Последний бастион

– Глаз один, огонь на поражение по готовности. Докладывать каждые пять секунд!

Время бежит быстро, до того, как у оставшихся в классе террористов возникнут вопросы, осталось минута, максимум две. Дальше террористы задумаются – почему не возвращается их сообщник, отошедший прогадиться.

Цель. Группа занимает позиции, Вик быстро наклеивает на стену тончайшие полоски пластиковой взрывчатки. Штурмовики опускают забрала шлемов из бронированного стекла, берут на изготовку автоматы.

– Готов! – Виктор отскакивает от стены.

– Глаз один, разрешаю открыть огонь!

– Через несколько секунд в рации раздается резкий хлопок.

– Давай!

Стена буквально взрывается, яркая вспышка перед глазами, пыль застилает маленький холл в считанные доли секунды. Бросаюсь вперед, сердце колотится со страшной силой, разгоняя по телу выбрасываемый в кровь адреналин. Части стены передо мной не стало, вместо нее неровное большое отверстие, а за ним – пыль, какие-то силуэты. Шаг за шагом, перед глазами все плывет как будто в замедленном кино. Вот я оказываюсь в классе. Вот черная тень в середине класса наводит на меня дуло дробовика, он кажется огромным как железнодорожный тоннель. Вот в брызгах стекол в класс влетают штурмовики. Вот кто-то из детей бросается на пол – молодец! Вот автомат привычно отдает в плечо и вместо одного глаза у террориста появляется зияющая красным дыра. Вот террорист падает, но не назад – а вперед на детей – проникший через окно штурмовик за секунду всаживает террористу три пули в спину. Вот одна из девочек бросается из-за парты – и тут же ее сбивают на пол сильным ударом приклада. Вот в проходе между партами лежит здоровенная туша, вместо головы у нее какой-то обрубок – Ник постарался. Вот какая-то девочка – негритянка, лицо которой все забрызгано кровью и мозгами террориста раскачивается и воет на одной высокой, жуткой ноте. Вот какой-то пацан лет пятнадцати пытается встать и, получив пенделя от стоящего ближе всего бойца, падает обратно на место.

Где четвертый!?

– Сдаюсь! – доносится откуда то снизу.

Сука… Умный, черт. Кажется, Пай захотел жить – АК-47 лежит в трех шагах от него, сам он лежит на полу, заложив руки на голову. Опытный, сука, и пожить хочет – повода для применения оружия нет. Сволочь!

– Берем его!

Двое бойцов застегивают на руках Пая белую ленту пластиковых наручников, сильным пинком поднимают его с пола.

– Тащите его отсюда! Том, проводи!

– Есть – трое, двое из которых тащат террориста, а третий страхует сзади направляются на выход.

– Чисто, отставить пожарных. Готовим заложников к выходу! Создать коридор!

Это значит – на всем пути движения заложников рядом, в каждом углу будут бойцы спецназа с оружием наизготовку. Мало ли что может получиться – только когда заложники окажутся в руках врачей можно говорить о том, что они спасены.

Бах!

…

Твою мать!!!

– Всем оставаться на местах! – пинком вышибаю запертую дверь класса, выбегаю в коридор. Трое моих спецов стоят у распростертого тела четвертого террориста. Том засовывает в кобуру пистолет, голова снесена выстрелом почти в упор, около распростертого на полу тела уже наплывает огромная лужа темно-бордовой крови.

– Вы что, охерели в атаке!!!?

– Он пытался бежать, сэр!

Наручников на трупе уже нет…

– Заложников выводим через пожарную лестницу! – рявкнул я в микрофон. Рванул гарнитуру микрофона на себя, оторвал, бросил в сторону – все переговоры пишут.

– Пойдем-ка! – схватив Тома я оттащил его за угол, как следует встряхнул за грудки – ты что, совсем охерел в атаке? Мозги заклинило? Ты что творишь?

Том молча смотрел себе под ноги.

– Что за хрен? Что произошло? Отвечай, твою мать!

– Сэр, эти дети… У меня дочь такого же возраста. А эта черная мразь…

…

Ну и что мне теперь делать?

…

– Короче так, Том – спокойно сказал я, отпустив его и отступив на шаг – мы все здесь взрослые люди. Мы не в игрушки играемся. И мозги мне е..ать не надо! Сейчас мы все напишем рапорты о том, что этот урод действительно вырвался на свободу и у тебя не было другого выхода. Скажи, это еще раз повторится?

– Нет сэр – на Тома было страшно смотреть – я сам не знаю что на меня нашло… Какое то помутнение перед глазами, я даже не помню как достал пистолет…

– Ты сказал! Ты мужик и я тебе верю. Если ты почувствуешь, что больше так не можешь – напиши рапорт на перевод в другой отдел. Я дам тебе самую лучшую рекомендацию, учитывая твой опыт тебя возьмет любой отдел – с руками оторвут. Но если это еще раз повторится – я тебе устрою несчастный случай на учениях. Бешеных собак пристреливают, ты это знаешь, Том. И я не шучу – ты это тоже знаешь. Итак, подумай и скажи: ты с нами?

– С вами, сэр. Обещаю, все будет нормально!

– Сэр! – к нам подбежал Вик Козецки – Террористы забрали с собой одну из заложниц и куда-то увели. Несколько часов назад!

…

Туалет! ТВОЮ МАТЬ!!!

…

Когда мы втроем с оружием на изготовку ворвались в туалет, около которого лежал изрешеченный пулями террорист – меня … меня затрясло так, что я выронил из рук автомат. Никогда, даже когда на моих глазах террорист застрелил заложника в прошлом году, я не чувствовал себя хуже. На грязном заплеванном кафельном полу у стены лежала девочка лет пятнадцати – красивая, похожая на фею блондинка. Она не шевелилась и смотрела куда то своими потрясающе красивыми фиолетовыми глазами, смотрела вдаль остановившимся, полным ужаса взглядом. Одежда на ней была разорвана в клочья, она не шевелилась.

– Господи… – потрясенно прошептал кто-то позади меня.

Почти ничего не видя перед собой, только это истерзанное, лежащее на холодном кафеле, детское тело я подхватил ее на руки и понес к машине скорой помощи.

…

Мой снимок, снимок бойца спецназа ФБР в черной штурмовой униформе и со спасенной девочкой на руках, обошел потом все газеты думаю, Мэрион Томпсон скрипел зубами от злости. Но мне было все равно. Я просто шел вперед, и у меня была только одна задача: донести ее до машины скорой помощи. Почти ничего не видя перед собой, я спустился со ступенек – тут на меня налетели врачи, осторожно уложили девочку на каталку.

– Все в порядке, сэр, теперь мы ею займемся… С вами все в порядке?

Со мной не все было в порядке. Монро потом рассказывал, что он просто отшатнулся от меня, когда подошел ближе – он просто меня не узнал.... Я отошел в сторону на два шага.

– Синтия! Синтия!

Где-то сбоку раздался дикий крик, высокий, почти баскетбольного роста мужчина все-таки прорвался через оцепление, подбежал к каталке, на которую укладывали его дочь. Дорогу ему преградили трое агентов.

– Стойте, сэр! Сюда нельзя! Вашу дочь отвезут в больницу, сейчас ей нужно в больницу!

– Сволочи! Сволочи! Суки! – кажется, все-таки он увидел, увидел то, что было видеть отцу нельзя. С диким взглядом обернувшись, он схватил меня за грудки, встряхнул как куклу.

– Где они!! Где эти твари!!! – мужчина кричал мне прямо в лицо.

– В морге. Их кровь у меня на руках – четко сказал я

– Спасибо… – мужчина разом обмяк, отпустил меня, плюхнулся на ступеньки школы. И беззвучно, а оттого еще более страшно, зарыдал.

– Пойдем-ка! – Вик Козецки, держа в руках два автомата – свой и мой подошел ко мне, взял за плечо и увлек к фургону.

…

На ступеньке фургона сидел Том, отхлебывая что-то из большой армейской фляжки. Я присел рядом, Вик и Гарри, еще один штурмовик, тот самый кто узнал про исчезновение одной из заложниц остались стоять рядом.

– Дай и мне… – я протянул руку

– Ты же не употребляешь? – изумленно сказал Том

– А тебе жалко, что ли?

– Да нет… – Том протянул мне фляжку, я хлебнул содержащуюся там жидкость, не чувствуя ни вкуса ни запаха ни крепости. Спиртное огненным шаром провалилось в пищевод, обжигая стенки желудка.

– Они ее изнасиловали. Все вместе… – тихим, дрожащим от ужаса и ненависти голосом сказал Гарри, пытаясь непослушными, трясущимися руками поднести зажигалку к сигарете – они отвели ее в туалет и несколько часов по очереди выходили туда и насиловали… Это даже не звери…

…

Единственное о чем я тогда жалел – так это о том, что все четверо террористов умерли мгновенно. Для них следовало бы придумать такую казнь, которая продолжалась бы целую неделю.

…

– А знаешь, Том – сказал я твердо – прости меня. Ты знаешь, за что. Прости и забудь все, что я тебе сказал. Я был неправ.

Том только отмахнулся и снова приложился к фляжке…

…

Откуда-то сбоку, я не заметил, откуда появился агент Монро.

– Вот вы где ошиваетесь. Эд, отойдем на минутку…

Идя следом за агентом Монро, я уже настроился врать и был готов к любой головомойке. Вообще, о том, что произошло, знали только мы, те кто был в этот момент в здании. Если всем тупо придерживаться одной и той же версии, тупо долбить одно и то же как дятлы – ничего они на нас не накопают. Вот так вот.

Но я даже предположить не мог, о чем хочет поговорить со мной агент Монро.

– Слушай, Эд – Монро выглядел смущенно, явно подбирал слова – ты извини. Информация пришла за пять минут до штурма, я не хотел тебя отвлекать…

– Что случилось?

– Кажется, твой дед умер… Тебе надо возвращаться в Квонтико и оттуда домой. Твой отец уже летит туда.

…

Господи… Да что же за день сегодня такой…

…

– Ты извини что я не сказал сразу… Это выбило бы тебя из колеи, пойми… Возьми один из наших вертолетов, пилота я уже предупредил. Прости, Эд…

– Спасибо, Картер – промолвил я. оглушенный новым ударом.

…

Мой дед, Дэвид де Вет был прямым потомком Христиана де Вета, того самого который на рубеже двадцатого века возглавил сопротивление буров англичанам в ходе второй англо-бурской войны. Родился дед в состоятельной семье, владел землями в Южной Родезии, воевал (все белые в Родезии тогда воевали). Когда пала Родезия – он ухитрился вывести из страны большую часть капитала и перебрался в ЮАР, где тоже приобрел скот, стада и стал влиятельным теневым игроком в местной политике. Ходили слухи, что у него очень тесные взаимоотношения с влакпаас24 и поэтому его бизнес так успешен. Но была в этом, конечно и заслуга самого деда.

В девяносто четвертом, дед перебрался в Швейцарию. И опять-таки не с пустыми руками. Никто точно не знал, сколько у него денег, но денег было очень и очень немало. Последние годы дед жил в Швейцарии и опять занимался какими-то тайными делами. Его сына, брата моего отца Роджера убили в девяносто пятом в ЮАР, во время межплеменных столкновений, его внук и мой двоюродный брат Николас остался в ЮАР и, несмотря на все сложности, жил там. Он имел несколько охотничьих концессий по всей Африке, организовывал сафари и имел еще какие-то дела, точно не знаю какие. Последний раз мы виделись пять лет назад, девушка которая пришла на вечеринку со мной, ушла в конечном итоге с Ником. Надеюсь, пару новых зубов он себе вставил. Ник служил в армии – но слабоват он оказался против бывшего морского пехотинца США.

Отношения между южноафриканской и американской ветвью клана де Ветов всегда были плохими. Отец не мог терпеть ни деда, ни своего родного брата. Я не мог терпеть своего двоюродного брата. Дед ненавидел отца, но почему-то любил меня, своего внука. Я тоже хорошо к деду относился, хотя и виделись мы редко. Вот так вот.

…

– Иди давай! – Картер настойчиво подталкивал меня к вертолету – пилот уже ждет. А то еще не дай Бог, Томпсон увидит, устроит бучу, что ты вертолет бюро используешь в личных целях. Вони будет… Давай быстрее…

США. Пригород Вашингтона. 11 мая 2…9 года

Опа… Кажется, батя первым успел…

Черный ФБРовский «Хью» нырнул вниз и почти сразу густой сосновый лес под нами сменился серым бетоном посадочной площадки. На самом краю площадки стоял серый пятидверный новенький «Шевроле Тахо», а около него прохаживался здоровый, похожий на медведя мужчина, затянутый в камуфляж. Даже с высоты я мгновенно узнал отца…

Лопасти винта вертолета еще не успели остановиться, как отец, нарушая все правила техники безопасности оказался у бортового люка.

– Знаешь?

Я кивнул. Молча, без лишних слов обнялись. Через полминуты отец отстранился, критически посмотрел на меня.

– Да… Краше в гроб кладут. Где это ты так?

– Знаешь же…

– Знаю.

Оба в армии, верней один в армии другой в спецслужбе, но суть от этого не меняется. Два мужика. Один помоложе, другой постарше. Оба в боевой униформе. И у каждого свои секреты и своя боль, которую он хранит далеко-далеко, в глубине сердца…

– Поехали что ли?

– Поехали.

…

Проскочили до дома на удивление быстро. Обычно в это время дороги забиты теми, кто едет из Вашингтона, но отец подключил полный привод и объехал пробки по сельским дорогам. Так что в траффике25 мы совсем не стояли.

…

– Будешь? – отец смешивал себе «Хайболл» в большом бокале.26

– Нет, – я отрицательно покачал головой, хлебанул сдуру из фляжки, да натощак – теперь мне было хреново и в теле и на душе.

– Ну, смотри, – отец критически осмотрел бокал с напитком, удовлетворенно кивнул и сделал большой глоток. Довольно кивнул.

– Слушай, Эдриан, – отец всегда называл меня полным именем, – я так подумал, пока летел. Будет лучше, если в Цюрих полетишь ты.

– А ты?

– А я… Знаешь, у меня всегда плохие отношения с отцом были. Неважно, что я сейчас чувствую – просто если я поеду это как … лицемерие, в общем будет. Нехорошо.

– Да какое к черту лицемерие? Что, сын на похороны отца приехать не может?!

– Не спорь – когда отец упрется рогом, переубеждать бесполезно. Меня впрочем, тоже – поедешь только ты и точка.

…

Ну и поеду.

Швейцарская конфедерация. Цюрих, Нарциссштрассе, 28. 15 мая 2…9 года

– Приехали, сэр!

Водитель такси, в роли которого выступал аж Мерседес S-класса27, повернулся по мне. Видимо он принял меня за богатого американского туриста.

– Thanks, – я протянул ему пару купюр, – сдачи не надо.

– О, спасибо, сэр. Нотариус Гешнер принимает вон в том доме. Удачи, сэр.

Да уж, удача мне сейчас явно не помешает.

…

Маленький, старинный двухэтажный дом. Построен, наверное, лет этак триста назад, но выглядит и сейчас как новенький. Наверняка это во мне комплекс американца перед историей проснулся: у нас все чему больше ста лет исторической достопримечательностью считается. А в Европе и пятисотлетнее здание можно встретить.

Узкая улочка, которую каждый день моют с мылом. Старинная дубовая дверь с укрепленным на ней бронзовым колокольчиком. Узкая неудобная лестница. Новая дубовая дверь на втором этаже, с потемневшей от времени бронзовой табличкой «М. Гешнер. Нотариус. Цюрих».

…

– Привет, Ник…

Господи… На оглашение завещания дедушки этот идиот, мой двоюродный братец Ник, оделся как на молодежную вечеринку. Придурок. Совсем мозгов нет. Мало того – еще и б.... какую то притащил. Высокая, примерно метр восемьдесят, девушка с роскошными формами фотомодели, темные волосы уложены в прическу «каре», похожа на итальянку.

– Привет, Эдриан, – ехидно ухмыльнулся Ник – как дела, как поживаешь? Как Дженна?

Дженна – моя бывшая невеста, та самая, которая пришла в ресторан со мной, а ушла с Ником.

– Больше года не видел. А как твои зубы поживают? Не жмут? Лишних нет?

– Не жалуюсь…

– Ну, смотри. А то знаешь к кому обратиться, если что…

– Да хоть каждый день… – телка, которая была с Ником, крепко сжала его руку, и он замолчал.

…

– Господа, прошу в мой кабинет – невысокий, лысый пожилой человек, видимо сам нотариус Гешнер появился из двери кабинета.

Кабинет был небольшим, уютным, в нем пахло чернилами и старыми бумагами. Небольшой стол, на котором лежал толстый конверт, лампа с красным абажуром. На стене – штурвал из черного от старости дерева, видимо от старинного парусника.

– Итак, господа – нотариус с серьезным видом уселся за стол – прежде всего формальности. Я имею честь здесь принимать Николаса де Вета, бизнесмена и гражданина ЮАР и Эдриана де Вета, офицера правоохранительных органов и гражданина США?

Мы синхронно кивнули.

– Могу я увидеть ваши удостоверения личности, господа?

Нотариус тщательно просмотрел паспорт Ника и мое служебное удостоверение ФБР, даже сверил наши личности с фотографиями, вернул документы.

– Прошу прощения, господа, но сами понимаете… Закон есть закон.

Мы снова кивнули с важным видом.

– Итак, сегодня, 2 июля 2…9 года я, нотариус кантона Цюрих Матиас Гешнер, в присутствии Николаса де Вета, бизнесмена и гражданина ЮАР и Эдриана де Вета, офицера правоохранительных органов и гражданина США вскрываю опечатанный конверт с завещанием покойного господина Дэвида де Вета, гражданина Швейцарской Конфедерации. Прежде всего, господа, прошу убедиться в том, что печати на конверте не вскрыты.

Нотариус положил толстый конверт на край стола печатями вверх, мы его осмотрели и в третий раз с важным видом кивнули. Нотариус забрал конверт, с треском сломал сургучные печати. Достал из конверта два листа бумаги и еще один толстый запечатанный пакет.

– Итак, господа, завещание господина Дэвида де Вета, совершено и подписано в присутствии нотариуса кантона Цюрих Матиаса Гешнера пятнадцатого ноября 2005 года. «… На сегодняшний день из моих близких родственников у меня остался лишь один сын и два внука. Один из внуков – офицер правоохранительных органов США, второй бизнесмен из Южной Африки. Но и тот и другой не грешат излишним благоразумием. Поэтому я создал и завещаю каждому из моих внуков по трастовому фонду, находящемуся в управлении банка UBS, Швейцария. В каждом из этих фондов находится по пятьдесят миллионов долларов США. Текущая доходность от управления данными фондами, за вычетом справедливого вознаграждения управляющего будет ежемесячно перечисляться каждому из моих внуков на его текущий банковский счет, доступа к основной сумме фонда они не получат никогда. Также они вправе завещать данный фонд своим детям и внукам, законным или незаконнорожденным, а те вправе завещать эти деньги дальше.»

…

Ни хрена себе!

…

Поправив очки, нотариус продолжил:

– «Что же касается прочего моего имущества, а именно дома в Лугано, квартир в Цюрихе, Женеве, Париже, Лондоне и Нью-Йорке, отеля на Лазурном берегу Франции, а также всех денег, которые к моменту моей смерти обнаружатся на текущем счете – все это я завещаю моему сыну, полковнику американской армии Джонатану де Вету.»

…

Если честно, то я о… в общем сильно удивился. Вообще-то, мы знали, что дед богат, но того, что его состояние сильно превышает сто миллионов долларов – такого не мог предполагать никто. Краем глаза взглянув на Николаса, я заметил что он удивлен не меньше моего. Откуда же у деда такие деньги?

– Герр Эдриан, – сказал нотариус.

– Да?

– К моменту смерти вашего деда на текущем счете в UBS находилось примерно десять с половиной миллионов долларов США – нотариус пододвинул ко мне банковскую выписку. – Я могу надеяться на то, что Вы передадите это своему отцу?

– Передам, – я взял выписку.

– И это еще не все! – сказал нотариус, взял конверт и еще один листок – Есть еще одно, отдельное завещание. «… также завещаю этот конверт, со всеми находящимися в нем документами моему внуку, Эдриану де Вету. Пусть вскроет конверт тогда, когда рядом с ним никого не будет, прочитает бумаги, там находящиеся, а потом поступает так, как подскажет ему его совесть.»

Тот же день. Отель «Парк Инн»

Смех и грех, но после визита к нотариусу выяснилось, что у меня и у Ника – один и тот же отель, просто Ник жил на два этажа ниже. Но к отелю, мы поехали, конечно же, на разных такси…

Пройдя по оформленному в светло-сером цвете коридору отеля, я вставил карточку (идиотизм, блин. Ключи всегда были удобнее) в щель рядом с дверью. Через долю секунды дверь с мелодичным звонком открылась.

Конечно, я был голоден, да и душ не мешало бы принять. Но больше голода, меня донимало любопытство. Что же за конверт оставил мне дед? Поэтому я бросил папку с документами на кровать, открыл ее и вытащил загадочный конверт. Конверт, как конверт, из плотной манильской бумаги желтоватого цвета. Запечатан двумя печатями из коричневого сургуча, к сургучу было приложено что-то типа перстня. Помедлив несколько секунд, я решительно сломал печати и открыл конверт.

В конверте была толстенная засаленная старая тетрадь и отдельно листок дорогой плотной бумаги кремового цвета. Решив, что тетрадь толстая и ее я прочитаю потом, я отложил тетрадь в сторону и взял в руки отдельный листок, исписанный дорогими чернилами фиолетового цвета, какими обычно пользовался дед. Почерк без сомнения тоже принадлежал деду. Начал читать – и почувствовал, что помимо моей воли волосы встают дыбом на моей голове…

…

Дорогой Эдриан.

Если ты это читаешь, значит, меня уже нет на этой земле. И дело моей жизни не завершено. Я не могу заставлять, но я от всей души надеюсь, что ты стал жителем свободной страны, истинным американцем, в душе которого не угасает стремление к добру и справедливости. Именно поэтому я завещал тебе этот конверт.

Ты никогда не был ни в Родезии, ни в Южно-Африканской Республике. Все что ты знаешь об этих странах ты, наверное, узнал из телепередач и газет. Знай, что это ложь. Господь наш наказал меня – я потерял свою родину, Родезию, а потом был вынужден бежать и из Южной Африки. На старости лет я стал изгнанником, человеком у которого нет места на земле, которое бы он мог назвать своим родным домом. Я потерял свою родину – но я надеюсь, что ты сможешь ее возродить.

Знай же, что летом одна тысяча девятьсот девяносто третьего года, мы подняли самолет С130 с одной из баз ВВС ЮАР. Мы сделали это тогда, когда поняли, что последнее государство белых в Африке, наш последний бастион – обречено. Мы – это те люди, которые не захотели отдавать богатства, накопленные десятилетиями упорной работы в руки чернокожих дикарей. Мы не смогли спасти страну – но мы, по крайней мере, сделали все, чтобы вы начинали возрождение не с чистого листа. На борту этого самолета находилось десять тонн высокопробного золота в слитках, а также необработанные алмазы, которые по сегодняшним ценам стоят не менее десяти миллиардов долларов США. Место посадки самолета знаю один я.

Все эти богатства принадлежат истинным хозяевам Южно-африканской республики. Они принадлежат потомкам тех, кто много веков назад высаживался с кораблей на пустынные берега и десятилетиями возделывал эту землю. Ты же вправе распорядиться всем этим так, как подскажет тебе твоя совесть. Показывать ли это письмо твоему двоюродному брату – решай сам, но без него самолет найти будет сложно.

Оставить тебе точные координаты места, где мы спрятали самолет, я не могу – знай только, что я принял все меры к тому, чтобы этот самолет не нашли. Это письмо вполне может попасть и в недобрые руки. Но я оставил несколько подсказок, которые помогут тебе его найти. Спроси у отца, где он прятался, когда я хотел его выпороть.

Не держи на меня зла. Твой дед

Дэвид де Вет

…

Не знаю, сколько я лежал в оцепенении и не слышал стука в дверь. До меня дошло, что стучат только тогда, когда кто-то саданул со всей силы по двери ногой. Спрятав письмо под одеяло, я пошел открывать.

– Мир, братишка? – на пороге, лыбясь на тридцать два зуба, стоял Ник, держа в руках бутылку дорогого французского шампанского «Боллинджер» – я так подумал, что делить нам нечего, а то, что мы в одночасье стали миллионерами, отметить стоит. Как думаешь?

…

Ну, что тут делать? Родная кровь, как никак.

…

– Заходи, – я отступил в сторону, – только имей в виду. Будешь выступать – получишь!

– Аналогично, братишка, – Ник прошел в номер, расположился у журнального столика. – У тебя бокалы для шампанского тут есть?

– Внизу, – я показал на мини-бар. – Имей в виду, я особо не употребляю.

– Ах да… – ехидно ухмыльнулся Ник. – Ты же у нас Эд-девственник…

– Давно не получал по мордасам? – нахмурившись, двинулся на него я.

– Мир! – Ник, улыбаясь шутливо поднял руки – Мир, дружба, жвачка… У нас перемирие, ты забыл?

– Тогда держи язык за зубами! Иначе и в самом деле получишь по морде лица. Шутник…

– О,кей – Ник обезоруживающе улыбнулся, разлил шампанское в бокалы, поднял свой – ты, кстати, не расскажешь мне, чего такого оставил тебе дедушка, о чем нельзя никому рассказывать?