Сага о Первом всаднике. Время проснуться дракону. Часть 1

« – Кажется, это все короли и королевы!», – пораженно подумал Лион, приостанавливаясь возле особо красочного полотна, где была изображена милая темноволосая дама в окружении трех детей и нескольких собак разной породы. Разглядеть получше и прочитать табличку под полотном ему не дали:

– Ли, не цепляйся тут! Потом посмотришь! – крикнул ему Корр, уже выходя в противоположную дверь. И пришлось тому нестись сломя голову, чтоб нагнать друзей.

Хотя и приглядываться было некогда, и много интересного для Ли так и осталось не рассмотренным, но даже так он приметил, что после дверки с магическим замком, окружающие их помещения значительно изменились.

Обложенные дорогим мрамором, но в принципе безликие стены Посольского двора, оштукатуренные и беленые поверхности по бесконечным лестницам и переходам, теперь сменились на интерьеры, одетые в более изысканные и роскошные материалы. В зависимости от предназначения, помещения, через которые они проходили, были или расписаны фресками, или увешаны гобеленами, или покрыты тонкой резьбой по камню в староэльфийском стиле, а длинные переходы были сплошь забраны в деревянные панели. А на каждом повороте коридора, на каждом пролете лестницы, стояли полностью вооруженные воины, провожающие их настороженными взглядами. И в нескольких местах, чтоб пройти, Таю приходилось предъявлять свой медальон.

Наконец они вышли в хорошо освещенный зал с расписными стенами и золоченой лепниной под куполообразным потолком. Большое квадратное помещение в разные стороны вытягивалось в длинные коридоры. А еще, охраны здесь было в три раза больше на одну квадратную сажень, чем по всему пути их следования!

Слегка притормозив свой галоп, которым он пронесся через весь дворец, Тай посчитал нужным именно здесь сделать кое-какие пояснения для Ли:

– Значит так! К той части залы ты никогда и близко не подходишь – там покои его величества и наследного принца. Эта часть для тебя доступна, но не перепутай – слева комнаты его высочества Ройджена, а справа его высочества Виктора – где мы и будем жить, – услышав в ответ согласное «Угу», Тай собрался было развернуться и направиться в им же самим указанном направлении. Но его аж передернуло, когда Ли, не удовлетворившись одним согласием, следом задал и вопрос:

– А мы че, с Виком и здесь в одной комнате жить будем, как в трактире?! – слова, сказанные звонким мальчишеским голосом, ударились о штукатурку ближайшей стены и улетели под потолок, который колоколом разнес их по всей зале, сделав достоянием общественности. Ну и как следствие, солдаты и слуги, в силу служебных обязанностей находящиеся в комнате, услышав их, негодующе скосили глаза на глупого эльфенка и сопровождающих его оборотней.

Корр с Таем ошалело переглянулись, а когда их слегка попустило от эльфяткиной выходки, Ворон сказал Таю:

– Так, сейчас обустроимся, и надо будет этому дикарю хоть какие-то основы местного политеса вдолбить, а то мы с ним еще наплачемся!

Тот, кивнув соглашаясь, зашипел уже на Ли:

– А ты будешь сидеть в покоях безвылазно, пока я не разрешу тебе выйти! Если ослушаешься в этот раз, то я самолично возьму в руки лозину и тебя выпорю! Ясно?! И запомни перво-наперво, здесь – в стенах этого дворца, никакого Вика нет, а есть только его высочество Виктор! – и грозно посмотрел на прижухшего от страха парня, и даже вроде как клыки показал. Таким его Ли еще никогда не видел!

ГЛАВА 2

А в это время сам Вик находился в спальне больного отца и никаким «высочеством» себя не ощущал.

Ему вообще, в данный момент, хотелось стать маленьким мальчиком, зим трех… сползти с этого дурацкого кресла, на котором он сидел, и прямо так – на четвереньках, подобраться к кровати. А забравшись на нее, привалиться спиной к отцу и почувствовав тепло родного человека, забыться в уюте и защищенности его объятий.

Но, конечно же, он не мог себе этого позволить, как бы горько и тоскливо ему сейчас не было.

« – Как так случилось?!» – в каком-то полубредовом состоянии пытался осознать страшную действительность Вик.

Всего-то год назад, когда он видел отца в последний раз, тот был уверенным в себе и своих силах крепким, цветущим мужчиной. Да, не молодым уже, но ведь и не старым, а самое главное – совершенно здоровым! Отчаяние с новой силой захлестнуло Виктора, поднимая у него внутри злобу на неумолимые обстоятельства и наворачивая на глаза слезы.

– Принц, ты задержался в пути, мы ждали тебя еще вчера утром. А ты даже с закатом не объявился. Батюшка твой очень слаб и я дал ему сонного зелья. Так что сейчас он с тобой поговорить не сможет – придется все отложить до вечера, когда он проснется.

« – А-а, это ж Владиус! Он уже был здесь, в спальне, когда я вошел…», – стал приходить в себя от первого потрясения Вик, выдернутый из своих горестных мыслей тихими словами Архимага.

Но, несмотря на упомянутое зелье, отец вдруг пошевелился и приоткрыл глаза:

– Мальчик мой… ты приехал… – прошелестели едва слышимые слова, а между покрасневшими веками блеснули слезы.

Вик не выдержал – плюнул на все условности и рванул с кресла. Уже в следующее мгновение он оказался возле кровати, опустился на колени и взял руку отца в свои.

– Я здесь отец,– ответил он, при этом стараясь не всхлипнуть, как ребенок.

– Я так ждал тебя… – едва слышно произнес тот и видимо сразу после этих слов все-таки провалился в сон – глаза его закрылись, а рот, наоборот, расслабленно приоткрылся, и послышалось хрипловатое замедленное дыхание.

Сзади подошел маг и потянул Вика за локоть:

– Пойдем в другую комнату, поговорим, – и направился к двери.

Принц заставил себя выпустить руку отца. Она, рука эта, которая была не крепкая и сильная, как он помнил, а хрупкая и слабая, безвольно выскользнула из ладоней сына, заставив того еще раз содрогнуться от осознания ужасной перемены, произошедшей с родным человеком.

Двигаясь вслед за Владиусом, Вик старался выдернуть себя из тумана дурного сна, которым ему стало казаться все происходящее с той минуты, как брат произнес первые слова о болезни отца. Для разговора с Архимагом нужна была ясная голова, а не тот горшок с холодным киселем, который сейчас он ощущал на своих плечах вместо нее.

Маг, видимо чувствуя состояние принца, первым делом, когда они вошли в соседнюю комнату, заставил выпить его бокал вина с добавленным туда каким-то порошком. И хотя осевшее густым осадком зелье испортило благородный вкус, но дело свое сделало. Только успев сглотнуть мерзкую гущу, Вик почувствовал, как мысли его перестают жаться по углам в холодеющей оторопи, а начинают двигаться гладко и спокойно.

И тут же мозаика сложилась…

Осколки воспоминаний, фрагменты того, что он увидел по прибытии, кое-какие собственные, неясные до этого мгновения, ощущения, сложились в целостную картину происходящего:

– Это не болезнь, обычная человеческая, да? Это опять магия того чернокнижника, что убил маму? – спросил Вик Архимага.

– Да… – сокрушенно ответил тот.

– Почему ты не уберег его?! – все чувства Виктора, обуревавшие его в эту минуту: горе и страх, отчаяние и паника, были готовы вылиться в злость на Архимага и возложить всю вину за случившееся на него.

– Да-а! В этот раз я не смог! – воскликнул тот, и принц почувствовал, что боль терзает его не в меньшей, а может даже и в гораздо большей степени, чем самого Вика, множась на чувство вины и невозможность изменить прошлое.

Это неподдельное горе, прозвучавшее в голосе Владиуса, немного охладило злобу Вика, разгоревшуюся внутри, и заставило его более трезво смотреть на вещи.

А как иначе мог относиться к своей роковой ошибке Архимаг королевства? Кроме того, что он был главным защитником интересов Правящей Семьи, он и сам был членом ее по своему рождению.

Вскоре, после воцарения Первых человеческих королей на землях эльфов, в Семьях перестали рождаться дети, поголовно наделенные магией. И тогда было решено учредить должность Архимага, в обязанности которого входило оберегать и Семью, и королевство от потрясений. И естественно, что новая сложившаяся традиция предписывала назначать на нее волшебника с королевской кровью – из тех детей, что все-таки были одарены магией.

Может быть, только благодаря Верховным Магам, во времена Смут и смогли выжить прямые потомки Первых королей…

Но, с утратой поголовного владения магией членами королевских Семей, случилась и другая напасть – видимо, как плата за редкий теперь Дар, у волшебников не могло быть детей. И, соответственно, маг не мог быть продолжателем Семьи и наследовать трон.

Правда, когда-то в Ардине был принц, наделенный магическими способностями, который, вопреки уже тогда сложившимся традициям, пожелал править сам после смерти отца. Дело, кстати, было сразу после окончания вековых Больших Смут. Но, ни к чему хорошему это не привело, хотя он и говорил, что взваливает это бремя на себя во благо королевства и Семьи.

Маги, как известно, живут долго и только сила Дара способна ограничить его жизненный путь. Тому принцу, или уж лучше называть его королем Ардина, доступная ему сила магии позволила продлить свой век зим на четыреста. Его родные братья давно скончались и их дети тоже, и внуки, и правнуки… так что к концу жизни короля его окружали только очень дальние родственники, среди которых найти потомка прямой линии Семьи, было очень сложно.

В последние годы своего правления король–маг старел прямо на глазах – здоровье его таяло с ускоренностью пропорциональной прожитым годам, некогда ясный ум мутился, а Дар слабел с каждым днем.

А между тем, во дворец стали заявляться все чаще и чаще претенденты на звание его Наследника. И каждый, при этом, имел свиток с Древом Семьи и ворох старых пергаментов, которые давали право на эти претензии.

А с того дня, как король-маг умер, своей уж смертью или нет – неизвестно, королевство опять встало на путь смуты.

Было понятно, что претенденты и их семьи начали готовиться к этому моменту заранее. Чтобы достичь желаемого в ход шло все – и золото, и угрозы, и шантаж. И в результате этих инсинуаций документы, летописи и метрики, которые были подняты Советом для того, чтобы все-таки выявить прямого наследника, оказались противоречивы, многие явно фальсифицированы, а некоторые частично или полностью утрачены.

Когда Совет не смог указать с определенной достоверностью на кого-то из претендентов, в ход пошли более жесткие аргументы – войска, которые, как оказалось, к этому моменту имелись у каждого именующего себя Наследником.

И опять королевство стало погружаться в междоусобные войны.

Благо, в тот раз, волшебницы Зачарованной Долины вмешались сразу же, не дав разгореться огню смуты в полную силу. Среди претендентов был указан прямой наследник, а остальные приведены к присяге.

Тот урок был выучен всеми Первыми Семьями, прямыми потомками Дола, и древняя традиция в каждом из семи человеческий королевств была закреплена Законом, запрещающим восхождение магов на престол.

Но традиции в назначение на должность Архимага остались прежние.

В каком поколении они с Владиусом были родственниками Вик не помнил, но знал, что как Архимаг, тот был при Первой семье Эльмера, уже зим триста.

– Ты сказал, что в этот раз не смог. А что, покушений было много? – пораженно спросил принц мага, понимая, что вероятно, он был не прав, обвиняя того в халатности.

– Да. С того года, как умерла королева – угроза стала практически постоянной. Я думаю, что ты помнишь, столь скорбный факт, что твою матушку он убил через цветок? – стал рассказывать Вику Владиус то, чего тот, живя в дальнем замке, не знал.

– Обычная роза – одна из целого букета, стоящего в вазе. Никто и не подозревал, в тот раз, что ее аромат, отравленный черной магией, смертелен. Не прошло и года, как скончалась ваша мать, и король отправил тебя от греха подальше в Ястребиный Утес, Ройджена в Академию, а Ричарда, за невозможностью полностью удалить Наследника от Двора, окружил магами и оборотнями, и случилось следующее покушение. Если не ошибаюсь, это была книга, опять одна из многих стоящих на полках в рабочем кабинете короля. Потом были перчатки, как бы невзначай забытые на комоде, чернила в чернильнице, чужая пуговица, закатившаяся под кровать. Я всего и не упомню… главное, что все это были вещи, которые не бросались своей приметностью в глаза и вполне могли находиться на тех местах, на которых их находили. Урс, он, как ты помнишь, раньше состоял при твоем отце, чуял их сразу, даже поперед меня. Но в последний, оказавшийся роковым раз, ни он, ни я не смогли ощутить черную магию в том предмете, который был ее носителем. Потому что это была свеча, и испускать заложенное в нее заклятие начинала, только когда ее поджигали. А стояла она, что самое ужасное, в подсвечнике в спальне короля…

– А отец любит спать при свете свечи… – закончил этот скорбный рассказ Вик уже сам.

– Да. И опять, как и в первый раз, я не могу ничего предпринять. Несмотря на то, что каждый раз я настойчиво изучал найденный магический предмет – ничего определенного выявить так и не смог, к своему стыду признавая, что эта магия для меня недоступна.

– Она что, так уж сложна? – пораженно спросил принц, ведь всем было известно, что их Владиус далеко не на пустом месте считается сильнейшим магом королевства. И что же тогда получается?

– Там слишком много всего намешано – магия крови, некромантия, большое количество использованных ингредиентов и все это связано меж собой неким узором неизвестного плетения. Но главное, вся эта мешанина привязана к явно эльфийской основе. И, предупреждая твой вопрос, скажу, что, ни посторонних людей, ни признаков какого-то тайного проникновения в семейные покои, мы так ни разу и не обнаружили, – сокрушенно развел руками Архимаг, заканчивая свой рассказ.

Вик пригляделся к нему. Там, в спальне отца, задвинутые наглухо шторы и собственная горестная отрешенность не позволили ему хорошо рассмотреть старшего родственника. И вот теперь, глядя на него, сидящего в кресле с утомленно откинутой головой, под ясным дневным светом, Вик мог видеть изменения произошедшие и с Владиусом.

Он, который не казался намного моложе отца только благодаря окладистой бороде и полной спокойного достоинства манере поведения, теперь действительно выглядел на людские зим шестьдесят. Меж бровями и в углах глаз залегли морщины, в недавно еще гладких темных волосах и бороде, появились седые пряди. А провалившиеся глаза, с красными воспаленными веками, говорили о том, что если больного короля маг и поил сонным зельем, то сам он уже давно не спал.

– Тебе нужен отдых, – сказал с сочувствием принц.

– Ничего, я выдержу. Сейчас нельзя расслабляться. В предстоящие дни нужно столько всего еще сделать! – и произнося эти слова, утомленно вздохнул.

– Ск… сколько осталось… батюшке? – не сразу смог проговорить свой вопрос Виктор.

– Не более десятницы…

Как прошли эти десять дней? Да плохо, конечно!

Засыпать Вик боялся, думая о том, что уготовано им на завтра. Просыпался и того хуже – уже в страхе, а не наступил ли тот самый страшный день.

В результате спал он не более двух часов – с трудом уснув, и вскакивал от первого крика петуха, как если бы, не еле слышное ку-ка-ре-ку доносилось с далекого птичьего двора, а ведро холодной воды выливали ему на голову.

Малый сон усугублял метание сумбурных мыслей, в которых боролись меж собой неверие в происходящее и осознание тяжелых фактов реальности.

В результате тот ледяной и тягучий кисель, образовавшийся его голове в первые мгновения после сообщения Рича о смертельной болезни отца, так и колыхался там, держа Вика в каком-то туманном нереальном мире, меняя местами сон с явью. Он ходил и делал все как обычно, разговаривал и что-то отвечал, и, вроде, даже ел, когда ему подносили, но звуки были глухими, разговоры невнятными, а смысл происходящего вокруг – ускользающим. Зато в коротких снах все было ярким, четким и реальным: и смеющаяся мать, и старающийся казаться серьезным отец, и он сам, Вик, скачущий на первом своем пони по кругу двора – им на радость.

Несколько раз, за эти десять дней, Вик, было, порывался попросить у Владиуса того прочищающего мозги зелья, но… как-то ни разу до мага он так и не дошел. Мерзкое малодушие нашептывало ему, что на трезвую голову все станет только больнее.

Очень сбивало с толку и то, что утрами и вечерами, после дневного отдыха, он часто находил отца в его кабинете полностью одетым и вполне бодрым. Тот, как и помнил его Вик в прошедшие годы, сидел за столом, разбирая бумаги и давая указания секретарям.

Виктору вначале всегда приходила мысль о приснившемся кошмаре, случившемся с ним на переполненный после трапезы желудок. Но, когда последний служка удалялся, то сразу же ужасная реальность давала о себе знать – король, как только они остались одни, устало откидывался в кресле, щеки его начинали пылать лихорадочным румянцем, а на лбу выступала испарина.

Тогда, видя, что сын смотрит на него пораженно, король горько усмехался:

– Мальчик мой, как ты думаешь, смогли мы с Владиусом обмануть служек?

– Смогли, вы даже меня обманули… – расстроено погружаясь снова в «холодный кисель», из которого он едва выныривал, отвечал ему Вик.

– Все знают, что королю нездоровится. Но, приболел – это, знаешь ли, не присмерти… а знать истинное положение вещей подданным пока не следует, – и отец опять усмехался, ставшей привычной для него за последние дни, горькой улыбкой.

Вика прямо корежило от нее, и ему начинало казаться, что и он чувствует жар, боль и ломоту во всех членах, которые мучили отца.

Все разговоры, которые велись в его присутствии, вызывали у младшего принца неприятие и раздражение. А разговоров, спеша уладить все дела, больной король вел много со всеми своими сыновьями.

С Ричем, Наследником, отец все больше говорил о государственных делах, в которых Вик, живя последние годы в отдалении от дворца, был совершенно несведущ. Но, когда разговоры начинали крутиться вокруг предстоящей свадьбы брата – тут он как просыпался:

– Какая свадьба?! Отец, ну кто из нас сможет веселиться сейчас?!! – встревал он. А ему объясняли что-то про Договоры, наследников и долг перед королевством.

Впрочем, хотя его как маленького мальчика и не выпроваживали после подобных взбрыков, но и в расчет его возмущения не брали. Даже Ричард, выглядевший удрученным при подобных разговорах, королю не перечил.

А вот когда отец вел беседы с Роем, вторым старшим братом, который теперь был облечен саном и, к тому же, совсем недавно назначен Верховным Святителем Храма Светлого, тут уж младший принц совсем выпадал из темы. Слушая наставления отца, он недоумевал:

« – Да какая разница в кого верует народ больше – в Светлого или Темного – это ж все равно один и тот же Создатель?!» – и возмущался про себя, что больной отец тратит свое время на такие никому не нужные разговоры.

С ним самим, с Виком, отец на серьезные темы не заговаривал, а все больше вспоминал мать, старые времена и детство младшего сына.

Только однажды он завел разговор о Даре, которым был наделен Вик от рождения. А что о нем говорить? Был он, и нет его – запихнули куда подальше, прикрыв запретом. Сам Вик и не помнил ничего из того, что было с ним в пять зим, когда Дар тот проснулся.

Но отец напомнил ему, что так просто держать магическую силу «на привязи» чревато большими проблемами – вон и сны плохие сыну снятся, превращая ночи в кошмары, и перепады настроения случаются, которые дополнительной сдерживающей магии требуют, и болезни нежданные, которые могут обрушиться на него.

А потом, вдруг, предложил снять запрет – вроде, раз свадьба Рича назначена и венчание случится не позднее, как в первый месяц осени, то и ему Вику можно теперь Дар «отпустить». Единственное, что не надо бы им пользоваться начинать – так для всякого, пока у молодой пары дети не пойдут.

Под эти слова отца почувствовал Виктор, как в его груди, в подвздошной области, завозился, жалобно просясь наружу, тот «зверек», что жил там. Но знал принц, что «зверь» тот хоть и мал, но злобен и временами не просто скребется, а и рвется наружу, раздирая нутро когтями.

А еще вспомнил Вик свои сны, в которых дракон – не прекрасный могучий заступник от Зла, как в людских и эльфийских легендах, а ужасное огнедышащее чудовище. Вспомнил, как воочию видел в своих сновидениях и красный, отливающий пурпуром, глаз, и громадные когти, по краю отсвечивающие подобно лезвию кинжала, и клубы черного с искрой дыма, пышущего из ноздрей. Как со страхом обозревал города и поля с высоты неимоверной, когда летал на том драконе. А еще боль ужасную в ногах от кровавых ран, разодранных чешуею острой, и как ноги те саднило и пекло, даже когда он просыпался по утрам, хотя крови и не видно было.

И испугался он – что там вырвется еще наружу из него, удерживаемое на месте много зим? И сможет ли он совладать с этим «зверем»? Так что, сказал он тогда отцу, что потерпит еще – пока у Рича свои наследники не появятся.

Дни текли, кажущиеся длинными, пока их проживаешь, а оглянешься назад – так только мелькают, проносясь мимо – два… пять… девять…

А потом и случилось, что было обещано Архимагом… и во что до последнего не верилось – король умер. Отец умер!!!

Как прошли похороны и поминальная трапеза? Да как – тяжко было… а для Вика, так совсем, как в тумане, привычном уже – «кисель» в голове совсем загустел за десять-то дней. А может чем и Владиус опоил, так как Рич с Роем, кажется, были в том же состоянии – медлительными, спокойными, с тусклыми глазами.

И вот, теперь он сидит поутру в зверинце, в клетке Тая, а голова его раскалывается. С чего бы? Поднатужившись, Вик стал вспоминать.

Были похороны – тянущиеся и тянущиеся, утяжеленные всякими церемониями – все ж королевские…

« – Бр-р…» – Вик встряхнулся. Нет – это вспоминать он не будет.

Потом была поминальная трапеза. Он ел… нет не ел, а только пил…

А потом был эльфенок – Малыш Ли… он тащил его на своих плечах в покои…

А покои-то были пусты… точно, вспомнил – оборотни-то еще днем в живность свою перекинулись и разбрелись – один в свой старый вольер, а другой… незнамо куда – пырх в окно и на улицу. Им-то тоже тяжко – они короля, отца Вика то бишь, с малых лет воспитывали и охраняли. Так что горевали оборотни по королю Ройджену, ушедшему безвременно, как и положено горевать друзьям давним и хорошим – то есть, тяжело и бурно. А такое горе легче пережить, перекинувшись в зверя.

А дальше… дальше решили они с Ли идти к Таю. Зачем? Да кто ж знает…наверное, покои были совсем пустыми…

Далее… им принесли ужин – Тигру цельную ногу бычка, а им… тарелки с чем-то… это все съел эльфенок, а он… опять пил…

Потом они спали. Прямо в пещере, на куче соломы – в логове тигра. Справа помнился большой мохнатый горячий бок зверя, а слева, вздрагивающий во сне эльфенок… этот мягким не был… своими худющими коленями и локтями…

И вот теперь, поутру, он сидит на каменном уступе больной и разбитый, а в голове его умостились туманная пустота пополам с обреченностью – что дальше?… Как оно будет дальше?… А зачем оно вообще надо, это «дальше»?!!

Вик осторожненько повел головой, оглядываясь. На более энергичное движение он не решался, а то к пустоте и обреченности добавлялись и перекатывающиеся от виска к виску тяжелые острые булыжники.

А вокруг, собственно, ничего не изменилось за те десять зим, что он здесь не был.

Когда-то, в те давние времена, когда эти земли принадлежали эльфам, весь город занимал только этот, самый большой холм и вмещался в малый крепостной круг. Затем, когда один из эльмерских королей решил перенести сюда с побережья столицу, и началось заселение прилегающих холмов, пришлось возводить и большой круг стен, который, впрочем, на сегодняшний день, оказался тоже внутри разросшегося города.

А малая крепость, постепенно, стала чисто дворцовой территорией. Сам дворец, с его жилыми покоями, торжественными залами, хозяйственными постройками, садами и конюшнями, казармами охраны, Посольским Двором и гостевыми флигелями, расстраивался, громоздясь и расползаясь по холму, от когда-то небольшого замка эльфийского наместника, расположенного на самой его вершине.

Зверинец же, как и прочие составляющие дворцового хозяйства, в течение веков разрастался, сползая по склону и нависая одним своим двором над другим.

Как помнил Вик, справа от тигриного двора, должен быть такой же львиный, неделеный на сегменты вольеров, а слева тоже кошачий – толи с черными пантерами, толи пятнистыми леопардами. Снизу – слоновий загон, видимый даже с верхней обзорной галереи, а выше – крытые клети, для мелкой теплолюбивой живности.

В самой близости к дворцу, практически в его садах, были территории не укрытые решетками, призванные радовать нежный дамский взор и создавать впечатление вольной жизни в природе. Там обитали олени, на которых, понятное дело, никто не охотился, разные белочки и зайчики, пруд с лебедями и утками, а в теплое время года в парк выпускали и павлинов.