Новый путь

– Ну ты-то головой уже постучала, – напоминаю ей, за что получаю шутливый подзатыльник. – Хотя это тоже уже под вопросом, надо повязку снять.

Входим на кухню. Здесь все знакомо, кроме расположения ящика со специями. Вот этого я не заметил, когда готовил завтрак. Сейчас будет борщ, я по нему соскучился, хотя не так давно именно им отмечали очередную годовщину освобождения.

– Бесценный мой, – как-то очень задумчиво произносит любимая жена. – А ты год проверил?

Глава третья

Светлана Фишер

Год – это то, о чем мы оба не подумали. Даты то Витька сверял по моменту закрытия убежища, а сами мы эти даты уже не помним, только день прощания с Землей. Но сразу мы не побежали – война войной, а обед по расписанию. Витька делает просто божественный борщ, поэтому решили сначала покушать.

– Все-таки здорово ты готовишь, – улыбаюсь я, пробуя великолепное блюдо. – Просто пальчики оближешь.

– Все для тебя, любовь моя, – возвращает мне улыбку муж. – Доедаем и смотрим?

– Да, – киваю я, погружаясь в блаженство вкуса борща.

Доев быстро ароматный борщ, делим обязанности. Витька идет смотреть год, а я – документы. Должны же у нас быть документы? Так я думаю, залезая в рюкзак знакомой конфигурации, почему-то украшенный синим крестом. Насколько я помню, крест должен быть красным. Из аппаратной протяжно свистит Витька. Значит, моя догадка правильная и у нас есть сюрпризы, которые точно не понравятся.

Я копаюсь в бумагах в поисках информации. Внезапно нахожу документы в клапане рюкзака. Странно, но это не бумажные носители, а скорее какой-то вид пластика, похожий на ощупь на мелованную бумагу. Это необычно само по себе, но настоящий шок – содержимое документов, означающее, что мы абсолютно ничего не знаем об окружающем мире.

– Витя! – кричу я во всю силу легких, из-за чего он буквально вылетает из аппаратной. – Смотри…

– Светлана Фишер, медик третьего круга обучения Академии, – читает Витька, кивая своим мыслям, а потом показывает пальцем дату. – Видишь?

– Девяносто первый год? – удивленно переспрашиваю я. – То есть через сорок лет от того момента, что мы помним? Что это значит?

– Это значит, что мы в совершенно другом мире, – вздыхает мой любимый. – И здесь все абсолютно другое. Только антураж сохранен.

– Но… – я пытаюсь сообразить, что же это значит и тут мой взгляд падает на следующую «бумагу». – Витя…

– Опекуны – прочерк, – озвучивает прочитанное муж. – Ничего не понимаю. Остальное же все то же – и вещи, и медикаменты, и устройства! Неужели за сорок лет ничего не изменилось?

Мои «бумаги» говорят о том, что я изначально была сиротой, «созданной из адекватного генетического материала», поэтому являюсь собственностью государства. Метнувшись к своему рюкзаку, Витька обнаруживает точно такую же кипу бумаг. Вот только у него стоит отметка о гибели опекунов и какая-то еще…

– Не понял, – говорит мне Витя. – Что означает второй класс лояльности?

– С внешним миром нам лучше не контактировать, – информирую я его, понимая, что даже знать не хочу, что это все значит.

– Но сорок лет… – задумчиво произносит муж. – Не сходится.

– Что не сходится? – сразу же интересуюсь у Витьки. Какой-то он слишком задумчивый.

– У нас в документах стоит август девяносто первого, а сейчас июль, – объясняет мне любимый. – Если я правильно понимаю, такого не бывает.

– Не бывает, – соглашаюсь я с ним. – Особенно в Швейцарии, но за такой срок…

– Собачка могла подрасти, – кивает Витька.

Я ощущаю полную растерянность. Если бы не обнимающий меня муж, была бы в истерике, а пока только в растерянности. Во-первых, чехарда с датами, непонятные бумаги, но медикаменты, продукты, инструменты – все равно такие, какими мы их помним. Почему? Этот вопрос не дает мне спокойно думать.

Взяв меня за руку, Витька двигается в сторону аппаратной. Я понимаю, что он хочет сделать – запустить реактивный беспилотник, если он здесь есть. Муж, в общем-то прав, нам нужно узнать, как выглядит местность вокруг и понять, что происходит. Ощущение, что мы или на какой-то другой планете, или вообще вдвоем сошли с ума.

– Вить, а могут у нас быть какие-то остаточные эффекты? – интересуюсь я у мужа, который чем-то азартно щелкает на панели.

– Вот сейчас и посмотрим, – сообщает он, весело оскалившись. Нажатие кнопки и…

– Вообще-то бред распространяется и на детали, – улыбаюсь я. – То есть мы сейчас увидим…

На экране разворачивается классический лунный пейзаж. Такое ощущение, что атмосферы вообще нет – только поглощающая тьма. Это точно какой-то бред, потому что ветрогенераторы работают. Вот только как же нам выйти из этого бреда?

Витька щелкает чем-то на панели управления и перед нами появляется классическая картина ядерной зимы: снег, обгоревшие конструкции и гигантская воронка неподалеку. Чем выше забирается камера, тем хуже видно. Витька опять чем-то щелкает и возвращается картинка лунного пейзажа.

– Это фильтр, – сообщает он мне. – А вот если его отключить, получается классика. Зима, зима…

– Я уже думала, что сошла с ума, – жалуюсь ему. – Не укладывается в голове год, честно говоря.

– Слишком высоко взлетел дрон, – невпопад отвечает Витька. – Такого как раз быть не должно.

– То есть что-то не так? – спрашиваю его, на что муж трогает какой-то джойстик. – Это что?

– Это космическая битва, – произносит он, чему-то усмехаясь. – Вот только это туфта.

Я смотрю на него, не понимая, почему Витька считает это неадекватной картиной. Вздохнув, любимый начинает рассказывать мне про один очень старый фильм, которому в нашей реальности было лет сорок. И по словам мужа, картина на орбите полностью копирует этот фильм. А раз так, то получается что-то наподобие виртуальной реальности. А из виртуальной реальности должен быть выход.

Пытаюсь произнести слово «выход», «закончить» и «отменить» на всех доступных мне языках. Витька, поняв, чего я хочу, вбивает команды отмены и выхода на компьютере. Ничего не помогает. Я устало сажусь на стул, а Витька выдает очень грубую фразу, улыбается и закрывает глаза. Он что-то придумал, только я не понимаю, что именно. Закрываю глаза, держа любимого за руку, чтобы в следующий момент…

Виктор Кох

Я сразу чувствую неладное, едва только вижу органы управления дроном. Реактивный дрон должен взлететь, передать картинку и упасть, а этот ведет себя, как атмосферник. Значит, это лажа. Вопрос в том – у нас галлюцинации или же что-то передает картинку на дрон? В первом случае – мы не вывели всю химию из организма, во-втором… Во втором мы крысы в лабиринте.

Дрон демонстрирует картинку из «звездных войн». Когда-то был такой фильм, что говорит за второй вариант. Светка все понимает и пробует выйти из виртуальной реальности. А я вдруг понимаю, что именно меня беспокоило все это время – спали-то мы как обычно, а это означает именно виртуальную реальность. Если в очках уснуть, то спишь как обычно, это-то я знаю, пробовал как-то. Как выйти из виртуальной реальности? Например, представить, что снимаешь очки.

Интересно, как достичь такой достоверности? Я пытаюсь снять очки, представляя себя на диване, и что-то вдруг сползает с моего лица. Открыв глаза, вижу полутемное помещение, ряд ванн, в которых лежат голые люди. Поднявшись, вижу любимую в каком-то шлеме, выглядящем футуристически, который я с нее сразу же снимаю. Странно, что у всех ванн сейчас подняты крышки, но люди не шевелятся.

Вытащив любимую из ванны, несу ее к выходу неподалеку. Дверь, чем-то похожая на двери «Гэлирии», со скрипом отодвигается и Светка открывает глаза.

– А тут ты старше выглядишь, – сообщает мне любимая. – Лет на тридцать, насколько я помню.

– Ну ты где-то также, – произношу я, укладывая ее на ровную поверхность и оглядываясь в поисках хоть какой-нибудь одежды. – Если это не очередной виртуал, то ситуация у нас так себе.

– Что ты имеешь в виду? – интересуется Светка, оглядываясь и присаживаясь.

– Похоже на первые модели гибернаторов, – объясняю я. – И значит, это либо космический корабль, либо…

– Поняла, – кивает жена. – Во-о-он там шкафы, по идее и одежда?

Подхожу к шкафам, которые, на мой взгляд, выглядят вполне обычно. Действительно одежда, по виду которой я бы предположил все-таки космический корабль. Да и возраст наш намекает. Тем не менее, ситуация интересная, особенно, учитывая красные огоньки у остальных ванн. Вздохнувшая Светка натягивает на себя одежду, тем же занимаюсь и я. Думать о том, не очередной ли это виртуал, не хочется совершенно.

– Насколько я помню архитектуру таких кораблей, – говорит любимая. – Рубка там, а спасательные капсулы…

– Подожди минутку, – прошу я и возвращаюсь в предыдущее помещение.

М-да, тут можно особо и не рассматривать. Судя по некоторым специфическим признакам, все лежащие мертвы примерно сутки или двое. Пожимая плечами, я возвращаюсь к Светке. Она и сама все понимает по моему лицу, поэтому вздыхает, отправляясь в сторону рубки корабля.

Такие судна, если их можно так назвать, я видел только в музее Потерянных Рас. Потерянные – значит полностью вымершие. Народ Адив встречал подобные корабли-могильники, поэтому есть в них что-то знакомое. Но мы то выглядим людьми, поэтому есть еще одна версия – всех усыпили на время ядерной зимы. При этом тело медленно, но взрослеет, если гибернатор примитивный.

То есть или сейчас XXII- XXIII век и мы в бункере, или же мы на неизвестном корабле и в далекой галактике. Простите Звезды… Светка просто идет вперед, поднимаясь по лестницам. Лифты тут тоже есть, но пользоваться ими я не рискую. Освещение, скорее, аварийное, воздух, правда, есть.

Очередная дверь скрипит, но открывается совсем немного. Светка смотрит на меня, а я только вздыхаю и помогаю отчаянно скрипящему механизму грубой силой. Перед нами открывается центр управления. Черный космос с мириадами сияющих звезд мгновенно отметает одну из версий, а скелеты в креслах управления наводят на совершенно другие мысли. Почему они умерли?

– Вить, – зовет меня Светка. – Смотри, как интересно.

На мерцающей панели мигает надпись. Надпись на русском языке вызывает еще больше вопросов: «Реактор А отключен. Реактор Б перегрет. Необходима эвакуация».

– Это не интересно, – говорю я, тыкая пальцами в сенсорную панель. – Это совсем не интересно, потому что исправных шлюпок тут две, а реактор протянет в таком режиме сутки. Может быть, чуть больше.

– И что будем делать? – деловито интересуется любимая супруга.

– Учитывая, что мы входим в звездную систему, подозрительно напоминающую Солнечную? – отвечаю я вопросом на вопрос.

На большом экране, напоминающем просто остекленение, видна проплывающая мимо и легко узнаваемая планета. Поскольку такого не может быть, ощущение виртуальной реальности усиливается. У меня возникает четкая мысль, что мы сошли с ума и видим картины собственного бреда.

– Идем к Земле, – вздыхает Светка. – Часа через четыре, да?

– Да, где-то так, – киваю я. – Надо попытаться перехватить передачи и выяснить, хотя бы год тут какой.

Смахнув скелет, рассыпавшийся прахом, усаживаюсь в кресло и сажаю туда же Светку. Корабль-переселенец, на котором, по утверждению мозга корабля, было что-то около полумиллиона человек, потерял основные секции в результате столкновения с небесным телом. Эту информацию содержит бортовой журнал. Сейчас живых здесь только двое – мы.

Не самая любимая нами планета растет на глазах. Что нас там ждет, не знает никто, в том числе и мы. Набор спасательной шлюпки нуждается в ревизии, но, по идее, эти корабли предназначены для обеспечения выживания экипажа в абсолютно любых условиях. Насколько я помню, экспонаты музейные. Другое дело, что тем экспонатам бывало и тысячи, если не миллионы лет, а к динозаврам я не хочу.

Пока приближаемся, программирую аварийные маяки. Взывать к «своим» бесполезно, никто не полетит спасать корабль-переселенец. Их отправляли по разным причинам, но всегда по принципу: «запустили и забыли». Поэтому я настраиваю один из зондов на сигналы в стандарте Адив, а второй – на универсальные сигналы бедствия с указанием потенциальной опасности планеты. Все-таки к людям этой планеты и я, и Светка относимся очень сложно.

Планета становится все ближе и ближе, поэтому я отстреливаю один маяк на дрейф, а второй – в сторону спутника, который, если я правильно помню, называется Луна. Теперь если кто-то будет пролетать мимо – услышит, а нет, так лет через пятьдесят сигнал поймает форпост Адив. Поэтому все не так плохо.

Увидев на экране нечто понятное, Светка наклоняется и начинает очень быстро работать с клавиатурой. Ничего нового человечество не придумало – и стандарт клавиатуры сохраняется веками, и пиктограммы везде одни и те же, поэтому нам удобно работать с техникой вроде бы чужого корабля. К тому же, память тела никуда не исчезает. До момента истины остается совсем немного времени.

Все-таки остается вопрос – это очередной виртуал, мой бред или реальность?

Глава четвертая

Светлана Фишер

Я слушаю перехват земных передач. У нас нет особого выбора, разве что перевести реактор в половинную мощность. Это позволит выиграть время и подумать о натурализации.

До нашего рождения два года. Сначала я думала лететь, искать родителей, предупредить их, но Витька остановил меня одним-единственным вопросом. Он у нас один на двоих: «А где конкретно?». Я не помню, где жила до Германии. Витька тоже не помнит, кроме отдельных картин. Нашу память Гэлирия восстановила давным-давно, но осталась она с телами, а у нас есть только образы.

Витьки нет даже в проекте, где живут мои родители – неизвестно.

– Вить, а по фамилии можно найти? – интересуюсь я, на что муж тяжело вздыхает.

– Ты представляешь, – грустно улыбается Витька. – Сколько Кохов и Фишеров на свете? Предположим, нужного Коха пока нет даже теоретически, как нет Гэлирии на орбите, но Фишеры…

– Да, ты прав, – киваю я, принимая его аргументы. – Значит, не получится всех сразу спасти. Что тогда делаем?

– В Швейцарии бессмысленно, – муж явно не хочет думать о том, что внизу тридцатый год, а перед нами не самая простая задача. – Когда дети туда попадут, уже поздно будет.

– Значит, Германия… – уточняю я. Все равно не представляю, как мы можем легализоваться. Может, у Витьки есть мысли?

Витька поднимает меня, собираясь идти куда-то. При этом он сильно задумчив, что означает – у него есть план и он его продумывает. Я смотрю на него с надеждой, и муж кивает, понимая, что мне любопытно. Тянусь к его руке, и оказываюсь в объятиях самого любимого человека на свете.

Надо проверить комплектность и возможности шлюпок, – шепчет мне в ушко Витька, нежно целуя в висок.

– Когда ты так делаешь, я не способна думать, – признаюсь ему, и муж улыбается.

– Пойдем, – предлагает он.

Мы идем по направлению к выходу из рубки управления кораблем. Лифты теперь точно не действуют. На всем судне работает только рубка, переход к шлюпочной палубе и сама палуба. Остальное обесточено и отключено от системы жизнеобеспечения, чтобы дать нам время. Нам очень нужно время, чтобы определить, куда именно попадаем и подготовиться. Технологии корабля древние только для нас, Землю они опережают на тысячелетие, да еще и спасательные протоколы во все времена рассчитывались, в том числе и на враждебное окружение. Интересно, как здесь?

– Интересно другое, – излагает Витька. – Во-первых, характер виртуальной реальности, берущей информацию из эмоциональных образов памяти, во-вторых, вид гибернатора, а в-третьих, русский язык, в отличие от Адив, например, совершенно такой же, как на Земле.

– Этрусы, думаешь? – интересуюсь я, медленно спускаясь по почти неосвещенной лестнице.

– Этрусы… Вполне возможно, – кивает Витька. – О них мы почти ничего не знаем и, хотя логика устройства корабля едина для всех, особенности есть.

– Есть, – соглашаюсь я, уже увидевшая эти особенности. – Мозг не разговаривает, а сам корабль устроен по принципу цилиндра, чего обычно не бывает, ну и возможности по встраиванию в системы…

Этрусы… Легендарная раса предков и Адив, и, как подозревалось, землян. Да и не только их. О них не было известно практически ничего – только факт, что они были и еще что-то об аппаратуре, в которой разбирались исключительно Этрусы на каком-то своем глубинном уровне. Большая часть информации о них так и оставалась непонятной. Легенды ходили разные – от магии до владения техникой на наивысшем уровне. Было не слишком похоже на очень высокий уровень, но причина могла заключаться в возрасте судна. Что-то около половины галактического года – это очень много.

– Мы, скорей всего, – сообщает Витька, заходя на палубу. – Начнем в Германии, так будет проще.

– Это если наша память правдива и начало было действительно там, – с грустью улыбаюсь, припоминая еще кое-что. – Мы в гимназии сдавали немецкий, помнишь?

– Швейцарский немецкий отличается, – напоминает мне муж, усмехнувшись. – Так что не аргумент.

– Ой…Я об этом действительно забыла. Хотя можно говорить и на чистом, но местные правила лучше знать.

Витька лезет в капсулу, а я оглядываюсь. Ряды капсул, расположенные как соты и кажущиеся бесконечными, сейчас выглядят так, как будто ими играли в футбол. Смятые и перемолотые конструкции совершенно не похожи на космические корабли, а скорее на детские поделки из пластилина. Мелкие детали пропали, а вот крупные… Я наклоняюсь и поднимаю какой-то прибор. Едва оказавшись у меня в руках, зеленый экран устройства зажигается.

– Так, у нас два типа капсул, – сообщает Витька. – Гражданская спасательная может выжить даже на дне океана. Военная защитная имеет вооружение и способна летать до орбиты. Но с собственным выживанием так себе, да и с комфортом тоже. Что берем?

– А что нам еще нужно? – интересуюсь я, зная, что муж уже принял решение, с которым я соглашусь.

– Золото и платина для депозита, – уточняет Витя. – Дом купим, документы…

Документы – это самая большая проблема. Появляемся мы почти из воздуха, разве что муж что-то придумает, а в Германии из воздуха появиться невозможно. Да и я плохо знаю тридцатые годы, столько лет прошло и многое забылось… Поэтому вся надежда на любимого, раздумывающего над дилеммой.

А вопрос серьезный. Военный бот можно замаскировать, он умеет быть ненаходимым. Гражданская капсула может изобразить из себя дом любой конфигурации. Военный может летать в атмосфере, раз или два подняться на орбиту, гражданская – одноразовая. Что выбрать? Что для нас важнее?

Витька вызывает погрузчик и программирует его на что-то. Я жду, пока он закончит и расскажет, что придумал. Конечно, я полностью доверяю его мнению, ведь мы едины.

– Вить, а откуда у нас единение, ведь не было Слияния? – интересуюсь я.

– Особенность расы, – отвечает он. – Как таковое единение достигается любовью, а Слияние – это уже более поздняя разработка. Будет еще.

– Я тебя люблю! – обнимаю мужа. Он многое знает, потому что изучал не только нашу специальность, но и старшему нашему помогал с выбором.

– Я люблю тебя, – искренне отвечает он, поглаживая меня по спине. Или комбинезон слишком тонкий, или я соскучилась.

Виктор Кох

В нашем положении самая важная проблема – это документы. Если деньги можно легко получить из золота и редкоземельных материалов… Скажем так, не слишком легко, но возможно. Но документы – это сложная сказка, особенно в Германии. Хорошо подумав, я понимаю, что вариант только один – записаться поздними переселенцами. За этот документ отвечает только один сервер, до которого можно достучаться отсюда. Ну а дальнейшая регистрация – это уже просто, учитывая, что есть на что сослаться.

Итак, мы лица без гражданства, переехавшие в Германию в двадцатых годах из непонятного русскоговорящего далека. Детские врачи с европейскими дипломами, которые надо будет подтвердить. Почему детские врачи? Думаю, это понятно. Далее будет яснее.

– Любимая, – обращаюсь я к Светке. – Пойдем в рубку, займемся документами, ну и подумаем, какой именно бот брать.

– Ага, – кивает она мне и ластится. Соскучилась, моя маленькая.

– Давай на планете уже, наверное, – с сожалением вздыхаю я. – Здесь мы спалим все на свете, если сольемся.

– Ла-а-адно, – сладко тянет мой котеночек. Как же я ее люблю!

Не хочется думать о том, что произошло с нами. Возможно, мы утомили Мироздание своими вопросами и нам позволили увидеть все самим? А может быть, даже исправить? Честно говоря, исправить это хочется, особенно Светкину жизнь. Вспоминая, каким она была напуганным котенком, хочется просто уничтожить тех, кто так с ней поступил. Но и в ее памяти не все ладно – почему нацелились именно на нее? Это очень необычно, поэтому стоит быть осторожными. Ну а пока – идем в рубку.

Жалко, что времени не так много, чтобы заняться друг другом, но нужно разбираться с документами. Схема довольно простая: соединяюсь с сервером одного очень интересного министерства, неплохо, кстати, защищенного, а вот архив его почти никак не защищен. Пишем наши имена и возраст… Получается, сейчас нам тридцать пять, а, следовательно, тогда было на десять лет меньше. Дипломы, связи, опыт работы…

Обнаружить нас невозможно, отличить вмешательство тоже – у нас совсем другие технологии, а работающие с сервером безопасники пренебрегают основным методом защиты сервера в сети. То есть не пускать в интернет. Но сейчас это нам на руку, потому что позволяет решить проблему документов без шума и пыли. Никто даже и не подумает, что что-то может быть не так.

Светка сообразила, что я делаю, и довольно улыбается. А я жду, когда она сделает те же выводы, к которым пришел я. Нам нужен военный бот, потому что в случае осложнений с гимназией должна быть возможность всех убить. Эта мысль не вызывает отторжения, ибо то, что с нами сделали в прошлом, вполне оправдывает мое отношение к людям. Пусть не ко всем, но вот к тем – да.

Спасательный бот стал бы отличным решением, если бы мы не знали всего того, что знаем. Поэтому, несмотря на способность к мимикрии и вместительность, нам все-таки нужен военный бот и ничего с этим не поделаешь. Ну а то, что автономность по сравнению со спасателем у него ниже, так это достойная цена.

– Ладно, я поняла, – кивает мне Светка. – Действительно, военный лучше.

Она так говорит, будто считывает мои мысли, но на деле это не так. Моя любимая жена просто слишком хорошо меня знает.

Мысль виляет: а что, если и это прошлое не наше и Гэлирии не будет? Что тогда? Задумываюсь над вариантами. Самый логичный – спрятаться в Сибири, ее вряд ли будут бомбить, это просто бессмысленно. Кроме того, можно будет переждать активную фазу вообще вне планеты – например, на спутнике. Но решение, конечно же, так себе…

Мозг корабля закончил вносить изменения и создает так называемые «временные удостоверения личности». Они печатаются в мэрии, поэтому легко подделываются. Правда, по нашим технологиям и постоянные не особо, но лучше не плодить сущностей сверх меры. Поэтому в принципе мы готовы… Сейчас закончится погрузка всего необходимого в бот, язык мы знаем, осталось только наметить точку…

– И куда упадем? – интересуюсь я мнением возлюбленной.

– Можем в район Чернолесья, – предлагает она, увеличивая зону.

На самом деле есть множество мелких сел, реки и лесное пространство, где можно легко и вполне нормально спрятать звездолет. В крупные города лезть не хочется. Во-первых, я их не люблю, во-вторых, больше народа – меньше кислорода. Киваю, соглашаясь.

Тихо гудит пульт, поторапливая нас. Перевод реактора в половинный режим не помогает, вероятно, что он просто поврежден. То есть мы сидим на бомбе неизвестного принципа действия.

– Побежали, – командую я, подхватывая Светку под руку.

Надо же еще дать кораблю возможность подальше отойти от планет. Все-таки реактор у него не ядерный, а чем опасен подобный взрыв, я просто не знаю. Не осталось свидетелей, знавших, что крутилось в реакторах Этрусков. Может, взрыв будет незаметен, а может, сорвет атмосферу. Проверять никто не рискует.

А сейчас мы переодеваемся в мимикрирующие костюмы, тоже, кстати, военные… Интересно, что у древней и по легендам абсолютно миролюбивой цивилизации есть военные боты с небольшими, но очень злыми пушками, ручное оружие и вот такое вот снаряжение. Может, это и не легендарные судна, кто же это может точно сказать-то сейчас…

– Переодеваемся, – командую я, когда мы оказываемся внизу, где стоит космический корабль, похожий на земного коршуна.