Пробудивший совесть

Скворцов шёл с повисшей головой и пусто глядел на землю. Случившееся перевернуло его сознание сверху вниз. Он не чувствовал обжигающей стужи, увесистых шматков снега, срывающихся с макушек заснеженных деревьев и падающих прямо на него. Чувствовал парень только нестерпимую боль, вызванную встречей с этим искренним мальчишкой.

Ребёнок заставил Скворцова идти и думать о сегодняшнем дне, о грубости и ужасном поведении. Сроду этот подлец не стал бы признавать своих ошибок, а сейчас он делает это со всей откровенностью.

Незаметно Антон оказался у своего дома. Когда он вошёл в квартиру, послышался звук торопливо приближающихся шагов:

‒ Антоша? ‒ донёсся напуганный материнский голос, ‒ Антоша, где ты был? Что с тобой? На улице такой мороз! Ты замёрз?

‒ Всё хорошо, мам, ‒ выдохнул юноша.

‒ Почему так долго, сынок? ‒ помогала она снять околевшую одежду.

‒ Я в школе задержался. Не переживай, со мной всё нормально… ‒ произносил он, ‒ я устал, хочу спать.

‒ Конечно, конечно! Ложись! Может покушаешь?

«Покушаешь… Может покушаешь?» ‒ воспроизводил в уме он. От этого вопроса Антону представился душераздирающий образ Максимки, всё ещё жующий затвердевший кусок несвежей выпечки.

‒ Нет, я не голодный, мам, спасибо… ‒ угрюмо пояснил Скворцов и закрыл дверь в своей комнате.

По смутному виду парня мать, конечно, догадывалась, что с её сыном далеко не всё хорошо. Но женщина не стала больше приставать к нему с вопросами, поскольку боялась вызвать этим конфликт. К слову, относительно недавно в их семье происходил подобный случай. Скворцов безумно любил девушку, не отвечающую ему взаимностью. В один из дней она призналась ему в своих чувствах к другому человеку. Это сильно ударило по эмоциональному состоянию Антона. Придя домой, обиженный он желал побыть в одиночестве, но этому попрепятствовала достающая вопросами мать. Парень не выдержал давления и нагрубил встревоженному родителю. Развернулась безобразная ссора, которая в конце концов завершилась громким уходом Скворцова из дома. О произошедшем жалели оба. Именно с той поры Антон и его мать стараются сдерживать себя, чтобы не спровоцировать плохих исходов. Так и сейчас женщина оставила юношу в покое, однако сама не переставала накручивать себя глупыми, навязчивыми мыслями.

Тянулся час. Скворцов сидел в темноте и неотрывно смотрел на прокля́тую пятидесятирублёвую купюру, которую подсвечивала тусклая настольная лампа. Выключив её, он удручённо ложился на кровать, затем поднимался, вновь включал свет и по новой всматривался в мятые деньги.

«Подумать только… есть люди, зависящие от таких крохотных средств… Я же этого даже не знал! Оказывается, они были всегда! Всю жизнь! Я не знал каково это ‒ быть бедным, не представлял каково живётся этим людям… Это насколько я узко видел этот мир?..» ‒ глядя в потолок, осмысливал парень. ‒ «Зачем мы делаем все эти пакости в школе? Зачем их делаю я? Почему, чёрт побери, я не задавал этих вопросов себе раньше?! Я взрослый человек, а занимаюсь каким-то детским идиотством… Придурок! Старая Агафья Викторовна должна из-за нас корячится, убираться. А мы то и дело только ржём и гадим…»

Не даром говорят, что счастлив тот, кто дружен со своей совестью. Антон Скворцов, когда-то усыпив и заглушив её, стал жестоким и чёрствым. На самом деле, нельзя винить в этом только его, ведь огромную роль сыграло и окружение. Оскорбления, всяческие унижения от старшеклассников. Мерзкие поступки людей, замеченные им в детстве. Маленький Антон впитывал в себя это как губка.

Парень с трудом погрузился в хлипкий сон. Спал он неспокойно, нервно. Ноги без конца содрогались, ударялись друг о друга.

Виделись ему чёрные как уголь сте́ны, смоляная бугристая земля, непроглядная тьма. Он бежал в пустоту на единственно имеющийся сигнал ‒ белый огонёк.

‒ Друг! Ты пришёл! ‒ эхом распространялся голос ребёнка.

‒ Максимка? ‒ громко спросил юноша.

Вдруг огонёк вспыхнул, точно в него подлили горючего. Белые языки пламени поднялись так высоко, что всё чёрное пространство вмиг осветилось серебром. Мрак растворился в белоснежном полотне, окутавшим окру́гу.

Ослеплённый Скворцов зажмурился и остановился. Из огня вышли два человека и неторопливо пошагали к нему.

‒ Не знаю, Антон… рад ли я тебя видеть… ‒ послышался более окрепший голос впереди.

«Это Паша», ‒ подумал Антон.

‒ Ладно тебе, брат, ‒ вмешался мальчонка, ‒ нужно уметь прощать каждого!

В душу Антона будто острыми зубами вцепился кровожадный стыд. Он грыз её так сильно, что парень бесконечно переворачивался на кровати с одного бока на другой, стонал и корчил лицо от мучений.

‒ Паша! ‒ бросился к ним навстречу Скворцов, ‒ Прости меня, тварь никчёмную!

‒ Что ты, что ты, друг! Не сто́ит себя обзывать! ‒ смутился Максимка.

‒ Не сдались мне эти деньги, Паша! ‒ вопил Антон, ‒ Я их украл у тебя… Я! Когда ты делал подъём переворотом, Паша, твои деньги выпали из кармана… Моя отвратительная хулиганская манера побудила меня забрать их.

‒ Я знал, что это был ты… ‒ холодно проговаривал Павел, ‒ вот только не передо мной тебе надо извиняться.

Скворцов упал на колени:

‒ Максимка! Мальчик бедный… ‒ заревел парень, ‒ Из-за меня ты не смог покушать супчика, который так хотел. Пятьдесят рублей ваши я нагло засунул себе! Не друг я тебе, Максимка, а самый настоящий враг… Заставил тебя голодного давиться этим сухим хлебом. Прости меня!

Неожиданно зацарило гнетущие безмолвие. Свет становился тусклым, еле различимым глазу. Белый огонь гас, и темнота со страшной скоростью черни́ла и заполняла пространство, где находились ребята.

Братья Васяевы растворились, оставив Скворцова наедине с пустотой. Он ткнулся лбом в твёрдую землю. Его пальцы гребли́ сухую почву, а измученные глаза смачивали лежащий под ними песок.

‒ Такой грубый, невоспитанный… мне противно от самого себя… Я считал себя идеальным! Господи, как же я был глуп и слеп! Какой ещё идеал?! Во мне процветала гниль, и я совершенно не задумывался об этом. Не думал о других людях, относился ко многим, как к вещам… Врал, матерился, обзывал всех, кто мне не угодит. А ведь я всегда искал виноватого! Причины моих бед, неудач обязательно крылись в ком-то другом. Ни в коем случае не во мне! Учитель, поставивший двойку… конечно, злодеем был он! Что с того, что я не подготовился к уроку?.. Боже мой… как же, однако, больно прозревать… Ещё сегодня днём меня бы стошнило при подобной мысли, а сейчас…

‒ А сейчас ты всё осознал! ‒ влез всепрощающий голос мальчонки, пронёсшийся из-за спины парня.

От неожиданности Антон вздрогнул. По спине пробежал колкий морозец.

Позади стояли Павел и Максим. Тот белый сказочный свет, который вот-вот распространял огонёк, теперь исходил от них, как от звёзд. Лица их были спокойными. Братья слепили Скворцова своим чудесным, святым сиянием.

‒ Осознание собственных ошибок и полное переосмысление своей жизни дорогого сто́ят… Они говорят о том, что ты не такой ужасный, каким себя считаешь, Антон, ‒ заметил Паша, ‒ есть в мире и те, кому никакой нищий мальчик не поможет возродить чистоту души.

‒ Встань же, друг! ‒ улыбнувшись, подал свою крохотную ручку парню Максимка.

Скворцов робко протянул перед собой стёртые в кровь ладони. Мальчишка тотчас схватил их и аккуратно помог подняться юноше на ноги.

‒ Я рад, что мне удалось спасти тебя из плена безнравственности, друг! ‒ совсем не по-детски заговорил ребёнок, ‒ Твоя совесть пробуждена, а значит, теперь тебя ждёт светлый путь.

‒ Но ведь сделанная мной грязь никуда не исчезнет! Время назад не отмотается, и ты так и останешься голодным из-за меня! ‒ встревоженно вскрикнул Антон, ‒ Как мне жить с этим дальше?

Голубоглазый мальчонка по-доброму возразил:

‒ Что было, то прошло. Всё исправимо, Антон, помни это! Главное ‒ осознать…

Голос Максимки затих, и всё внезапно помутнело.

Весь мокрый Скворцов просыпается и судорожно хапает спёртый воздух в его комнате. Незамедлимо он тянется за стаканом воды. Дрожь в его пальцах мешает поднести стакан ко рту, он обливается, но в конечном итоге всё-таки делает жадные глотки́.

В окно оглушительно бились заледенелые ветви деревьев, словно пытались проникнуть внутрь тёплого помещения. Из-за этого создавался вопящий скрежет. Этот шум держал ещё заторможенный организм юноши в напряжении.

На часах горело «21:04». Антон встал и, шатаясь, подбежал к шкафчику, висевшему на другом конце его комнаты, над столом.

Парень спешно достал истёртый бумажный конверт. Истёртым он был потому, что его часто трогали и раскрывали. В конверте лежали деньги, три тысячи рублей, подаренные на прошедший день рождения. Антон пересчитал их, а после на пару секунд задумался. «Так будет лучше», ‒ сказал он себе в пол голоса.

Затем Скворцов метнулся к низкой тумбочке, где хранил свои школьные учебники, и вынул из неё ещё одну залежавшуюся тысячу.

‒ Мам, ‒ вышел он из комнаты.

‒ Да? ‒ женщина встрепенулась.

‒ Ты случайно не помнишь, адрес моего одноклассника Паши Васяева?

‒ Паши… Васяева, ‒ предалась она размышлениям, ‒ если не ошибаюсь, Садовая 12… Но это давно ещё… может быть, сейчас другая уже. А что случилось?

‒ А подъезд, квартира? ‒ продолжил уточнять Антон.

‒ Пятый, кажется, подъезд, ‒ говорила мать, ‒ а квартиру не помню. Помню только, что этаж первый.

‒ Так… Садовая 12, пятый… первый, ‒ шёпотом повторял Скворцов, ‒ Спасибо, мам!

Он живо накинул на себя куртку и хотел было выйти из квартиры, но женщина вновь задала вопрос:

‒ Куда ты, Антон? Зачем тебе адрес-то?

Тревогу матери развеяла непредсказуемая улыбка Антона.

‒ Мам, не переживай, ‒ нежно дотронулся он до её рук, ‒ мне просто нужно к Паше. Я скоро вернусь!

‒ Шапку надень! ‒ заботливо выдохнула она.

Дверь захлопнулась. Женщина тут же подошла к окну, выходившему во двор, чтобы взглядом проводить сына.

Метель ревела в ночи, как ненасытный зверь. Дороги тонули в снегу, а в воздухе резвилась колючая пыль. Кажется, ни одного живого существа, кроме Скворцова, на улице не было. Он делал шаг, и мгновенно его нога тонула в сугробе по колено. Такой чудовищно лютой зимы люди не помнили давно. Все новостные каналы твердили об этом по пять раз за день. Обрушившаяся на город погода, поистине, наводила панику.

Не смотря на щепающий холод, Антон двигался быстро. Его нос был закопан в воротник куртки, поскольку иначе клочья снега перекрывали дыхание.

Он проходил мимо переулка, где повстречался со своим маленьким спасителем. Хоть на том месте, разумеется, уже никого не виделось, Скворцову всё равно мерещился ангельский лик Максимки. Мальчишка глядел на него с приветливой радостью, будто одобряя решительный поход парня.

«Я счастлив от того, что делаю сейчас, дружище!» ‒ мысленно проговаривал парень, ‒ «Никакой холод мне не страшен. Я дойду и завершу то, что намерен завершить!»

Сумасшедший танец снежной бури невероятно затруднял передвижение! Снежинки размером с жирных мух пролетали с реальным жужжанием перед лицом. Всё это понижало видимость практически до ноля. Дальше вытянутой руки ничего не видно! Антон брёл практически наугад, надеясь только на интуицию.

Наконец, чуть ли не упёршись в кирпичную стену, юноша поднимает голову.

‒ Са-довая, ‒ вполглаза прочитал он.

До нужного подъезда оставались считанные шаги. Но они дались Скворцову далеко не просто…

Войдя внутрь, Антон на некоторое время замер. Дух уже ранее случавшегося посещения этих мест проник в его лёгкие. Довольно знакомым показалось ему это здание. Синие почтовые ящики, облупленная, покрытая разросшимся грибком штукатурка на бетонных стенах. Обстановка чётко намекала парню на то, что он когда-то здесь бывал.

«Странно…» ‒ недоумевающе подумал Антон, ‒ «Когда же мне угораздило находиться тут?.. Я уверен, что видел этот подъезд, но когда?»

В действительности, воспоминание пришло в его голову неспроста. Второй «Б» класс ‒ класс Скворцова ‒ семь лет назад всем составом приходил сюда поздравлять именинника Пашу. И этот крайне убогий дом с тёмно-коричневыми потёками, трещинами, перегоревшими лампочками, раскрошившейся плиткой на полу отложился в памяти избалованного, не видавшего ничего подобного Антона.

Он увидел замызганную деревянную дверь с номером «127» и тотчас сообразил, что именно за ней находится квартира Васяевых.

Ладонь Антона с неуверенностью сжалась в кулак. Дыхание его производилось как-то неровно, клочковато.

Раздался нетвёрдый, даже скользящий стук в дверь.

Тишина.

«А если спят?» ‒ пришла к нему невольная мысль, но вдруг растворилась, когда по ту сторону послышались звуки.

‒ Кто? ‒ глухо осведомился кто-то.

‒ Извините… откройте, пожалуйста! ‒ промолвил Антон.

Вновь тишина, однако на этот раз дольше и мрачнее, чем предыдущая.

Едва парень хотел отступить, как замо́к щёлкнул, и ветхая дверь отварилась, являя взору юноши видение, обездвижившее его.

За порогом стояла изнеможённого вида Надежда Григорьевна. Её примутнённые глаза, наполненные серой пылью страданий, глядели на Антона с подозрением. Буквально пол часа назад она вернулась с работы, и успела обессиленно прилечь на диван, как вдруг её потревожил стук.

В глаза парня первыми бросились её перебинтованные ноги… Об этом даже говорить страшно!.. Испачканные чем-то бордовым бинты, края которых свисали драными лоскутами, и плешивые бархатные тапочки с то ли продырявленными, то ли прожжёнными носами. Скворцов обомлел.

На женщине висела желтоватая ночная сорочка, по-видимому, с уже не поддающимися сти́рке пятнами. Она с трудом вышла немного вперёд:

‒ Я слушаю вас, молодой человек… ‒ холодно произнесла женщина.

Парень, остолбенелый от увиденного, растерянно начал:

‒ Доброй ночи, Надежда Григорьевна, ‒ прошептал Антон, ‒ Извините, меня, пожалуйста, за беспокойство в такое время. Я пришёл к вам, чтобы…

Он суетливо достал свой конверт. Женщина подняла поседевшую бровь:

‒ Чтобы что?..

‒ Чтобы… в общем, возьмите, пожалуйста это… ‒ протянул он деньги.

Надежда Григорьевна вяло взяла конверт и с опаской его приоткрыла.

‒ Молодой человек! ‒ возмутилась она, ‒ Вы что?

‒ Прошу вас, Надежда Григорьевна! Возьмите, я знаю, что они вам нужнее!

‒ Нет, нет… Это очень много! Я не могу! ‒ женщина пихала их обратно, но Скворцов отшагивал назад.

‒ Ну, Надежда Григорьевна… ‒ умолял он, ‒ поймите же, мне они не нужны! А вам…

‒ Как же вы себе это представляете, молодой человек? Я должна брать такую большую сумму у незнакомого человека? Нет уж, извините… большое спасибо, конечно, но я не могу…

‒ А я знакомый человек, Надежда Григорьевна! ‒ смело заявил Антон.

Седоволосая женщина насторожилась:

‒ Вы? Знакомый?

‒ Да! ‒ мгновенно ответил он.

‒ Кто вы? ‒ поинтересовалась Васяева.

‒ Я одноклассник вашего сына. Скворцов Антон, ‒ проговорил юноша.

Признаться, Надежда Григорьевна совсем не помнила Скворцова, впрочем, как и большинство одноклассников своего сына. А что мы хотим от человека, у которого сплошь и рядом серьёзнейшие проблемы со здоровьем, финансами, трудности на работе и в семье? Это абсолютно нормально… человеку далеко не до этого! Но почему-то слова Антона сразу показались ей искренними и правдивыми.

‒ Это как-то… нет… ‒ бормотала женщина, ‒ не могу я, спасибо…

‒ Надежда Григорьевна, ‒ ещё раз обратился Скворцов, ‒ мне на колени встать?

‒ Что вы! ‒ одёрнула она его.

‒ Мне не жалко этих денег, поймите. Я безумно благодарен вашему младшему сыну. Вы не представляете, как он по-настоящему помог мне! Пусть лучше эти деньги пойдут вашим детям на питание или ещё куда-нибудь! Не важно! Главное возьмите, пожалуйста!

Васяева теребила конверт и молчала. На самом деле, сложно было что-то говорить, женщину очень тронули слова Скворцова.

‒ С-спасибо вам, Антон! ‒ едва сдерживая слёзы, протягивала она, ‒ Мне, конечно, очень неудобно, но… спасибо… Для нас это очень большие деньги.

Метель прекратилась, оставив после себя заснеженный город. Ветер стих, тёмные снеговые тучи скрылись за горизонт. Луна перестала быть мутной и как никогда раньше заблистала чудесным, святым сиянием.

‒ До свидания! ‒ радостно сказал юноша.

‒ Всего доброго! ‒ улыбалась она в ответ, ‒ Большое вам спасибо!

‒ Будьте счастливы, Надежда Григорьевна!

Выйдя на улицу, Антон Скворцов глубоко вдохнул хрусткий воздух и неспеша пошагал домой.

Надежда Григорьевна устало присела на диван и ещё раз подумала над словами ушедшего парня.

Максимка не спал. Он весело задирал свои ножки к потолку, представляя, как он дотягивается до звёзд.

‒ Сынок, ‒ приобняла ребёнка Надежда и, притворяясь, произнесла, ‒ а ты не знаешь случайно Антона, парнишку такого высокого?

Мальчишка изумился от вопроса матери.

‒ Антона? ‒ звонко повторил он, ‒ Знаю, мамочка! А что?

‒ Вот повстречала его недавно… ‒ женщина отвела глаза в сторону, ‒ он сказал, что спасибо тебе огромное передаёт.

‒ Спасибо? ‒ раскрыл ротик мальчик.

‒ Ну да, ‒ кивнула Надежда Григорьевна, ‒ Хм… Только за что, интересно?..

Максимка озадаченно почесал свою светлую голову:

‒ Аа-а! ‒ весело догадался он.

‒ И за что же?

‒ Очень просто, мамочка! За то, что я стал его другом! ‒ нежно поцеловал он маму.