bannerbanner
Личная жизнь шпиона. Книга первая
Личная жизнь шпиона. Книга первая

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 5

– Делай, как он говорит, – закричал из багажника Стив. – Я не хочу тут подыхать.

– Если с моим братом что-то случиться, – начал Генри. – Я с тебя живого шкуру спущу…

Стив закричал еще громче, на высокой ноте:

– Боже, хватит базарить. Дай нам уйти.

Генри отошел назад, что-то сказал своим людям, сел в «кадиллак». Машины сдали назад, освобождая дорогу. Разин закрыл крышечку зажигалки, сел за руль и отстегнул запястье левой руки от чемоданчика. Он тронул машину, прибавил газу, проехал вдоль нижнего уровня, сделал поворот, не снижая скорости. Разин проскочил второй уровень, на выезд вела узкая полоса асфальта, впереди еще один поворот, а дальше путь по прямой, где его уже никто не остановит.

Притормозив, Разин вписался в поворот, когда перед машиной из-за угла выскочили два мужчины. Тот, кто был ближе, выстрелил из пистолета в водителя, сделав две дырки левее цели. «додж» на скорости ударил его передком, человек, сломавшись надвое, упал на капот и отлетел к стене, словно тряпичная кукла. Второй мужчина в сером плаще с автоматом наперевес замер на месте и дал очередь, но слишком высоко задрал ствол. Две пули прошили стекло наверху, возле уплотнителя, сбили зеркальце, остальные ушли в темноту. Стрелок, бросив автомат, метнулся в сторону. Разин успел повернуть руль влево, ударил беглеца углом бампера и размазал по стене кузовом «доджа».

Машина разломала желто-черный шлагбаум и вырвалась на улицу. Было уже темно, пошел дождь со снегом. Разин свернул налево, промчался по прямой, сделал несколько поворотов, путая след. Полиции у въезда в офисное здание не видно, – это хорошая примета. Улицы узкие, с бесконечными перекрестками и стоп-сигналами, надо бы свернуть на хайвей, но он, все взвесив, решил, что здесь, в жилых кварталах, безопаснее. Сейчас главное – уехать как можно дальше от места перестрелки, бросить машину, а дальше как повезет. Машина была куплена Борисом по чужим документам на полицейской распродаже транспортных средств, конфискованных у преступников, как раз для сегодняшнего мероприятия. На всякий случай Борис перекрасил “додж” и сменил номера.

* * *

Разин оказался в малознакомой части города, здесь он бывал редко. Иногда попадались нежилые дома или пустыри, остовы сожженных автомобилей. Наконец, показался крошечный магазинчик, Разин притормозил, над входной дверью увидел название улицы и номер дома. Итак, он в Куинсе, если ехать прямо, то рано или поздно окажешься в аэропорту имени Джона Кеннеди, но аэропорт ему не нужен. Отсюда до съемной квартиры, о которой никто не знал, на машине минут сорок. Полтора года квартира стояла пустой, но теперь пригодилась.

Стив отошел от испуга и стал подавать признаки жизни, он сначала робко, а затем сильнее, стучал в крышку багажника и что-то бормотал. От машины надо избавляться, полиция наверняка уже на месте. Ищет свидетелей и пересчитывает трупы. Возможно, у полицейских уже есть описание «доджа» и его номера. Темные улицы проплывали мимо, болело простреленное плечо, в багажнике ныл Стив.

Наконец Разин загнал машину в проулок между двумя трехэтажными домами. Слева были помойные баки и сплошная кирпичная стена без окон. Справа столбики и натянутая железная сетка, за ней темный крошечный дворик. На третьем этаже горят два окна, занавесок нет, но бумажные жалюзи опущены. Если пройти до угла дома с палисадником, будет улица с двусторонним движением. Прямо над ней, на высоте третьего этажа, проходит линия надземки, стоят металлические опоры, тронутые ржавчиной, над ними железнодорожные пути. По одной ветке можно доехать прямо до Манхеттена, по другой до Джамайки, района, где редко встретишь белого человека, туда не ездят туристы, там часто стреляют.

С интервалом в несколько минут по путям с грохотом проходил поезд метро. Разин достал из-под сидения тряпку и вытер в салоне все поверхности, к которым мог прикасаться и, захватив чемоданчик, вышел из машины.

– Черт, открывай, – крикнул Стив. – Я ведь подохну тут.

Дождь со снегом не кончался. Разин встал сзади, в багажнике ворочался Стив, ему казалось, что сейчас, в эту самую минуту, решается его судьба, жить ему дальше или… Разин напрасно мучался сомнениями, по дороге сюда он уже все решил, Стива отпускать нельзя. Бросив тряпку, Разин вытащил пистолет и почувствовал приступ какой-то странной слабости и тошноты. Он не ел с полудня, у горла стоял солено-кислый комок, хотелось отойти к бакам, пусть там его вывернет наизнанку.

Стив постучал кулаком по крышке багажника:

– Хорош, чувак. Без шуток, открывай. Я задубел тут, я истекаю кровью…

Разин закурил, но легче не стало, сигарета оказалась кислой и противной. Надо было кончать, открыть багажник и выстрелить. Нельзя было после всего, что случилось, оставлять Стива живым. Разин взвел курок и минуту стоял, задрав лицо к небу. На кожу падали и таяли снежинки. Разин подумал, что не сможет, физически не сможет открыть багажник и выстрелить. Если он заговорит со Стивом или посмотрит ему в глаза, то не сможет…

Разин стоял и ждал, когда проедет поезд. Наконец послышался далекий шум, будто по асфальту катили пустую бочку. Поезд подъехал ближе, он мчался мимо, грохотал, гудели рельсы. Ждать было нельзя. Разин отступил от машины и выпустил в багажник «доджа» пять пуль, оставшихся в обойме.

Глава 5

Он шел дальше по полутемной улице, чувствуя сильный озноб, и прикидывал, как добираться до съемной квартиры. Изредка попадались открытые лавки. Стекло витрин со стороны тротуара было защищено железной сеткой, натянутой снизу доверху, с внутренней стороны установлена железная решетка, продавцы хранят под стойкой обрезы или пистолеты. Здесь продают в основном продукты, полуфабрикаты, которые можно, придя домой, разогреть и съесть, продают зонтики и всякую мелочь.

Может быть, в одной из этих лавок можно найти что-то вроде куртки. Но заходить в помещение в этом разорванном плаще, с кровавыми пятнами, нельзя. Продавец может позвонить в полицию. Он остановился возле лестницы, которая вела наверх, к кассам и дальше, на станцию, но подниматься не стал. На платформе или вагоне, где иногда ходят полицейские, его задержат, – в этом можно не сомневаться.

Он пошел дальше, свернул в узкий проулок, снял плащ в пятнах крови, с разорванным рукавом, стянул свитер. Расстегнул липучки бронежилета. В этой штуке сидели две пули, которые чудом не схлопотал Разин. Он положил бронежилет на кучу мусора, сверху бросил плащ. Осмотрел рану. Все не так уж плохо, плечо прострелено, но, к счастью, кость не повреждена, пуля прошла навылет. Он потерял много крови, но сейчас рана по краям подсохла, кровотечение почти прекратилось. Он снова натянул свитер, темно-коричневый, из толстой пряжи, синтетика пополам с шерстью, и пошел дальше. Свитер впитал в себя так много крови, что почти весь рукав, сверху донизу, был насквозь мокрым.

Если бы можно было поймать такси, но здесь они попадаются редко, а если иногда и проезжают, то поздним вечером не останавливаются, чтобы взять пассажира. Такси гонят в аэропорт или обратно в Манхеттен. Под опорой путепровода, на пластиковых мешках с мусором, сидел белый мужчина лет пятидесяти, одетый в плащ и шляпу. Время от времени он подносил к губам плоскую бутылку в бумажном пакете и делал глоток. Склонив голову на бок, он смотрел на вечернего пешехода, будто ждал чего-то. Мужчина примерно его роста, размер побольше, но это не критично.

Разин подошел к бродяге и сказал:

– Есть бизнес-предложение.

– Ого, – сказал бродяга. – Я сразу понял, что ты управляющий банка Чейз. Я угадал?

– Почти. Продай плащ. Плачу двадцать долларов наличманом.

Бродяга уже рассмотрел свитер и пятна крови.

– Всего двадцать? – переспросил он. – Сэр, без плаща я замерзну ночью.

Этот дядька скидки не сделает. Разин сунул руку в карман, достал почти всю наличность, что была с собой, двести сорок долларов, и сунул их в руку бродяги. Тот пересчитал и, опасаясь, как бы покупатель не передумал, скинув плащ, пропал в темноте. Плащ, еще хранивший тепло прежнего хозяина, широкий в плечах, был сшит из толстой зелено-серой синтетической ткани. Его теплая подкладка пропахла дешевым виски.

Все еще чувствуя озноб, Разин прошел несколько кварталов до станции метро. Поднялся вверх на два пролета железной лестницы с двухсторонними перилами. Здесь был застекленный павильон, окрашенный ядовито-зеленой краской, в нем размещалась билетная касса. Разин сказал «здравствуйте», достал банкноту и попросил билет на одну поездку. Пожилой мужчина-кассир, отделенный от мира высокой стойкой и пуленепробиваемым стеклом, просунул в узкую щель билетик, сдачу и пожелал ему доброго вечера.

Разин вышел из павильона, миновал турникет, поднялся еще на два пролета и оказался на платформе, длинной, полутемной. Он достал из брючного кармана носовой платок, поплевал на него, сел на лавку, стер с левого ботинка и чемоданчика пятна крови. Минут через десять подошел поезд. Пассажиров оказалось немного. Вдоль вагонов прошли два полицейских, бросили на Разина быстрые взгляды и проследовали дальше.

* * *

Разин снимал квартиру на втором этаже четырехэтажного дома на тридцать квартир. Окна выходили на задний двор, где была устроена автостоянка для жильцов, обнесенная забором. Поднявшись по скрипучей лестнице, он открыл дверь и включил свет в прихожей. Скинул плащ, помыл руки в ванной, посмотрел в зеркало: увидел там чужое лицо, немолодое и усталое, с глубоко запавшими глазами. Он кое-как умылся и промыл рану водой.

Прошел на кухню, опустил жалюзи. Он выключил свет, встал спиной к стене, чтобы его не заметили снизу из двора и выглянул наружу. На огороженной железной сеткой территории устроили парковку автомобилей. Кажется, никого нет. Он постоял еще минуту и увидел женщину в восточной одежде, бурке и хиджабе, закрывающем лицо. Женщину выпустили на прогулку. Она доходила до сетки, поворачивалась, шла обратно, и снова поворачивалась. От кого скрывать лицо поздним вечером? Вскоре кто-то позвал ее, прогулка была закончена.

В шкафчике стояла почти полная бутылка виски, он сделал глоток прямо из горлышка, как тот бродяга. Нашел на полке аптечку и чистое полотенце. В спальне он включил все осветительные приборы и сел перед трельяжем, разложив на нем аптечку. Надо спешить, скоро кожа вокруг раны станет дряблой, тогда нитками ее уже не стянуть, шва не получится. Через месяц на месте ранения появится большой розовый рубец. Надо сейчас. Он достал двухпроцентный раствор лидокаина, сделал несколько инъекций, подождал пару минут. Вдел хирургические нитки в ушко кривой иголки и приступил к делу. Шов получился не самым красивым, но на скорую руку сойдет.

Он прошел в большую комнату, включил телевизор, лег на диван и стал ждать местных новостей. Показали короткий репортаж о перестрелке в гараже офисного здания, но никаких подробностей не сообщили. Разин подумал, что надо перекусить и лечь в кровать, с этой мыслью он заснул. Снилась ему та женщина, гулявшая во дворе, только теперь она поднялась в его квартиру и продолжала ходить здесь, от стены к стене и обратно. Чувствуя безотчетный страх, он закрыл глаза, женщина исчезла. Но остались ее тяжелые шаги и скрип половиц. Он хотел сказать, чтобы она уходила, иначе он не уснет, но был так слаб, что не мог пошевелить языком. Проснувшись под утро, выключил телевизор и снова заснул.

Утром он долго сидел на краю кровати и думал, что дальше не сможет выполнять свою работу, не сможет жить прежней жизнью, торговать в магазине, встречаться с бандитами, отвечать головой за миллионы чужих долларов, пусть его забирают в Москву, куда угодно…

По новостям передали, что в офисном центре в жестокой перестрелке с полицией убит криминальный авторитет Генри Уилсон и несколько бойцов из его бригады. Ближе к вечеру передали, что в Куинсе обнаружена машина с трупом Стивена Уилсона, брат которого погиб в перестрелке накануне вечером. Разин слушал новости невнимательно, его знобило, поднялась высокая температура. Когда стемнело, он нашел силы прошагать несколько кварталов, подальше от дома, позвонил Саше Липатову и попросил его приехать завтра вечером в пивную «Черная метка», до нее от квартиры полчаса пешком.

Они встретились на следующий день, устроились за одним столиком. Липатов, мужчина лет сорока, среднего роста, с короткой стрижкой, сказал, что есть новости очень плохие и хорошие. То есть не совсем хорошие, но более или менее. Начал с плохих новостей. Оба помощника Разина, которые страховали его в подземном паркинге, – убиты на месте. Новость обнадеживающая – имя Эрика Бергера ни разу не прозвучало ни по радио, ни по телевизору. За два последних дня ни домой к Разину, ни в его магазины полицейские не приходили. Марта сказала, что из полиции никто не звонил, да и вообще никаких звонков не было, кроме рекламы.

Еще есть информация из Москвы. Там все очень взволнованы этой историей. Они хотят знать подробности. Спрашивают, в каком состоянии Разин и что с посылкой. Разин попросил передать в Москву, что, в он в порядке, но сейчас не может вернуться домой или в свой магазин, он боится полицейской засады, возможного задержания и судебного разбирательства. Перед тем, как возвращаться домой, надо навести справки в полиции, что и как, через человека, которого Липатов хорошо знает. Разину надо полежать на дне пару недель и подождать, когда все немного уляжется. Адреса квартиры, где он живет, лучше никому не знать. Посылка у него.

– Больше не звони Марте, – сказал Разин. – Зайди к ней завтра в госпиталь. И скажи, что у меня все хорошо. Что скоро я появлюсь.

– Ты выглядишь так… Словно с того света сбежал. На каникулы. Я могу достать лекарства. Тебе еда нужна.

– У меня есть лекарства, – сказал Разин.

– Давай хоть до дома довезу?

– Спасибо. Но ты же знаешь правила.

Разин поднялся и ушел в дождь и темноту. Путь до квартиры отнял почти целый час. Он вошел в спальню, кое-как снял мокрую одежду, упал на кровать и впал в забытье, это были то ли сон, то ли явь, наполненные образами знакомых людей, каких-то событий, встреч, расставаний, поездок в метро, скором поезде и автомобиле… Все это длилось бесконечно долго и кончилось ничем.

* * *

В следующий раз он встретился с Липатовым через неделю в закусочной возле железнодорожного склада. По-прежнему новостей из полиции не было. Убийц братьев Уилсон искать еще не начинали и не хотят начинать. В Москве начальство по-прежнему волновалось за Алексея Разина. Они хотели знать, где он находятся, спрашивали адрес. Друзья в Москве навестили его жену, отвезли ей продуктов и кое-какие мелочи к Новому году, искусственную елочку и подарки. Татьяна передавала Алексею, что ждет его и любит, поздравляла со скорым Рождеством. Трогательно…

Почему сейчас они вспомнили о Тане? Что это за визиты друзей и подарки?

Раньше, кажется, такой товарищеской заботы со стороны начальства не наблюдалось. Этот язык недомолвок и полунамеков он давно научился понимать. Возможно, они боятся, что Разин решил не возвращаться. Он набил чемодан драгоценностями и золотом, для отвода глаз устроил разборку с местечковыми гангстерами и забился в глубокую нору. А сам втихаря купил билет в один конец и даже не хочет попрощаться. Наверное, они и вправду волнуются, что он уйдет, как вода в песок, а им отвечать перед самым большим начальством.

Поэтому его попросили не забывать, что Таня у них в Москве, она человек, у нее только одно здоровье, пока, слава богу, хорошее. И жизнь одна. Сейчас они ждут, какое решение примет Разин. А он уже две недели валялся с высокой температурой, витая где-то между небом и землей, и только первый день чувствует себя скорее живым, чем мертвым.

– Меня вызывают в Москву, – сказал Липатов. – Командировка должна была продлиться без перерыва еще не меньше года. Но уже через неделю улетаю. На следующую встречу вместо меня придет другой человек. Он тебя найдет. Они пишут, что представили меня к внеочередному званию. Пишут, что мой отпуск продлится минимум три месяца. Давно хочу в Сочи съездить…

– С чего бы они решили отозвать тебя в тот момент, когда ты мне нужен?

– Ну, кажется, обстановка уже немного разрядилась, – ответил Липатов. – Ты почти в порядке.

Через неделю Разин вернулся домой. Там все было по-старому. Марта работала в госпитале медсестрой и волновалась за него, когда он пропал неизвестно где. Она осмотрела рану, шов, оставшийся после самодеятельной операции и только головой покачала. В магазине дела шли своим чередом, за две недели Джон распродал все иконы, даже те, которые залежались еще с прошлого лета. Кроме того, он удачно продал несколько золотых безделушек с камешками. Выручка не бог весть какая, но и не самая маленькая.

Вскоре дал о себе знать новый человек, который временно замещал Липатова. Они назначили встречу в закусочной «Вверх и вниз», которую из-за низких цен на обеды обожали туристы. Человека звали Майклом. Это был худощавый мужчина лет пятидесяти с вытянутым лицом, он носил очки в пластиковой оправе, ездил на «плимуте» и выглядел последним провинциалом. Наверное, он хотел произвести на Разина хорошее впечатление, поэтому все время улыбался.

Майкл передал бумажку, исписанную цифрами, съел комплексный обед и уехал. Вернувшись, Разин ознакомился с содержимым московского письма. Начальство приказывало соблюдать все меры предосторожности, по возможности не жить дома и менять места ночевки, далеко не ездить, в общественных местах не появляться и прочую чепуху. Главное: он получил приказ возвращаться в СССР через Канаду. Нужно добраться на машине до Торонто, взять авиабилет до Парижа, а дальше поездом в Москву. На сборы дали месяц, наверное, они бы выдернули его из Америки хоть завтра, но предстояло много дел.

Через пару дней снова дал знать о себе новый связник Майкл. Разин получил известие, что с ним хочет встретиться человек, который специально приехал сюда ради этого. Разин плохо спал, чувствуя приближение страшной неотвратимой беды, которая обязательно случится или уже случилась. Под вечер он оказался в закусочной «Красный лобстер», заказал кружку пива. В туалете курил Майкл, он сказал, что человек уже ждет в мотеле «Пирамида». Это прямо по шоссе, примерно восемь миль.

* * *

Разин, стараясь не волноваться, выпил вторую кружку пива, сел в машину и вскоре оказался в мотеле, взял номер на втором этаже. Оставив дверь открытой, он сидел на кровати и смотрел телевизор. Вскоре вошел мужчина, грузный, с сединой на висках, одетый как гробовщик, в белую рубашку и черный костюм. Разин уже понял, какое известие его ждет. Он поднялся на ноги.

Человек представился Глебом Сергеевичем, наверное, это было вымышленное имя, и сказал:

– Ваша жена погибла. Я, собственно, приехал, чтобы вас подготовить… Но вы, видимо, обо всем догадались, как только меня увидели. Или даже раньше.

Разин сказал первое, что пришло в голову, что он хотел услышать в ответ:

– Это несчастный случай? Что там случилось…

– Можно мне сесть? – человек закрыл дверь и опустился в кресло, но сидеть ему было неуютно и неловко. – Слушайте, соберите свое мужество. Все, которое у вас есть. Оно вам пригодится… Я не умею ходить вокруг да около. Поэтому буду говорить напрямик, без сантиментов. Короче… Татьяна Федоровна умерла насильственной смертью. Но мучилась, видимо, недолго. Она была задушена неизвестным преступником. Тело оставили на обочине проселочной дороги в Подмосковье. Оно пролежало там, может быть, сутки или чуть больше. Поверьте мне: сейчас в Москве делают все, чтобы быстро найти убийцу. И обязательно найдут. К расследованию подключены лучшие сыщики.

– Когда это случилось?

– Затрудняюсь назвать точную дату. Она пропала перед Новым годом. Нашли ее через несколько дней.

– Почему мне сразу не сообщили?

– По словам Липатова, вы были ранены, потеряли много крови. И ко всему еще и нездоровы, – Глеб Сергеевич мял пальцами сигарету, пока не сломал ее. – Кроме того, вы жили на съемной квартире, адреса которой у связника не было. Когда вы немного пришли в себя, в Москве решили подождать с плохими известиями еще несколько дней.

– Подождать? – тупо переспросил он.

– Ну, да… Я же все объяснил. Ваши кураторы уверяли меня, что в те дни вы, ну, были не в лучшей форме.

– Тело сейчас в морге? Я хочу попрощаться…

– Ее уже кремировали и захоронили урну с прахом рядом с могилой ее матери. Вроде бы ваша супруга хотела именно там… Тянуть с похоронами было нельзя. Она и так долго лежала… Сначала там, на талом снегу. Потом двенадцать дней в судебном морге. Делали вскрытие и некоторые важные исследования, и экспертизы для следствия. Да, тянуть с похоронами было нельзя.

– Мне разрешат уехать отсюда прямо завтра?

– Зачем так спешить? Вы должны довести до конца кое-какие дела. Кроме вас это некому сделать. Торопиться уже нет смысла. Да и вам надо успокоиться, в себя прийти. Такая темная полоса…

Человек достал из внутреннего кармана стальную фляжку, довольно емкую, и стаканчик. В другом кармане лежали бутерброды с охотничьей колбасой, заправленные горчицей. Они разговаривали около часа, потом человек ушел. Тем же вечером Разин вернулся в Нью-Йорк.

Глава 6

Визитная карточка, которую оставил Стивен Платт, давно сгорела в камине. Но домашний и служебный телефоны Разин запомнил. Утром, поднявшись с кровати, он выпил кофе и доехал до здания почты. Позвонил из автомата Стивену и сказал, что был занят в последний месяц, но сейчас немного освободился и может встретиться у автобусной станции на окраине Куинса и объяснил, как туда удобнее добраться.

Они встретились у кассы, где продавали билеты на междугородние поездки, вышли из зала и повернули к деревьям, за которыми угадывались крыши двухэтажных коттеджей. Платт, расстегнув плащ, неторопливо шагал по аллее.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он.

– Нормально, – ответил Разин. – Собственно, я приехал, чтобы дослушать историю о моем связнике. После этого я все решу.

– Я так и подумал, что вы захотите узнать продолжение.

Платт говорил негромко, иногда подносил ладонь к лицу, будто боялся, что его рассказ услышат или прочитают по губам. Но никого вокруг не было. Они миновали ряд пустых автобусов и пошли по асфальтовой дорожке вдоль края молодой рощицы. Разин почти не задавал вопросов, это бы путало и сбивало рассказчика.

Платт, чтобы ничего не пропустить, рассказывал с самого начала.

Он повторил, что в то самое время, когда Уильяму надо было улетать, в Нью-Йорке появились два приятеля из Лимонии, условно Пол и Влад. Эта троица неплохо отдохнула в парочке местных ресторанов. Но, при таком скопище народа, было трудно поговорить по душам. Они решили увести Вилли туда, где им не будут мешать. Его вывели из злачного места через черный ход, заковали в наручники, заткнули в фургон. И повезли в другой город, не так далеко от первого.

А в другом городе жил некто Джон. Он не был обременен семьей, сидел один в старом викторианском доме с толстыми стенами и глубоким подвалом. Он занимался коммерцией и никогда не был знаком с Полом и Владом. Но в определенном смысле эти парни были для Джона начальством. Они работали в той же фирме. Только Джон на периферии, а они непосредственно в Лимонии, в центральном аппарате.

Так вот, эти приятели с полдороги позвонили Джону, разбудили среди ночи и сказали, что скоро приедут. Надо подготовить место в подвале, где можно спокойно поговорить с одним человеком. И еще нужны две кровати или хоть матрасы, на которых можно выспаться. Неделей раньше из центрального офиса Джону пришло сообщение, что к нему, возможно, заедут друзья, их надо будет хорошо встретить. Правда, в том сообщении ничего не было сказано про подвал и про Вилли.

Короче, они приехали, поставили фургон под тентом на заднем дворе. И втроем перебрались в подвал. Разговор продолжался часа два, потом они выдохлись, вдвоем поднялись наверх, перекусили, выпили немного. Джон спросил их, что за человека они привели, и что вообще происходит. Но ему ничего не ответили. Гости спустились в подвал и продолжили, а Джон остался в кухне. Он не мог ждать без дела, встал, помыл посуду. Голоса снизу были плохо слышны, ведь подвал глубокий. Разговор шел на высоких тонах, переходил на крик. Джон поднялся наверх, в свою спальню. Сидел на кровати и не знал, что делать. Честно сказать, ему было страшно.

Джон не был рафинированным интеллигентным чистюлей, он прошел трудную школу жизни и кое-что видел на этой грешной земле, но пачкаться кровью не привык. Он ненавидел пытки. Очень трудно просто сидеть на своей кровати со вчерашней газетой, когда слышишь, как внизу о чем-то просит и плачет взрослый мужчина. Конечно, звуки приглушенные, можно включить радио и все исчезнет. Но нет, с радио только хуже.

* * *

В глубине сознания сидела одна мыслишка. Он думал, что этот страшный эпизод имеет или будет иметь отношение к нему, как-то коснется, заденет, так что теперь старая жизнь кончилась навсегда. И от этих мыслей становилось не по себе, становилось страшно. На втором этаже были две гостевые спальни, одна хозяйская и еще была библиотека, небольшая комнатка, где стояли шкафы с книгами. За одним из шкафов был тайник с оружием и еще кое-какие полезные мелочи. В подвале стоял отопительный газовый аппарат, который нагревал воду для бытовых нужд и обогревал дом, от него теплый воздух через вентиляционную систему поступал в комнаты.

На страницу:
3 из 5