сторону уходящего главы семейства и теперь обратил внимание на девочку, которая вопросительно хлопала глазками. Молодой доктор попытался натянуть улыбку, как он делал раньше это с молодыми пациентами, но Клосенька лишь осуждающе посмотрела на него. «Попался, значит,» – усмехнулся про себя Амадей, на что девушка посмотрела больше недоверчиво, нежели с тем ранним осуждением.

– Ты точно уверена, что не хочешь попрощаться с остальными? – доктор сразу же осёкся от сказанного, он как-то позабыл, что общается с ребёнком, а не со взрослым сильным духом человеком. Клосенька не подходила не под один не под другой тип. Гаммы совсем другие. Они воспринимают всё так, как считают нужным и никакие убеждения других не заставят оных поменять свою точку зрения.

– Ещё ведь будет время попрощаться. Папа расстроился из-за того, что после перерождения я куда-то исчезну, да? – задала вопрос девочка, поудобнее устраиваясь на кровати. Такое внезапное любопытство слегка смутило юного доктора, но он понимал, что просто так уйти от вопроса не получится. Немного подумав и собравшись с мыслями, Амадей ответил:

– Чтобы выжить, каждая гамма должна использовать свой артефакт. Твой артефакт даст тебе возможность путешествовать во времени… Здорово, правда? – попытался приободрить её доктор. Но Клосенька лишь осуждающе покачала красивой пушистой головой.

– Разве здорово, когда приходится расставаться с теми, кого ты любишь? – Амадей вновь погрузился в раздумья. Сколько уж веков прошло, а мысль о смерти сестры, а чуть позже и матери не давали ему покоя. Молодой доктор и подумать не мог, что всё так получится. Он очень любил их и, конечно, не расстался с ними даже за то, чтоб ему дали возможность владеть всем миром. Игры со временем очень опасная штука и не факт, что Амадей смог бы вернуться и всё исправить. Спустя столько лет он таки смог найти лекарство от этой чёртовой чумы, но было уже слишком поздно.

Доктор посмотрел на догорающую свечку на тумбочке в комнате и отчего-то сравнил её с собой. Такую же беспомощную, гаснущую и капающую. Вся его жизнь именно так и проходит. Он потерял смысл жить дальше и теперь оправдывается тем, что помогает больным людям. Помогает встать им на ноги, проводит сложные операции. Но это всё ничто. Ничто в этом мире больше не приносит ему радости. Когда он посмотрел на Клосеньку, то невольно сравнил с погибшей сестрёнкой. «Она ведь ни в чём не виновата, за что же её это всё?» – подумал Амадей, смотря на маленькое беспомощное существо. И ведь он даже не мог помочь ей. Он чувствовал себя ужасно.

– Прости, ты сам начал этот разговор. Смогу ли я пройти сквозь время, чтобы снова встретить своего отца? – Клосенька оторвала молодого доктора от тяжёлых мыслей, окунув в новые, более запутанные. Граф не сразу нашёлся, что и ответить. Этот диалог с весьма смышлёным существом озадачивал того всё больше и больше.

– Да ничего, пустое… Знаешь, время – это не игрушка, не хочу обнадёживать тебя и расстраивать тоже не хочу… На мой взгляд, ты вряд ли встретишь своего отца именно в тот момент, когда он будет знать, что ты его дочь, – заключил Амадей. Клосенька задумалась, личико её показалось молодому доктору смешным в этот момент. «Маленький беззащитный котёнок… Куда тебе путешествовать во времени? Пропащая ты душа,» – гамм горько усмехнулся. Он прекрасно понимал, что может встретиться на пути девушки. Но её решительность в глазах больше всего пугала бывшего графа, что наталкивало оного на мысль, что несчастная сошла с ума.

– Знаю. Но если есть хоть малейший шанс снова встретить его, пусть даже просто увидеть его издалека, я обязательно им воспользуюсь, – почти прошептала гамма. Надежда не угасала в этом крошечном существе. Амадей мог только позавидовать её решительности и желанию достичь недосягаемое.

Молодой доктор суетливо взглянул на наручные часы, на которых большая стрелка близилась к двенадцати. Амадей ещё раз взглянул на девушку. Выглядела та жалко. Жалко, но в глазах её читалась решительность.

– Прощай, надеюсь, мы ещё увидимся, – напоследок улыбнулся Амадей, покидая комнату. Странное тревожное чувство не давало ему покоя. Будто произойдёт что-то нехорошее.

И впрямь, выйдя из комнаты и повернув на право, молодой доктор споткнулся обо что-то твёрдое и кубарем прокатился чуть ли не до конца коридора. Придя в чувства, в неестественной лежачей позе, он нашёл в себе силы подняться на ноги и осмотреть предмет его некого «сальто» по коридору. Практически напротив двери сидел Карамур. Он склонил голову к коленям, которые приобнял. Сложно было сказать, что в тот момент выражала его физиономия, но явно ничего хорошего.

Амадей, не желая нарваться на очередные неприятности, поспешил ретироваться в сторону выхода. Но странное чувство, которое явно не предвещало ничего хорошего, так и не покидало его. Даже вернувшись домой, гамм чувствовал странное необъяснимое для него волнение. Он чувствовал себя также перед тем, как заходил в комнату болеющей сестры.

Молодой доктор подошёл к окну. Собравшись с мыслями, он таки сказал это в слух: «Пусть всё у тебя будет хорошо, Белла».

А в поместье Фауст началась странная суета. Шнайдер то и дело отлавливал Гришу, который никак не мог усидеть на месте без его любимой и обожаемой Клосеньки. Бедняге Биллу приходилось ловить того в самых разных уголках поместья до одного момента.

Когда же ребёнок добрался до комнаты Клосеньки, то получил хорошую такую оплеуху. Растерянный Фауст младший даже не понял до конца, от кого ему прилетело. Этим кем-то оказался Карамур, чей покой он таки нарушил. Глава семейства был настолько измотан всем происходящим, что больше не мог терпеть всего происходящего.

– Чтобы больше я тебя здесь не видел. Ты меня понял?

Эпилог

Крошечное существо слабо пискнуло и повернулось на бок на большой пуховой перине. Тонкие ручки девушки, которые прежде обнимали подушку, теперь стаскивали с тельца пуховое одеяло. Перед тем, как окончательно сесть на кровать, Клосенька недовольно поморщилась от спадающих на лицо локонов.

Окончательно придя в сознание, девушка осмотрелась. Комната оказалась ей совершенно незнакома: существо разглядывало окружение как что-то новое, неизведанное. Клосенька принюхалась. Учуяв знакомый запах, девушка, осторожно ступив босыми ножками на пол, поплелась к дубовой двери, как оказалось, незапертой.

Чуть приоткрыв дверь, маленькая гамма увидела мужчину, сидевшего на полу, опёршегося спиной о стену и откинувшего голову назад. Выглядел он весьма измученно. Похоже, он ждал момента, когда существо самостоятельно покинет комнату, ведь как только дверь открылась, Карамур немедленно вскочил на ноги и кинулся к девочке.

Шатен слегка наклонился, чтобы встретиться взглядом с крошечным существом. Клосенька чуть принюхалась, а после слегка приобняла отца. Карамур тяжело вздохнул и приобнял гамму в ответ.

Узнала. Положив голову на хрупкое девичье плечико, он на мгновение прикрыл глаза. Слезы так и норовили скользнуть по бледному прекрасному лицу, но этого не произошло. Лишь негромко вздохнул он отстранился, не сразу отвечая на удивлённый взгляд. Всё же, найдя в себе силы, он заставил себя взглянуть в эти прекрасные глаза. Она узнала его. Теперь она полноценное существо.

Карамур не мог медлить, ведь каждая секунда, проведённая без артефакта, была для маленького существа губительна. Измученный отец взял бледную тоненькую ручку гаммы в свою. Он без лишних слов повёл гамму куда-то вглубь коридора. Ему показалось, что его дочь понимает, что происходит. От этого Фаусту легче не становилось. Наоборот. Его тяготило странное чувство. Он не хотел расставаться с дочерью. Это было единственное существо, к которому тот не охладел после смерти жены.